Внимание!
четверг, 06 февраля 2020
00:06
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 07 декабря 2017
Название: Свобода выбора
Автор: Astera Orey
Иллюстратор: KirioSanjouin, ссылка на иллюстрацию
Размер: 15 162 слова
Рейтинг: PG-13
Категория: джен
Жанр: AU, постканон
Персонажи/Пейринг: ОМП, эпизодически Корифей, Солас, Имшаэль и др.
Саммари: Пятьдесят лет после событий ДА:И. Корифей победил; центральная и северо-западная части Тедаса объединены под знаменем Империума. Волк не собирается отступать, и война за мир продолжается - но что могут сделать смертные, когда сражаются боги?
Предупреждения/примечания: AU, постгейм, очень много допущений
Ссылки на скачивание: docx | pdf | fb2
Глава 1 – Измена
Я должен был понять сразу.
Непозволительная беспечность!.. Я должен был понять всё еще у главных ворот Норд Шевин, когда не ощутил привычной зыбкой дрожи в воздухе. Там, где растет красный лириум, воздух всегда колкий, будто пронизанный тысячью лезвий-струн; кажется, сделай лишний вдох – и легкие вскроются изнутри. Но в Норд Шевине пахло лишь дымом костров и сырой после дождя землей.
Хватило бы и нескольких лишних мгновений – стоило лишь прижать ладонь к стене и не почувствовать передающейся от камня вибрации. Эту пограничную заставу выстроили уже после Темных Времен, почти что полвека назад, и лириумные жилы здесь были врезаны глубоко в кладку и грунт. Я хорошо помнил дозорные башни Вейсхаупта, как багряно-алая россыпь хрусталя оплетала внешние стены, основную линию обороны, как смертоносными шипами пробивалась из каменных трещин.
В Норд Шевине не было ни мазка алого – и, проклятье, конечно же, я должен был заметить! Но я спешил, слишком спешил и слишком стремился оказаться в хотя бы относительном тепле после двухдневного гона.
Было далеко за полночь, и дождь хлестал так, что, казалось, небо раскололось вновь и всё целиком пролилось на землю. Я отпустил поводья, позволив коню самому выбирать дорогу – сам я не различал ничего, кроме далеких огней впереди. Хвала Старшему, за Имперским трактом теперь следили хорошо, и размытые дороги почти сразу же по новой засыпали грунтом. Здесь, правда, у самой границы с Орлеем, дела обстояли несколько хуже, но я уже слишком устал, чтобы думать о том, насколько оправдан риск.
Я почти ожидал, что ночь не отпустит меня так просто, но все обошлось. В какой-то миг крепость резко выступила вперед, молчаливая и грозная, черный силуэт на фоне почти такого же черного неба. Но огни на караульных башнях горели ровно и ярко, что было хорошим знаком – оставленный без присмотра пост мог означать лишь вторжение.
Я натянул поводья, свистнул дважды. Со стены сбросили факел, я подвел коня ближе, спешился, ожидая. Переброшенная через плечо широкая алая лента вестового давала мне право прохода, но провоцировать храмовников стал бы только полный глупец.
Глухо скрипнул ворот, тяжелая решетка неторопливо поползла вверх.
– К нам сюда редко добираются гости, – негромко сказал человек по ту сторону. – Что привело тебя в Норд Шевин?
Он был одет в темную мантию мага, и я склонил голову.
– Срочное поручение к магистру, милорд.
– Алеон, – он посторонился, пропуская меня, коротко дал отмашку. Двое других караульных в серых плащах, почти неразличимые в темноте, отступили, не проронив ни слова. – Дождись утра, вестовой. Уже поздний час, и мне не хотелось бы беспокоить магистра. Его здоровье и так пошатнулось в последнее время.
Я действительно хотел бы отложить все до утра. Скакать ночью даже на свежей лошади, даже по Имперскому тракту было не слишком приятным занятием, тем более, что по пути сюда я несколько раз слышал волков.
Но я уже потерял несколько дней, сделав крюк на Безмолвных Равнинах, и каждая минута теперь разменивалась золотом.
– Прошу простить меня, милорд, – сказал я. – Но мое поручение не может ждать.
Наши взгляды встретились.
В иное время за подобную дерзость я мог бы запросто лишиться языка и сгнить на каторге или стать кормом в лириумных садах. Но здесь и сейчас я исполнял волю Старшего, и это давало мне право требовать.
Алеон зло поджал губы, но все же неохотно кивнул.
– Идем, вестовой.
Я молча проследовал за ним, отрешенно поглядывая по сторонам. Больше уже привычка, чем необходимость; вряд ли мне могло что-либо по-настоящему угрожать в крепости, полной храмовников. Взгляд выхватывал из темноты отдельные детали – безликая решетка забрал, серебристый блик на стременах, небрежно сваленная поленница…
На стенах мелькали тени – караульные обходили свои посты.
Какая-то неявная тревожная мысль мелькнула на краю сознания, но я списал ее на усталость. Мне надо было забрать бумаги и как можно быстрее вернуться в Минратос. Вести с Безмолвных Равнин были слишком важными, чтобы их можно было доверить птице или случайному гонцу.
Алеон отворил двери во внутренний двор крепости своим ключом и, пропустив меня, тщательно запер за нами вновь. Коротко указал на незаметный проход справа – узкая витая лестница уводила наверх, на второй ярус угловой башни. Здесь не было бойниц, и редкие факелы едва разгоняли темноту, так что приходилось подниматься почти вслепую.
Я молчал, спиной чувствуя чужой неприязненный взгляд, и почти что заставлял себя не опускать руки на рукоять кинжала.
Оставалось надеяться, что маг тоже помнит свою присягу.
– Жди здесь, – Алеон сухо кивнул на тяжелую дверь из темного дерева. – Я доложу о тебе магистру.
Я молча склонил голову.
Внутри оказалась небольшая комната, обставленная небогато, но удобно и как-то даже уютно; письменный стол с кипой бумаг и книг, два канделябра по бокам, гобелены и даже мягкий вышитый ковер на полу – я еще ни разу не видел подобного в пограничных крепостях храмовников. Разве что парадные гостевые покои Вейсхаупта были обставлены в похожем стиле, но Вейсхаупт все-таки был резиденцией Первого Стража и встречал посетителей и просителей чаще, чем многие благородные дома Минратоса.
Я подошел к узкому окну, зачем-то провел пальцами по холодному металлу решетки. Ставни были закрыты – обычная предосторожность; но мне уже почти до дрожи хотелось выбраться наружу и снова вдохнуть ветер.
Я не любил крепости. В них всегда ощущаешь себя как в ловушке.
– Спокойная ночь в наше время уже стала редкостью, не так ли?
Я торопливо обернулся.
Магистр был стар. Годы беспощадно высеребрили его волосы, собрались частыми морщинами у глаз. Ступая, он опирался на резной посох, но сухие руки его не дрожали – слабость еще не подчинила его себе окончательно, и прозрачный кристалл в навершии все еще тлел искрой дара. Голос его звучал насмешливо и ровно, как, наверное, и десятки лет назад, и взгляд был прямым и уверенным.
Но я увидел там почти нечеловеческую усталость.
И неожиданно – изумление.
– Милорд, – сказал я. Поклонился, отдавая дань уважения. – Прошу простить, что пришлось потревожить ваш сон, но...
– Но долг не знает исключений, – ровно закончил он. Подслеповато сощурился, всматриваясь в мое лицо. – Как твое имя, вестовой? Твое лицо кажется мне знакомым, но моя память уже не та, что была раньше.
– Хейден, – сказал я. – Нет, милорд, мы не встречались.
Он все с тем же недоверчивым изумлением покачал головой.
– Удивительно. Ты так напоминаешь мне одного друга из молодости... Раньше я принял бы подобное за знак судьбы, но возраст делает из людей циников. Что же, оставим это. Так чем я могу служить Старшему?
Заученные слова пришли легко. После семилетних тренировок я не забыл бы доверенное послание даже под пытками.
– Старший говорит: отведённое вам время вышло. Результаты вашего исследования должны быть немедленно доставлены в Минратос.
Повисла тишина.
Магистр смотрел куда-то в сторону, рассеянно поглаживая пальцами узорное древко посоха. Потом вздохнул и поднял голову.
– И ты знаешь, в чем состоит суть этого моего исследования?
Я отрицательно покачал головой. Странное, неприятное ощущение тревоги заставляло сердце биться чаще. Я чувствовал бы себя намного спокойнее, если бы прямо сейчас получил на руки необходимые бумаги и оказался как можно дальше от Норд Шевин.
– О, – задумчиво отозвался магистр. – Что же, позволь, я наложу печати.
Он прошел к столу и, неторопливо перебрав бумаги, отложил в сторону две исписанных тетради в дорогих кожаных переплетах, пухлых и пахнущих отделанным пергаментом. Усевшись в кресло, подобрал оставленную рядом с перьями сургучную палочку, аккуратно поднес к огню настольной свечи.
Я вздрогнул.
Нет.
– Милорд, – тихо позвал я.
Пожалуйста, пусть я окажусь неправ...
– Я ждал тебя два дня назад, вестовой Хейден, – не оборачиваясь, сказал магистр. – Что же задержало тебя?
Неявное чувство опасности холодным касанием прошлось по спине. Судорожно стиснув в ладони кинжал, я торопливо отступил на полшага назад, пытаясь одновременно рассчитать расстояние до двери. Комната была слишком мала, и я вовсе не был уверен, что успею уклониться.
И еще я отлично знал, что от чар крови и подчинения не спасает сталь.
– Я обнаружил еще один Источник и зеркало в Безмолвных Равнинах. Там были эльфы, те, что без валасслинов, целый военный лагерь. Пришлось сделать крюк, я не мог рисковать.
Тяжелая горячая капля сургуча растеклась по пергаменту.
– Милорд, – сказал я. – В Норд Шевине нет красного лириума.
Я должен был почувствовать это сразу. Что обмануло меня – ночь ли, усталость, или проклятая спешка? Глупец, я забыл о бдительности, добравшись до цели, потому что уже сколько лет никто не осмеливался напасть на пограничные крепости, никто не рисковал пересечь очерченные Старшим рубежи. Да и разве могла найтись сила, что справилась бы с храмовниками?
Разве что крепость открыли изнутри.
– Нет, – негромко отозвался магистр. – В Норд Шевине нет красного лириума. Опусти оружие, вестовой.
И темнота стянула сеть.
Еще с наших безжалостных полевых тренировок, где выживал едва ли каждый третий, я слишком хорошо помнил это проклятое чувство. Мне довелось испытывать его дважды – багровую дымку перед глазами и с ней одновременно удушливый страх утраты контроля. Отчаяние и беспомощность, когда ни тело, ни разум не повинуются тебе больше, потому что твоя собственная кровь предает тебя.
Этому невозможно сопротивляться.
Я разжал ладонь, позволяя кинжалу упасть на пол.
Магистр отложил сургуч и неторопливо поднялся, тяжело опираясь на посох. Повернулся ко мне; левая рука его кровила, и он недовольно поморщился, прижал запястье к груди. Бегло скользнул взглядом по валяющемуся на ковре лезвию, вздохнул, с каким-то ироничным состраданием покачал головой.
– Предатель, – тихо сказал я. – Ты же присягал ему на верность.
Он пожал плечами.
– Лгать столько лет было не так уж просто, вестовой. Но ради моей страны, ради моего друга, которого когда-то убил твой господин... это ничтожная цена. Как и все остальное, что мне пришлось сделать по его приказу. Эльфы, которых ты видел на Равнинах. Сколько их было?
Мне нужно было всего лишь одно мгновение.
Одно мгновение – чтобы он отвлекся, чтобы хотя бы чуть-чуть ослабил путы контроля, чтобы перестала кружиться голова.
– Около двух десятков, – ответил я – не мог не ответить. – Возможно, больше, я не стал подходить ближе. Не уверен, заметили ли они меня.
Я надеялся, что нет. В таком случае каратели могли еще успеть добраться до Равнин до того, как эльфы снимут лагерь. Вести о таких бродячих отрядах уже не раз доходили до Минратоса и Вейсхаупта, но беглые рабы каждый раз уклонялись от открытых сражений, исчезали бесследно – и неизменно появлялись вновь, словно искали что-то.
Конечно, все понимали, что наступит момент, когда им некуда будет отступать, и храмовники наконец-то вырежут их под корень. Я хотел верить, что моя весть поможет приблизить это событие – кара за мятеж могла быть только одна.
Тонкая темно-багровая полоска стекала по запястью магистра.
– Элувиан был цел? – коротко спросил он. – Источник?
Я вспомнил высокое зеркало в два человеческих роста, источавшее серебристое сияние – его было видно издалека теперь, когда время превратило стены святилища в груду валунов и щебня. Деревья и холмы все еще скрывали его от посторонних глаз, но мне тогда просто повезло – повезло взглянуть в нужный миг в нужную сторону и увидеть один-единственный искристый блик.
Это было как посмотреть на солнце вблизи и не ослепнуть.
– Не знаю, – ответил я. Прямой вопрос-приказ не давал мне права на молчание. – Я не стал подходить близко.
Магистр отвернулся, тяжело, тяжелее прежнего, опираясь на посох, подошел к окну. Раздраженно дернув плечом, свободной рукой отодвинул засов и толкнул наружу ставни. Те распахнулись беззвучно, и холодный ночной ветер ворвался внутрь, разметал лежавшие на столе бумаги.
Я вдохнул глубоко – так глубоко, как только мог.
И медленно, преодолевая сопротивление всего мира, стал поднимать левую руку к груди.
– Старший слеп там, где нет лириума, – отрешенно проговорил магистр. Хмыкнул сухо. – Впрочем, он никогда и не был всемогущим. Он не бог и не пророк... отчего же ты так безоговорочно верен ему, вестовой Хейден? Оттого ли, что тебя, что вас всех просто-напросто учили этому с рождения, этой песьей преданности, что не задает вопросов?..
Кристалл с черной живой смолой внутри висел на цепочке под рубашкой. Такой был у каждого вестового Вейсхаупта, небольшой и хрупкий – настолько хрупкий, чтобы можно было легко раздавить пальцами. Надо было только знать, как.
– Может быть, нас просто устроили ответы, – сказал я.
И сжал в руке гладкий холод.
...выдох.
Зачарованное стекло лопнуло почти сразу же, но я не ощутил почти ничего, ни боли, ни страха, когда осколки кристалла впились в ладонь, безжалостно взрезая кожу и плоть. Магия подчинения все еще вилась вокруг жгучими цепями, и душила все, что отличало человека от выпотрошенной куклы.
Но ей оставалось существовать всего лишь несколько мгновений – пока черные капли скверны впитывались в мою кровь.
А потом иная воля, всесокрушающая и грозная, полыхнула изнутри очищающим пламенем. И выжгла всё – и то, что казалось цепями, сорвало, как гнилую паутину.
Иная воля, что была и благословение, и сталь, и бич, хлестнула бескомпромиссным приказом "выживи" и приказом "убей".
Клянусь, я никогда еще не был так счастлив ему повиноваться.
Метательный нож лег в ладонь как влитой, я бросил его почти не глядя; промахнуться с трех шагов было попросту невозможно. Торопливо наклонился за упавшим кинжалом – и тут меня, наконец, догнала боль.
Кажется, я закричал.
Ощущения были такие, словно в спину по одному ввинчивались раскаленные сверла. Яд растекался по телу вместе с кровью, медленно и мучительно выжигая все на своем пути; яд для каждого, на ком не было благословения Старшего.
– Глупец... погибнешь тоже...
Моё – теперь, кажется, уже только и исключительно моё – желание убить этого ублюдка было настолько сильным, что отступила даже боль.
Почти вслепую нащупав и стиснув в ладони кинжал, я рывком поднялся на ноги.
Магистр все еще был жив, хватал губами воздух, дрожащими руками пытаясь зажать рану. Он, словно почуяв опасность, обернулся за мгновение до броска, и нож вошел глубоко в грудную клетку, вскрыл плоть чуть повыше сердца. Но не убил сразу, и с пробитым легким предатель мог бы даже, наверное, дождаться целителей.
Хорошо – я не хотел, чтобы он умер быстро.
Ладонь пульсировала жгучим огнем; жар, как от болотной лихорадки, тяжелыми волнами расходился по телу, скапливался где-то под горлом. Скверна беспощадна – лишь Серые Стражи, прямые вершители воли Старшего, без вреда для себя выносили ее яд.
– Не твоей марионеткой, – хрипло сказал я; по гортани словно возили наждаком. – Бумаги. Где они?
Стоило отдать ему должное – у него еще хватило сил усмехнуться.
Я с трудом добрался до стола – пришлось опереться на спинку кресла; ножом поддел ременные завязки на тетрадях. Острое лезвие легко вспороло кожу, я откинул дорогую обложку, торопливо перелистнул несколько страниц и, не сдержавшись, беззвучно помянул ублюдка по матери.
Проклятье.
– Бумаги, – резко развернувшись, я прижал лезвие к его горлу. – Исследование временного амулета, порученное тебе Старшим, магистр Дориан Павус. Где они?
Я солгал ему тогда – я знал, что мне предстояло доставить. Стражи не славились излишней доверчивостью и предпочитали при возможности проверять даже самых верных. Даже тех, кто служил Империуму уже много десятков лет и на чьей репутации не было ни пятнышка.
Кто-то проверял и меня – я не знал, кто, как и когда; не знал и того, что было записано обо мне в тайных архивах венатори. Первый Страж сказала нам в первый день службы – «оставайтесь непогрешимы».
Всего-то.
– Жаль… – почти беззвучно прошептал магистр. – Мог…
Взгляд у него был уже мутный, направленный куда-то сквозь меня. Все-таки маги чувствуют боль так же, как обычные люди.
И умирают – так же.
Вестовые обычно не участвуют в пытках – на это есть дознаватели, и те, кто служили в Вейсхаупте и Вирантиуме, знали намного больше меня о болевых порогах и о том, как превратить тело в агонизирующий кусок мяса, при этом заставляя его жить. Так ломали для устрашения, для простых же допросов было достаточно красного лириума или скверны – устоять перед всепоглощающей волей Старшего не был способен никто. По крайней мере, я о таких не слышал.
Но у меня не было ни капли лириума, а скверна сейчас растекалась по моей собственной крови.
Сумасшедшая мысль пришла мне в голову, но я решил рискнуть, в любом случае терять было уже нечего. Торопливо закатал у себя рукав на левом запястье и потянулся к ножу.
Но не успел.
Магистр Дориан Павус умер.
Глава 2 – Садовник
Я тяжело прислонился к стене, пересохшими губами хватая воздух. Легкие горели огнем, надо было переждать.
Скверна не убивает сразу, не в таком количестве. У меня было в запасе еще около двух дней перед тем, как начнет отказывать память, и за это время мне надо было успеть как-то сбежать из Норд Шевин и передать весть об измене в Вейсхаупт и Минратос.
И еще оставались беглые эльфы, Источник и пропавшие невесть куда бумаги с исследованием Павуса.
Среди вестовых ходили осторожные слухи, что Старший может видеть и знать все, что видит и знает любой принявший скверну, но слухи – дело всегда ненадежное. Первый Страж Лауретт к таким вещам относилась холодно – порка и колодки напрочь отбивали у зеленых новичков любое желание сплетничать. Старшие Законы отрицали ложь в любом ее виде, а неподтвержденная информация едва ли чем-то от нее отличалась.
Сейчас я не мог позволить себе полагаться на случайность.
Вал Шевин стоял совсем близко, но идти туда было рискованно. То, что агенты венатори не смогли увидеть очаг мятежа у себя под носом, было по меньшей мере подозрительно, а с подозрительными делами лучше дать разобраться карателям. Но я смог бы, наверное, добраться до Холма Охотника, где стоял неваррский форт храмовников – оттуда весть легко и быстро достигнет Минратоса. Попробовать стоило; в любом случае, дорога на юг и запад мне была закрыта.
Оставалось выбраться из крепости.
Магистр Павус в смерти выглядел спокойным. Я обыскал его, но, как и думал, безрезультатно – впрочем, если он действительно успешно лгал Старшему полвека, то вряд ли можно было надеяться на то, что он оставит специально для меня посмертную записку, разоблачающую его план диверсии. Документы на столе тоже не несли никакой важной информации – карты и исторические хроники; ни заметок на полях, ни каких-либо следов или зацепок.
Две тетради, которые магистр собирался передать мне, содержали его мемуары. Мемуары! Стоило признать, у предателя было чувство юмора – если бы я действительно доставил это Старшему, легкой смертью я бы не отделался.
На мгновение опять накатила слабость, пришлось сделать несколько глубоких вдохов и зажмуриться, пережидая приступ. Тело безуспешно пыталось бороться с ядом; я знал, что в какой-то момент вообще вряд ли смогу двигаться. Но по крайней мере, в затылок перестали ввинчиваться раскаленные сверла.
И ко мне пришла еще одна сумасшедшая идея.
Если только мне повезет…
– Взываю к тебе, Старший, – одними губами прошептал я.
Говорят, раньше, в темные века, люди так же молились своему придуманному богу и так же не получали ответа. Но у меня перед ними было однозначное преимущество – мой бог и лорд совершенно точно существовал на самом деле.
И, в отличие от придуманного Создателя, не прощал ошибок.
Время уходило, я почти что чувствовал его тугую пульсацию в висках. На то, чтобы усадить мертвое тело в кресло – сухопарый магистр оказался неожиданно тяжелым – ушла почти минута. И еще минута – на то, чтобы нацедить в пустую плошку крови.
Я не знал, сколько потребуется. Не был уверен даже, что растворившейся во мне скверны хватит, чтобы сломить волю мага.
Но надо было рисковать.
...Взываю к тебе, Старший...
Чуть прихрамывая, я поспешно вышел в коридор и огляделся, стараясь подавить лихорадочную дрожь в руках. Единственный факел у стены чадил, пламя металось нервными всполохами.
– Милорд Алеон, – позвал я. – Магистр просит вас подойти.
Алеон ждал снаружи, и, к счастью, тяжелая добротная дверь и толстые стены крепости надежно скрыли то, что происходило в комнате. Оставалось надеяться, что густой факельный дым и полумрак не позволят ему сразу понять, что на моем дублете осталось немало крови.
На всякий случай отступив на несколько шагов, я склонил голову, как положено низшему. Внутри мягко горели свечи, и магистр Павус безмолвно склонился над столом с бумагами.
– Милорд? – негромко позвал Алеон.
Я ударил его в висок – не слишком сильно, он нужен был живым. Осторожно уложил обмякшее тело на ковер и, раскрыв ножом челюсти, влил ему в рот собственную кровь.
Мгновение – выдох.
Вдох.
...Взываю, Старший...
Алеон дернулся, тонкие пальцы его рефлекторно сжались, вцепились в ворс, словно сведенные судорогой. Кровь багровыми пузырями вспенилась на его губах, он выгнулся дугой, захрипел беззвучно – в распахнувшихся глазах мелькнул животный ужас осознания. Я едва сумел удержать его, когда он забился, отчаянно пытаясь вырваться и выплюнуть – но было поздно, этот яд действует быстро, и воля Старшего уже ломала его.
– Исследование Павуса, – торопливо сказал я. Зрачок его стремительно расширялся и сужался, радужка сменила цвет на черный. – Где сейчас бумаги?
Алеон сопротивлялся еще целых шесть секунд – я считал вместе с ударами сердца, держа кинжал наготове. Концентрация скверны действительно была слишком слабой, в какой-то момент я почти уже решил, что ничего не получится и придется действовать более грязно.
– Ферелден, – свистяще выдохнул Алеон. – На пути в Ферелден...
Проклятье.
– Когда было отправлено послание? – лишь усилием воли я удержал себя от того, чтобы ударить его. – Кто гонец? Говори!
Ненависть в его взгляде была почти осязаемой.
– Два дня назад... С женщиной, эльфийкой. Дженни.
Мне очень хотелось убивать.
Два дня назад – если бы я не сделал крюк на Равнинах, я отставал бы от нее буквально на несколько часов! Сейчас же расстояние между нами было почти что несократимо, и у меня в запасе осталось слишком мало времени, чтобы нагнать ее даже на свежих лошадях. Тем более, что к этому моменту я вряд ли буду достойным противником.
– Как она пойдет? – быстро спросил я. – Орзаммар или Редклиф?
Алеон попытался дотянуться до моего горла.
– Редклиф, – выдохнул он.
Я оставил его мертвым в миле от Норд Шевин. По его приказу караульные беспрекословно открыли ворота крепости и отдали мне свежую лошадь, но за предательство могла быть только одна плата, и в этом я не собирался спорить со Старшими Законами. Смерть от кинжала, к тому же, была намного милосерднее того, что предстояло мне.
Скверна пожирала тело быстрее, чем лесной пожар пожирает сухие деревья. Все сильнее хотелось выцарапать из себя собственную плоть.
Бесценное время утекало сквозь пальцы, и я не знал, что делать.
Я мог бы отправиться на север в Неварру, но это означало упустить последнюю возможность перехватить бумаги. Если бы мне повезло, очень-очень сильно повезло, неизвестную эльфийку Дженни могли задержать у переправы Вал Шевин, да и дорога к Редклифу была не из самых простых даже на хорошем коне. Но здесь я поверил Алеону – северный тракт контролировался Орзаммаром, а Орзаммар не станет нарушать Конкордат со Старшим.
Редклиф же был заброшен уже несколько десятков лет. Первая пограничная крепость венатори, он стал ключевым постом сразу после поражения Самозванца, и храмовники нарастили в нем столько красного лириума, что вода в озере Каленхад застыла поющим хрусталем. Его собирались использовать как основной форт снабжения для атаки на Денерим, но после последнего поражения при Монтсиммаре армия Империума была вынуждена отойти на север, окончательно уступив юг объединенным силам Ферелдена и Орлея.
Но Редклиф, упрямо не спустивший знамя Старшего, в одиночку держал осаду еще три года.
Говорили, жестокость и доблесть там стали единым.
Говорили, когда его защитников осталось меньше десятка, они начали песнь, вплетя в нее свою собственную жизнь и смерть – и после этого ни один враг не смог подойти к Редклифу, не-мертвому и не-живому, оставшемуся вечным стражем и вечным знаменем.
Я не знал, что сейчас происходит в Редклифе. В такие места лучше не соваться без пары-тройки венатори... а лучше не соваться вообще. Коракавус служил тому хорошим примером – даже магистры Минратоса не смогли очистить старую тюрьму и в итоге, бросив эту затею, попросту превратили ее в один из лириумных садов. Алые кристаллы вскрылись, словно нарывы, вспучили землю и разбежались в разные стороны на много миль, и, как говорили храмовники, даже песня там была почти невыносимым криком.
В Коракавусе я тоже не был и искренне надеялся никогда там не оказаться. Служба Старшему была честью, но одна мысль о том, как растущий лириум будет медленно протыкать кожу изнутри и дробить кости, вызывала лишь дрожь.
Неважно. Я должен успеть исполнить хотя бы один долг.
Словно в ответ, тело скрутило новым приступом судороги. Кашель вышел булькающим хрипом, легкие как будто выгрызало изнутри.
Чем же я стану к концу второго дня?
***
Конь был из хороших; я почти сразу же пустил его галопом, и почти два часа он не сбавлял хода. Город остался по правую руку, а впереди меж деревьев уже мелькала белая башня маяка у переправы Вал Шевин – плевать, я натворил уже достаточно глупостей, чтобы решиться на еще одну.
Придется рисковать, Минратос должен был узнать об измене.
На переправе должны были найтись почтовые птицы. Что же, в этот раз я буду осторожнее – и если здесь тоже не осталось лириума, придется искать другой путь передать послание. После этого я смогу пробраться на корабль и пересечь Недремлющее Море и оттуда – насколько хватит сил – скакать до Редклифа.
Отличный план, если не принимать в расчет отведенное мне время.
Воздух здесь пах морем.
И пел – едва ощутимой низкой вибрацией. Мне показалось, что теперь я стал различать ее намного лучше, чем раньше. Впрочем, поручиться было нельзя – и цвета, и звуки перемешивались; то кричали в голове ослепительной яркостью, то сливались в какой-то отвратительный мутный кисель.
Приземистый домик перевозчиков стоял неподалеку от пристани. Я спешился, благодарно похлопал коня по лоснящейся шее. Прихрамывая, добрел до тяжелой двери, и только сейчас заметил на ней грубый стальной замок.
И на всех окнах – заколоченные ставни.
– Не стоит беспокоиться, вестовой, – голос, прозвучавший из-за моей спины, был дружелюбным и мягким. – Они просто ушли отдохнуть в город.
Я торопливо развернулся, выдергивая кинжал из ножен.
Говоривший был мужчиной, с темными волосами и приятными, почти идеально правильными чертами лица. Но что-то неуловимое скользило в его глазах – зыбкая хмарь, не позволявшая сосредоточиться.
– Мне нужна почтовая птица, – ровно сказал я, не опуская руки. – И переправа, как можно быстрее.
Он не двинулся с места и даже не взглянул на оружие, словно бы ничуть не боялся нападения или угроз. Лишь слегка склонил голову набок, рассматривая меня с едва заметной улыбкой.
– Тебя было непросто отыскать, вестовой Хейден, даже для меня. Но ты всегда делал крайне любопытный выбор.
Я вздрогнул.
Понимание пришло вместе с почти животным страхом – я отступил назад, судорожно стиснул в ладони рукоять ножа. Пустая человечья глупость – таких, как он, нельзя было убить простой сталью.
– Садовник.
– Лорд Имшаэль, – легко поправил он. Усмехнулся. – Можешь даже опустить «лорд», я не настолько придирчив к мелочам.
Я промолчал.
Как оказалось, сложно придумать что-то здравое, когда перед тобой стоит первый палач Империума. Старшего боялись, но казнь от рук Старшего всегда была быстрой. Каратели и храмовники могли быть жестоки, но никогда не убивали без приказа. Венатори приносили жертвы, и ритуалы их были насквозь пропитаны кровью, но под нож они клали лишь рабов.
Лорд Имшаэль, Садовник, присматривающий за лириумными садами, где люди обращались живыми кристаллами, был непредсказуем.
К тому же, он не был человеком.
– Ты забавно интересен, Хейден, – с легкой насмешкой сказал Имшаэль. – Все, словно в старые добрые времена. Почему же ты выбрал пойти на юг?
У меня не было ответа, что мог бы меня спасти.
– Надеялся, что успею перехватить гонца у переправы, – хрипло сказал я. Сделав над собой усилие, вложил бесполезное лезвие в ножны, пытаясь не выдать, как дрогнули руки. – Моя вина, милорд... я принимаю, прошу лишь передать Старшему, я видел Источник и беглых эльфов в Безмолвных Равнинах на восток от Тревиса; отряд венатори мог бы…
Он прервал меня, нетерпеливо вскинув ладонь.
И – протянул небольшую чашу.
– Пей, вестовой Хейден, – мягко сказал Имшаэль.
Густая, багровая жидкость с темными разводами. Одинокая вспыхивающая и тут же угасающая алая искра на самом дне.
Что же, было глупо надеяться на снисхождение.
Не ощущая собственных пальцев, я поднес чашу к губам. Кровь терпкой солоноватой горечью осела на языке, расплавленным металлом пролилась в гортань. Затопила легкие, не позволяя ни дышать, ни кричать от боли, и черным липким ядом мучительно стиснула в когтях сердце.
И увлекла за собой.
Я не знал, сколько времени прошло.
Имело ли это вообще какое-либо значение – что такое время и расстояние для того, кто уже мертв?
Время и расстояние не существовали даже тогда, когда из темноты впервые родился свет – и я наблюдал за его рождением. Когда из света родились образ и материя – грозные и величественные – высокие башни и плещущие стяги, и стены домов, и резные плиты под ногами. Когда из образа и материи в единое целое соткались дух и плоть.
И я, задохнувшийся от света и силы, опустился на одно колено.
– Владыка.
Старший выглядел иначе, чем я представлял его. Художники часто изображали его на фресках то магом в алом зареве небес, то властителем в короне на золотом троне, то едва ли не рыцарем впереди огромного войска. Первый Страж Лауретт как-то обмолвилась, что он почти не похож на человека, что облик его может вызвать страх и даже отвращение.
Но только не у Стражей, потом сказала она.
Тогда я принял это просто как истину, еще один закон. Серые Стражи всегда были едины со Старшим, его личные посланники, получавшие приказы напрямую и оттого стоявшие над всеми прочими. Серые Стражи, единственные, кого не убивала скверна, были связаны со Старшим мыслью и волей – величайшая честь, оказываемая лишь лучшим из лучших.
Но сейчас я знал, что Лауретт имела в виду.
Сейчас я слышал песню – и Старший был ее средоточием.
Ее источником. Ее истинным намерением, стремлением и единственно-значимой правдой. Ее рождением и ее перерождением.
Отрицанием смерти.
Отвращение? Страх? Я был готов умереть за него, я был готов убивать за него. Его воля жила во мне продолжением моей собственной – и это было благословением и высшей наградой.
Отчего-то мне показалось, что он знает меня уже давно?
– Значит, время почти вышло, – ровно сказал Старший. Его взгляд был острым и изучающим. – К посвящению и присяге обычно приводят в Вейсхаупте, но сейчас не до традиций. Встань.
Я повиновался.
Очертания вокруг смазывались и плыли, как часто бывает в ускользающем сне. Городские улицы и башни двоились и сменялись высокими колоннами, я видел то тронный зал, то мраморный источник, окруженный зеркалами. Четкой была лишь фигура Старшего, нечеловечески высокая, длинные тонкие руки, изрезанные темно-багровыми лириумными струпьями.
И песня – глубокие низкие ноты.
Песня задавала вопрос.
– Я видел Источник на пути к Норд Шевин, милорд, – покорно ответил я. – Около двадцати миль к востоку от Тревиса, в роще между холмами. Не знаю, пуст ли он, я не смог подойти близко, но зеркало уцелело. Там встали лагерем беглые эльфы, те, что без валасслинов; около двух десятков, может, больше.
– Элувиан, – произнес Старший; незнакомое слово прозвенело чуждой резкой нотой. – Хорошо. Венатори вышлют туда людей.
Двух легионов было бы достаточно, чтобы разобраться с ними. Сборные отряды боевых магов и охотников не знали себе равных еще во время войны с Самозванцем, и разве беглые рабы могли им противопоставить хоть что-нибудь?
Песня отозвалась глухим рокотом.
– Фен`Харел сделал свой ход, и времени все меньше. Бумаги с исследованием Павуса должны быть немедленно доставлены в Минратос, Страж.
– Бумаги потеряны, милорд, – ровно сказал я.
Измена одного из доверенных магистров, не раскрытая даже ложей венатори – как далеко она разрослась?..
Старший слушал молча, но я ощущал его волю, словно свою – и холодный гнев из тех, что обращаются не знающим промаха и не знающим пощады клинком. Холодный гнев и обжигающая ярость звенели в каждой ноте песни, все громче и громче, почти что причиняя боль; я говорил, пытаясь не сорваться на крик.
Лишь однажды я видел гнев Старшего – тогда целую деревню, осмелившуюся вопреки закону спрятать от карателей отряд раненых орлейских солдат, стерло с земли огненным дождем.
Там все были виновны, сказал нам той ночью Страж-Командор. И те, кто укрыли врагов, и те, кто смолчал.
Промолчавшие – виновны больше всего.
– Имшаэль вернется в Норд Шевин, – наконец сухо и жестко сказал Старший. – Предатели будут наказаны.
Это было гораздо хуже огненной смерти. Наверное, я предпочел бы сгореть заживо, чем попасть в руки Садовника.
Я встретил взгляд владыки – и не посмел отвести глаз.
– Поручение должно быть исполнено, Страж, – холодный голос Старшего хлестнул бичом. – Любой ценой, и даже если весь Минратос придется обрушить в бездну. Имшаэль проведет тебя иным путем, тот позволит выиграть время, а красный лириум Редклифа все еще охраняет проход. Не подведи меня – расплата может оказаться больше, чем твоя жизнь.
Стиснув кулаки, я склонил голову.
Это было намного больше, чем то, что на что я мог позволить себе надеяться.
Глава 3 – Война трех фронтов
…Мягкое покачивание убаюкивало.
Хотелось ни о чем не думать, слушать тихий плеск волн и скрип древесины. Ветер пах той пьянящей свежестью, что свойственна лишь морю; редкие брызги холодом дразнили кожу. Где-то над головой туго хлопали паруса.
Дернувшись, я открыл глаза и, рывком сев, потянулся к кинжалу.
– Не стоит беспокоиться, – дружелюбно сказал Имшаэль. Он расположился рядом с тюками и лежаками, расслабленно опираясь на фальшборт и довольно жмурясь от солнца. – Через несколько часов мы подойдем к южной пристани, а там уже рукой подать до Халамширала.
Корабль шел вперед уверенно и ровно, белоснежными крыльями распластав паруса по ветру. Широкоплечий загорелый боцман с длинным тонким шрамом через всю щеку лениво покрикивал на рабов-матросов, перетаскивавших в трюм грубо сколоченные деревянные бочки. Вокруг, на сколько хватало взгляда, не было ничего, кроме воды.
Я никак не мог понять, что происходит.
– Милорд...
– Ты проспал трое суток, – невозмутимо отозвался Имшаэль. – Но, как мне помнится, тебе очень нужна была переправа, Страж Хейден?
Дышалось восхитительно легко, и грудь больше не пережимали невидимые тугие жгуты. Я вообще не чувствовал ноющей боли, ставшей уже почти привычной за последние часы после бегства из Норд Шевина. Легкие больше не жгло огнем, и цвета не смешивались в грязную кашу, напротив, став словно бы ярче и чище.
И я только что говорил со Старшим и остался жив.
Я осторожно посмотрел на Садовника.
– Можешь считать это преждевременным подарком, – фыркнул Имшаэль. – Но твои вести были действительно важны, и нельзя было позволить тебе обратиться в вурдалака. На войне не всех получается провести через посвящение по всем правилам официальных церемоний, иногда приходится работать в полевых условиях... Итак, что же приказал тебе Старший?
Я посмотрел вперед, где на горизонте, поднимаясь все выше, синела полоска суши. Песня и воля, что теперь были мной, отозвались уверенно и резко.
– Закончить задание.
Сон – я знал, что все Стражи, прошедшие посвящение, видят этот сон – все еще стоял у меня перед глазами. Я помнил все детали, словно они остались навеки выжжены в памяти; как сплетались тени и свет, как горела сила в руках Старшего. Я помнил его голос, каждое слово – мне казалось, я мог бы услышать его даже теперь, за десятки миль от Минратоса. Я ощущал его волю как часть себя.
Стражей никогда не пытались подкупить или склонить к предательству, и в этом было чуть больше, чем просто их легендарная верность клятве.
Скверна соединилась с кровью, и кровь приняла ее.
– Милорд, – сказал я, – Старший говорил, до Редклифа есть другой путь.
Если действительно прошло трое суток, эльфийка Дженни, скорее всего, уже достигла берега и сейчас находится на южном пути к Ферелдену. Но даже если мы пришвартуемся через несколько часов, время будет безнадежно упущено; даже лучшие кони не дадут необходимой форы.
Имшаэль мягко улыбнулся мне – и неосознанный страх холодом спустился по позвоночнику. Слишком, слишком нечеловеческим был его взгляд.
– Да, есть другой, короткий путь, – произнес он. – Поиграем в салки с Ужасным Волком, Страж, это будет забавно.
Если это была метафора, я ее не понял.
Имшаэль тяжело вздохнул.
– Ужасный Волк. Фен`Харел. Фенрир. Ну последнее имя ты просто обязан знать, даже в низших школах сейчас обучают основам старого тевена!
Здесь он был прав, но между основами и уверенным знанием разница была достаточно велика. Пожалуй, я мог бы понять общий смысл не слишком сложных текстов, но говорить на старом тевене не рискнул бы из опасений случайно оскорбить собеседника. Счастье, что Старший, хвала ему, решил не проверять, насколько я был прилежен в учебе.
Но, как ни странно, имя «Фенрир» действительно осталось в памяти.
– ...Созвездие? – очень аккуратно предположил я.
Имшаэль посмотрел на меня с насмешливым сочувствием.
– Ладно, – фыркнул он. – В конце концов, у нас впереди еще несколько часов пути, и мне положительно нечем заняться, кроме как раскрывать смертным великие тайны бытия. Что же, начнем, пожалуй, с того, что ваши архивы венатори именуют «войной трех фронтов».
Я честно постарался вспомнить все, что пожилой низенький клирик при дворовой школе когда-то рассказывал об истории и прикладной философии, но без особых результатов. Как и большинство тогдашних сорванцов, меня намного больше интересовали арбалеты и клинки, чем пыльные страницы. К тому же, к архивам венатори – если это были действительно те самые полумифические тайные архивы – допускались лишь избранные. В число которых я, разумеется, не входил.
– Война трех фронтов началась полвека назад с пробуждением Фенрира, – менторским тоном сообщил Имшаэль, – и с переменным успехом продолжается до сих пор, о чем большинство вас, смертных, даже не подозревает. Если очень упрощенно, то в ней участвуют три заинтересованные стороны, которые, хм, достаточно противоположно представляют себе будущий Тедас. Старший, свободные народы и Фенрир.
Понятнее не стало.
– Свободные народы это... еретики? – на всякий случай уточнил я. – Те, кто верят в Андрасте даже после поражения Самозванца?
Имшаэль лениво кивнул.
– Да, Ферелден и Орлей – то, что от них осталось. Кусочек Вольной Марки, кусочек Ривейна, Сегерон. Кстати, я бы не советовал на той стороне Недремлющего Моря называть Инквизитора Тревельяна Самозванцем, там его считают мучеником и героем. Забавно все получилось.
Я не совсем понял, о чем он говорит, и решил на всякий случай промолчать.
Бабка рассказывала мне об Андрасте – мне и остальным деревенским щенкам-молокососам, старшему из нас было девять. Но ни Андрасте, ни Создатель не спасли их от случайной банды разбойников, по пьяни спаливших полдеревни. Разбойников, которых вскоре после этого безжалостно вырезал посланный Вейсхауптом отряд карателей.
– На что они надеются? – вслух спросил я.
Имшаэль пожал плечами.
– Тем, кто никогда не владел магией, не очень по нраву магократия и внезапная смена власти, знаешь ли. Их вполне устраивал старый порядок вещей, а единоличное правление Старшего не приемлет подобных компромиссов.
– Впрочем, – усмехнувшись, добавил он, – Старший рано или поздно уничтожил бы их, если бы в игру не вступил Фенрир. Ты никогда не задумывался, почему армия красных храмовников так охотно сдала позиции?
Я понял, что он имел в виду поражение при Монтсиммаре, после которого Империум потерял Редклиф и южные земли.
Признанных архивариусами и известных мне причин тому было достаточно много. Войска Ферелдена сумели, наконец, прорвать оборону Редклифа и накануне сражения объединиться с орлейскими шевалье. Красные храмовники еще несколько суток удерживали фронт, ожидая подкреплений из Минратоса, что должны были прийти морем. Лишь потом стало известно, что корабли наткнулись на флот кунари и почти все пошли ко дну еще у Ривейна.
– Не пришла помощь? – предположил я.
Имшаэль как-то неопределенно хмыкнул.
– У Старшего было много фокусов в рукаве. Нет, храмовникам было приказано отступить к северному берегу... после того, как к ферелденской армии, как раз перед тем, как та сумела прорвать оборону Редклифа, присоединились отряды эльфов.
Я этого не знал.
– Звучит, как ересь, верно? И насколько, верный Страж, ты близок к тому, чтобы поверить, что Старший дрогнул перед беглыми рабами? Но вот тебе еще одна ересь – Фенрир жил в этом мире еще до того, как здесь появился красный лириум, и он очень, очень хочет вернуть тот мир обратно.
Несколько мгновений я молчал, не решаясь задать вопрос. На самом деле за такой вопрос в Вейсхаупте вполне можно было получить плетей и пару ночей в карцере, но разве Садовник стал бы рассказывать все это, если бы не...
– Фенрир сильнее Старшего? – почти беззвучно спросил я.
Имшаэль засмеялся.
– Спроси сам, когда дернешь его за хвост. И потом убегай, Страж, убегай поскорее; Старший удерживает этот мир на грани бездны уже полвека, но тебе я пока что не советовал бы драться с волками.
Мы подошли к пристани через неполный час. В голове у меня все еще была полная сумятица из еретиков, волков и красного лириума, но Имшаэль теперь больше отмалчивался и на мои попытки узнать чуть больше лишь насмешливо качал головой. В конце концов, я сдался – моя задача была лишь в том, чтобы перехватить бумаги Павуса, а в делах магов все равно смогли бы разобраться лишь сами маги.
Низкий капюшон плаща удобно скрывал лицо – я не думал, что здесь меня может кто-нибудь узнать, но на чужой земле, земле, не признающей Старшие Законы, я невольно чувствовал себя неуверенно. Пусть даже этот порт постоянно переходил от одной местной пиратской банды к другой, и золото имело здесь намного больший вес, чем имя Старшего или клинки орлейских шевалье.
Такие места были хуже любой помойной ямы.
Имшаэль легко спустился по сходням следом, казалось, ничуть не беспокоясь о том, что его могут узнать. Равнодушно отмахнулся от капитана, и тот, уже оскалившись было, вдруг отчего-то осекся и отступил, и, молча отвернувшись, торопливо скрылся в трюме.
Я подобрал с тюков второй плащ, на мгновение встретившись с Имшаэлем взглядом. И под гладкой светлой кожей его лица внезапно увидел совсем иное – мертвую плоть, напрочь изъеденную черными червоточинами. Чернота истекала из них, как гной из раны, и безжалостно не-пустые провалы глазниц вели в никуда, в саму бездну.
Гнилые губы растянулись в оскале.
Я не отшатнулся лишь потому что не смог, все тело оказалось словно заковано в камень. Не смог даже вскрикнуть.
– Не отставай, Страж.
Я сморгнул.
Имшаэль улыбался как всегда легко и беспечно, и на его лице не было ни следа порчи.
– В город не пойдем, – сказал он. – Хотелось бы, конечно, показать тебе картинную галерею Зимнего Дворца, но в Халамширале полным-полно эльфов. А ты, мой дорогой Страж, едва ли сможешь смотреть на них как на равных, и кто-нибудь непременно этим заинтересуется.
– Если это необходимо...
Он не дал мне закончить, нетерпеливо махнул рукой.
– Идем, здесь недалеко. О, если бы ты только знал, сколько всего чудесного попадает на пиратские склады! Например, несколько лет назад "Веселая вдова" взяла на абордаж одно судно с Сегерона. Команду перебили, корабль пустили на дно, груз гаатлока разошелся на черных рынках. Там еще были огромные зеркала, несколько расколотых и одно целое, им расплатились за док и ремонт и забыли, оставили пылиться на складе.
Я вспомнил это слово, чуждое и странно знакомое, словно холодный голос Старшего вновь произнес его прямо у меня в голове.
Элувиан.
Я знал, что зеркала-элувианы важны, даже очень важны – об их местонахождении требовалось немедленно сообщать в Минратос и Вейсхаупт, и сокрытие приравнивалось к измене. Но в чем именно заключалась их важность и ценность, я не имел ни малейшего представления, и особо не стремился узнать. Венатори – а в том, что зеркала были связаны с магией, сомневаться не приходилось – ревностно стерегли свои секреты, и мне вовсе не хотелось в один день оказаться в пыточной камере.
Но теперь я был Стражем, и у меня был прямой приказ Старшего, и...
– Что такое элувиан? – осторожно спросил я.
– Дверь, – усмехнулся Имшаэль. – Тебе же нужен был короткий путь? Так вот, короче этого была бы только развертка теневых струн, но до этого ваш скудный смертный разум еще не созрел.
Я решил пока что воздержаться от новых вопросов.
Под ногами поскрипывали мокрые доски – мы шли вдоль пристани, направляясь куда-то к западной части порта. Имшаэль шагал уверенно, как будто уже не раз ходил этой дорогой, я просто старался не отставать и поглядывать по сторонам. Метательный нож холодил ладонь; но одно упущенное мгновение могло стоить мне жизни, и я не собирался рисковать. Что до Садовника – казалось, тому было попросту плевать.
Вокруг беспорядочно суетились люди, перетаскивая, разгружая, загружая, торгуясь до хрип и устраивая потасовки прямо у сходней. В копошащейся толпе никто не обращал на нас внимания – все были слишком заняты своими делами. К тому же, здесь и так хватало, на кого поглазеть: огромные, с разукрашенными рогами кунари – в Империуме я видел их лишь в лириумных шахтах; худые эльфы без рабских ошейников, гномы, деловито и сноровисто разбиравшие привезенные товары – они, единственные, пожалуй, немного напоминали о доках Минратоса. Они – и люди, конечно, но тех мне больше всего сейчас хотелось обойти по широкой дуге. К ереси инорасцев еще относились со снисхождением, но человек, отрицающий власть Старшего, отрицающий Старшие Законы...
...чужая воля полыхнула в груди обжигающим холодом и гневом, и я, задохнувшись, с трудом подавил порыв разбавить морскую воду чьей-нибудь кровью.
Стиснув зубы, выровнял шаг – не время.
Несколько раз мне чудились слабые отголоски вибрирующей песни, слишком знакомый низкий тон. Лишь почти у самых складов я, наконец, понял – красный лириум был и здесь, шел по рукам контрабандой. Только растертый в пыль и порошок, разведенный в мутное месиво – но все еще зовущий. Зов, от которого защищало лишь благословение Старшего, медленно сводил с ума; заставляя убивать за лишнюю каплю дозы. Неудивительно, что даже еретики не смогли полностью вытравить это на своей земле.
– Будет легко, – не оборачиваясь, вдруг насмешливо сообщил Имшаэль.
Портовые склады напоминали потревоженный улей, грязный, бесцеремонный и шумливый. В такой толпе ничего не стоило получить кинжал под ребра, и я вряд ли успел бы в случае чего уклониться от удара.
К тому же я не очень представлял себе, как пройти через кордон охраны.
Боковую дверь с тяжелым висячим замком сторожили двое, невысокий поджарый мужчина и кунари с исполосованной бугрящимися шрамами грудью. Имшаэль остановился за мгновение до того, как арбалет уперся ему в грудь и мягко улыбнулся.
– Разве так встречают старых друзей, Ротран?
У мужчины были глаза хладнокровного убийцы, но мне показалось, что он вздрогнул.
– Ты…
– Особенно, друзей, которым ты должен, – еще мягче добавил Имшаэль.
Кунари повернул голову, взглянул вопросительно. Я крепче стиснул под плащом рукоять кинжала – шрамы на его груди были слишком опасной отметиной. Так на шахтах Империума наказывали бунтовщиков; привязывали к раскаленной решетке, так что кожа слазила лохмотьями.
– Что тебе надо? – тихо спросил Ротран.
– О, сущий пустяк, – беспечно улыбнулся Имшаэль. – Всего лишь взглянуть на старый груз «Вдовы»... Фаренса Рыжая тогда была ее капитаном, такая славная, славная девочка. Жаль, что закончила как все смертные.
Кунари оскалился, вновь поднимая арбалет, но Ротран даже не взглянул на него.
– И долг будет выплачен?
Имшаэль кивнул.
Я уже понимал, что нас впустят. Признаться, окажись я на его месте, я тоже был бы готов на очень многое, лишь бы покрыть долг Садовнику – а человек с глазами убийцы, судя по всему, отлично знал, с кем имеет дело.
– Идем, – ровно сказал Ротран.
Склад оказался завален разнообразным хламом, начиная от древних золотых подсвечников с обломанными ручками и заканчивая изогнутым хребтом какого-то животного. Зеркало стояло у самой стены, заставленное длинными досками – мне пришлось несколько минут повозиться, оттаскивая все это добро подальше. Ротран помогать не стал, остался ждать у входа.
Элувиан оказался огромным; даже в покоях магистров Минратоса я не видел ничего подобного. Когда Имшаэль сдернул с него запылившийся и выцветший бархатный чехол, мне показалось, что темно-лиловая поверхность зеркала пошла едва заметной рябью.
И она ничего не отражала.
– Нет, свет здесь не при чем, – усмехнулся Имшаэль, словно читал мысли. – Хотя, конечно, при чем, но не будем пока трогать сложные материи. Твоя дверь, Страж, все как было обещано. Надо только ее открыть.
Я смотрел, как он каким-то незнакомым ласкающим жестом провел раскрытой ладонью вдоль резной рамы. И странная рябь как будто усилилась, растекаясь по всей поверхности зеркала тягучими ровными волнами.
И песня в моей крови отозвалась ей и запела в унисон.
– Представь, что на самом деле две точки пространства разделяют не дни пути, а всего один шаг, – не оборачиваясь, негромко сказал Имшаэль. – Ты открываешь одну дверь и оказываешься на перекрестке, открываешь вторую дверь – и ты уже там, куда хотел попасть. Тебе нужно лишь выбрать правильную дверь и не попасться в лапы волку.
Рябь сошлась в центре и стала закручиваться темным водоворотом. Я едва сумел отвести взгляд; казалось, что если коснуться его рукой, то зеркало сожрет тебя, затянет внутрь, в пустой абсолют бездны.
Такая же бездна была в глазницах Имшаэля.
– Что это? – одними губами проговорил я. Голос не слушался.
– Еще немножко сложных материй. Внепространственно-вневременной карман, если тебе интересно, хоть не думаю, что это знание поможет тебе выжить. Перекресток и его пути сейчас – владения Фенрира, и у тебя будет очень-очень мало времени, Страж.
Я абсолютно ничего не понимал.
– В Минратосе хранятся десятки таких зеркал. Почему...
– Потому что элувианы уже не открыть без благословления Фенрира, и лишь о некоторых он пока не знает, – нетерпеливо отозвался Имшаэль, продолжая колдовать над рамой. – О дверях, за которыми стена.
Он внезапно хихикнул.
– Но даже эту стену можно обратить проходом.
Смотреть на зеркало теперь было практически невозможно, начинала кружиться голова. Тягучие вязкие волны закручивались в водовороты, те обращались дырами куда-то в лиловую черноту и бездну – и желание оказаться как можно дальше отсюда было практически невыносимым.
И не менее невыносимым было желание шагнуть бездне навстречу.
Имшаэль как-то незаметно отступил в сторону и оказался за моей спиной; я успел увидеть лишь взметнувшуюся по стене зыбкую серую тень. Коротко сжал длинными сухими пальцами мое плечо – прикосновение обожгло, как раскаленным клеймом – и вкрадчиво шепнул:
– Выбор за тобой, Страж.
И чернота выплеснулась из зеркала и поглотила все.
Глава 4 – Серый, алый
Сперва мне показалось, что я ослеп.
Мир вокруг выцвел в серый – серой была земля, серым было тусклое солнце на таком же тусклом небе. Я видел разбросанные вдалеке серебряные огоньки, но кроме них не было ничего. Здесь жил туман, один туман; настолько плотный, что я едва мог различить что-либо на расстоянии нескольких шагов.
Страх разросся в груди тяжелым комом, я отшатнулся назад, судорожно пытаясь вспомнить, как это – видеть цвет. Черная рама зеркала-элувиана за моей спиной, я помнил, с другой стороны была инкрустирована золотом, и сейчас даже этого было бы достаточно, одного-единственного блика...
Но ровная амальгама под моими пальцами оказалась мутной и холодной. И такой же невзрачно-серой, как и все вокруг.
Я стоял один в мертвом мире, в котором не было ничего, кроме тумана. И дверь не собиралась выпускать меня обратно.
Зажмурившись, я обратился к последнему, что осталось.
...взываю, Старший...
Песня и воля во мне отозвались сразу, прогремели внутри торжествующим гимном силы. Задохнувшись, я запрокинул голову, жадно глотая каждую ноту. Судорожно втянул воздух, полную грудь, ощущая, как неохотно отпускают невидимые жгуты.
Цвет так и не вернулся, но серый обрел контрастность, и тени как будто стали глубже. Не тот мир, к которому я привык, но, по крайней мере, я больше не ощущал себя выброшенной на берег рыбой.
Есть определенные и весьма веские причины, почему обычным людям не стоит связываться с магией. Обычно это все имеет крайне нехорошие последствия.
Каменная тропа под ногами выглядела странно. Не удержавшись, я наклонился, потер один из мелких булыжников пальцами – ощущения были такие, словно это был не камень, а застывшая смола. Сорвал росшую из трещин травинку – та как будто хрустнула, ломаясь. И зазвенела мелодично и тонко.
Где-то в тот самый момент я очень отчетливо вспомнил предупреждения Садовника о волках.
Ох.
Я торопливо распрямился, на всякий случай еще раз оглянулся на потускневшее зеркало и осторожно шагнул вперед, в туман, ориентируясь на слабый блик света. Вряд ли волки, если они действительно здесь водятся, ощущают себя так же дерьмово. Если я хоть что-то понял из слов Имшаэля, я влез без приглашения на чужую территорию, и учитывая то, что я теперь знал о Фенрире, меня вряд ли мог ждать хороший прием.
Мне нужна была другая дверь. Дверь, которая вывела бы меня к Редклифу.
Оставалось придумать, как ее найти.
Туман был настолько плотным, что казалось, будто бредешь по горло в воде. Я шел, стиснув зубы и сосредоточившись на счете – шаг, еще шаг, еще. Пятьдесят шагов – и я дойду до другого зеркала; я уже мог различить выступавшие над пеленой очертания рамы. Исходящее от него свечение внушало слабую надежду на то, что магия элувиана еще жива. И если мне очень сильно повезет, это окажется та самая дверь, что мне нужна. И она согласится меня пропустить.
Что делать, если мне не повезет, я не знал.
Серебряный блеск был уже совсем близко. Решив, что, в случае чего, упредить удар мне все равно не удастся, я пошел быстрее, разгребая туман руками. И, наконец-то выбравшись из сизой пелены, с облегчением отряхнул ладони.
Это новое зеркало выглядело почти так же, как и то, через которое я прошел сюда, лишь поверхность его была словно затянута льдом. Лед стекал на землю, и изморозь искусным узором покрывала плиты. Но я, стоя на расстоянии двух шагов, не чувствовал холода.
Ну что же.
На всякий случай я еще раз без особой надежды огляделся по сторонам в поисках какой-нибудь очевидной подсказки. И, ожидаемо ничего не увидев, набрал в грудь воздуха и шагнул вперед, приложив ладонь к зеркальной поверхности.
Лед обжег кожу невыносимым холодом, жадно вгрызся в плоть. От неожиданности и резкой боли я отшатнулся прочь, едва удержавшись от вскрика, торопливо выдернул из ножен кинжал. На серебре остался кровавый отпечаток – казалось, кровь разъедает лед.
И к нему потянулась рука, тонкая, с длинными изящными пальцами.
Потянулась с другой стороны.
– Фен’Харел допустил человека на Перекресток?
Я отступил еще на шаг, замер, готовый броситься, ударить и убить.
То, что отражалось в зеркале, не было мной. Лед пошел мелкими трещинами там, где осталась кровь, выцвел, и поверхность прояснилась, позволяя разглядеть невысокого худого мужчину со светлыми волосами до плеч. На первый взгляд ему было около сорока, серые глаза смотрели требовательно и остро.
Он был мне незнаком, но он был одет в одежды тевинтерского магистра, и плащ на его плече был заколот фибулой в виде алого дракона. Я узнал ее сразу, знак первой ложи венатори.
– Я Серый Страж, милорд, – глухо сказал я.
Он едва заметно вздрогнул и шагнул ближе, почти вплотную, прижавшись к стеклу обеими ладонями.
– Старший послал тебя?
Я кивнул. Он торопливо вскинул руку.
– Не говори мне о своей задаче, Страж – у Фен’Харела слишком много ушей. Но раз ты здесь, значит, Старший все еще сражается… хорошо. Значит, у этого мира еще есть надежда.
Зеркало вновь понемногу начало мутнеть; лед отвоевывал себе свое. Мгновение поколебавшись, я протянул руку вновь, сжал зубы – ощущения были такие, словно я держал раскаленные угли. Но в Вейсхаупте учили переносить боль; вестовых не хранила воля Старшего, а орлейские дознаватели знали о пытках не меньше тевинтерских и были не менее упорны. Нельзя было допустить, чтобы сведения попали к врагу, и свой порог я знал хорошо.
К счастью, сейчас я мог отделаться малой кровью.
– Ты теряешь время, Страж, – негромко сказал магистр. – Мне все равно не уйти отсюда, пока жив Фен’Харел.
Он мог лгать, конечно же.
Он мог быть таким же предателем, как и Павус, и разве у меня было право верить – особенно здесь, где сам мир был врагом? Я действительно терял время; мне надо было развернуться и спешить дальше, к следующему блику, надеясь на то, что, может, там откроется проход.
Но песня и воля во мне молчали.
И он тоже не отводил взгляда и не отнимал руки – нас разделяла лишь тонкая полоска льдистого стекла.
– Кто ты, милорд? – спросил я.
– Фейнриэль, – ответил он; торопливо, словно до конца не доверяя собственной памяти. – Фейнриэль, из первой ложи венатори. Мы искали способ перехватить контроль над Перекрестком из Тени, но во снах волк всегда сильнее человека. Он опечатал элувианы, и я больше не могу покинуть это место… впрочем, другим повезло намного меньше.
Он замолчал на мгновение, потом встряхнул головой.
– Но ты не сновидец… кто открыл тебе проход сюда?
Я сощурился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за его спиной, но безуспешно. Туман серой пеленой плыл и там; создавалось впечатление, что ему одному не помеха ни раскаленный лед, ни зеркальная амальгама.
– Садовник по-прежнему служит Старшему, – ответил я. Голос все же сорвался, было очень больно.
Фейнриэль дернул плечом.
– Имшаэль никому не служит, и у него всегда свои цели. Доверять ему так же опасно, как доверять самой Тени. Старший всего лишь удобен ему; удобнее, чем Фен’Харел, в чьем мире ему не будет места, и удобнее, чем свободные народы, потому что они сейчас не более чем досадная помеха. Если Старший падет, Фен’Харел раздавит их как мошкару.
– Тогда почему они сражаются с нами? – хрипло спросил я. – Если ты говоришь правду…
– Правда проста, – с едва ощутимым раздражением фыркнул Фейнриэль. – Они отрекались от магии сотни лет, оставили от нее лишь слово, и даже этого слова они боятся как огня. Что они могут противопоставить тому, кто способен изменить само строение мира? Даже вся сила Магистерия – лишь детские забавы по сравнению с тем, что может Фен’Харел.
Я на мгновение прикрыл глаза, пытаясь уложить в голове новые знания. В отчаянном упорстве Ферелдена и Орлея мог быть лишь один смысл – надежда на то, что их враги измотают себя в сражении, и они смогут как-нибудь добить победителя, пусть даже ударив со спины. Впрочем, имеет ли смысл говорить о чести, если речь идет о будущем мира?
Ради этого призрачного шанса они отказались встать под знамена Старшего… и кто знает, может, это могло бы стать перевесом.
Впрочем, вряд ли войска свободных народов знали, против кого именно они сражаются. Это только Красный Генерал мог открыто позвать за собой на бой без надежды на победу.
И надежда, и победа пришли следом за ним.
– Хорошо, что здесь нет времени, – неожиданно тихо сказал Фейнриэль. – Или я уже потерял ему счет?.. Неважно. Страж, ты должен уходить, здесь тебе не справиться с Фен’Харелом и его людьми.
Багровые капли стекали из под моей ладони, выжигали во льду дорожки и замерзали, так и не достигнув земли.
– Я могу помочь тебе? – прямо спросил я. – Если нужно больше крови…
Я не знал, что я могу сделать для него. Я не был магом, и песня Старшего во мне молчала – а без нее я был слеп и глух во всем, что не касалось обычного клинка. Но просто бросить его здесь было слишком… неправильно.
Автор: Astera Orey
Иллюстратор: KirioSanjouin, ссылка на иллюстрацию
Размер: 15 162 слова
Рейтинг: PG-13
Категория: джен
Жанр: AU, постканон
Персонажи/Пейринг: ОМП, эпизодически Корифей, Солас, Имшаэль и др.
Саммари: Пятьдесят лет после событий ДА:И. Корифей победил; центральная и северо-западная части Тедаса объединены под знаменем Империума. Волк не собирается отступать, и война за мир продолжается - но что могут сделать смертные, когда сражаются боги?
Предупреждения/примечания: AU, постгейм, очень много допущений
Ссылки на скачивание: docx | pdf | fb2
Я должен был понять сразу.
Непозволительная беспечность!.. Я должен был понять всё еще у главных ворот Норд Шевин, когда не ощутил привычной зыбкой дрожи в воздухе. Там, где растет красный лириум, воздух всегда колкий, будто пронизанный тысячью лезвий-струн; кажется, сделай лишний вдох – и легкие вскроются изнутри. Но в Норд Шевине пахло лишь дымом костров и сырой после дождя землей.
Хватило бы и нескольких лишних мгновений – стоило лишь прижать ладонь к стене и не почувствовать передающейся от камня вибрации. Эту пограничную заставу выстроили уже после Темных Времен, почти что полвека назад, и лириумные жилы здесь были врезаны глубоко в кладку и грунт. Я хорошо помнил дозорные башни Вейсхаупта, как багряно-алая россыпь хрусталя оплетала внешние стены, основную линию обороны, как смертоносными шипами пробивалась из каменных трещин.
В Норд Шевине не было ни мазка алого – и, проклятье, конечно же, я должен был заметить! Но я спешил, слишком спешил и слишком стремился оказаться в хотя бы относительном тепле после двухдневного гона.
Было далеко за полночь, и дождь хлестал так, что, казалось, небо раскололось вновь и всё целиком пролилось на землю. Я отпустил поводья, позволив коню самому выбирать дорогу – сам я не различал ничего, кроме далеких огней впереди. Хвала Старшему, за Имперским трактом теперь следили хорошо, и размытые дороги почти сразу же по новой засыпали грунтом. Здесь, правда, у самой границы с Орлеем, дела обстояли несколько хуже, но я уже слишком устал, чтобы думать о том, насколько оправдан риск.
Я почти ожидал, что ночь не отпустит меня так просто, но все обошлось. В какой-то миг крепость резко выступила вперед, молчаливая и грозная, черный силуэт на фоне почти такого же черного неба. Но огни на караульных башнях горели ровно и ярко, что было хорошим знаком – оставленный без присмотра пост мог означать лишь вторжение.
Я натянул поводья, свистнул дважды. Со стены сбросили факел, я подвел коня ближе, спешился, ожидая. Переброшенная через плечо широкая алая лента вестового давала мне право прохода, но провоцировать храмовников стал бы только полный глупец.
Глухо скрипнул ворот, тяжелая решетка неторопливо поползла вверх.
– К нам сюда редко добираются гости, – негромко сказал человек по ту сторону. – Что привело тебя в Норд Шевин?
Он был одет в темную мантию мага, и я склонил голову.
– Срочное поручение к магистру, милорд.
– Алеон, – он посторонился, пропуская меня, коротко дал отмашку. Двое других караульных в серых плащах, почти неразличимые в темноте, отступили, не проронив ни слова. – Дождись утра, вестовой. Уже поздний час, и мне не хотелось бы беспокоить магистра. Его здоровье и так пошатнулось в последнее время.
Я действительно хотел бы отложить все до утра. Скакать ночью даже на свежей лошади, даже по Имперскому тракту было не слишком приятным занятием, тем более, что по пути сюда я несколько раз слышал волков.
Но я уже потерял несколько дней, сделав крюк на Безмолвных Равнинах, и каждая минута теперь разменивалась золотом.
– Прошу простить меня, милорд, – сказал я. – Но мое поручение не может ждать.
Наши взгляды встретились.
В иное время за подобную дерзость я мог бы запросто лишиться языка и сгнить на каторге или стать кормом в лириумных садах. Но здесь и сейчас я исполнял волю Старшего, и это давало мне право требовать.
Алеон зло поджал губы, но все же неохотно кивнул.
– Идем, вестовой.
Я молча проследовал за ним, отрешенно поглядывая по сторонам. Больше уже привычка, чем необходимость; вряд ли мне могло что-либо по-настоящему угрожать в крепости, полной храмовников. Взгляд выхватывал из темноты отдельные детали – безликая решетка забрал, серебристый блик на стременах, небрежно сваленная поленница…
На стенах мелькали тени – караульные обходили свои посты.
Какая-то неявная тревожная мысль мелькнула на краю сознания, но я списал ее на усталость. Мне надо было забрать бумаги и как можно быстрее вернуться в Минратос. Вести с Безмолвных Равнин были слишком важными, чтобы их можно было доверить птице или случайному гонцу.
Алеон отворил двери во внутренний двор крепости своим ключом и, пропустив меня, тщательно запер за нами вновь. Коротко указал на незаметный проход справа – узкая витая лестница уводила наверх, на второй ярус угловой башни. Здесь не было бойниц, и редкие факелы едва разгоняли темноту, так что приходилось подниматься почти вслепую.
Я молчал, спиной чувствуя чужой неприязненный взгляд, и почти что заставлял себя не опускать руки на рукоять кинжала.
Оставалось надеяться, что маг тоже помнит свою присягу.
– Жди здесь, – Алеон сухо кивнул на тяжелую дверь из темного дерева. – Я доложу о тебе магистру.
Я молча склонил голову.
Внутри оказалась небольшая комната, обставленная небогато, но удобно и как-то даже уютно; письменный стол с кипой бумаг и книг, два канделябра по бокам, гобелены и даже мягкий вышитый ковер на полу – я еще ни разу не видел подобного в пограничных крепостях храмовников. Разве что парадные гостевые покои Вейсхаупта были обставлены в похожем стиле, но Вейсхаупт все-таки был резиденцией Первого Стража и встречал посетителей и просителей чаще, чем многие благородные дома Минратоса.
Я подошел к узкому окну, зачем-то провел пальцами по холодному металлу решетки. Ставни были закрыты – обычная предосторожность; но мне уже почти до дрожи хотелось выбраться наружу и снова вдохнуть ветер.
Я не любил крепости. В них всегда ощущаешь себя как в ловушке.
– Спокойная ночь в наше время уже стала редкостью, не так ли?
Я торопливо обернулся.
Магистр был стар. Годы беспощадно высеребрили его волосы, собрались частыми морщинами у глаз. Ступая, он опирался на резной посох, но сухие руки его не дрожали – слабость еще не подчинила его себе окончательно, и прозрачный кристалл в навершии все еще тлел искрой дара. Голос его звучал насмешливо и ровно, как, наверное, и десятки лет назад, и взгляд был прямым и уверенным.
Но я увидел там почти нечеловеческую усталость.
И неожиданно – изумление.
– Милорд, – сказал я. Поклонился, отдавая дань уважения. – Прошу простить, что пришлось потревожить ваш сон, но...
– Но долг не знает исключений, – ровно закончил он. Подслеповато сощурился, всматриваясь в мое лицо. – Как твое имя, вестовой? Твое лицо кажется мне знакомым, но моя память уже не та, что была раньше.
– Хейден, – сказал я. – Нет, милорд, мы не встречались.
Он все с тем же недоверчивым изумлением покачал головой.
– Удивительно. Ты так напоминаешь мне одного друга из молодости... Раньше я принял бы подобное за знак судьбы, но возраст делает из людей циников. Что же, оставим это. Так чем я могу служить Старшему?
Заученные слова пришли легко. После семилетних тренировок я не забыл бы доверенное послание даже под пытками.
– Старший говорит: отведённое вам время вышло. Результаты вашего исследования должны быть немедленно доставлены в Минратос.
Повисла тишина.
Магистр смотрел куда-то в сторону, рассеянно поглаживая пальцами узорное древко посоха. Потом вздохнул и поднял голову.
– И ты знаешь, в чем состоит суть этого моего исследования?
Я отрицательно покачал головой. Странное, неприятное ощущение тревоги заставляло сердце биться чаще. Я чувствовал бы себя намного спокойнее, если бы прямо сейчас получил на руки необходимые бумаги и оказался как можно дальше от Норд Шевин.
– О, – задумчиво отозвался магистр. – Что же, позволь, я наложу печати.
Он прошел к столу и, неторопливо перебрав бумаги, отложил в сторону две исписанных тетради в дорогих кожаных переплетах, пухлых и пахнущих отделанным пергаментом. Усевшись в кресло, подобрал оставленную рядом с перьями сургучную палочку, аккуратно поднес к огню настольной свечи.
Я вздрогнул.
Нет.
– Милорд, – тихо позвал я.
Пожалуйста, пусть я окажусь неправ...
– Я ждал тебя два дня назад, вестовой Хейден, – не оборачиваясь, сказал магистр. – Что же задержало тебя?
Неявное чувство опасности холодным касанием прошлось по спине. Судорожно стиснув в ладони кинжал, я торопливо отступил на полшага назад, пытаясь одновременно рассчитать расстояние до двери. Комната была слишком мала, и я вовсе не был уверен, что успею уклониться.
И еще я отлично знал, что от чар крови и подчинения не спасает сталь.
– Я обнаружил еще один Источник и зеркало в Безмолвных Равнинах. Там были эльфы, те, что без валасслинов, целый военный лагерь. Пришлось сделать крюк, я не мог рисковать.
Тяжелая горячая капля сургуча растеклась по пергаменту.
– Милорд, – сказал я. – В Норд Шевине нет красного лириума.
Я должен был почувствовать это сразу. Что обмануло меня – ночь ли, усталость, или проклятая спешка? Глупец, я забыл о бдительности, добравшись до цели, потому что уже сколько лет никто не осмеливался напасть на пограничные крепости, никто не рисковал пересечь очерченные Старшим рубежи. Да и разве могла найтись сила, что справилась бы с храмовниками?
Разве что крепость открыли изнутри.
– Нет, – негромко отозвался магистр. – В Норд Шевине нет красного лириума. Опусти оружие, вестовой.
И темнота стянула сеть.
Еще с наших безжалостных полевых тренировок, где выживал едва ли каждый третий, я слишком хорошо помнил это проклятое чувство. Мне довелось испытывать его дважды – багровую дымку перед глазами и с ней одновременно удушливый страх утраты контроля. Отчаяние и беспомощность, когда ни тело, ни разум не повинуются тебе больше, потому что твоя собственная кровь предает тебя.
Этому невозможно сопротивляться.
Я разжал ладонь, позволяя кинжалу упасть на пол.
Магистр отложил сургуч и неторопливо поднялся, тяжело опираясь на посох. Повернулся ко мне; левая рука его кровила, и он недовольно поморщился, прижал запястье к груди. Бегло скользнул взглядом по валяющемуся на ковре лезвию, вздохнул, с каким-то ироничным состраданием покачал головой.
– Предатель, – тихо сказал я. – Ты же присягал ему на верность.
Он пожал плечами.
– Лгать столько лет было не так уж просто, вестовой. Но ради моей страны, ради моего друга, которого когда-то убил твой господин... это ничтожная цена. Как и все остальное, что мне пришлось сделать по его приказу. Эльфы, которых ты видел на Равнинах. Сколько их было?
Мне нужно было всего лишь одно мгновение.
Одно мгновение – чтобы он отвлекся, чтобы хотя бы чуть-чуть ослабил путы контроля, чтобы перестала кружиться голова.
– Около двух десятков, – ответил я – не мог не ответить. – Возможно, больше, я не стал подходить ближе. Не уверен, заметили ли они меня.
Я надеялся, что нет. В таком случае каратели могли еще успеть добраться до Равнин до того, как эльфы снимут лагерь. Вести о таких бродячих отрядах уже не раз доходили до Минратоса и Вейсхаупта, но беглые рабы каждый раз уклонялись от открытых сражений, исчезали бесследно – и неизменно появлялись вновь, словно искали что-то.
Конечно, все понимали, что наступит момент, когда им некуда будет отступать, и храмовники наконец-то вырежут их под корень. Я хотел верить, что моя весть поможет приблизить это событие – кара за мятеж могла быть только одна.
Тонкая темно-багровая полоска стекала по запястью магистра.
– Элувиан был цел? – коротко спросил он. – Источник?
Я вспомнил высокое зеркало в два человеческих роста, источавшее серебристое сияние – его было видно издалека теперь, когда время превратило стены святилища в груду валунов и щебня. Деревья и холмы все еще скрывали его от посторонних глаз, но мне тогда просто повезло – повезло взглянуть в нужный миг в нужную сторону и увидеть один-единственный искристый блик.
Это было как посмотреть на солнце вблизи и не ослепнуть.
– Не знаю, – ответил я. Прямой вопрос-приказ не давал мне права на молчание. – Я не стал подходить близко.
Магистр отвернулся, тяжело, тяжелее прежнего, опираясь на посох, подошел к окну. Раздраженно дернув плечом, свободной рукой отодвинул засов и толкнул наружу ставни. Те распахнулись беззвучно, и холодный ночной ветер ворвался внутрь, разметал лежавшие на столе бумаги.
Я вдохнул глубоко – так глубоко, как только мог.
И медленно, преодолевая сопротивление всего мира, стал поднимать левую руку к груди.
– Старший слеп там, где нет лириума, – отрешенно проговорил магистр. Хмыкнул сухо. – Впрочем, он никогда и не был всемогущим. Он не бог и не пророк... отчего же ты так безоговорочно верен ему, вестовой Хейден? Оттого ли, что тебя, что вас всех просто-напросто учили этому с рождения, этой песьей преданности, что не задает вопросов?..
Кристалл с черной живой смолой внутри висел на цепочке под рубашкой. Такой был у каждого вестового Вейсхаупта, небольшой и хрупкий – настолько хрупкий, чтобы можно было легко раздавить пальцами. Надо было только знать, как.
– Может быть, нас просто устроили ответы, – сказал я.
И сжал в руке гладкий холод.
...выдох.
Зачарованное стекло лопнуло почти сразу же, но я не ощутил почти ничего, ни боли, ни страха, когда осколки кристалла впились в ладонь, безжалостно взрезая кожу и плоть. Магия подчинения все еще вилась вокруг жгучими цепями, и душила все, что отличало человека от выпотрошенной куклы.
Но ей оставалось существовать всего лишь несколько мгновений – пока черные капли скверны впитывались в мою кровь.
А потом иная воля, всесокрушающая и грозная, полыхнула изнутри очищающим пламенем. И выжгла всё – и то, что казалось цепями, сорвало, как гнилую паутину.
Иная воля, что была и благословение, и сталь, и бич, хлестнула бескомпромиссным приказом "выживи" и приказом "убей".
Клянусь, я никогда еще не был так счастлив ему повиноваться.
Метательный нож лег в ладонь как влитой, я бросил его почти не глядя; промахнуться с трех шагов было попросту невозможно. Торопливо наклонился за упавшим кинжалом – и тут меня, наконец, догнала боль.
Кажется, я закричал.
Ощущения были такие, словно в спину по одному ввинчивались раскаленные сверла. Яд растекался по телу вместе с кровью, медленно и мучительно выжигая все на своем пути; яд для каждого, на ком не было благословения Старшего.
– Глупец... погибнешь тоже...
Моё – теперь, кажется, уже только и исключительно моё – желание убить этого ублюдка было настолько сильным, что отступила даже боль.
Почти вслепую нащупав и стиснув в ладони кинжал, я рывком поднялся на ноги.
Магистр все еще был жив, хватал губами воздух, дрожащими руками пытаясь зажать рану. Он, словно почуяв опасность, обернулся за мгновение до броска, и нож вошел глубоко в грудную клетку, вскрыл плоть чуть повыше сердца. Но не убил сразу, и с пробитым легким предатель мог бы даже, наверное, дождаться целителей.
Хорошо – я не хотел, чтобы он умер быстро.
Ладонь пульсировала жгучим огнем; жар, как от болотной лихорадки, тяжелыми волнами расходился по телу, скапливался где-то под горлом. Скверна беспощадна – лишь Серые Стражи, прямые вершители воли Старшего, без вреда для себя выносили ее яд.
– Не твоей марионеткой, – хрипло сказал я; по гортани словно возили наждаком. – Бумаги. Где они?
Стоило отдать ему должное – у него еще хватило сил усмехнуться.
Я с трудом добрался до стола – пришлось опереться на спинку кресла; ножом поддел ременные завязки на тетрадях. Острое лезвие легко вспороло кожу, я откинул дорогую обложку, торопливо перелистнул несколько страниц и, не сдержавшись, беззвучно помянул ублюдка по матери.
Проклятье.
– Бумаги, – резко развернувшись, я прижал лезвие к его горлу. – Исследование временного амулета, порученное тебе Старшим, магистр Дориан Павус. Где они?
Я солгал ему тогда – я знал, что мне предстояло доставить. Стражи не славились излишней доверчивостью и предпочитали при возможности проверять даже самых верных. Даже тех, кто служил Империуму уже много десятков лет и на чьей репутации не было ни пятнышка.
Кто-то проверял и меня – я не знал, кто, как и когда; не знал и того, что было записано обо мне в тайных архивах венатори. Первый Страж сказала нам в первый день службы – «оставайтесь непогрешимы».
Всего-то.
– Жаль… – почти беззвучно прошептал магистр. – Мог…
Взгляд у него был уже мутный, направленный куда-то сквозь меня. Все-таки маги чувствуют боль так же, как обычные люди.
И умирают – так же.
Вестовые обычно не участвуют в пытках – на это есть дознаватели, и те, кто служили в Вейсхаупте и Вирантиуме, знали намного больше меня о болевых порогах и о том, как превратить тело в агонизирующий кусок мяса, при этом заставляя его жить. Так ломали для устрашения, для простых же допросов было достаточно красного лириума или скверны – устоять перед всепоглощающей волей Старшего не был способен никто. По крайней мере, я о таких не слышал.
Но у меня не было ни капли лириума, а скверна сейчас растекалась по моей собственной крови.
Сумасшедшая мысль пришла мне в голову, но я решил рискнуть, в любом случае терять было уже нечего. Торопливо закатал у себя рукав на левом запястье и потянулся к ножу.
Но не успел.
Магистр Дориан Павус умер.
Глава 2 – Садовник
Я тяжело прислонился к стене, пересохшими губами хватая воздух. Легкие горели огнем, надо было переждать.
Скверна не убивает сразу, не в таком количестве. У меня было в запасе еще около двух дней перед тем, как начнет отказывать память, и за это время мне надо было успеть как-то сбежать из Норд Шевин и передать весть об измене в Вейсхаупт и Минратос.
И еще оставались беглые эльфы, Источник и пропавшие невесть куда бумаги с исследованием Павуса.
Среди вестовых ходили осторожные слухи, что Старший может видеть и знать все, что видит и знает любой принявший скверну, но слухи – дело всегда ненадежное. Первый Страж Лауретт к таким вещам относилась холодно – порка и колодки напрочь отбивали у зеленых новичков любое желание сплетничать. Старшие Законы отрицали ложь в любом ее виде, а неподтвержденная информация едва ли чем-то от нее отличалась.
Сейчас я не мог позволить себе полагаться на случайность.
Вал Шевин стоял совсем близко, но идти туда было рискованно. То, что агенты венатори не смогли увидеть очаг мятежа у себя под носом, было по меньшей мере подозрительно, а с подозрительными делами лучше дать разобраться карателям. Но я смог бы, наверное, добраться до Холма Охотника, где стоял неваррский форт храмовников – оттуда весть легко и быстро достигнет Минратоса. Попробовать стоило; в любом случае, дорога на юг и запад мне была закрыта.
Оставалось выбраться из крепости.
Магистр Павус в смерти выглядел спокойным. Я обыскал его, но, как и думал, безрезультатно – впрочем, если он действительно успешно лгал Старшему полвека, то вряд ли можно было надеяться на то, что он оставит специально для меня посмертную записку, разоблачающую его план диверсии. Документы на столе тоже не несли никакой важной информации – карты и исторические хроники; ни заметок на полях, ни каких-либо следов или зацепок.
Две тетради, которые магистр собирался передать мне, содержали его мемуары. Мемуары! Стоило признать, у предателя было чувство юмора – если бы я действительно доставил это Старшему, легкой смертью я бы не отделался.
На мгновение опять накатила слабость, пришлось сделать несколько глубоких вдохов и зажмуриться, пережидая приступ. Тело безуспешно пыталось бороться с ядом; я знал, что в какой-то момент вообще вряд ли смогу двигаться. Но по крайней мере, в затылок перестали ввинчиваться раскаленные сверла.
И ко мне пришла еще одна сумасшедшая идея.
Если только мне повезет…
– Взываю к тебе, Старший, – одними губами прошептал я.
Говорят, раньше, в темные века, люди так же молились своему придуманному богу и так же не получали ответа. Но у меня перед ними было однозначное преимущество – мой бог и лорд совершенно точно существовал на самом деле.
И, в отличие от придуманного Создателя, не прощал ошибок.
Время уходило, я почти что чувствовал его тугую пульсацию в висках. На то, чтобы усадить мертвое тело в кресло – сухопарый магистр оказался неожиданно тяжелым – ушла почти минута. И еще минута – на то, чтобы нацедить в пустую плошку крови.
Я не знал, сколько потребуется. Не был уверен даже, что растворившейся во мне скверны хватит, чтобы сломить волю мага.
Но надо было рисковать.
...Взываю к тебе, Старший...
Чуть прихрамывая, я поспешно вышел в коридор и огляделся, стараясь подавить лихорадочную дрожь в руках. Единственный факел у стены чадил, пламя металось нервными всполохами.
– Милорд Алеон, – позвал я. – Магистр просит вас подойти.
Алеон ждал снаружи, и, к счастью, тяжелая добротная дверь и толстые стены крепости надежно скрыли то, что происходило в комнате. Оставалось надеяться, что густой факельный дым и полумрак не позволят ему сразу понять, что на моем дублете осталось немало крови.
На всякий случай отступив на несколько шагов, я склонил голову, как положено низшему. Внутри мягко горели свечи, и магистр Павус безмолвно склонился над столом с бумагами.
– Милорд? – негромко позвал Алеон.
Я ударил его в висок – не слишком сильно, он нужен был живым. Осторожно уложил обмякшее тело на ковер и, раскрыв ножом челюсти, влил ему в рот собственную кровь.
Мгновение – выдох.
Вдох.
...Взываю, Старший...
Алеон дернулся, тонкие пальцы его рефлекторно сжались, вцепились в ворс, словно сведенные судорогой. Кровь багровыми пузырями вспенилась на его губах, он выгнулся дугой, захрипел беззвучно – в распахнувшихся глазах мелькнул животный ужас осознания. Я едва сумел удержать его, когда он забился, отчаянно пытаясь вырваться и выплюнуть – но было поздно, этот яд действует быстро, и воля Старшего уже ломала его.
– Исследование Павуса, – торопливо сказал я. Зрачок его стремительно расширялся и сужался, радужка сменила цвет на черный. – Где сейчас бумаги?
Алеон сопротивлялся еще целых шесть секунд – я считал вместе с ударами сердца, держа кинжал наготове. Концентрация скверны действительно была слишком слабой, в какой-то момент я почти уже решил, что ничего не получится и придется действовать более грязно.
– Ферелден, – свистяще выдохнул Алеон. – На пути в Ферелден...
Проклятье.
– Когда было отправлено послание? – лишь усилием воли я удержал себя от того, чтобы ударить его. – Кто гонец? Говори!
Ненависть в его взгляде была почти осязаемой.
– Два дня назад... С женщиной, эльфийкой. Дженни.
Мне очень хотелось убивать.
Два дня назад – если бы я не сделал крюк на Равнинах, я отставал бы от нее буквально на несколько часов! Сейчас же расстояние между нами было почти что несократимо, и у меня в запасе осталось слишком мало времени, чтобы нагнать ее даже на свежих лошадях. Тем более, что к этому моменту я вряд ли буду достойным противником.
– Как она пойдет? – быстро спросил я. – Орзаммар или Редклиф?
Алеон попытался дотянуться до моего горла.
– Редклиф, – выдохнул он.
Я оставил его мертвым в миле от Норд Шевин. По его приказу караульные беспрекословно открыли ворота крепости и отдали мне свежую лошадь, но за предательство могла быть только одна плата, и в этом я не собирался спорить со Старшими Законами. Смерть от кинжала, к тому же, была намного милосерднее того, что предстояло мне.
Скверна пожирала тело быстрее, чем лесной пожар пожирает сухие деревья. Все сильнее хотелось выцарапать из себя собственную плоть.
Бесценное время утекало сквозь пальцы, и я не знал, что делать.
Я мог бы отправиться на север в Неварру, но это означало упустить последнюю возможность перехватить бумаги. Если бы мне повезло, очень-очень сильно повезло, неизвестную эльфийку Дженни могли задержать у переправы Вал Шевин, да и дорога к Редклифу была не из самых простых даже на хорошем коне. Но здесь я поверил Алеону – северный тракт контролировался Орзаммаром, а Орзаммар не станет нарушать Конкордат со Старшим.
Редклиф же был заброшен уже несколько десятков лет. Первая пограничная крепость венатори, он стал ключевым постом сразу после поражения Самозванца, и храмовники нарастили в нем столько красного лириума, что вода в озере Каленхад застыла поющим хрусталем. Его собирались использовать как основной форт снабжения для атаки на Денерим, но после последнего поражения при Монтсиммаре армия Империума была вынуждена отойти на север, окончательно уступив юг объединенным силам Ферелдена и Орлея.
Но Редклиф, упрямо не спустивший знамя Старшего, в одиночку держал осаду еще три года.
Говорили, жестокость и доблесть там стали единым.
Говорили, когда его защитников осталось меньше десятка, они начали песнь, вплетя в нее свою собственную жизнь и смерть – и после этого ни один враг не смог подойти к Редклифу, не-мертвому и не-живому, оставшемуся вечным стражем и вечным знаменем.
Я не знал, что сейчас происходит в Редклифе. В такие места лучше не соваться без пары-тройки венатори... а лучше не соваться вообще. Коракавус служил тому хорошим примером – даже магистры Минратоса не смогли очистить старую тюрьму и в итоге, бросив эту затею, попросту превратили ее в один из лириумных садов. Алые кристаллы вскрылись, словно нарывы, вспучили землю и разбежались в разные стороны на много миль, и, как говорили храмовники, даже песня там была почти невыносимым криком.
В Коракавусе я тоже не был и искренне надеялся никогда там не оказаться. Служба Старшему была честью, но одна мысль о том, как растущий лириум будет медленно протыкать кожу изнутри и дробить кости, вызывала лишь дрожь.
Неважно. Я должен успеть исполнить хотя бы один долг.
Словно в ответ, тело скрутило новым приступом судороги. Кашель вышел булькающим хрипом, легкие как будто выгрызало изнутри.
Чем же я стану к концу второго дня?
***
Конь был из хороших; я почти сразу же пустил его галопом, и почти два часа он не сбавлял хода. Город остался по правую руку, а впереди меж деревьев уже мелькала белая башня маяка у переправы Вал Шевин – плевать, я натворил уже достаточно глупостей, чтобы решиться на еще одну.
Придется рисковать, Минратос должен был узнать об измене.
На переправе должны были найтись почтовые птицы. Что же, в этот раз я буду осторожнее – и если здесь тоже не осталось лириума, придется искать другой путь передать послание. После этого я смогу пробраться на корабль и пересечь Недремлющее Море и оттуда – насколько хватит сил – скакать до Редклифа.
Отличный план, если не принимать в расчет отведенное мне время.
Воздух здесь пах морем.
И пел – едва ощутимой низкой вибрацией. Мне показалось, что теперь я стал различать ее намного лучше, чем раньше. Впрочем, поручиться было нельзя – и цвета, и звуки перемешивались; то кричали в голове ослепительной яркостью, то сливались в какой-то отвратительный мутный кисель.
Приземистый домик перевозчиков стоял неподалеку от пристани. Я спешился, благодарно похлопал коня по лоснящейся шее. Прихрамывая, добрел до тяжелой двери, и только сейчас заметил на ней грубый стальной замок.
И на всех окнах – заколоченные ставни.
– Не стоит беспокоиться, вестовой, – голос, прозвучавший из-за моей спины, был дружелюбным и мягким. – Они просто ушли отдохнуть в город.
Я торопливо развернулся, выдергивая кинжал из ножен.
Говоривший был мужчиной, с темными волосами и приятными, почти идеально правильными чертами лица. Но что-то неуловимое скользило в его глазах – зыбкая хмарь, не позволявшая сосредоточиться.
– Мне нужна почтовая птица, – ровно сказал я, не опуская руки. – И переправа, как можно быстрее.
Он не двинулся с места и даже не взглянул на оружие, словно бы ничуть не боялся нападения или угроз. Лишь слегка склонил голову набок, рассматривая меня с едва заметной улыбкой.
– Тебя было непросто отыскать, вестовой Хейден, даже для меня. Но ты всегда делал крайне любопытный выбор.
Я вздрогнул.
Понимание пришло вместе с почти животным страхом – я отступил назад, судорожно стиснул в ладони рукоять ножа. Пустая человечья глупость – таких, как он, нельзя было убить простой сталью.
– Садовник.
– Лорд Имшаэль, – легко поправил он. Усмехнулся. – Можешь даже опустить «лорд», я не настолько придирчив к мелочам.
Я промолчал.
Как оказалось, сложно придумать что-то здравое, когда перед тобой стоит первый палач Империума. Старшего боялись, но казнь от рук Старшего всегда была быстрой. Каратели и храмовники могли быть жестоки, но никогда не убивали без приказа. Венатори приносили жертвы, и ритуалы их были насквозь пропитаны кровью, но под нож они клали лишь рабов.
Лорд Имшаэль, Садовник, присматривающий за лириумными садами, где люди обращались живыми кристаллами, был непредсказуем.
К тому же, он не был человеком.
– Ты забавно интересен, Хейден, – с легкой насмешкой сказал Имшаэль. – Все, словно в старые добрые времена. Почему же ты выбрал пойти на юг?
У меня не было ответа, что мог бы меня спасти.
– Надеялся, что успею перехватить гонца у переправы, – хрипло сказал я. Сделав над собой усилие, вложил бесполезное лезвие в ножны, пытаясь не выдать, как дрогнули руки. – Моя вина, милорд... я принимаю, прошу лишь передать Старшему, я видел Источник и беглых эльфов в Безмолвных Равнинах на восток от Тревиса; отряд венатори мог бы…
Он прервал меня, нетерпеливо вскинув ладонь.
И – протянул небольшую чашу.
– Пей, вестовой Хейден, – мягко сказал Имшаэль.
Густая, багровая жидкость с темными разводами. Одинокая вспыхивающая и тут же угасающая алая искра на самом дне.
Что же, было глупо надеяться на снисхождение.
Не ощущая собственных пальцев, я поднес чашу к губам. Кровь терпкой солоноватой горечью осела на языке, расплавленным металлом пролилась в гортань. Затопила легкие, не позволяя ни дышать, ни кричать от боли, и черным липким ядом мучительно стиснула в когтях сердце.
И увлекла за собой.
Я не знал, сколько времени прошло.
Имело ли это вообще какое-либо значение – что такое время и расстояние для того, кто уже мертв?
Время и расстояние не существовали даже тогда, когда из темноты впервые родился свет – и я наблюдал за его рождением. Когда из света родились образ и материя – грозные и величественные – высокие башни и плещущие стяги, и стены домов, и резные плиты под ногами. Когда из образа и материи в единое целое соткались дух и плоть.
И я, задохнувшийся от света и силы, опустился на одно колено.
– Владыка.
Старший выглядел иначе, чем я представлял его. Художники часто изображали его на фресках то магом в алом зареве небес, то властителем в короне на золотом троне, то едва ли не рыцарем впереди огромного войска. Первый Страж Лауретт как-то обмолвилась, что он почти не похож на человека, что облик его может вызвать страх и даже отвращение.
Но только не у Стражей, потом сказала она.
Тогда я принял это просто как истину, еще один закон. Серые Стражи всегда были едины со Старшим, его личные посланники, получавшие приказы напрямую и оттого стоявшие над всеми прочими. Серые Стражи, единственные, кого не убивала скверна, были связаны со Старшим мыслью и волей – величайшая честь, оказываемая лишь лучшим из лучших.
Но сейчас я знал, что Лауретт имела в виду.
Сейчас я слышал песню – и Старший был ее средоточием.
Ее источником. Ее истинным намерением, стремлением и единственно-значимой правдой. Ее рождением и ее перерождением.
Отрицанием смерти.
Отвращение? Страх? Я был готов умереть за него, я был готов убивать за него. Его воля жила во мне продолжением моей собственной – и это было благословением и высшей наградой.
Отчего-то мне показалось, что он знает меня уже давно?
– Значит, время почти вышло, – ровно сказал Старший. Его взгляд был острым и изучающим. – К посвящению и присяге обычно приводят в Вейсхаупте, но сейчас не до традиций. Встань.
Я повиновался.
Очертания вокруг смазывались и плыли, как часто бывает в ускользающем сне. Городские улицы и башни двоились и сменялись высокими колоннами, я видел то тронный зал, то мраморный источник, окруженный зеркалами. Четкой была лишь фигура Старшего, нечеловечески высокая, длинные тонкие руки, изрезанные темно-багровыми лириумными струпьями.
И песня – глубокие низкие ноты.
Песня задавала вопрос.
– Я видел Источник на пути к Норд Шевин, милорд, – покорно ответил я. – Около двадцати миль к востоку от Тревиса, в роще между холмами. Не знаю, пуст ли он, я не смог подойти близко, но зеркало уцелело. Там встали лагерем беглые эльфы, те, что без валасслинов; около двух десятков, может, больше.
– Элувиан, – произнес Старший; незнакомое слово прозвенело чуждой резкой нотой. – Хорошо. Венатори вышлют туда людей.
Двух легионов было бы достаточно, чтобы разобраться с ними. Сборные отряды боевых магов и охотников не знали себе равных еще во время войны с Самозванцем, и разве беглые рабы могли им противопоставить хоть что-нибудь?
Песня отозвалась глухим рокотом.
– Фен`Харел сделал свой ход, и времени все меньше. Бумаги с исследованием Павуса должны быть немедленно доставлены в Минратос, Страж.
– Бумаги потеряны, милорд, – ровно сказал я.
Измена одного из доверенных магистров, не раскрытая даже ложей венатори – как далеко она разрослась?..
Старший слушал молча, но я ощущал его волю, словно свою – и холодный гнев из тех, что обращаются не знающим промаха и не знающим пощады клинком. Холодный гнев и обжигающая ярость звенели в каждой ноте песни, все громче и громче, почти что причиняя боль; я говорил, пытаясь не сорваться на крик.
Лишь однажды я видел гнев Старшего – тогда целую деревню, осмелившуюся вопреки закону спрятать от карателей отряд раненых орлейских солдат, стерло с земли огненным дождем.
Там все были виновны, сказал нам той ночью Страж-Командор. И те, кто укрыли врагов, и те, кто смолчал.
Промолчавшие – виновны больше всего.
– Имшаэль вернется в Норд Шевин, – наконец сухо и жестко сказал Старший. – Предатели будут наказаны.
Это было гораздо хуже огненной смерти. Наверное, я предпочел бы сгореть заживо, чем попасть в руки Садовника.
Я встретил взгляд владыки – и не посмел отвести глаз.
– Поручение должно быть исполнено, Страж, – холодный голос Старшего хлестнул бичом. – Любой ценой, и даже если весь Минратос придется обрушить в бездну. Имшаэль проведет тебя иным путем, тот позволит выиграть время, а красный лириум Редклифа все еще охраняет проход. Не подведи меня – расплата может оказаться больше, чем твоя жизнь.
Стиснув кулаки, я склонил голову.
Это было намного больше, чем то, что на что я мог позволить себе надеяться.
Глава 3 – Война трех фронтов
…Мягкое покачивание убаюкивало.
Хотелось ни о чем не думать, слушать тихий плеск волн и скрип древесины. Ветер пах той пьянящей свежестью, что свойственна лишь морю; редкие брызги холодом дразнили кожу. Где-то над головой туго хлопали паруса.
Дернувшись, я открыл глаза и, рывком сев, потянулся к кинжалу.
– Не стоит беспокоиться, – дружелюбно сказал Имшаэль. Он расположился рядом с тюками и лежаками, расслабленно опираясь на фальшборт и довольно жмурясь от солнца. – Через несколько часов мы подойдем к южной пристани, а там уже рукой подать до Халамширала.
Корабль шел вперед уверенно и ровно, белоснежными крыльями распластав паруса по ветру. Широкоплечий загорелый боцман с длинным тонким шрамом через всю щеку лениво покрикивал на рабов-матросов, перетаскивавших в трюм грубо сколоченные деревянные бочки. Вокруг, на сколько хватало взгляда, не было ничего, кроме воды.
Я никак не мог понять, что происходит.
– Милорд...
– Ты проспал трое суток, – невозмутимо отозвался Имшаэль. – Но, как мне помнится, тебе очень нужна была переправа, Страж Хейден?
Дышалось восхитительно легко, и грудь больше не пережимали невидимые тугие жгуты. Я вообще не чувствовал ноющей боли, ставшей уже почти привычной за последние часы после бегства из Норд Шевина. Легкие больше не жгло огнем, и цвета не смешивались в грязную кашу, напротив, став словно бы ярче и чище.
И я только что говорил со Старшим и остался жив.
Я осторожно посмотрел на Садовника.
– Можешь считать это преждевременным подарком, – фыркнул Имшаэль. – Но твои вести были действительно важны, и нельзя было позволить тебе обратиться в вурдалака. На войне не всех получается провести через посвящение по всем правилам официальных церемоний, иногда приходится работать в полевых условиях... Итак, что же приказал тебе Старший?
Я посмотрел вперед, где на горизонте, поднимаясь все выше, синела полоска суши. Песня и воля, что теперь были мной, отозвались уверенно и резко.
– Закончить задание.
Сон – я знал, что все Стражи, прошедшие посвящение, видят этот сон – все еще стоял у меня перед глазами. Я помнил все детали, словно они остались навеки выжжены в памяти; как сплетались тени и свет, как горела сила в руках Старшего. Я помнил его голос, каждое слово – мне казалось, я мог бы услышать его даже теперь, за десятки миль от Минратоса. Я ощущал его волю как часть себя.
Стражей никогда не пытались подкупить или склонить к предательству, и в этом было чуть больше, чем просто их легендарная верность клятве.
Скверна соединилась с кровью, и кровь приняла ее.
– Милорд, – сказал я, – Старший говорил, до Редклифа есть другой путь.
Если действительно прошло трое суток, эльфийка Дженни, скорее всего, уже достигла берега и сейчас находится на южном пути к Ферелдену. Но даже если мы пришвартуемся через несколько часов, время будет безнадежно упущено; даже лучшие кони не дадут необходимой форы.
Имшаэль мягко улыбнулся мне – и неосознанный страх холодом спустился по позвоночнику. Слишком, слишком нечеловеческим был его взгляд.
– Да, есть другой, короткий путь, – произнес он. – Поиграем в салки с Ужасным Волком, Страж, это будет забавно.
Если это была метафора, я ее не понял.
Имшаэль тяжело вздохнул.
– Ужасный Волк. Фен`Харел. Фенрир. Ну последнее имя ты просто обязан знать, даже в низших школах сейчас обучают основам старого тевена!
Здесь он был прав, но между основами и уверенным знанием разница была достаточно велика. Пожалуй, я мог бы понять общий смысл не слишком сложных текстов, но говорить на старом тевене не рискнул бы из опасений случайно оскорбить собеседника. Счастье, что Старший, хвала ему, решил не проверять, насколько я был прилежен в учебе.
Но, как ни странно, имя «Фенрир» действительно осталось в памяти.
– ...Созвездие? – очень аккуратно предположил я.
Имшаэль посмотрел на меня с насмешливым сочувствием.
– Ладно, – фыркнул он. – В конце концов, у нас впереди еще несколько часов пути, и мне положительно нечем заняться, кроме как раскрывать смертным великие тайны бытия. Что же, начнем, пожалуй, с того, что ваши архивы венатори именуют «войной трех фронтов».
Я честно постарался вспомнить все, что пожилой низенький клирик при дворовой школе когда-то рассказывал об истории и прикладной философии, но без особых результатов. Как и большинство тогдашних сорванцов, меня намного больше интересовали арбалеты и клинки, чем пыльные страницы. К тому же, к архивам венатори – если это были действительно те самые полумифические тайные архивы – допускались лишь избранные. В число которых я, разумеется, не входил.
– Война трех фронтов началась полвека назад с пробуждением Фенрира, – менторским тоном сообщил Имшаэль, – и с переменным успехом продолжается до сих пор, о чем большинство вас, смертных, даже не подозревает. Если очень упрощенно, то в ней участвуют три заинтересованные стороны, которые, хм, достаточно противоположно представляют себе будущий Тедас. Старший, свободные народы и Фенрир.
Понятнее не стало.
– Свободные народы это... еретики? – на всякий случай уточнил я. – Те, кто верят в Андрасте даже после поражения Самозванца?
Имшаэль лениво кивнул.
– Да, Ферелден и Орлей – то, что от них осталось. Кусочек Вольной Марки, кусочек Ривейна, Сегерон. Кстати, я бы не советовал на той стороне Недремлющего Моря называть Инквизитора Тревельяна Самозванцем, там его считают мучеником и героем. Забавно все получилось.
Я не совсем понял, о чем он говорит, и решил на всякий случай промолчать.
Бабка рассказывала мне об Андрасте – мне и остальным деревенским щенкам-молокососам, старшему из нас было девять. Но ни Андрасте, ни Создатель не спасли их от случайной банды разбойников, по пьяни спаливших полдеревни. Разбойников, которых вскоре после этого безжалостно вырезал посланный Вейсхауптом отряд карателей.
– На что они надеются? – вслух спросил я.
Имшаэль пожал плечами.
– Тем, кто никогда не владел магией, не очень по нраву магократия и внезапная смена власти, знаешь ли. Их вполне устраивал старый порядок вещей, а единоличное правление Старшего не приемлет подобных компромиссов.
– Впрочем, – усмехнувшись, добавил он, – Старший рано или поздно уничтожил бы их, если бы в игру не вступил Фенрир. Ты никогда не задумывался, почему армия красных храмовников так охотно сдала позиции?
Я понял, что он имел в виду поражение при Монтсиммаре, после которого Империум потерял Редклиф и южные земли.
Признанных архивариусами и известных мне причин тому было достаточно много. Войска Ферелдена сумели, наконец, прорвать оборону Редклифа и накануне сражения объединиться с орлейскими шевалье. Красные храмовники еще несколько суток удерживали фронт, ожидая подкреплений из Минратоса, что должны были прийти морем. Лишь потом стало известно, что корабли наткнулись на флот кунари и почти все пошли ко дну еще у Ривейна.
– Не пришла помощь? – предположил я.
Имшаэль как-то неопределенно хмыкнул.
– У Старшего было много фокусов в рукаве. Нет, храмовникам было приказано отступить к северному берегу... после того, как к ферелденской армии, как раз перед тем, как та сумела прорвать оборону Редклифа, присоединились отряды эльфов.
Я этого не знал.
– Звучит, как ересь, верно? И насколько, верный Страж, ты близок к тому, чтобы поверить, что Старший дрогнул перед беглыми рабами? Но вот тебе еще одна ересь – Фенрир жил в этом мире еще до того, как здесь появился красный лириум, и он очень, очень хочет вернуть тот мир обратно.
Несколько мгновений я молчал, не решаясь задать вопрос. На самом деле за такой вопрос в Вейсхаупте вполне можно было получить плетей и пару ночей в карцере, но разве Садовник стал бы рассказывать все это, если бы не...
– Фенрир сильнее Старшего? – почти беззвучно спросил я.
Имшаэль засмеялся.
– Спроси сам, когда дернешь его за хвост. И потом убегай, Страж, убегай поскорее; Старший удерживает этот мир на грани бездны уже полвека, но тебе я пока что не советовал бы драться с волками.
Мы подошли к пристани через неполный час. В голове у меня все еще была полная сумятица из еретиков, волков и красного лириума, но Имшаэль теперь больше отмалчивался и на мои попытки узнать чуть больше лишь насмешливо качал головой. В конце концов, я сдался – моя задача была лишь в том, чтобы перехватить бумаги Павуса, а в делах магов все равно смогли бы разобраться лишь сами маги.
Низкий капюшон плаща удобно скрывал лицо – я не думал, что здесь меня может кто-нибудь узнать, но на чужой земле, земле, не признающей Старшие Законы, я невольно чувствовал себя неуверенно. Пусть даже этот порт постоянно переходил от одной местной пиратской банды к другой, и золото имело здесь намного больший вес, чем имя Старшего или клинки орлейских шевалье.
Такие места были хуже любой помойной ямы.
Имшаэль легко спустился по сходням следом, казалось, ничуть не беспокоясь о том, что его могут узнать. Равнодушно отмахнулся от капитана, и тот, уже оскалившись было, вдруг отчего-то осекся и отступил, и, молча отвернувшись, торопливо скрылся в трюме.
Я подобрал с тюков второй плащ, на мгновение встретившись с Имшаэлем взглядом. И под гладкой светлой кожей его лица внезапно увидел совсем иное – мертвую плоть, напрочь изъеденную черными червоточинами. Чернота истекала из них, как гной из раны, и безжалостно не-пустые провалы глазниц вели в никуда, в саму бездну.
Гнилые губы растянулись в оскале.
Я не отшатнулся лишь потому что не смог, все тело оказалось словно заковано в камень. Не смог даже вскрикнуть.
– Не отставай, Страж.
Я сморгнул.
Имшаэль улыбался как всегда легко и беспечно, и на его лице не было ни следа порчи.
– В город не пойдем, – сказал он. – Хотелось бы, конечно, показать тебе картинную галерею Зимнего Дворца, но в Халамширале полным-полно эльфов. А ты, мой дорогой Страж, едва ли сможешь смотреть на них как на равных, и кто-нибудь непременно этим заинтересуется.
– Если это необходимо...
Он не дал мне закончить, нетерпеливо махнул рукой.
– Идем, здесь недалеко. О, если бы ты только знал, сколько всего чудесного попадает на пиратские склады! Например, несколько лет назад "Веселая вдова" взяла на абордаж одно судно с Сегерона. Команду перебили, корабль пустили на дно, груз гаатлока разошелся на черных рынках. Там еще были огромные зеркала, несколько расколотых и одно целое, им расплатились за док и ремонт и забыли, оставили пылиться на складе.
Я вспомнил это слово, чуждое и странно знакомое, словно холодный голос Старшего вновь произнес его прямо у меня в голове.
Элувиан.
Я знал, что зеркала-элувианы важны, даже очень важны – об их местонахождении требовалось немедленно сообщать в Минратос и Вейсхаупт, и сокрытие приравнивалось к измене. Но в чем именно заключалась их важность и ценность, я не имел ни малейшего представления, и особо не стремился узнать. Венатори – а в том, что зеркала были связаны с магией, сомневаться не приходилось – ревностно стерегли свои секреты, и мне вовсе не хотелось в один день оказаться в пыточной камере.
Но теперь я был Стражем, и у меня был прямой приказ Старшего, и...
– Что такое элувиан? – осторожно спросил я.
– Дверь, – усмехнулся Имшаэль. – Тебе же нужен был короткий путь? Так вот, короче этого была бы только развертка теневых струн, но до этого ваш скудный смертный разум еще не созрел.
Я решил пока что воздержаться от новых вопросов.
Под ногами поскрипывали мокрые доски – мы шли вдоль пристани, направляясь куда-то к западной части порта. Имшаэль шагал уверенно, как будто уже не раз ходил этой дорогой, я просто старался не отставать и поглядывать по сторонам. Метательный нож холодил ладонь; но одно упущенное мгновение могло стоить мне жизни, и я не собирался рисковать. Что до Садовника – казалось, тому было попросту плевать.
Вокруг беспорядочно суетились люди, перетаскивая, разгружая, загружая, торгуясь до хрип и устраивая потасовки прямо у сходней. В копошащейся толпе никто не обращал на нас внимания – все были слишком заняты своими делами. К тому же, здесь и так хватало, на кого поглазеть: огромные, с разукрашенными рогами кунари – в Империуме я видел их лишь в лириумных шахтах; худые эльфы без рабских ошейников, гномы, деловито и сноровисто разбиравшие привезенные товары – они, единственные, пожалуй, немного напоминали о доках Минратоса. Они – и люди, конечно, но тех мне больше всего сейчас хотелось обойти по широкой дуге. К ереси инорасцев еще относились со снисхождением, но человек, отрицающий власть Старшего, отрицающий Старшие Законы...
...чужая воля полыхнула в груди обжигающим холодом и гневом, и я, задохнувшись, с трудом подавил порыв разбавить морскую воду чьей-нибудь кровью.
Стиснув зубы, выровнял шаг – не время.
Несколько раз мне чудились слабые отголоски вибрирующей песни, слишком знакомый низкий тон. Лишь почти у самых складов я, наконец, понял – красный лириум был и здесь, шел по рукам контрабандой. Только растертый в пыль и порошок, разведенный в мутное месиво – но все еще зовущий. Зов, от которого защищало лишь благословение Старшего, медленно сводил с ума; заставляя убивать за лишнюю каплю дозы. Неудивительно, что даже еретики не смогли полностью вытравить это на своей земле.
– Будет легко, – не оборачиваясь, вдруг насмешливо сообщил Имшаэль.
Портовые склады напоминали потревоженный улей, грязный, бесцеремонный и шумливый. В такой толпе ничего не стоило получить кинжал под ребра, и я вряд ли успел бы в случае чего уклониться от удара.
К тому же я не очень представлял себе, как пройти через кордон охраны.
Боковую дверь с тяжелым висячим замком сторожили двое, невысокий поджарый мужчина и кунари с исполосованной бугрящимися шрамами грудью. Имшаэль остановился за мгновение до того, как арбалет уперся ему в грудь и мягко улыбнулся.
– Разве так встречают старых друзей, Ротран?
У мужчины были глаза хладнокровного убийцы, но мне показалось, что он вздрогнул.
– Ты…
– Особенно, друзей, которым ты должен, – еще мягче добавил Имшаэль.
Кунари повернул голову, взглянул вопросительно. Я крепче стиснул под плащом рукоять кинжала – шрамы на его груди были слишком опасной отметиной. Так на шахтах Империума наказывали бунтовщиков; привязывали к раскаленной решетке, так что кожа слазила лохмотьями.
– Что тебе надо? – тихо спросил Ротран.
– О, сущий пустяк, – беспечно улыбнулся Имшаэль. – Всего лишь взглянуть на старый груз «Вдовы»... Фаренса Рыжая тогда была ее капитаном, такая славная, славная девочка. Жаль, что закончила как все смертные.
Кунари оскалился, вновь поднимая арбалет, но Ротран даже не взглянул на него.
– И долг будет выплачен?
Имшаэль кивнул.
Я уже понимал, что нас впустят. Признаться, окажись я на его месте, я тоже был бы готов на очень многое, лишь бы покрыть долг Садовнику – а человек с глазами убийцы, судя по всему, отлично знал, с кем имеет дело.
– Идем, – ровно сказал Ротран.
Склад оказался завален разнообразным хламом, начиная от древних золотых подсвечников с обломанными ручками и заканчивая изогнутым хребтом какого-то животного. Зеркало стояло у самой стены, заставленное длинными досками – мне пришлось несколько минут повозиться, оттаскивая все это добро подальше. Ротран помогать не стал, остался ждать у входа.
Элувиан оказался огромным; даже в покоях магистров Минратоса я не видел ничего подобного. Когда Имшаэль сдернул с него запылившийся и выцветший бархатный чехол, мне показалось, что темно-лиловая поверхность зеркала пошла едва заметной рябью.
И она ничего не отражала.
– Нет, свет здесь не при чем, – усмехнулся Имшаэль, словно читал мысли. – Хотя, конечно, при чем, но не будем пока трогать сложные материи. Твоя дверь, Страж, все как было обещано. Надо только ее открыть.
Я смотрел, как он каким-то незнакомым ласкающим жестом провел раскрытой ладонью вдоль резной рамы. И странная рябь как будто усилилась, растекаясь по всей поверхности зеркала тягучими ровными волнами.
И песня в моей крови отозвалась ей и запела в унисон.
– Представь, что на самом деле две точки пространства разделяют не дни пути, а всего один шаг, – не оборачиваясь, негромко сказал Имшаэль. – Ты открываешь одну дверь и оказываешься на перекрестке, открываешь вторую дверь – и ты уже там, куда хотел попасть. Тебе нужно лишь выбрать правильную дверь и не попасться в лапы волку.
Рябь сошлась в центре и стала закручиваться темным водоворотом. Я едва сумел отвести взгляд; казалось, что если коснуться его рукой, то зеркало сожрет тебя, затянет внутрь, в пустой абсолют бездны.
Такая же бездна была в глазницах Имшаэля.
– Что это? – одними губами проговорил я. Голос не слушался.
– Еще немножко сложных материй. Внепространственно-вневременной карман, если тебе интересно, хоть не думаю, что это знание поможет тебе выжить. Перекресток и его пути сейчас – владения Фенрира, и у тебя будет очень-очень мало времени, Страж.
Я абсолютно ничего не понимал.
– В Минратосе хранятся десятки таких зеркал. Почему...
– Потому что элувианы уже не открыть без благословления Фенрира, и лишь о некоторых он пока не знает, – нетерпеливо отозвался Имшаэль, продолжая колдовать над рамой. – О дверях, за которыми стена.
Он внезапно хихикнул.
– Но даже эту стену можно обратить проходом.
Смотреть на зеркало теперь было практически невозможно, начинала кружиться голова. Тягучие вязкие волны закручивались в водовороты, те обращались дырами куда-то в лиловую черноту и бездну – и желание оказаться как можно дальше отсюда было практически невыносимым.
И не менее невыносимым было желание шагнуть бездне навстречу.
Имшаэль как-то незаметно отступил в сторону и оказался за моей спиной; я успел увидеть лишь взметнувшуюся по стене зыбкую серую тень. Коротко сжал длинными сухими пальцами мое плечо – прикосновение обожгло, как раскаленным клеймом – и вкрадчиво шепнул:
– Выбор за тобой, Страж.
И чернота выплеснулась из зеркала и поглотила все.
Глава 4 – Серый, алый
Сперва мне показалось, что я ослеп.
Мир вокруг выцвел в серый – серой была земля, серым было тусклое солнце на таком же тусклом небе. Я видел разбросанные вдалеке серебряные огоньки, но кроме них не было ничего. Здесь жил туман, один туман; настолько плотный, что я едва мог различить что-либо на расстоянии нескольких шагов.
Страх разросся в груди тяжелым комом, я отшатнулся назад, судорожно пытаясь вспомнить, как это – видеть цвет. Черная рама зеркала-элувиана за моей спиной, я помнил, с другой стороны была инкрустирована золотом, и сейчас даже этого было бы достаточно, одного-единственного блика...
Но ровная амальгама под моими пальцами оказалась мутной и холодной. И такой же невзрачно-серой, как и все вокруг.
Я стоял один в мертвом мире, в котором не было ничего, кроме тумана. И дверь не собиралась выпускать меня обратно.
Зажмурившись, я обратился к последнему, что осталось.
...взываю, Старший...
Песня и воля во мне отозвались сразу, прогремели внутри торжествующим гимном силы. Задохнувшись, я запрокинул голову, жадно глотая каждую ноту. Судорожно втянул воздух, полную грудь, ощущая, как неохотно отпускают невидимые жгуты.
Цвет так и не вернулся, но серый обрел контрастность, и тени как будто стали глубже. Не тот мир, к которому я привык, но, по крайней мере, я больше не ощущал себя выброшенной на берег рыбой.
Есть определенные и весьма веские причины, почему обычным людям не стоит связываться с магией. Обычно это все имеет крайне нехорошие последствия.
Каменная тропа под ногами выглядела странно. Не удержавшись, я наклонился, потер один из мелких булыжников пальцами – ощущения были такие, словно это был не камень, а застывшая смола. Сорвал росшую из трещин травинку – та как будто хрустнула, ломаясь. И зазвенела мелодично и тонко.
Где-то в тот самый момент я очень отчетливо вспомнил предупреждения Садовника о волках.
Ох.
Я торопливо распрямился, на всякий случай еще раз оглянулся на потускневшее зеркало и осторожно шагнул вперед, в туман, ориентируясь на слабый блик света. Вряд ли волки, если они действительно здесь водятся, ощущают себя так же дерьмово. Если я хоть что-то понял из слов Имшаэля, я влез без приглашения на чужую территорию, и учитывая то, что я теперь знал о Фенрире, меня вряд ли мог ждать хороший прием.
Мне нужна была другая дверь. Дверь, которая вывела бы меня к Редклифу.
Оставалось придумать, как ее найти.
Туман был настолько плотным, что казалось, будто бредешь по горло в воде. Я шел, стиснув зубы и сосредоточившись на счете – шаг, еще шаг, еще. Пятьдесят шагов – и я дойду до другого зеркала; я уже мог различить выступавшие над пеленой очертания рамы. Исходящее от него свечение внушало слабую надежду на то, что магия элувиана еще жива. И если мне очень сильно повезет, это окажется та самая дверь, что мне нужна. И она согласится меня пропустить.
Что делать, если мне не повезет, я не знал.
Серебряный блеск был уже совсем близко. Решив, что, в случае чего, упредить удар мне все равно не удастся, я пошел быстрее, разгребая туман руками. И, наконец-то выбравшись из сизой пелены, с облегчением отряхнул ладони.
Это новое зеркало выглядело почти так же, как и то, через которое я прошел сюда, лишь поверхность его была словно затянута льдом. Лед стекал на землю, и изморозь искусным узором покрывала плиты. Но я, стоя на расстоянии двух шагов, не чувствовал холода.
Ну что же.
На всякий случай я еще раз без особой надежды огляделся по сторонам в поисках какой-нибудь очевидной подсказки. И, ожидаемо ничего не увидев, набрал в грудь воздуха и шагнул вперед, приложив ладонь к зеркальной поверхности.
Лед обжег кожу невыносимым холодом, жадно вгрызся в плоть. От неожиданности и резкой боли я отшатнулся прочь, едва удержавшись от вскрика, торопливо выдернул из ножен кинжал. На серебре остался кровавый отпечаток – казалось, кровь разъедает лед.
И к нему потянулась рука, тонкая, с длинными изящными пальцами.
Потянулась с другой стороны.
– Фен’Харел допустил человека на Перекресток?
Я отступил еще на шаг, замер, готовый броситься, ударить и убить.
То, что отражалось в зеркале, не было мной. Лед пошел мелкими трещинами там, где осталась кровь, выцвел, и поверхность прояснилась, позволяя разглядеть невысокого худого мужчину со светлыми волосами до плеч. На первый взгляд ему было около сорока, серые глаза смотрели требовательно и остро.
Он был мне незнаком, но он был одет в одежды тевинтерского магистра, и плащ на его плече был заколот фибулой в виде алого дракона. Я узнал ее сразу, знак первой ложи венатори.
– Я Серый Страж, милорд, – глухо сказал я.
Он едва заметно вздрогнул и шагнул ближе, почти вплотную, прижавшись к стеклу обеими ладонями.
– Старший послал тебя?
Я кивнул. Он торопливо вскинул руку.
– Не говори мне о своей задаче, Страж – у Фен’Харела слишком много ушей. Но раз ты здесь, значит, Старший все еще сражается… хорошо. Значит, у этого мира еще есть надежда.
Зеркало вновь понемногу начало мутнеть; лед отвоевывал себе свое. Мгновение поколебавшись, я протянул руку вновь, сжал зубы – ощущения были такие, словно я держал раскаленные угли. Но в Вейсхаупте учили переносить боль; вестовых не хранила воля Старшего, а орлейские дознаватели знали о пытках не меньше тевинтерских и были не менее упорны. Нельзя было допустить, чтобы сведения попали к врагу, и свой порог я знал хорошо.
К счастью, сейчас я мог отделаться малой кровью.
– Ты теряешь время, Страж, – негромко сказал магистр. – Мне все равно не уйти отсюда, пока жив Фен’Харел.
Он мог лгать, конечно же.
Он мог быть таким же предателем, как и Павус, и разве у меня было право верить – особенно здесь, где сам мир был врагом? Я действительно терял время; мне надо было развернуться и спешить дальше, к следующему блику, надеясь на то, что, может, там откроется проход.
Но песня и воля во мне молчали.
И он тоже не отводил взгляда и не отнимал руки – нас разделяла лишь тонкая полоска льдистого стекла.
– Кто ты, милорд? – спросил я.
– Фейнриэль, – ответил он; торопливо, словно до конца не доверяя собственной памяти. – Фейнриэль, из первой ложи венатори. Мы искали способ перехватить контроль над Перекрестком из Тени, но во снах волк всегда сильнее человека. Он опечатал элувианы, и я больше не могу покинуть это место… впрочем, другим повезло намного меньше.
Он замолчал на мгновение, потом встряхнул головой.
– Но ты не сновидец… кто открыл тебе проход сюда?
Я сощурился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за его спиной, но безуспешно. Туман серой пеленой плыл и там; создавалось впечатление, что ему одному не помеха ни раскаленный лед, ни зеркальная амальгама.
– Садовник по-прежнему служит Старшему, – ответил я. Голос все же сорвался, было очень больно.
Фейнриэль дернул плечом.
– Имшаэль никому не служит, и у него всегда свои цели. Доверять ему так же опасно, как доверять самой Тени. Старший всего лишь удобен ему; удобнее, чем Фен’Харел, в чьем мире ему не будет места, и удобнее, чем свободные народы, потому что они сейчас не более чем досадная помеха. Если Старший падет, Фен’Харел раздавит их как мошкару.
– Тогда почему они сражаются с нами? – хрипло спросил я. – Если ты говоришь правду…
– Правда проста, – с едва ощутимым раздражением фыркнул Фейнриэль. – Они отрекались от магии сотни лет, оставили от нее лишь слово, и даже этого слова они боятся как огня. Что они могут противопоставить тому, кто способен изменить само строение мира? Даже вся сила Магистерия – лишь детские забавы по сравнению с тем, что может Фен’Харел.
Я на мгновение прикрыл глаза, пытаясь уложить в голове новые знания. В отчаянном упорстве Ферелдена и Орлея мог быть лишь один смысл – надежда на то, что их враги измотают себя в сражении, и они смогут как-нибудь добить победителя, пусть даже ударив со спины. Впрочем, имеет ли смысл говорить о чести, если речь идет о будущем мира?
Ради этого призрачного шанса они отказались встать под знамена Старшего… и кто знает, может, это могло бы стать перевесом.
Впрочем, вряд ли войска свободных народов знали, против кого именно они сражаются. Это только Красный Генерал мог открыто позвать за собой на бой без надежды на победу.
И надежда, и победа пришли следом за ним.
– Хорошо, что здесь нет времени, – неожиданно тихо сказал Фейнриэль. – Или я уже потерял ему счет?.. Неважно. Страж, ты должен уходить, здесь тебе не справиться с Фен’Харелом и его людьми.
Багровые капли стекали из под моей ладони, выжигали во льду дорожки и замерзали, так и не достигнув земли.
– Я могу помочь тебе? – прямо спросил я. – Если нужно больше крови…
Я не знал, что я могу сделать для него. Я не был магом, и песня Старшего во мне молчала – а без нее я был слеп и глух во всем, что не касалось обычного клинка. Но просто бросить его здесь было слишком… неправильно.
среда, 29 ноября 2017
Обновление в расписании.
Дорогие все, в связи с непредвиденными обстоятельствами, в расписание вносятся изменения:
расписание выкладок
06.12.2017 — Саммари №7 — Автор: Astera Orey — Артер: KirioSanjouin
15.12.2017 — Саммари №3 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
22.12.2017 — Саммари №2 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
читать дальшеUPD: Дорогие все, к сожалению текст по Саммари № 1 выложен не будет. Об изменениях в расписании выкладок сообщим дополнительно.
читать дальшеUPD: По техническим причинам публикация Саммари № 9 состоится завтра, 26.10.2017. Остальные даты без изменений.
читать дальшеДорогие все, наступил срок сдачи авторами и иллюстраторами готовых работ, и мы публикуем расписание выкладок. В связи с техническими затруднениями начало выкладок будет не 15 октября, как планировалось изначально, а 18 октября.
Расписание выкладок Dragon Age BigBang-2017:
18.10.2017 — Саммари №8 — Автор: Некто в маске саирабаза — Артер: ноунейм
25.10.2017 — Саммари №9 — Автор: Tykki — Артер: KirioSanjouin
01.11.2017 — Саммари №1 — Автор: Неудачный день — Артер: Дежурный иллюстратор ДА БигБэнг
08.11.2017 — Саммари №4 — Автор: Веда — Артер: Nagi Frost
15.11.2017 — Саммари №3 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
22.11.2017 — Саммари №5 — Автор: Toy_Soldier — Артер: bathsheb
29.11.2017 — Саммари №6 — Автор: Toy_Soldier — Артер: bathsheb
06.12.2017 — Саммари №7 — Автор: Astera Orey — Артер: KirioSanjouin
13.12.2017 — Саммари №2 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
Дорогие все, в связи с непредвиденными обстоятельствами, в расписание вносятся изменения:
расписание выкладок
06.12.2017 — Саммари №7 — Автор: Astera Orey — Артер: KirioSanjouin
15.12.2017 — Саммари №3 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
22.12.2017 — Саммари №2 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
читать дальшеUPD: Дорогие все, к сожалению текст по Саммари № 1 выложен не будет. Об изменениях в расписании выкладок сообщим дополнительно.
читать дальшеUPD: По техническим причинам публикация Саммари № 9 состоится завтра, 26.10.2017. Остальные даты без изменений.
читать дальшеДорогие все, наступил срок сдачи авторами и иллюстраторами готовых работ, и мы публикуем расписание выкладок. В связи с техническими затруднениями начало выкладок будет не 15 октября, как планировалось изначально, а 18 октября.
Расписание выкладок Dragon Age BigBang-2017:
18.10.2017 — Саммари №8 — Автор: Некто в маске саирабаза — Артер: ноунейм
25.10.2017 — Саммари №9 — Автор: Tykki — Артер: KirioSanjouin
01.11.2017 — Саммари №1 — Автор: Неудачный день — Артер: Дежурный иллюстратор ДА БигБэнг
08.11.2017 — Саммари №4 — Автор: Веда — Артер: Nagi Frost
15.11.2017 — Саммари №3 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
22.11.2017 — Саммари №5 — Автор: Toy_Soldier — Артер: bathsheb
29.11.2017 — Саммари №6 — Автор: Toy_Soldier — Артер: bathsheb
06.12.2017 — Саммари №7 — Автор: Astera Orey — Артер: KirioSanjouin
13.12.2017 — Саммари №2 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
@темы: 2017, организационное
среда, 15 ноября 2017
Название: Тайны и хитрости зелейного дела
Автор: Веда
Иллюстратор: Nagi Frost, ссылка на иллюстрацию
Размер: 17 055 слов
Рейтинг: G
Категория: джен, прегет
Жанр: юмор, немного драма и немного детектив
Персонажи: ж!Сурана, м!Амелл, Йован, Каллен, прочие обитатели Круга
Саммари: В Башне Круга магов должны царить порядок и спокойствие, на деле же все получается не совсем так. И во многом виноваты в этом сами ученики Круга. Например, Нерия Сурана очень старается не попадать в неприятности. Однако ее друзья – Дайлен и Йован – неприятности будто наоборот, только притягивают. И если этим троим станет известен секрет, способный перевернуть всю размеренную жизнь Круга, они, конечно же, поделятся им со своими наставниками-чародеями. Или нет.
Предупреждения/примечания: бытовая и не очень жизнь Круга, некоторые авторские допущения и оригинальные персонажи в умеренном количестве
Ссылка на скачивание: doc
По тарелке в равных пропорциях было размазано что-то серое картофельное и зеленоватое капустное. Нерия с подозрением понюхала предложенный завтрак и безо всякой надежды поинтересовалась:
– А отбивной случайно нет?
– Шутница, – пробурчал разносящий еду парень. – Могу и это забрать. Будешь до обеда от голода пухнуть.
Судя по мешку брюквы, который слуги старательно волокли в сторону кухни, Нерии предстояло пухнуть от голода не только до обеда, но и до ужина. А, может, и до следующего завтрака.
Она вяло поковырялась в тарелке и все-таки съела несколько ложек. Капуста противно скрипела на зубах, а пюре было водянистым и безвкусным. Мерзость.
Нерия украдкой огляделась. Не только она была недовольна завтраком: некоторые ученики с тоскливыми выражениями на лицах размазывали пюре по тарелке, будто оттягивая момент, когда придется это попробовать, другие же пытались что-то втолковать разносящим еду кухонным работникам. Наверное, тоже просили перестать издеваться и вернуть все, как было. Будто это так просто!
Месяц назад главный повар Башни Круга неожиданно скончался. Человеком он слыл довольно противным, но не жадным и к своей работе относившимся очень ответственно: волос в тарелке или недоваренный суп воспринимал как личное оскорбление. После его смерти остальные то ли что-то не поделили, то ли поругались с церковниками, но результат был один – кухня резко перестала готовить нормальную пищу. Поговаривали, что новый главный повар сам из храмовников, привык исключительно к полевым условиям готовки и взял курс на экономию средств, и что казначей Башни горячо это одобрил. Раньше магов и учеников тоже разносолами не баловали, но теперь, глядя на капусту и жидкое пюре, чуть подслащенная каша и вареные яйца вспоминались с тоской.
– Я слышал, среди младших учеников уже зреет план по убийству повара, – вяло заметил Дайлен, тоже ковыряясь в еде безо всякого вдохновения.
– Желаю им удачи, – искренне пожелала Нерия.
Пюре по-прежнему не вызывало никакого аппетита.
– Ты будешь доедать? – поинтересовался Йован.
Нерия молча придвинула к нему тарелку. Вот уж у кого был луженый желудок и драконий аппетит! В отличие от других учеников, Йован на новую кухню не жаловался и с удовольствием доедал завтраки и обеды за друзьями. Нерия и Дайлен только головой качали, наблюдая, как пресная каша или квашеная капуста сметаются с тарелок. Сейчас Йован тоже не подкачал. Нерии даже стало завидно – с таким удовольствием он уплетал эту гадость.
– Ну что, – преувеличенно бодро начал Дайлен, отворачиваясь от жующего друга, – готова поразить сегодня знаниями старших чародеев?
– Конечно, – довольно откликнулась Нерия, радуясь, что можно отвлечься от завтрака. – Я вчера весь вечер читала и делала заметки. Разбираться в хитросплетениях Тени – так интересно.
– Строить глазки преподавателю ей интересно, – насмешливо булькнул Йован сквозь пюре.
– А вот и нет! – обиделась Нерия. – Тебе бы тоже стоило задание выполнять, а не картинки в бестиариях и трактатах по устройству человека разглядывать! Я теперь хотя бы точно знаю, что на все вопросы старших чародеев отвечу. Дайлен, а где ты вчера вечером был? Мы же хотели позаниматься вместе.
– Да ну их, эти занятия, – отмахнулся Дайлен. – Чего я – про Тень не расскажу? Каждую ночь ее во сне вижу. Да меня и не спросят, наверное.
– Что, опять с Ферриком сцепился? – мгновенно поняла Нерия. – Так вот откуда у тебя царапины на руках!
Дайлен на мгновение удивленно взглянул на свои разбитые в кровь костяшки пальцев, точно впервые их заметив. И тут же, нахмурившись, залечил. Целительство никогда Дайлену не давалось, но такую мелочь мог исправить без труда даже он.
– Феррик сам виноват.
В этом Нерия как раз не сомневалась. У Феррика был длинный и очень ядовитый язык, а еще – большой магический талант, из-за чего связываться с ним побаивались. Выглядел он – червяк-червяком, и в какой-нибудь людской деревне наверняка сдох бы от болячек или тяжелой работы, но в Башне Круга одаренный ученик пришелся очень к месту за книгами. Старшие чародеи видели в нем потенциального будущего коллегу, а соученики – мелкого и пакостного гада, пользующегося своим положением. Как бы то ни было, Феррик и Дайлен не ладили. Первый любил отпускать остроумные, с его точки зрения, комментарии, а второй слишком близко принимал их к сердцу. Нерия, выросшая в эльфинаже и привыкшая к пренебрежению, относилась к комментариям Феррика гораздо спокойнее. Хотя иной раз руки чесались врезать по наглой длинной морде и у нее.
Драки среди учеников Круга были запрещены, сурово карались, и обычно зачинщики старались не попадаться. Поэтому либо вовсе не пользовались магией во время выяснения отношений, либо по самому минимуму. Судя по рукам Дайлена – вчера он выбрал первый вариант.
– Что опять сделал этот хорек? – нахмурилась Нерия, желая прояснить все до конца.
– Как обычно – распускал язык. Я просил его уже так не делать, а он не послушал. Вот и получил.
Дайлен отвел глаза и поморщился. Он мало говорил о жизни до Круга, однако о его знатном происхождении Нерия знала. И постоять за свою честь или честь друзей Дайлен был готов всегда, порой – с излишней горячностью. Нерия это ценила, но не всегда считала правильным. Гораздо лучше промолчать, перетерпеть, усыпить бдительность, дождаться момента и уже потом ударить так, чтоб искры из глаз посыпались. Это знание она практически впитала с молоком матери, оно не раз спасало ей жизнь в прошлом. Дайлен же склонять голову и терпеть издевательства не любил. Нерия только вздыхала: ох и тяжко ему придется после Истязаний! Если доживет и переживет, конечно...
– Надеюсь, тебя никто не видел? – с беспокойством уточнил Йован.
– Конечно, нет. Я же не дурак! А этот кусок нажьего дерьма скорее себе язык откусит и ядом захлебнется, чем побежит жаловаться.
Нерия немного успокоилась. Хоть в этом повезло! Феррик был не из тех подлиз, кто доносит старшим чародеям или храмовникам при любом нарушении правил. Вот подговорить своих приятелей, дождаться в темном углу и отлупить – это да, это он мог. Придется теперь держать ухо востро...
– Не волнуйтесь, с Ферриком я разберусь, – преувеличенно бодро заявил Дайлен и улыбнулся Нерии. – Не надо за меня переживать. Лучше за Йована попереживай – не случится ли с ним чего после этой жуткой капусты.
– Едал и похуже, – пожал плечами Йован, отодвигая пустую тарелку. – Капуста как капуста. Не понимаю, чего вам не нравится.
– От хорошей еды тяжело отвыкнуть, – заметила Нерия, которой голод был знаком не по-наслышке. – А ты просто всегда ешь за троих, как конь. Тебя по-моему дешевле выгнать, чем прокормить.
Скажи Нерии кто в детстве, что она будет нос воротить от еды – рассмеялась бы. Теперь вот привыкла есть сытно, а чуть похуже предложат – и не надо. Нерия вспомнила оставшихся в эльфинаже родителей и старшего брата, которые, может, и квашеной капусте бы обрадовались почище Йована. И в очередной раз подумала: интересно, как они там? Женился ли братец, до сих пор ли болит у мамы спина? Теперь Нерия, пожалуй, могла ее вылечить, но вряд ли когда-нибудь доведется увидеться с родными снова. Тоска накатила внезапно, точно телега на колесо, и на глазах выступили слезы.
– Эй-эй, ну чего ты? – заволновался Дайлен. – Это из-за Феррика, что ли? Перестань, дался тебе этот болтливый огрызок!
– Если ты очень голодная, у меня под матрасом осталось чуть-чуть сушеных яблок, – тихо предложил Йован, оглядываясь, чтобы никто из соседей по столу не подслушал.
В честь Дня середины лета недавно в Круге устраивали почти настоящий праздник, храмовники даже расщедрились и разрешили угостить учеников сладостями. Малышне достались засахаренные ягоды и медовые шарики, тем, кто постарше – сушеные фрукты. Йован тогда проявил чудеса ловкости и вынес в карманах и рукавах целые пригоршни, которые потихоньку подъедал по вечерам и очень неохотно делился даже с друзьями.
Нерия смахнула подло выдавшие ее слезы и фыркнула.
– Вы лучше сегодня задания старшего чародея выполните – тогда я спокойна буду.
Урок проходил чинно и степенно, как обычно. Комнату ярко освещали несколько магических шариков, подвешенных под потолком, на стенах располагались зарисовки с изображениями демонов и жутких тварей, живущих в землях Коркари. Окон в комнате не было, зато их с успехом заменяли книжные стеллажи, заставленные древними томами с потрепанными страницами и тиснеными буквами на переплетах. Нерия давно привыкла в моменты задумчивости сосредотачивать взгляд на толстенном томе в бордово-красной обложке, потемневшей от старости и сотен прикосновений. На корешке едва различалась надпись: «Демоны Праздности: кто они, и что они могут дать миру?». Судя по объему книги, автор праздностью как раз не страдал и применений для демонов нашел массу. К сожалению, книга была из тех, что ученикам, не прошедшим Истязаний, брать запрещалось. Но Нерия дала себе слово, что когда-нибудь обязательно ознакомится с ней.
Остальные ученики предпочитали в скучные минуты пялиться в свои конспекты, на потолок или на что-то другое. Например, на старое чучело в углу комнаты. Нелепое и небрежно набитое, оно напоминало помесь огромной ящерицы с ежом и гордо именовалось «Глубинный охотник». Также в пояснительной табличке к чучелу указывалось: «Воспр. с точного описания ст. ч. Мираба усмиренным Ранием, 8:61. Обитатель Глубинных троп, хищник, стайное животное. Руками не трогать!». Описание успело за годы сильно устареть, а «стайное животное» явно не соответствовало своему портрету в бестиарии. Гораздо более натуральное чучело стояло в кабинете чародея Лима, изучавшего Глубинные тропы долгие годы. Этот же древний экземпляр явно выбрасывать было жалко, и потому он скрашивал ученикам тоскливые занятия своим нелепым видом. Здоровенное чучело, раза в четыре больше обычного глубинного охотника и смотрящее вперед темными пустыми глазами, раньше пугало Нерию до дрожи, а теперь вызывало только легкое чувство настороженности. Зато Дайлен однажды умудрился уронить его на одного из старших чародеев, получил за это нагоняй и теперь не испытывал перед чучелом никакого пиетета.
Вблизи оно выглядело еще противнее – чешуйки местами отвалились, а местами их поотрывали на память чьи-то шаловливые руки. Хорошо хоть, что пыль с него стирали вовремя – это шипастое облезлое чудовище под серым налетом, точно покрытое молью, наверняка вызывало бы у маленькой Нерии ночные кошмары.
– ...известно. Демоны подчиняются только своим прихотям, а состраданию не подвержены. Они могут убить любого из вас просто потому, что могут, – бубнил старший чародей Приам.
От его тихого монотонного голоса ужасно хотелось спать. «Старик Приам», как прозвали чародея ученики, отличался относительно добродушным нравом и для своего скорого семидесятилетия выглядел неплохо сохранившимся, хотя седая борода и почти выцветшие глаза выдавали его с головой. А еще он давно разучился говорить громко, видимо, полагая, что заинтересованные услышат и шепот, а незаинтересованным оно не надо.
– Иногда сложно бывает определить породу демона, а когда определишь – уже становится поздно. К счастью, маги годами занимались изучением Тени, и мы можем обучить этому искусству молодых. Да-да, именно искусству, я называю это так, потому что...
Нерия покосилась на храмовника, сидевшего возле двери в класс. Лица сэра Реджинальда под металлическим шлемом было не разглядеть, но Нерия побилась бы об заклад, что тот мирно подремывал, прислонившись к стене. Храмовники присутствовали на каждом уроке в Башне, даже на таком занудном и не вовсе предполагавшем практических занятий. Вряд ли сэр Реджинальд был в состоянии одолеть случайно вызванного демона и в лучшие свои годы, но правила есть правила.
– ...и таким образом вы до сих пор живы. Ну-с... – Старик Приам обвел взглядом притихших и полусонных учеников. – О Теневых искривлениях и их разновидностях мы поговорим в другой раз. Чародей Эрвин, вам слово.
– Благодарю.
Из-за стола в углу поспешно выбрался темноволосый мужчина, до сих пор ожидавший своего часа и, судя по нервному морганию, сам только проснувшийся. Он мягко улыбнулся ученикам, точно извиняясь, а Нерия почувствовала, как теплеет на сердце. В чародея Эрвина были влюблены почти все юные ученицы Круга, и она исключением не стала. Сам Эрвин уже давно с головой ушел в изучение Тени, демонов, духов, писал какие-то научные статьи, по слухам – являлся медиумом, и на вздохи влюбленных дев внимания не обращал.
– Ну что же, сегодня мы проверим, насколько хорошо вы усвоили нынешний курс и поработали самостоятельно, – обвел класс спокойным взглядом чародей Эрвин.
Нерия немедленно выпрямилась, всем своим видом показывая, что готова ответить на любой вопрос и решить любую задачу, хоть звезды на небе пересчитать. Оживились и прочие девушки, даже те, кто отродясь к исследованию Тени был равнодушен. Нерия с ревностью бросила взгляд вправо и наткнулась на хищный прищур Этти, которая боролась с ней за внимание Эрвина с самого начала учебы. Вот только Этти – бездарность, не способная прыгнуть выше звания деревенской травницы, в отличие от Нерии!
Остальные ученики, не настолько вдохновленные возможностью выступить перед чародеями, начали медленно сползать под столы, точно надеясь избежать зоркого глаза учителя.
Но этот маневр не остался незамеченным.
– Дайлен, – безошибочно определил Эрвин самого неподготовленного к занятию, – выходи сюда и расскажи немного о самых известных исследованиях в интересующей нас области.
Нерия огорченно вздохнула. Говорила ведь этому оболтусу, что надо учить! Но Дайлену часто хотелось всего и сразу, да самого лучшего, и усилий притом приложить поменьше. Что и говорить – воспитание знати! Нерия отнюдь не считалась лучшей ученицей Башни Круга, однако в знания почти всегда вгрызалась зубами и не понимала наплевательского отношения друга.
Дайлен нехотя встал и поплелся отвечать. Но было совершенно очевидно, что сказать ему особенно нечего.
Эрвин засыпал Дайлена вопросами, и когда удостоверился, что тот практически ничего не может сказать, отправил на место. А ведь все остальные сдали! Даже Йован неожиданно смог внятно объяснить вторую камберлендскую теорию о происхождении духов, чем, кажется, потряс учителя до глубины души. Нерия же оттарабанила все ответы, как по написанному, и наградой ей стала улыбка самого прекрасного чародея на свете.
– Тебе, Нерия, следует начать специализироваться по изучению Тени, – заметил тот после занятия, подозвав к себе всю троицу. – Как у тебя с магической предрасположенностью?
– Нет четко выраженной, но... – Нерия набрала воздуху в грудь и выпалила: – Я бы хотела изучать Тень под вашим руководством, как ученица!
– Обычно я не беру учеников... Хотя ты очень талантливая. Посмотрим, – неопределенно пожал плечами чародей Эрвин. – Йован, тебе надо больше сконцентрироваться на занятиях и работать в полную силу. Лучше соберись сейчас, потому что на Истязаниях так просто не отделаешься. Демоны ошибок не прощают.
Йован уставился в пол, точно нашел там что-то интересное. Уши у него покраснели.
– Дайлен... – Эрвин посмотрел на него, печально взиравшего в ответ. – Ты меня разочаровал сегодня. Следующий экзамен пройдет через две недели. Я бы предложил тебе позаниматься дополнительно со старшим чародеем Приамом, чтобы подготовиться. Взялся бы за тебя сам, но всю неделю буду работать с младшими учениками и над одним важным проектом... Поверь, мне совсем не хочется применять по отношению к тебе какие-то иные меры, или чтобы их принял кто-то еще. Ты уже не ребенок и должен понимать, чем грозит ученику Круга неуспеваемость и неумение управлять своими желаниями.
– Я понимаю, – буркнул Дайлен и покосился на копавшегося в каких-то бумагах Старика Приама. Тот бормотал себе под нос привязчивую детскую песенку, скучающе почесывался и не обращал ни на кого внимания.
Чародея Эрвина ученики хорошо знали – в перерывах между своими исследованиями он вел занятия у самых юных воспитанников, многих встречал лично по прибытии в Башню, устраивал в комнатах, помогал свыкнуться с новой жизнью и со всем вниманием слушал детские рыдания и переживания. К нему всегда можно было обратиться с проблемами и вопросами, даже самыми деликатными. Потому благодарность и привязанность к Эрвину дети проносили в сердце до Истязаний и дальше. Феррик как-то попытался пошутить про его «подозрительную склонность» к возне с малышами, но тут же получил от своих соучеников в нос, в ухо, а также с трудом снятое целителями проклятье, и с тех пор о чем-то таком вообще не заикался. Но если Эрвина любили, то к Старику Приаму относились скорее как к чудаковатому дядюшке – из дома все равно не выгонишь, вреда никакого, только приходится терпеть капризы и странности. Болтал тот в основном о магии, ее значении для мира, а еще о болячках и о том, какие хорошие порядки раньше были в Башне, да как изменились к худшему нынешние ученики.
Одним словом, судя по лицу, Дайлен предпочел бы скорее камень съесть, чем пойти заниматься со старшим чародеем Приамом.
– Не огорчайся, – попробовала успокоить друга Нерия, когда они покинули класс. – Мы позанимаемся с тобой сами, и все будет хорошо!
Дайлен как-то очень подавленно вздохнул. Конечно, пережить такой позор у всех на глазах!
– Думаешь, что с ним сделают, если и следующий экзамен провалит? – опасливо спросил Йован.
У Нерии в голове пронеслись варианты: один другого ужаснее.
– Не знаю... – пробормотала она, не желая огорчать Дайлена еще больше.
– Отправят к храмовникам? Говорят, что не оправдавших доверия учеников превращают в усмиренных... тем более, Истязания у нас не за горами...
– Да не знаю я!
– Ладно вам, – вмешался Дайлен, оглядываясь по сторонам.
Теперь тоски у него в глазах заметно поубавилось. Убедившись, что в коридоре никого, кроме них троих нет, Дайлен подскочил к двери кладовой.
– Идите за мной, кое-что покажу!
– В Башню новые швабры привезли что ли? – не понял Йован.
В кладовке было тесно, темно, а еще пахло пылью и горькими травами. Втиснувшись в нее, Нерия почувствовала легкий испуг – маленькие помещения она не любила.
– Вот! – Дайлен торжественно извлек из сумки книгу в темной обложке.
Нерия взглянула на нее и ахнула. На переплете не было никаких надписей, бумага истерлась и казалась почти прозрачной от старости. Такую книгу совершенно точно не найдешь в библиотеке…
– Где ты ее достал?! – удивился Йован.
– Одолжил, – ухмыльнулся Дайлен. – Да не пугайтесь вы так! Не украл, а всего лишь взял на время! Потом верну обратно, и никто даже не узнает.
– Ну это уж никуда не годится! – всплеснула руками Нерия. – Ты представляешь, что с тобой сделают храмовники, если поймают?! Это ведь книга не из обычной библиотеки, а из закрытого фонда. Смотри – вот знак на переплете…
– Тем лучше. Больше шансов отыскать то, что нужно.
– А что ты хочешь найти?
Дайлен открыл книгу и всмотрелся в первую страницу с заглавием.
– «Тайны и хитрости зелейного дела. Экспериментальные рецепты», автор – чародейка Лита Юна, Киркволльский Круг Магов. Пойдет… Что я хочу найти? Что-нибудь, способное помочь мне поразить старших чародеев и сдать проклятый экзамен!
– Ты совсем сдурел, – покачала головой Нерия. – Феррик точно вчера не бил тебя по голове? Уж очень похоже…
– Напрасно ты моему уму не доверяешь! Уверен: если найду что-нибудь, повышающее внимание и ум, все получится. Надо только прочитать эту... брошюрку и найти подходящий рецепт.
– Не проще ли выучить и сдать самостоятельно, чем варить какую-то непонятную гадость из запрещенной книги?
– А если я не сдам? – бледное лицо Дайлена посерьезнело. – Другого шанса может не представиться. Да, я сглупил сейчас и не подготовился. Но превращать меня в усмиренного из-за курса каких-то теневых теорий несправедливо! Может, они и не пригодятся мне никогда в жизни даже! Демоны – тьфу, вот стихийная магия – это мощь! А Тень только совсем зубрилы изучают... Не обижайся, Нерия. Обещаю, что прочитаю все конспекты и книги по грядущей теме и буду старательно учиться, но страховка не помешает. Неужели ты сама не хотела бы удивить Эрвина своими знаниями и сотворить что-то по-настоящему поразительное?
Дайлен знал, куда бить. Друзья иногда беззлобно подшучивали над влюбленностью Нерии, не веря, что взрослый чародей обратит на какую-то юную ученицу внимание. Но Нерия была полна решимости доказать им и всему миру обратное. Связи между магами, мягко говоря, в Круге не поощрялись... Но кому какое дело?! Этти, вон, сама хвалилась девчонкам, что ее тискает некий молоденький храмовник, а, может, и не только тискает... Чем Нерия, в конце концов, хуже какой-то бесталанной выскочки?
Впечатлится ли Эрвин, если она поразит его своими знаниями и умом? Наверняка. Нерия почти набилась к нему в ученицы и должна была закрепить успех. Но стоит ли идти на такой риск, как использование украденной книги и экспериментальных рецептов из нее?
Нерия вздохнула:
– Удивить – хочу. А вот оказаться в карцере за хранение запрещенной для нас литературы и кражу – не хочу! Дайлен, верни ее и давай просто хорошенько постараемся, чтобы все сдать. Чародей Эрвин не станет посылать тебя на Усмирение, он не такой!
– Он-то, может, и не такой, но против указаний храмовников не пойдет. А им ведь чем меньше магов – тем лучше, сама знаешь!
– Все равно, – уперлась Нерия. – Это глупая затея, и я не хочу в ней участвовать.
– А ты что думаешь, Йован? – обернулся к товарищу Дайлен.
Йован пожевал губами, точно не решаясь ответить. Он был старше Дайлена и Нерии, но не намного, и решительности ему это не добавляло.
– Мне кажется, – наконец, пробормотал Йован, – что если мы аккуратно полистаем книгу – вреда не будет... А ничего подходящего не отыщем – просто подбросим ее в библиотеку и забудем об этом. Там ведь правда может найтись какое-нибудь зелье, которое пригодится нам и в будущем на Истязаниях.
– Ушам своим не верю! – вскинулась Нерия, сверкнув глазами. – Вы двое готовы рисковать шеями просто ради того, чтоб не сидеть за учебниками!
– Кто не рискует, тот в Тень не ходит, – довольно заметил Дайлен. – Перестань, мы будем очень осторожны и сперва все тщательно изучим. Это ведь не Магия Крови, а мы уже не сопливые пятилетки. Ну, хочешь, можем даже вечером сходить в часовню и замолить свой ужасный грех перед Создателем?
– Сестра Марта учит: мы грешны уже тем, что родились магами, – недовольно нахмурилась Нерия. – И этот грех не замолить ничем, а оттого Создатель нас не услышит... Не знаю, Дайлен, мне кажется, что ты делаешь большую ошибку.
– Поживем-увидим. Пока что я просто оценю то, что попало мне в руки, и там уже решу – стоит ли овчинка выделки... И вообще, на ошибках учатся!
– Лучше бы ты учился на занятиях, честное слово...
Оставшаяся часть дня прошла почти как в тумане – мысли Нерии были заняты выходкой Дайлена. Она даже съела отвратительную запеканку на ужин, не заметив этого. Знания упорно не укладывались в голове, а строчки из книжек не запоминались. Нерия полистала какой-то справочник по авварской культуре и недовольно захлопнула его. Похоже, Дайлен все-таки умудрился и ей жизнь испортить!
А еще Нерия боялась признаться сама себе, но ее грызло любопытство. Что такого в простой книге о зельях, которую не позволяют брать в руки ученикам? Вдруг там правда найдется какое-нибудь удивительное и запретное знание? А если Дайлен и Йован все-таки сварят свое могучее зелье, и без нее?! Нерия покосилась на пустующее по правую руку место. Друзья-заговорщики затаились в какой-нибудь очередной кладовке со швабрами и читали книгу. А Нерия им отчаянно завидовала.
На утро терпение иссякло, и она спросила прямо во время завтрака:
– Ну что, нашли?
Дайлен, жевавший бутерброд с сыром, чуть не подавился. Нерия мстительно хлопнула его по спине несколько раз со всей силы, точно из ковра пыль выбивала.
– Мы только в общем просмотрели, – отдышавшись, ответил Дайлен. – Ты видела, что там целый огромный томище? Надо все изучить, понять, прочитать…
– Следующий экзамен через две недели, – мрачно напомнила Нерия, сама видевшая, что принесенная Дайленом книга была едва ли толще мизинца.
– Ладно, кое-что я присмотрел, – сдался Дайлен. – Как же оно там называлось…
– Настой проворного ума, – подсказал Йован.
– Да-да, он самый. Повышает сообразительность на порядок и красноречие на два порядка. Судя по описанию, вещь стоящая. Не удивительно, что ее скрывали среди запретных знаний – все ученики бы только эту гадость и готовили!
– Думаешь, какое-то зелье, прибавляющее ума, еще способно тебе помочь? – сморщилась Нерия. – Не убедительно звучит.
– Главное, чтобы убедительно подействовало. Проблема только в ингредиентах… Я не смогу достать все, даже если перекопаю личные запасы Ирвинга, и придется импровизировать.
– Вместо крови феникса нальешь куриной?
– Нету в рецепте крови. И не смейся – это серьезно! Все, что мне нужно, хранится на кухне. Я намерен туда попасть.
– Желаю удачи, – рассмеялась Нерия.
Раньше это было не так уж трудно. Учеников допускали в святая святых – на кухню Башни Круга – помогать поварам и слугам: мыть посуду, нарезать овощи, следить за огнем и дровами... Обычно в качестве наказания, но и желающих находилось много. Сердобольные повара то и дело норовили подсунуть бедным-несчастным ученикам что-нибудь вкусное, жалели «сироток» и всячески сочувствовали их нелегкой участи. Но с приходом новых кухонных работников все изменилось. Никто больше не предлагал провинившимся кусок рыбного пирога или яблочко, а выпрашивать слипшиеся остатки утренней каши не стал бы и вечно голодающий Йован. Из прежних работников осталось несколько слуг, поваренок-сирота, да хмурая посудомойка Ралла, раньше казавшаяся ученикам настоящей ведьмой даже без магических способностей, а теперь ставшая вдруг почти родной. В общем, никаких причин стремиться на нынешнюю кухню юных магов не осталось. Даже изредка захаживавшие туда раньше старшие чародеи теперь старались обходить заветные комнаты по широкой дуге.
А с тех пор, как из кладовой при кухне исчезла внушительная связка колбас, учеников перестали пускать помогать слугам на добровольных началах. Об этом Нерия и поспешила напомнить друзьям.
– Если вы вдруг запроситесь помогать поварам, это вызовет огромные подозрения, – увещевала она. – С вас глаз не спустят! И ничего толкового оттуда не вынесите, разве что мозоли и изжогу...
– Ты права, – согласился Дайлен, задумчиво ковырнув ложкой очередной «завтрак».
Но не успела Нерия обрадоваться, что рисковый план рассыпался как карточный домик, Дайлен воодушевленно добавил:
– Значит, мне надо попасть на кухню так, чтобы не вызвать подозрений!
– Это как же? – нахмурился Йован. – Поваром устроиться хочешь? Ну, думаю, хуже еда уже все равно не станет...
– Да не поваром! Надо просто получить наказание. Тогда я буду честно отрабатывать его на кухне, и никто не подумает, что это было сделано специально.
Нерия прикрыла глаза рукой.
– Ты совсем с ума сошел...
– Что-то очень сложно выглядит, – нехотя, согласился Йован. – Слишком много возни просто для того, чтоб какое-то зелье сварить, которое, может, и не сработает еще.
– Сработает! – был уверен Дайлен. – Побольше веры, друзья. Думаете, сложно в Круге заработать наряд на кухню?
– Думаю, ты уже на месяц в карцере заработал, – пробурчала Нерия.
Но Дайлена было не остановить. Как всегда, стоило какой-то идее его увлечь – и гори все синим пламенем, а особенно здравый смысл. Чародеи-учителя сетовали: вот бы эту энергию, да в русло учебы. Нерия была с ними полностью согласна.
– Вы, главное, не вмешивайтесь, – деловито попросил Дайлен.
– А ты не нарвись на наказание, пострашнее мытья посуды!
И все-таки Нерия не ожидала, что это случится так быстро. После завтрака они втроем завернули в библиотеку, где собирались разжиться книгами на следующее занятие. И вдруг Нерия обнаружила, что Дайлена рядом уже нет. Только когда откуда-то из-за стеллажей раздались крики, а затем что-то вспыхнуло, она поняла, отчего ей было так неспокойно.
Но первой рядом с происшествием оказалась даже не Нерия, а храмовники. Ей же оставалось только наблюдать из-за их латных спин, как растаскивают в стороны дерущихся Дайлена и Феррика.
– Что тут случилось?! – рявкнул дюжий рыцарь-капитан, имя которого Нерия запамятовала.
Виновники молчали, только сверлили друг друга ненавидящими взглядами. У Феррика дымилась одежда и были опалены волосы, Дайлен же стирал кровь с разбитой губы.
– Мне повторить вопрос? – гневно раздулся храмовник. Того и гляди лопнет да забрызгает весь пол черной желчью.
– Он первый полез, – наконец, выдавил Феррик.
– А нечего моих друзей оскорблять, – не остался в долгу Дайлен.
– Как дети малые, – покачал головой чародей Ниалл, тоже подоспевший на место происшествия. – Господа, стыдитесь! Вы же без пяти минут чародеи, а не торговки на базаре!
– Неважно, кто начал, – снова нахмурился храмовник. – Драки в Башне Круга запрещены, особенно с применением магии. А вы оба отправитесь к одному из старших чародеев. Пускай решает, что с вами делать.
Даже в такой ситуации, когда его уводили под конвоем, Дайлен исхитрился подмигнуть Нерии и Йовану. Позер несчастный!
– Вы бы следили за своим приятелем, – посоветовал им чародей Ниалл. – До Истязаний его, конечно, вряд ли тронут, но уже не в первый раз Дайлен Амелл попадает в неприятности и привлекает внимание храмовников. Не лучшая рекомендация, учитывая, что однажды от них будет зависеть его жизнь.
– Мы постараемся, – краснея, заверила Нерия.
Когда чародей Ниалл ушел, а вокруг воцарилось относительное спокойствие, Йован шумно выдохнул.
– Кажется, сработало!
– Посмотрим, что там еще старший чародей назначит, – не согласилась Нерия. – Может, вместо мытья посуды пошлет окучивать картошку. Или отхожие места драить. Чувствую, доведет нас этот болван со своим глупым планом до больших неприятностей!
– Ты же, вроде, не собиралась ему помогать, – прищурился Йован.
– А кто еще присмотрит за вами, двумя дураками, если не я!?
Дайлен появился уже под самый вечер. Усталый, на ходу засыпающий, зато с исцеленной губой. От него пахло дымом и немного картошкой. На ужин опять подавали запеканку, видимо, не доеденную с прошлого раза, потому Нерия осталась голодной и теперь с трудом подавляла желание откусить от друга кусочек посмачнее.
– Ну как? – спросила она, чтобы отвлечься. – Нашел, что искал?
Но Дайлен вместо ответа махнул ей рукой и прошел в сторону мужских спален. Судя по всему, чтобы свалиться там на постель и заснуть. Йован, следивший за ним, хихикнул.
– Похоже, кто-то наконец-то понял, что значит «работать до изнеможения».
Дайлен смог внятно объясниться только с утра.
– Винн назначила мне неделю кухонных работ, – простонал он, с трудом поднимая голову от стола.
– Ого, – присвистнула Нерия. – Сурово…
– Хуже того – мне приходится работать вместе с Ферриком. С этим мерзким слизняком… Который еще и посуду моет быстрее меня! Ненавижу…
– Наверное, Винн подумала, что совместный труд вас сплотит.
– Сплотит, как же! Да я готов ему в рожу вцепиться, только увижу. Лучше уж демона Гнева взасос поцеловать, чем с этой жабой вместе работать…
– Забудь о Феррике, – вмешался Йован. – Ты достал то, зачем пробрался на кухню?
– Нет, – поморщился Дайлен. – Это не так просто. Специи они хранят в запертой кладовой, за травами надо лезть куда-то в погреб… И там еще рыться! Тьфу! Может… знаете, если бы мы искали втроем…
– Я не буду и не хочу ни с кем драться, чтобы помочь обворовать кухню! – категорически заявила Нерия. – Разве только с тобой, чтоб не подавал дурных идей!
– А если с Этти? – поинтересовался Дайлен.
Нерия запнулась и на мгновение задумалась. Белобрысая девица с презрительным взглядом, каким всякий человек обычно смотрел на эльфа, буквально встала у нее перед глазами. И эта дурная дешевка отдается храмовникам и при этом продолжает твердить, что влюблена в такого прекрасного и доброго чародея Эрвина!
– Нет, – все-таки сказала Нерия. – Даже Этти не стану бить. Не заслуживает она моего гнева.
– Прости, Дайлен, не в этот раз, – тоже отвел взгляд Йован. – Я у храмовников не на почетном счету, а щита в виде знатных родичей у меня нет – лучше уж не попадаться лишний раз…
– Тоже мне – друзья! – горько объявил Дайлен, но слишком уж показательной была его обида. – Ладно, сам все достану. А вы еще умолять меня будете поделиться зельем, несчастные трусы!
На завтрак Дайлен с ними не пошел, а сразу направился на кухню. Пара других учеников, что знали о его наказании, немедля пожелали ему подобраться к главному повару на расстояние удара и посоветовали пару отличных мест, чтобы спрятать тело. В ответ Дайлен пообещал оставить им по самому аппетитному куску брюквы и сбежал отрабатывать повинность.
Он вернулся только на занятия, и все время сидел с отсутствующим видом, ничего толком даже не записывая. Это вызывало у Нерии беспокойство. Проваливать очередной экзамен Дайлену было никак нельзя! А такими темпами, пока он гоняется за мифическими зельями, две недели пробегут быстрее зайцев!
Миновало еще несколько дней, ничего не происходило. Дайлен все свободное время посвящал кухне и своему безумному замыслу, а Нерия беспокоилась. Она пыталась даже читать ему вслух трактаты по теневым теориям, однако после пары минут сдавалась: Дайлен начинал уж очень откровенно похрапывать. Йован же стал постоянно где-то пропадать, но тревожиться еще и за него у Нерии не хватало сил.
Обычно после занятий она направлялась в библиотеку. Исследования сами собой не проведутся, что бы там ни думал Дайлен, а для глубокого погружения в книги теперь нашелся еще один повод. Нерии пришла в голову идея – может, удастся найти альтернативный вариант зелью Дайлена? Должно же быть какое-нибудь заклинание для ясности ума или тинктура логики! Вдруг есть средство, способное вернуть Дайлену здравый смысл и помочь понять, что лучший способ сдать экзамен – все выучить заранее?
Если в библиотеке не проводились занятия, там было тихо и достаточно спокойно. В противном случае готовый ко всему библиотекарь вешал на полки с редкими томами защитные заклинания в таких количествах, что от них буквально звенело в воздухе, а наблюдавшие в это время за залом храмовники то и дело нервно озирались. В такие дни библиотека считалась крайне недружелюбным местом, и читатели старались обходить ее десятой дорогой. К счастью, сегодня занятий там никто не планировал, и Нерия предвкушала долгий вечер в компании учебников, пособий, сборников и монографий.
Обстановка располагала: парочка старших учеников сидела за длинным столом и делала записи в объемистых свитках; негромко, но эмоционально беседовало несколько чародеев, явно стараясь не сорваться на крики. Особенно усердствовал Старик Приам, который, как оказалось, умел говорить не только шепотом, если доходило до споров с коллегами. Еще в сторонке листал какую-то книгу чародей Эрвин, задумчиво и совсем по-мальчишески грызя кончик писчего пера. От его вида – такого спокойного и совсем не учительского – на сердце потеплело. Нерия с трудом подавила в себе желание подойти и поболтать с Эрвином, а, может, и напомнить о своей просьбе. Но навязываться тоже было нехорошо, и ее ждало дело. Бросив еще один взгляд на Эрвина, Нерия все-таки пробралась к вожделенным стеллажам.
К несчастью, стоило ей устроиться в уголке с кипой толстенных книг, рядом вдруг оказался Дайлен.
– Фух, отпросился немного отдохнуть! – улыбнулся он, плюхаясь на соседний стул. – Что тут у тебя? Опять всякие ужасы про Тень?
– Не ужасы, а исследования, – поправила Нерия. – Кто же виноват, что это почти одно и то же... Как ты себя чувствуешь?
– Ну, если привыкнуть и найти подход к рабочим на кухне – все не так уж плохо. В основном я просто мою посуду, чищу котлы и иногда бегаю с мелкими поручениями. Ерунда. Зато послушай... Я придумал, как нам добыть нужные травы!
Нерия вздохнула.
– Нет-нет, ты послушай! Я все придумал и уже договорился! Вы с Йованом придете помогать мне вечером мыть посуду – это разрешили, только надо храмовников предупредить. Потом дождемся, пока повара и слуги разойдутся спать. Вы с Йованом отвлечете внимание оставшихся на кухне, а я проберусь в кладовую и возьму то, что мне надо. Вот так, все просто!
– Ничего себе просто! – возмутилась Нерия. – А нас с Йованом ты спросил, хотим ли мы мыть посуду и отвлекать слуг на кухне светскими беседами?!
– Ну, самое сложное все равно будет на мне. Неужели ты не хочешь мне помочь?
– Хочу, но...
– Тогда решено! – хлопнул по столу ладонью Дайлен и тут же вжал голову в плечи – один из проходивших мимо читателей шикнул на него.
– У тебя все слишком уж легко выходит, – с раздражением заметила Нерия.
– А зачем усложнять? Входим – забираем – выходим. Промежуточные звенья планировать бессмысленно, все равно с реальностью они никогда не совпадут... Вспомни, как мы с Йованом пять лет назад собирались сбежать, спрятавшись в бочках из-под рыбы.
– Помню, – против воли улыбнулась Нерия. – От вас потом так воняло, что одежду пришлось сжечь, а запах рыбы мне до сих пор чудится везде. Кстати, раз уж зашла речь... Где, собственно, Йован? Я не видела его со вчерашнего ужина.
– Мы пару дней назад все-таки ходили в часовню помолиться, и с тех пор он туда зачастил, – пожал плечами Дайлен. – Может, в душе Йована наконец-то нашлось место и для Создателя.
– Ты думаешь? – усомнилась Нерия.
– Ну, возможно, та милая церковная сестра помогла ему наконец-то определиться, – хмыкнул Дайлен. – Йован так на нее смотрел...
– У-у-у, – осознала Нерия. – Так все дело в девчонке, а не в Создателе…
– А чего ты удивляешься? Или, по-твоему, с Создателем ему было бы проще договориться? По мне так он забудет об этой сестричке уже через пару недель.
– Надеюсь, – задумчиво изрекла Нерия, размышляя уже о другом.
– Что, ревнуешь? – прищурился Дайлен.
– Вот еще! Просто с церковниками магам не по пути. Это все плохо закончится, и вообще…
– Проклятые Создателем маги любви не достойны, как постоянно повторяет сестра Марта?
– Я такого не говорила, – запротестовала Нерия. – Любовь – это очень здорово! И ее достойны все, вот.
Взгляд Нерии невольно скользнул в сторону, где чародей Эрвин продолжал листать какую-то толстую книгу с желтыми страницами. Дайлен проследил, куда она смотрит, нахмурился и неожиданно крепко сжал ее руку.
– Дался тебе этот Эрвин! Он хороший дядька, но ведь такой... старый!
– Чего? – опешила Нерия, переводя на него взгляд. И тут же возмутилась: – Вовсе он не старый!
– В два раза наверное тебя старше. Уже Истязания проходил, когда ты еще только пеленки пачкала!
– Неправда! И вообще, тебе какое дело? – Нерии вдруг пришла в голову мысль вернуть ему ответную подколку. – Что, ревнуешь, да?
К удивлению Нерии, Дайлен покраснел и выпустил ее руку.
– Надо больно. Лучше скажи: поможешь мне или нет? Мы с Йованом и вдвоем справимся, если боишься. А поймают храмовники – даже лучше будет, что тебя рядом не окажется.
– Я не боюсь, – вскинула подбородок Нерия. – И я уже в том виновата, что тебя раньше не отговорила. Эх… Ты уже столько глупостей наделал, еще от одной наверное хуже не станет…
– Станет только лучше! Обещаю, буду осторожным! Вы только на стреме постойте, а я все сделаю сам!
«Только на стреме постойте…» Ага, как же!
Нерия в который раз мысленно прокляла Дайлена с его идеями и задумками, счищая с тарелки последние следы пищи. Оставалось еще несколько штук – и можно будет передохнуть. Нерия вытерла мокрый от пота лоб тыльной стороной ладони и взглянула направо: там, молча и с выражением упрямства на лице, домывал выданную ему посуду Йован. За спиной с противным скрипом терла котел старая посудомойка Ралла, следившая за своими помощниками не хуже храмовника.
До этого Нерии никогда не приходилось бывать на кухне. Сперва выложенные темно-серым камнем стены, на которых висели пучки трав и связки чеснока и лука, огромный очаг и запахи готовящейся пищи захватили Нерию целиком и полностью. Вновь невольно вспомнился дом: стены его, кажется, были из точно такого же камня. Только очаг много меньше, да и едой так густо не пахло. Но все же на кухне Башни горел огонь, трещали дрова, суетились слуги, кипела вода, и невольно хотелось почувствовать уют этого места. Вот только Нерия пришла сюда работать, а не мечтать. О чем ей в категоричной форме напомнила Ралла.
– Пошевеливайся, остроухая! Уж почти все разошлись, а ты еще тряпку мнешь!
Нерия прикусила губу и взялась за новую тарелку. Ралла отчего-то особенно недолюбливала эльфов, и потому постоянно придиралась к ней, а вот Йовану ни слова не говорила! Впрочем, Нерия к такой несправедливости уже давно привыкла. Отвечать Ралле она не собиралась. Вот если бы здесь оказался Дайлен – ему с его острым языком бы не поздоровилось…
– Госпожа Ралла, – раздался знакомый услужливый голос. Легок на помине! – Вы бы тоже могли пойти спать. Чего вам тут из-за нас страдать и терять покой? Всего-то чуток домыть осталось, овощи на завтра почистить да пол подмести. Мы и сами управимся…
– А ежели вы овощи не только почистите, но и к рукам приберете? – фыркнула противная старуха. – Ну нет уж, больно ты шустрый, паренек.
Нерия закатила глаза. Дайлен так откровенно пытался убрать Раллу из кухни, что даже дураку стало бы понятно – это неспроста! Теперь она, наверное, вдвое бдительнее будет… И, значит, все напрасно.
За годы жизни в Круге Нерия успела позабыть, какого это – много и тяжело трудиться не только умственно, но и физически, потому спина отчаянно протестовала от целого вечера, посвященного мытью посуды. И руки действовали уже не столь ловко, как когда-то в детстве. Это мешало нормально соображать и думать.
Спас положение Йован. Он поднял кастрюлю, полную воды, собираясь поставить ее на пол, как вдруг случайно поскользнулся. Вода, смешанная с жиром и мылом, выплеснулась на замершую Раллу.
– Идиот! Криворукий бездельник! – завизжала она. – Ты чего натворил?!
– Извините, я не хотел вас облить, – потупил взгляд Йован, поспешно поднимая кастрюлю.
– Госпожа Ралла, мы все уберем! – засуетился Дайлен. – Вы только не волнуйтесь, вам бы переодеться надо…
– Ты, – палец Раллы уперся в Нерию, – вытри тут все, эльфийка! И поживее! Смотрите мне, и посуда чтоб домыта была! И если на утро повара хоть одной морковки не досчитаются – пеняйте на себя! Понятно, косорукие?!
– Понятно, – хором отозвались Дайлен и Йован. Нерия промолчала.
Ралла убралась из кухни, и наконец-то можно было вздохнуть посвободнее. Здесь все еще оставались слуги, но главная проблема была устранена.
– Ты гений, Йован! – довольно заявил Дайлен. – Я бы не додумался.
– Конечно, ты же только как в ловушку попасть можешь придумать, а не как из нее выбраться, – отмахнулся Йован. – Давай уже, делай, что задумал, а мы с Нерией тут приберем и последим.
– Кладовая там, – Дайлен махнул рукой в сторону. – Если что – кричите.
– Заорем, не сомневайся.
Дайлен убежал совершать свою дерзкую кражу, а Нерия с Йованом принялись за уборку.
– Ты не мог на нее что-нибудь попроще вылить? – бурчала Нерия, выжимая тряпку в очередной раз и морщась. Жир оставался на руках, вызывая неприятное ощущение на коже.
– Что, например? Ведро с утренней кашей?
– Нет, пожалуй, это слишком… Ну хоть бы компот вчерашний.
– Его я и сам выпью. Да ладно, Нерия, могло быть и хуже. Например, вместо Раллы остался бы какой-нибудь храмовник следить за нами. А его так просто не выставишь. Хотя с этой старой карги станется отправить к нам какого-нибудь рыцаря-капитана и сейчас – не дай Создатель мы одну жалкую морковку утащим…
Йован с беспокойством перевел взгляд на дверь, Нерия последовала его примеру. Но та оставалась закрытой, и никакие храмовники в кухню не рвались. В соседней комнате за стеной беседовали слуги, что-то выпекавшие к будущему завтраку. Ученики уже должны были бы отправиться спать, как и чародеи, а храмовники разойтись по казармам. Сейчас по коридорам бродили только патрули из двух-трех человек. Наверняка старшие чародеи еще работали. Ночь вступала в свои права неумолимо, и мир изменялся следом за ее приходом. Нерия представила, как солнце садится, озаряя озеро Каленхад последними лучами. Как водную гладь тревожит ветер, и кружат над нею стаи мошкары. Как в таверне на том берегу зажигаются свечи. Очень хотелось выйти на воздух и немного подышать, почувствовать и ветер, и последние солнечные лучи, и на таверну с мигающим из окна светом взглянуть… Однако никто не выпустит ее наружу без веской причины. Хоть заумоляйся.
Нерия не успела даже толком загрустить, когда в комнату заглянул Дайлен.
– Я, кхм… немного не рассчитал. Мне бы пригодилась помощь в кладовой, а то там столько всего… Нерия, пошли вместе глянем. Посторожишь, Йован?
– Я тебе что – собака? – буркнул Йован, но этим и ограничился.
Нерия с некоторым даже облегчением отбросила тряпку и пошла за Дайленом. Кладовая представлялась ей чем-то, вроде того закутка со швабрами, где они прятались с книгой, но реальность оказалась совсем иной. За довольно внушительной дверью скрывалась забитая шкафами и полками комната размером с библиотеку. Нерия круглыми глазами рассматривала запасы Круга, от мешков с брюквой и картофелем до бутылей с маслом, и понимала, что никогда не видела столько еды.
– Впечатляет? – довольно спросил Дайлен, будто сам набивал эту комнату доверху запасами.
– Очень. А где… мясо и все такое?
– Это в другом месте, там что-то вроде камеры, в которой постоянно поддерживается холод – интересная штука. Как стану магом – обязательно изучу и научусь такие делать. А сейчас – давай искать, и побыстрее. Вон там держат всякие специи: видишь, где дверца на крючке? Поищи мне можжевельник или шалфей. А увидишь веретенку, тоже тащи. Если что – прячься за мешками, я так уже делал. Только не кричи – еще услышат!
– Слушай, а как…
Но Дайлен уже сбежал куда-то вглубь кладовой, бросив Нерию одну посреди всех этих богатств. И даже не объяснив, как выглядят можжевельник и шалфей! Нерия кое-как вспомнила, что такое веретенка, может быть, опознала бы шалфей. Но и только.
– Болван, – кипя от негодования, пробормотала она. – Вот и помогай ему! Можжевельник, шалфей… Можжевельник… Бездельник!
За указанной им дверцей оказалась небольшая комнатка, все стены которой были заставлены банками и мешками. От жгуче-пряного запаха Нерия не выдержала и чихнула. Одна радость – все полки оказались подписаны. Это немного остудило пыл Нерии, готовой сразу после спасения из кухни откусить Дайлену голову.
Шалфей нашелся довольно быстро. Нерия ссыпала немного в найденный тут же мешочек и сунула за пазуху. С можжевельником пришлось повозиться дольше. Многие надписи успели потускнеть, а работавшие на кухне слуги, судя по слою пыли на полках, заглядывали сюда не так уж часто. Но можжевельник тоже отыскался, хотя почему-то Нерия дважды проходила мимо этих мелких сушеных ягодок и ни разу не обратила внимание.
Вряд ли здесь можно было отыскать веретенку, но дотошность требовала осмотреться до конца. Нерия честно прошла все надписи еще раз, однако искомой не нашла. Ничего удивительного в этом не было – травы, применяемые в лекарстве, скорее нашлись бы в хранилище ингредиентов на втором этаже или в теплице, но никак не в кладовой при кухне. С таким же успехом можно поискать здесь, скажем, эльфийский корень или сухостебель.
Нерия собиралась было уже уходить, как вдруг на глаза ей попался бумажный конверт, сунутый под днище одной из банок. Она бы и внимания не обратила, но уголок торчал уж очень неудачно – словно бумагу сунули сюда в спешке. Любопытство требовало разузнать поподробнее, осторожность настаивала, что это не ее дело. Нерия помучилась еще несколько мгновений, но потом сдалась. В конце концов, эту бумагу может отыскать и кто-то из слуг в ближайшее время, не лучше ли, если она попадет в руки умного и рассудительного будущего мага?
На конверте стояло только одно имя – Грэт. Так звали старого повара, о котором вся Башня нынче вспоминала исключительно с нежностью. Неужели Нерия наткнулась на что-то, оставшееся от старика и до сих пор никем не найденное? Может, завещание?
Она вытащила из небольшого конверта сложенный лист и расправила. Магический огонек, висевший над плечом, помог выхватить и прочесть несколько ровных строчек.
«Мы сошлись на Когте дракона, который хорошо вам знаком. Не забудьте – добавить нужно именно в суп, чтобы перебить вкус. После того, как все случится, получите то, о чем договорились. Не разочаруйте меня».
Нерия несколько раз перечитала письмо, но так ничего и не поняла. Какой еще коготь, какой суп? Все это выглядело как-то не очень приятно…
– Нерия, ты уснула там?! – заставил ее вздрогнуть громкий шепот Дайлена.
– Нет… Я в порядке. Слушай, пошли отсюда быстрее! Я должна кое-что вам показать.
– Что? Ты нашла чью-то заначку с эльфийским корнем?
– Лучше бы нашла именно ее. Пошли, обсудим с Йованом...
Но стоило им выйти из кладовой, а Дайлену вытащить одолженные у поваров ключи, как из соседней комнаты послышались голоса. Нерия замерла и попыталась разобрать, с кем это беседует Йован. Потом вдруг раздался смачный звук удара, всплеск, и кто-то громко выругался. Затем последовал стук шагов – и все стихло.
Нерия осторожно выглянула из комнаты. Пол заливало что-то красное, а сладковато-приторный запах напомнил о кладовке со специями. Йован стоял посреди этого безобразия и держал в руках пустую кастрюлю, в которой еще недавно был недопитый учениками за ужином компот.
– На какие только жертвы ради вас не пойдешь, – пробурчал Йован.
– О, я совсем забыл, что в соседней комнате остался чистить кастрюли Феррик, – повинился Дайлен. – Ну, спасибо, что отвлек его.
– Спасибо пол не вымоет.
Йован поднял из ведра с водой тряпку и вручил Дайлену, скрестив руки на груди. Отчего-то, глядя на враз скисшее выражение лица Дайлена, Нерия почувствовала себя гораздо лучше.
Письмо было предъявлено и изучено Дайленом и Йованом вдоль и поперек. Но отнеслись они к нему совсем по-разному.
– Ничего себе, – прищурился Дайлен. – Похоже, что наш бывший повар влез в какую-то смертельно-опасную интригу.
– Думаешь? – засомневалась Нерия. – Письмо таким уж угрожающим не кажется.
– Вот именно, – согласился Йован. – Кто-то из магов, наверное, написал, чтоб ему лекарство добавить не забыли, или еще какая-нибудь подобная блажь. Это ерунда.
– Ерунда? Здесь же явно кто-то угрожает повару. Смотри: «не разочаруйте меня». Так только злодеи говорят! А если повар его разочарует, то что?
– Будет дальше забрасывать очень гневными письмами? – пожал плечами Йован. – Не знаю, что-то не верится. Если повару угрожали – он ведь мог обратиться к храмовникам. Или к старшим чародеям. Больше похоже на чью-то шутку.
– Не особенно смешная шутка в таком случае, – уперся Дайлен. – Смотри, здесь же все написано. Некто явно шантажировал повара и просил подсунуть в еду кому-то неизвестному драконий коготь. Понятно, что не целиком, а растертый в пыль. Но тем не менее. Планировалось убийство, и прямо у нас под носом. Но, наверное, что-то не срослось, и жертвой стал сам повар. Все сходится!
– Ну и фантазия у тебя, дружище! Целое расследование провел в уме из-за какой-то записки.
– Мы должны предупредить старших чародеев, что где-то в Башне возможно скрывается убийца, – решительно заявила вдруг Нерия.
Тут уж ее друзья не удержались и возмущенно заговорили разом:
– С ума сошла?!
– Какой еще убийца?!
– По-вашему, это не повод обратиться к старшим чародеям? – возмутилась Нерия. – Дайлен, ты же сам только что сказал...
– Я сказал, что повара убили. А не что надо срочно бежать и всем об этом рассказывать, потрясая найденным письмом. Подумай сама! Нам никто не поверит. Все доказательства – это непонятно когда и откуда взявшаяся записка. И куча домыслов. Все. Да старшие чародеи тебя засмеют. А если нет, то отправят к храмовникам на дознание. Смотри, даже Йован нам не верит.
– Потому что это бред, – фыркнул Йован. – И что ты скажешь, когда тот же Грегор спросит, откуда взялось письмо? Опишешь, как вместе с Дайленом забралась в кладовую при кухне и воровала специи для экспериментального зелья из украденной книги?
– Одолженной книги, – поправил Дайлен. – И специй мы всего чуток взяли – никто даже не заметит. Но в общем я согласен с Йованом. Нам нельзя раскрывать правду никому. По крайней мере, пока не найдем больше доказательств.
Нерия была вынуждена признать, что он прав. Пока все сводилось лишь к домыслам Дайлена, которые могли оказаться и плодом его воображения.
– Так что нам делать тогда? Искать доказательства?
– Предлагаю сперва узнать, что происходит, если драконий коготь добавить в еду. И с кем повар общался еще при жизни. Наверняка слуги на кухне что-нибудь странное да заметили. Предлагаю завтра этим заняться вплотную...
– Возвращаясь к насущным проблемам, а не выдуманным убийцам: ты добыл, что хотел? – спросил Йован, решительно возвращая друзей с небес на землю.
– Почти, – скривился Дайлен. – В кладовой не все отыскалось... Например, эльфийский корень придется доставать либо в теплице, либо забираться в хранилище ингредиентов.
– Проще в сокровищницу Орлея попасть, – фыркнул Йован. – Я все сильнее начинаю думать, что Нерия права. Так много усилий, а мы даже не знаем, получится ли сварить эту гадость...
– Получится! Всего-то и надо, что найти немного эльфийского корня и еще кое-чего по мелочи.
– «Всего-то и надо, что на кухню попасть», «всего-то и надо, что в кладовую забраться», – передразнила друга Нерия. – Твое «всего-то» растет с каждой минутой!
– Ладно-ладно, подумаешь... Осталось чуть больше недели до экзамена. За это время я успею все найти и сварить зелье. Если вы, конечно, мне поможете.
– Куда мы денемся? – вздохнул Йован. – Но ты мог бы из кладовой и поесть нам захватить, а не только всякое сено.
Нерия покачала головой, но отказывать Дайлену в помощи было поздновато. Хотя чем дальше заходила эта история с зельем, тем меньше ей нравилась. Оставалось надеяться, что Дайлен успеет сварить свою гадость и понять: она не все равно поможет. Потому что знаний ум не заменит. И надо будет очень быстро выучить то, что успеется. Эрвин не станет «топить» неудачливого ученика, продемонстрируй тот хоть что-то.
Да и письмо... Нерия вновь развернула лист и уставилась на чернильные строчки. Что-то подсказывало ей: Дайлен был если не прав, то к истине близок. Неспроста письмо было спрятано, а, значит, не просто так скончался повар Грэт. И, если так, нужно срочно во всем разобраться.
Но уже на следующий день о письме все будто забыли. Дайлен сбежал с самого утра на кухню, а, вернувшись после завтрака, казался вялым и разговаривать не пожелал. Йован время от времени шутил, лениво записывал за учителями и вел себя как обычно. Нерия же сосредоточиться на занятиях не могла. Мысли все время возвращались к загадочному письму и возможному убийце повара. А уж помянуть его во время обеда тихим незлым словом и вовсе сам Создатель велел!
– Если кто-то правда убил повара Грэта, то не будет ему прощения – это же бесчеловечно по отношению к нам, – вздохнула Нерия, попробовав недосоленный суп. – Дайлен, так что насчет драконьего когтя?
– Давай попозже, – тоскливо отозвался тот, без аппетита отправляя в рот ложку. – Я что-то худо соображаю нынче.
– Просто не надо было книгу свою полночи под одеялом листать, – назидательно заметил Йован. – Как будто там что-то новое появилось! Или хоть картинки веселые какие.
– Отстань, а? И без тебя тошно...
После обеда Дайлен ушел домывать посуду, а Йован вновь куда-то сбежал. И искать автора письма совершенно очевидно никто не собирался.
Нерия решила выяснить все сама. И начать, как и планировалось, следовало с упоминавшегося в письме драконьего когтя. Вряд ли это такой уж редкий ингредиент, наверняка про него в любом справочнике написано. Поэтому Нерия направилась в библиотеку.
Засев с несколькими объемными книгами в углу, она тщательно просматривала списки ингредиентов для зелий и отваров. Драконьи когти там тоже были, но, к разочарованию Нерии, толком их свойства не описывались. Гораздо больше внимания было уделено чешуе, крови и железам. Когти же будто бы использовались в основном как вспомогательный материал, да в кузнечном деле, а об их отравляющих свойствах нигде не говорилось.
Автор: Веда
Иллюстратор: Nagi Frost, ссылка на иллюстрацию
Размер: 17 055 слов
Рейтинг: G
Категория: джен, прегет
Жанр: юмор, немного драма и немного детектив
Персонажи: ж!Сурана, м!Амелл, Йован, Каллен, прочие обитатели Круга
Саммари: В Башне Круга магов должны царить порядок и спокойствие, на деле же все получается не совсем так. И во многом виноваты в этом сами ученики Круга. Например, Нерия Сурана очень старается не попадать в неприятности. Однако ее друзья – Дайлен и Йован – неприятности будто наоборот, только притягивают. И если этим троим станет известен секрет, способный перевернуть всю размеренную жизнь Круга, они, конечно же, поделятся им со своими наставниками-чародеями. Или нет.
Предупреждения/примечания: бытовая и не очень жизнь Круга, некоторые авторские допущения и оригинальные персонажи в умеренном количестве
Ссылка на скачивание: doc
По тарелке в равных пропорциях было размазано что-то серое картофельное и зеленоватое капустное. Нерия с подозрением понюхала предложенный завтрак и безо всякой надежды поинтересовалась:
– А отбивной случайно нет?
– Шутница, – пробурчал разносящий еду парень. – Могу и это забрать. Будешь до обеда от голода пухнуть.
Судя по мешку брюквы, который слуги старательно волокли в сторону кухни, Нерии предстояло пухнуть от голода не только до обеда, но и до ужина. А, может, и до следующего завтрака.
Она вяло поковырялась в тарелке и все-таки съела несколько ложек. Капуста противно скрипела на зубах, а пюре было водянистым и безвкусным. Мерзость.
Нерия украдкой огляделась. Не только она была недовольна завтраком: некоторые ученики с тоскливыми выражениями на лицах размазывали пюре по тарелке, будто оттягивая момент, когда придется это попробовать, другие же пытались что-то втолковать разносящим еду кухонным работникам. Наверное, тоже просили перестать издеваться и вернуть все, как было. Будто это так просто!
Месяц назад главный повар Башни Круга неожиданно скончался. Человеком он слыл довольно противным, но не жадным и к своей работе относившимся очень ответственно: волос в тарелке или недоваренный суп воспринимал как личное оскорбление. После его смерти остальные то ли что-то не поделили, то ли поругались с церковниками, но результат был один – кухня резко перестала готовить нормальную пищу. Поговаривали, что новый главный повар сам из храмовников, привык исключительно к полевым условиям готовки и взял курс на экономию средств, и что казначей Башни горячо это одобрил. Раньше магов и учеников тоже разносолами не баловали, но теперь, глядя на капусту и жидкое пюре, чуть подслащенная каша и вареные яйца вспоминались с тоской.
– Я слышал, среди младших учеников уже зреет план по убийству повара, – вяло заметил Дайлен, тоже ковыряясь в еде безо всякого вдохновения.
– Желаю им удачи, – искренне пожелала Нерия.
Пюре по-прежнему не вызывало никакого аппетита.
– Ты будешь доедать? – поинтересовался Йован.
Нерия молча придвинула к нему тарелку. Вот уж у кого был луженый желудок и драконий аппетит! В отличие от других учеников, Йован на новую кухню не жаловался и с удовольствием доедал завтраки и обеды за друзьями. Нерия и Дайлен только головой качали, наблюдая, как пресная каша или квашеная капуста сметаются с тарелок. Сейчас Йован тоже не подкачал. Нерии даже стало завидно – с таким удовольствием он уплетал эту гадость.
– Ну что, – преувеличенно бодро начал Дайлен, отворачиваясь от жующего друга, – готова поразить сегодня знаниями старших чародеев?
– Конечно, – довольно откликнулась Нерия, радуясь, что можно отвлечься от завтрака. – Я вчера весь вечер читала и делала заметки. Разбираться в хитросплетениях Тени – так интересно.
– Строить глазки преподавателю ей интересно, – насмешливо булькнул Йован сквозь пюре.
– А вот и нет! – обиделась Нерия. – Тебе бы тоже стоило задание выполнять, а не картинки в бестиариях и трактатах по устройству человека разглядывать! Я теперь хотя бы точно знаю, что на все вопросы старших чародеев отвечу. Дайлен, а где ты вчера вечером был? Мы же хотели позаниматься вместе.
– Да ну их, эти занятия, – отмахнулся Дайлен. – Чего я – про Тень не расскажу? Каждую ночь ее во сне вижу. Да меня и не спросят, наверное.
– Что, опять с Ферриком сцепился? – мгновенно поняла Нерия. – Так вот откуда у тебя царапины на руках!
Дайлен на мгновение удивленно взглянул на свои разбитые в кровь костяшки пальцев, точно впервые их заметив. И тут же, нахмурившись, залечил. Целительство никогда Дайлену не давалось, но такую мелочь мог исправить без труда даже он.
– Феррик сам виноват.
В этом Нерия как раз не сомневалась. У Феррика был длинный и очень ядовитый язык, а еще – большой магический талант, из-за чего связываться с ним побаивались. Выглядел он – червяк-червяком, и в какой-нибудь людской деревне наверняка сдох бы от болячек или тяжелой работы, но в Башне Круга одаренный ученик пришелся очень к месту за книгами. Старшие чародеи видели в нем потенциального будущего коллегу, а соученики – мелкого и пакостного гада, пользующегося своим положением. Как бы то ни было, Феррик и Дайлен не ладили. Первый любил отпускать остроумные, с его точки зрения, комментарии, а второй слишком близко принимал их к сердцу. Нерия, выросшая в эльфинаже и привыкшая к пренебрежению, относилась к комментариям Феррика гораздо спокойнее. Хотя иной раз руки чесались врезать по наглой длинной морде и у нее.
Драки среди учеников Круга были запрещены, сурово карались, и обычно зачинщики старались не попадаться. Поэтому либо вовсе не пользовались магией во время выяснения отношений, либо по самому минимуму. Судя по рукам Дайлена – вчера он выбрал первый вариант.
– Что опять сделал этот хорек? – нахмурилась Нерия, желая прояснить все до конца.
– Как обычно – распускал язык. Я просил его уже так не делать, а он не послушал. Вот и получил.
Дайлен отвел глаза и поморщился. Он мало говорил о жизни до Круга, однако о его знатном происхождении Нерия знала. И постоять за свою честь или честь друзей Дайлен был готов всегда, порой – с излишней горячностью. Нерия это ценила, но не всегда считала правильным. Гораздо лучше промолчать, перетерпеть, усыпить бдительность, дождаться момента и уже потом ударить так, чтоб искры из глаз посыпались. Это знание она практически впитала с молоком матери, оно не раз спасало ей жизнь в прошлом. Дайлен же склонять голову и терпеть издевательства не любил. Нерия только вздыхала: ох и тяжко ему придется после Истязаний! Если доживет и переживет, конечно...
– Надеюсь, тебя никто не видел? – с беспокойством уточнил Йован.
– Конечно, нет. Я же не дурак! А этот кусок нажьего дерьма скорее себе язык откусит и ядом захлебнется, чем побежит жаловаться.
Нерия немного успокоилась. Хоть в этом повезло! Феррик был не из тех подлиз, кто доносит старшим чародеям или храмовникам при любом нарушении правил. Вот подговорить своих приятелей, дождаться в темном углу и отлупить – это да, это он мог. Придется теперь держать ухо востро...
– Не волнуйтесь, с Ферриком я разберусь, – преувеличенно бодро заявил Дайлен и улыбнулся Нерии. – Не надо за меня переживать. Лучше за Йована попереживай – не случится ли с ним чего после этой жуткой капусты.
– Едал и похуже, – пожал плечами Йован, отодвигая пустую тарелку. – Капуста как капуста. Не понимаю, чего вам не нравится.
– От хорошей еды тяжело отвыкнуть, – заметила Нерия, которой голод был знаком не по-наслышке. – А ты просто всегда ешь за троих, как конь. Тебя по-моему дешевле выгнать, чем прокормить.
Скажи Нерии кто в детстве, что она будет нос воротить от еды – рассмеялась бы. Теперь вот привыкла есть сытно, а чуть похуже предложат – и не надо. Нерия вспомнила оставшихся в эльфинаже родителей и старшего брата, которые, может, и квашеной капусте бы обрадовались почище Йована. И в очередной раз подумала: интересно, как они там? Женился ли братец, до сих пор ли болит у мамы спина? Теперь Нерия, пожалуй, могла ее вылечить, но вряд ли когда-нибудь доведется увидеться с родными снова. Тоска накатила внезапно, точно телега на колесо, и на глазах выступили слезы.
– Эй-эй, ну чего ты? – заволновался Дайлен. – Это из-за Феррика, что ли? Перестань, дался тебе этот болтливый огрызок!
– Если ты очень голодная, у меня под матрасом осталось чуть-чуть сушеных яблок, – тихо предложил Йован, оглядываясь, чтобы никто из соседей по столу не подслушал.
В честь Дня середины лета недавно в Круге устраивали почти настоящий праздник, храмовники даже расщедрились и разрешили угостить учеников сладостями. Малышне достались засахаренные ягоды и медовые шарики, тем, кто постарше – сушеные фрукты. Йован тогда проявил чудеса ловкости и вынес в карманах и рукавах целые пригоршни, которые потихоньку подъедал по вечерам и очень неохотно делился даже с друзьями.
Нерия смахнула подло выдавшие ее слезы и фыркнула.
– Вы лучше сегодня задания старшего чародея выполните – тогда я спокойна буду.
Урок проходил чинно и степенно, как обычно. Комнату ярко освещали несколько магических шариков, подвешенных под потолком, на стенах располагались зарисовки с изображениями демонов и жутких тварей, живущих в землях Коркари. Окон в комнате не было, зато их с успехом заменяли книжные стеллажи, заставленные древними томами с потрепанными страницами и тиснеными буквами на переплетах. Нерия давно привыкла в моменты задумчивости сосредотачивать взгляд на толстенном томе в бордово-красной обложке, потемневшей от старости и сотен прикосновений. На корешке едва различалась надпись: «Демоны Праздности: кто они, и что они могут дать миру?». Судя по объему книги, автор праздностью как раз не страдал и применений для демонов нашел массу. К сожалению, книга была из тех, что ученикам, не прошедшим Истязаний, брать запрещалось. Но Нерия дала себе слово, что когда-нибудь обязательно ознакомится с ней.
Остальные ученики предпочитали в скучные минуты пялиться в свои конспекты, на потолок или на что-то другое. Например, на старое чучело в углу комнаты. Нелепое и небрежно набитое, оно напоминало помесь огромной ящерицы с ежом и гордо именовалось «Глубинный охотник». Также в пояснительной табличке к чучелу указывалось: «Воспр. с точного описания ст. ч. Мираба усмиренным Ранием, 8:61. Обитатель Глубинных троп, хищник, стайное животное. Руками не трогать!». Описание успело за годы сильно устареть, а «стайное животное» явно не соответствовало своему портрету в бестиарии. Гораздо более натуральное чучело стояло в кабинете чародея Лима, изучавшего Глубинные тропы долгие годы. Этот же древний экземпляр явно выбрасывать было жалко, и потому он скрашивал ученикам тоскливые занятия своим нелепым видом. Здоровенное чучело, раза в четыре больше обычного глубинного охотника и смотрящее вперед темными пустыми глазами, раньше пугало Нерию до дрожи, а теперь вызывало только легкое чувство настороженности. Зато Дайлен однажды умудрился уронить его на одного из старших чародеев, получил за это нагоняй и теперь не испытывал перед чучелом никакого пиетета.
Вблизи оно выглядело еще противнее – чешуйки местами отвалились, а местами их поотрывали на память чьи-то шаловливые руки. Хорошо хоть, что пыль с него стирали вовремя – это шипастое облезлое чудовище под серым налетом, точно покрытое молью, наверняка вызывало бы у маленькой Нерии ночные кошмары.
– ...известно. Демоны подчиняются только своим прихотям, а состраданию не подвержены. Они могут убить любого из вас просто потому, что могут, – бубнил старший чародей Приам.
От его тихого монотонного голоса ужасно хотелось спать. «Старик Приам», как прозвали чародея ученики, отличался относительно добродушным нравом и для своего скорого семидесятилетия выглядел неплохо сохранившимся, хотя седая борода и почти выцветшие глаза выдавали его с головой. А еще он давно разучился говорить громко, видимо, полагая, что заинтересованные услышат и шепот, а незаинтересованным оно не надо.
– Иногда сложно бывает определить породу демона, а когда определишь – уже становится поздно. К счастью, маги годами занимались изучением Тени, и мы можем обучить этому искусству молодых. Да-да, именно искусству, я называю это так, потому что...
Нерия покосилась на храмовника, сидевшего возле двери в класс. Лица сэра Реджинальда под металлическим шлемом было не разглядеть, но Нерия побилась бы об заклад, что тот мирно подремывал, прислонившись к стене. Храмовники присутствовали на каждом уроке в Башне, даже на таком занудном и не вовсе предполагавшем практических занятий. Вряд ли сэр Реджинальд был в состоянии одолеть случайно вызванного демона и в лучшие свои годы, но правила есть правила.
– ...и таким образом вы до сих пор живы. Ну-с... – Старик Приам обвел взглядом притихших и полусонных учеников. – О Теневых искривлениях и их разновидностях мы поговорим в другой раз. Чародей Эрвин, вам слово.
– Благодарю.
Из-за стола в углу поспешно выбрался темноволосый мужчина, до сих пор ожидавший своего часа и, судя по нервному морганию, сам только проснувшийся. Он мягко улыбнулся ученикам, точно извиняясь, а Нерия почувствовала, как теплеет на сердце. В чародея Эрвина были влюблены почти все юные ученицы Круга, и она исключением не стала. Сам Эрвин уже давно с головой ушел в изучение Тени, демонов, духов, писал какие-то научные статьи, по слухам – являлся медиумом, и на вздохи влюбленных дев внимания не обращал.
– Ну что же, сегодня мы проверим, насколько хорошо вы усвоили нынешний курс и поработали самостоятельно, – обвел класс спокойным взглядом чародей Эрвин.
Нерия немедленно выпрямилась, всем своим видом показывая, что готова ответить на любой вопрос и решить любую задачу, хоть звезды на небе пересчитать. Оживились и прочие девушки, даже те, кто отродясь к исследованию Тени был равнодушен. Нерия с ревностью бросила взгляд вправо и наткнулась на хищный прищур Этти, которая боролась с ней за внимание Эрвина с самого начала учебы. Вот только Этти – бездарность, не способная прыгнуть выше звания деревенской травницы, в отличие от Нерии!
Остальные ученики, не настолько вдохновленные возможностью выступить перед чародеями, начали медленно сползать под столы, точно надеясь избежать зоркого глаза учителя.
Но этот маневр не остался незамеченным.
– Дайлен, – безошибочно определил Эрвин самого неподготовленного к занятию, – выходи сюда и расскажи немного о самых известных исследованиях в интересующей нас области.
Нерия огорченно вздохнула. Говорила ведь этому оболтусу, что надо учить! Но Дайлену часто хотелось всего и сразу, да самого лучшего, и усилий притом приложить поменьше. Что и говорить – воспитание знати! Нерия отнюдь не считалась лучшей ученицей Башни Круга, однако в знания почти всегда вгрызалась зубами и не понимала наплевательского отношения друга.
Дайлен нехотя встал и поплелся отвечать. Но было совершенно очевидно, что сказать ему особенно нечего.
Эрвин засыпал Дайлена вопросами, и когда удостоверился, что тот практически ничего не может сказать, отправил на место. А ведь все остальные сдали! Даже Йован неожиданно смог внятно объяснить вторую камберлендскую теорию о происхождении духов, чем, кажется, потряс учителя до глубины души. Нерия же оттарабанила все ответы, как по написанному, и наградой ей стала улыбка самого прекрасного чародея на свете.
– Тебе, Нерия, следует начать специализироваться по изучению Тени, – заметил тот после занятия, подозвав к себе всю троицу. – Как у тебя с магической предрасположенностью?
– Нет четко выраженной, но... – Нерия набрала воздуху в грудь и выпалила: – Я бы хотела изучать Тень под вашим руководством, как ученица!
– Обычно я не беру учеников... Хотя ты очень талантливая. Посмотрим, – неопределенно пожал плечами чародей Эрвин. – Йован, тебе надо больше сконцентрироваться на занятиях и работать в полную силу. Лучше соберись сейчас, потому что на Истязаниях так просто не отделаешься. Демоны ошибок не прощают.
Йован уставился в пол, точно нашел там что-то интересное. Уши у него покраснели.
– Дайлен... – Эрвин посмотрел на него, печально взиравшего в ответ. – Ты меня разочаровал сегодня. Следующий экзамен пройдет через две недели. Я бы предложил тебе позаниматься дополнительно со старшим чародеем Приамом, чтобы подготовиться. Взялся бы за тебя сам, но всю неделю буду работать с младшими учениками и над одним важным проектом... Поверь, мне совсем не хочется применять по отношению к тебе какие-то иные меры, или чтобы их принял кто-то еще. Ты уже не ребенок и должен понимать, чем грозит ученику Круга неуспеваемость и неумение управлять своими желаниями.
– Я понимаю, – буркнул Дайлен и покосился на копавшегося в каких-то бумагах Старика Приама. Тот бормотал себе под нос привязчивую детскую песенку, скучающе почесывался и не обращал ни на кого внимания.
Чародея Эрвина ученики хорошо знали – в перерывах между своими исследованиями он вел занятия у самых юных воспитанников, многих встречал лично по прибытии в Башню, устраивал в комнатах, помогал свыкнуться с новой жизнью и со всем вниманием слушал детские рыдания и переживания. К нему всегда можно было обратиться с проблемами и вопросами, даже самыми деликатными. Потому благодарность и привязанность к Эрвину дети проносили в сердце до Истязаний и дальше. Феррик как-то попытался пошутить про его «подозрительную склонность» к возне с малышами, но тут же получил от своих соучеников в нос, в ухо, а также с трудом снятое целителями проклятье, и с тех пор о чем-то таком вообще не заикался. Но если Эрвина любили, то к Старику Приаму относились скорее как к чудаковатому дядюшке – из дома все равно не выгонишь, вреда никакого, только приходится терпеть капризы и странности. Болтал тот в основном о магии, ее значении для мира, а еще о болячках и о том, какие хорошие порядки раньше были в Башне, да как изменились к худшему нынешние ученики.
Одним словом, судя по лицу, Дайлен предпочел бы скорее камень съесть, чем пойти заниматься со старшим чародеем Приамом.
– Не огорчайся, – попробовала успокоить друга Нерия, когда они покинули класс. – Мы позанимаемся с тобой сами, и все будет хорошо!
Дайлен как-то очень подавленно вздохнул. Конечно, пережить такой позор у всех на глазах!
– Думаешь, что с ним сделают, если и следующий экзамен провалит? – опасливо спросил Йован.
У Нерии в голове пронеслись варианты: один другого ужаснее.
– Не знаю... – пробормотала она, не желая огорчать Дайлена еще больше.
– Отправят к храмовникам? Говорят, что не оправдавших доверия учеников превращают в усмиренных... тем более, Истязания у нас не за горами...
– Да не знаю я!
– Ладно вам, – вмешался Дайлен, оглядываясь по сторонам.
Теперь тоски у него в глазах заметно поубавилось. Убедившись, что в коридоре никого, кроме них троих нет, Дайлен подскочил к двери кладовой.
– Идите за мной, кое-что покажу!
– В Башню новые швабры привезли что ли? – не понял Йован.
В кладовке было тесно, темно, а еще пахло пылью и горькими травами. Втиснувшись в нее, Нерия почувствовала легкий испуг – маленькие помещения она не любила.
– Вот! – Дайлен торжественно извлек из сумки книгу в темной обложке.
Нерия взглянула на нее и ахнула. На переплете не было никаких надписей, бумага истерлась и казалась почти прозрачной от старости. Такую книгу совершенно точно не найдешь в библиотеке…
– Где ты ее достал?! – удивился Йован.
– Одолжил, – ухмыльнулся Дайлен. – Да не пугайтесь вы так! Не украл, а всего лишь взял на время! Потом верну обратно, и никто даже не узнает.
– Ну это уж никуда не годится! – всплеснула руками Нерия. – Ты представляешь, что с тобой сделают храмовники, если поймают?! Это ведь книга не из обычной библиотеки, а из закрытого фонда. Смотри – вот знак на переплете…
– Тем лучше. Больше шансов отыскать то, что нужно.
– А что ты хочешь найти?
Дайлен открыл книгу и всмотрелся в первую страницу с заглавием.
– «Тайны и хитрости зелейного дела. Экспериментальные рецепты», автор – чародейка Лита Юна, Киркволльский Круг Магов. Пойдет… Что я хочу найти? Что-нибудь, способное помочь мне поразить старших чародеев и сдать проклятый экзамен!
– Ты совсем сдурел, – покачала головой Нерия. – Феррик точно вчера не бил тебя по голове? Уж очень похоже…
– Напрасно ты моему уму не доверяешь! Уверен: если найду что-нибудь, повышающее внимание и ум, все получится. Надо только прочитать эту... брошюрку и найти подходящий рецепт.
– Не проще ли выучить и сдать самостоятельно, чем варить какую-то непонятную гадость из запрещенной книги?
– А если я не сдам? – бледное лицо Дайлена посерьезнело. – Другого шанса может не представиться. Да, я сглупил сейчас и не подготовился. Но превращать меня в усмиренного из-за курса каких-то теневых теорий несправедливо! Может, они и не пригодятся мне никогда в жизни даже! Демоны – тьфу, вот стихийная магия – это мощь! А Тень только совсем зубрилы изучают... Не обижайся, Нерия. Обещаю, что прочитаю все конспекты и книги по грядущей теме и буду старательно учиться, но страховка не помешает. Неужели ты сама не хотела бы удивить Эрвина своими знаниями и сотворить что-то по-настоящему поразительное?
Дайлен знал, куда бить. Друзья иногда беззлобно подшучивали над влюбленностью Нерии, не веря, что взрослый чародей обратит на какую-то юную ученицу внимание. Но Нерия была полна решимости доказать им и всему миру обратное. Связи между магами, мягко говоря, в Круге не поощрялись... Но кому какое дело?! Этти, вон, сама хвалилась девчонкам, что ее тискает некий молоденький храмовник, а, может, и не только тискает... Чем Нерия, в конце концов, хуже какой-то бесталанной выскочки?
Впечатлится ли Эрвин, если она поразит его своими знаниями и умом? Наверняка. Нерия почти набилась к нему в ученицы и должна была закрепить успех. Но стоит ли идти на такой риск, как использование украденной книги и экспериментальных рецептов из нее?
Нерия вздохнула:
– Удивить – хочу. А вот оказаться в карцере за хранение запрещенной для нас литературы и кражу – не хочу! Дайлен, верни ее и давай просто хорошенько постараемся, чтобы все сдать. Чародей Эрвин не станет посылать тебя на Усмирение, он не такой!
– Он-то, может, и не такой, но против указаний храмовников не пойдет. А им ведь чем меньше магов – тем лучше, сама знаешь!
– Все равно, – уперлась Нерия. – Это глупая затея, и я не хочу в ней участвовать.
– А ты что думаешь, Йован? – обернулся к товарищу Дайлен.
Йован пожевал губами, точно не решаясь ответить. Он был старше Дайлена и Нерии, но не намного, и решительности ему это не добавляло.
– Мне кажется, – наконец, пробормотал Йован, – что если мы аккуратно полистаем книгу – вреда не будет... А ничего подходящего не отыщем – просто подбросим ее в библиотеку и забудем об этом. Там ведь правда может найтись какое-нибудь зелье, которое пригодится нам и в будущем на Истязаниях.
– Ушам своим не верю! – вскинулась Нерия, сверкнув глазами. – Вы двое готовы рисковать шеями просто ради того, чтоб не сидеть за учебниками!
– Кто не рискует, тот в Тень не ходит, – довольно заметил Дайлен. – Перестань, мы будем очень осторожны и сперва все тщательно изучим. Это ведь не Магия Крови, а мы уже не сопливые пятилетки. Ну, хочешь, можем даже вечером сходить в часовню и замолить свой ужасный грех перед Создателем?
– Сестра Марта учит: мы грешны уже тем, что родились магами, – недовольно нахмурилась Нерия. – И этот грех не замолить ничем, а оттого Создатель нас не услышит... Не знаю, Дайлен, мне кажется, что ты делаешь большую ошибку.
– Поживем-увидим. Пока что я просто оценю то, что попало мне в руки, и там уже решу – стоит ли овчинка выделки... И вообще, на ошибках учатся!
– Лучше бы ты учился на занятиях, честное слово...
Оставшаяся часть дня прошла почти как в тумане – мысли Нерии были заняты выходкой Дайлена. Она даже съела отвратительную запеканку на ужин, не заметив этого. Знания упорно не укладывались в голове, а строчки из книжек не запоминались. Нерия полистала какой-то справочник по авварской культуре и недовольно захлопнула его. Похоже, Дайлен все-таки умудрился и ей жизнь испортить!
А еще Нерия боялась признаться сама себе, но ее грызло любопытство. Что такого в простой книге о зельях, которую не позволяют брать в руки ученикам? Вдруг там правда найдется какое-нибудь удивительное и запретное знание? А если Дайлен и Йован все-таки сварят свое могучее зелье, и без нее?! Нерия покосилась на пустующее по правую руку место. Друзья-заговорщики затаились в какой-нибудь очередной кладовке со швабрами и читали книгу. А Нерия им отчаянно завидовала.
На утро терпение иссякло, и она спросила прямо во время завтрака:
– Ну что, нашли?
Дайлен, жевавший бутерброд с сыром, чуть не подавился. Нерия мстительно хлопнула его по спине несколько раз со всей силы, точно из ковра пыль выбивала.
– Мы только в общем просмотрели, – отдышавшись, ответил Дайлен. – Ты видела, что там целый огромный томище? Надо все изучить, понять, прочитать…
– Следующий экзамен через две недели, – мрачно напомнила Нерия, сама видевшая, что принесенная Дайленом книга была едва ли толще мизинца.
– Ладно, кое-что я присмотрел, – сдался Дайлен. – Как же оно там называлось…
– Настой проворного ума, – подсказал Йован.
– Да-да, он самый. Повышает сообразительность на порядок и красноречие на два порядка. Судя по описанию, вещь стоящая. Не удивительно, что ее скрывали среди запретных знаний – все ученики бы только эту гадость и готовили!
– Думаешь, какое-то зелье, прибавляющее ума, еще способно тебе помочь? – сморщилась Нерия. – Не убедительно звучит.
– Главное, чтобы убедительно подействовало. Проблема только в ингредиентах… Я не смогу достать все, даже если перекопаю личные запасы Ирвинга, и придется импровизировать.
– Вместо крови феникса нальешь куриной?
– Нету в рецепте крови. И не смейся – это серьезно! Все, что мне нужно, хранится на кухне. Я намерен туда попасть.
– Желаю удачи, – рассмеялась Нерия.
Раньше это было не так уж трудно. Учеников допускали в святая святых – на кухню Башни Круга – помогать поварам и слугам: мыть посуду, нарезать овощи, следить за огнем и дровами... Обычно в качестве наказания, но и желающих находилось много. Сердобольные повара то и дело норовили подсунуть бедным-несчастным ученикам что-нибудь вкусное, жалели «сироток» и всячески сочувствовали их нелегкой участи. Но с приходом новых кухонных работников все изменилось. Никто больше не предлагал провинившимся кусок рыбного пирога или яблочко, а выпрашивать слипшиеся остатки утренней каши не стал бы и вечно голодающий Йован. Из прежних работников осталось несколько слуг, поваренок-сирота, да хмурая посудомойка Ралла, раньше казавшаяся ученикам настоящей ведьмой даже без магических способностей, а теперь ставшая вдруг почти родной. В общем, никаких причин стремиться на нынешнюю кухню юных магов не осталось. Даже изредка захаживавшие туда раньше старшие чародеи теперь старались обходить заветные комнаты по широкой дуге.
А с тех пор, как из кладовой при кухне исчезла внушительная связка колбас, учеников перестали пускать помогать слугам на добровольных началах. Об этом Нерия и поспешила напомнить друзьям.
– Если вы вдруг запроситесь помогать поварам, это вызовет огромные подозрения, – увещевала она. – С вас глаз не спустят! И ничего толкового оттуда не вынесите, разве что мозоли и изжогу...
– Ты права, – согласился Дайлен, задумчиво ковырнув ложкой очередной «завтрак».
Но не успела Нерия обрадоваться, что рисковый план рассыпался как карточный домик, Дайлен воодушевленно добавил:
– Значит, мне надо попасть на кухню так, чтобы не вызвать подозрений!
– Это как же? – нахмурился Йован. – Поваром устроиться хочешь? Ну, думаю, хуже еда уже все равно не станет...
– Да не поваром! Надо просто получить наказание. Тогда я буду честно отрабатывать его на кухне, и никто не подумает, что это было сделано специально.
Нерия прикрыла глаза рукой.
– Ты совсем с ума сошел...
– Что-то очень сложно выглядит, – нехотя, согласился Йован. – Слишком много возни просто для того, чтоб какое-то зелье сварить, которое, может, и не сработает еще.
– Сработает! – был уверен Дайлен. – Побольше веры, друзья. Думаете, сложно в Круге заработать наряд на кухню?
– Думаю, ты уже на месяц в карцере заработал, – пробурчала Нерия.
Но Дайлена было не остановить. Как всегда, стоило какой-то идее его увлечь – и гори все синим пламенем, а особенно здравый смысл. Чародеи-учителя сетовали: вот бы эту энергию, да в русло учебы. Нерия была с ними полностью согласна.
– Вы, главное, не вмешивайтесь, – деловито попросил Дайлен.
– А ты не нарвись на наказание, пострашнее мытья посуды!
И все-таки Нерия не ожидала, что это случится так быстро. После завтрака они втроем завернули в библиотеку, где собирались разжиться книгами на следующее занятие. И вдруг Нерия обнаружила, что Дайлена рядом уже нет. Только когда откуда-то из-за стеллажей раздались крики, а затем что-то вспыхнуло, она поняла, отчего ей было так неспокойно.
Но первой рядом с происшествием оказалась даже не Нерия, а храмовники. Ей же оставалось только наблюдать из-за их латных спин, как растаскивают в стороны дерущихся Дайлена и Феррика.
– Что тут случилось?! – рявкнул дюжий рыцарь-капитан, имя которого Нерия запамятовала.
Виновники молчали, только сверлили друг друга ненавидящими взглядами. У Феррика дымилась одежда и были опалены волосы, Дайлен же стирал кровь с разбитой губы.
– Мне повторить вопрос? – гневно раздулся храмовник. Того и гляди лопнет да забрызгает весь пол черной желчью.
– Он первый полез, – наконец, выдавил Феррик.
– А нечего моих друзей оскорблять, – не остался в долгу Дайлен.
– Как дети малые, – покачал головой чародей Ниалл, тоже подоспевший на место происшествия. – Господа, стыдитесь! Вы же без пяти минут чародеи, а не торговки на базаре!
– Неважно, кто начал, – снова нахмурился храмовник. – Драки в Башне Круга запрещены, особенно с применением магии. А вы оба отправитесь к одному из старших чародеев. Пускай решает, что с вами делать.
Даже в такой ситуации, когда его уводили под конвоем, Дайлен исхитрился подмигнуть Нерии и Йовану. Позер несчастный!
– Вы бы следили за своим приятелем, – посоветовал им чародей Ниалл. – До Истязаний его, конечно, вряд ли тронут, но уже не в первый раз Дайлен Амелл попадает в неприятности и привлекает внимание храмовников. Не лучшая рекомендация, учитывая, что однажды от них будет зависеть его жизнь.
– Мы постараемся, – краснея, заверила Нерия.
Когда чародей Ниалл ушел, а вокруг воцарилось относительное спокойствие, Йован шумно выдохнул.
– Кажется, сработало!
– Посмотрим, что там еще старший чародей назначит, – не согласилась Нерия. – Может, вместо мытья посуды пошлет окучивать картошку. Или отхожие места драить. Чувствую, доведет нас этот болван со своим глупым планом до больших неприятностей!
– Ты же, вроде, не собиралась ему помогать, – прищурился Йован.
– А кто еще присмотрит за вами, двумя дураками, если не я!?
Дайлен появился уже под самый вечер. Усталый, на ходу засыпающий, зато с исцеленной губой. От него пахло дымом и немного картошкой. На ужин опять подавали запеканку, видимо, не доеденную с прошлого раза, потому Нерия осталась голодной и теперь с трудом подавляла желание откусить от друга кусочек посмачнее.
– Ну как? – спросила она, чтобы отвлечься. – Нашел, что искал?
Но Дайлен вместо ответа махнул ей рукой и прошел в сторону мужских спален. Судя по всему, чтобы свалиться там на постель и заснуть. Йован, следивший за ним, хихикнул.
– Похоже, кто-то наконец-то понял, что значит «работать до изнеможения».
Дайлен смог внятно объясниться только с утра.
– Винн назначила мне неделю кухонных работ, – простонал он, с трудом поднимая голову от стола.
– Ого, – присвистнула Нерия. – Сурово…
– Хуже того – мне приходится работать вместе с Ферриком. С этим мерзким слизняком… Который еще и посуду моет быстрее меня! Ненавижу…
– Наверное, Винн подумала, что совместный труд вас сплотит.
– Сплотит, как же! Да я готов ему в рожу вцепиться, только увижу. Лучше уж демона Гнева взасос поцеловать, чем с этой жабой вместе работать…
– Забудь о Феррике, – вмешался Йован. – Ты достал то, зачем пробрался на кухню?
– Нет, – поморщился Дайлен. – Это не так просто. Специи они хранят в запертой кладовой, за травами надо лезть куда-то в погреб… И там еще рыться! Тьфу! Может… знаете, если бы мы искали втроем…
– Я не буду и не хочу ни с кем драться, чтобы помочь обворовать кухню! – категорически заявила Нерия. – Разве только с тобой, чтоб не подавал дурных идей!
– А если с Этти? – поинтересовался Дайлен.
Нерия запнулась и на мгновение задумалась. Белобрысая девица с презрительным взглядом, каким всякий человек обычно смотрел на эльфа, буквально встала у нее перед глазами. И эта дурная дешевка отдается храмовникам и при этом продолжает твердить, что влюблена в такого прекрасного и доброго чародея Эрвина!
– Нет, – все-таки сказала Нерия. – Даже Этти не стану бить. Не заслуживает она моего гнева.
– Прости, Дайлен, не в этот раз, – тоже отвел взгляд Йован. – Я у храмовников не на почетном счету, а щита в виде знатных родичей у меня нет – лучше уж не попадаться лишний раз…
– Тоже мне – друзья! – горько объявил Дайлен, но слишком уж показательной была его обида. – Ладно, сам все достану. А вы еще умолять меня будете поделиться зельем, несчастные трусы!
На завтрак Дайлен с ними не пошел, а сразу направился на кухню. Пара других учеников, что знали о его наказании, немедля пожелали ему подобраться к главному повару на расстояние удара и посоветовали пару отличных мест, чтобы спрятать тело. В ответ Дайлен пообещал оставить им по самому аппетитному куску брюквы и сбежал отрабатывать повинность.
Он вернулся только на занятия, и все время сидел с отсутствующим видом, ничего толком даже не записывая. Это вызывало у Нерии беспокойство. Проваливать очередной экзамен Дайлену было никак нельзя! А такими темпами, пока он гоняется за мифическими зельями, две недели пробегут быстрее зайцев!
Миновало еще несколько дней, ничего не происходило. Дайлен все свободное время посвящал кухне и своему безумному замыслу, а Нерия беспокоилась. Она пыталась даже читать ему вслух трактаты по теневым теориям, однако после пары минут сдавалась: Дайлен начинал уж очень откровенно похрапывать. Йован же стал постоянно где-то пропадать, но тревожиться еще и за него у Нерии не хватало сил.
Обычно после занятий она направлялась в библиотеку. Исследования сами собой не проведутся, что бы там ни думал Дайлен, а для глубокого погружения в книги теперь нашелся еще один повод. Нерии пришла в голову идея – может, удастся найти альтернативный вариант зелью Дайлена? Должно же быть какое-нибудь заклинание для ясности ума или тинктура логики! Вдруг есть средство, способное вернуть Дайлену здравый смысл и помочь понять, что лучший способ сдать экзамен – все выучить заранее?
Если в библиотеке не проводились занятия, там было тихо и достаточно спокойно. В противном случае готовый ко всему библиотекарь вешал на полки с редкими томами защитные заклинания в таких количествах, что от них буквально звенело в воздухе, а наблюдавшие в это время за залом храмовники то и дело нервно озирались. В такие дни библиотека считалась крайне недружелюбным местом, и читатели старались обходить ее десятой дорогой. К счастью, сегодня занятий там никто не планировал, и Нерия предвкушала долгий вечер в компании учебников, пособий, сборников и монографий.
Обстановка располагала: парочка старших учеников сидела за длинным столом и делала записи в объемистых свитках; негромко, но эмоционально беседовало несколько чародеев, явно стараясь не сорваться на крики. Особенно усердствовал Старик Приам, который, как оказалось, умел говорить не только шепотом, если доходило до споров с коллегами. Еще в сторонке листал какую-то книгу чародей Эрвин, задумчиво и совсем по-мальчишески грызя кончик писчего пера. От его вида – такого спокойного и совсем не учительского – на сердце потеплело. Нерия с трудом подавила в себе желание подойти и поболтать с Эрвином, а, может, и напомнить о своей просьбе. Но навязываться тоже было нехорошо, и ее ждало дело. Бросив еще один взгляд на Эрвина, Нерия все-таки пробралась к вожделенным стеллажам.
К несчастью, стоило ей устроиться в уголке с кипой толстенных книг, рядом вдруг оказался Дайлен.
– Фух, отпросился немного отдохнуть! – улыбнулся он, плюхаясь на соседний стул. – Что тут у тебя? Опять всякие ужасы про Тень?
– Не ужасы, а исследования, – поправила Нерия. – Кто же виноват, что это почти одно и то же... Как ты себя чувствуешь?
– Ну, если привыкнуть и найти подход к рабочим на кухне – все не так уж плохо. В основном я просто мою посуду, чищу котлы и иногда бегаю с мелкими поручениями. Ерунда. Зато послушай... Я придумал, как нам добыть нужные травы!
Нерия вздохнула.
– Нет-нет, ты послушай! Я все придумал и уже договорился! Вы с Йованом придете помогать мне вечером мыть посуду – это разрешили, только надо храмовников предупредить. Потом дождемся, пока повара и слуги разойдутся спать. Вы с Йованом отвлечете внимание оставшихся на кухне, а я проберусь в кладовую и возьму то, что мне надо. Вот так, все просто!
– Ничего себе просто! – возмутилась Нерия. – А нас с Йованом ты спросил, хотим ли мы мыть посуду и отвлекать слуг на кухне светскими беседами?!
– Ну, самое сложное все равно будет на мне. Неужели ты не хочешь мне помочь?
– Хочу, но...
– Тогда решено! – хлопнул по столу ладонью Дайлен и тут же вжал голову в плечи – один из проходивших мимо читателей шикнул на него.
– У тебя все слишком уж легко выходит, – с раздражением заметила Нерия.
– А зачем усложнять? Входим – забираем – выходим. Промежуточные звенья планировать бессмысленно, все равно с реальностью они никогда не совпадут... Вспомни, как мы с Йованом пять лет назад собирались сбежать, спрятавшись в бочках из-под рыбы.
– Помню, – против воли улыбнулась Нерия. – От вас потом так воняло, что одежду пришлось сжечь, а запах рыбы мне до сих пор чудится везде. Кстати, раз уж зашла речь... Где, собственно, Йован? Я не видела его со вчерашнего ужина.
– Мы пару дней назад все-таки ходили в часовню помолиться, и с тех пор он туда зачастил, – пожал плечами Дайлен. – Может, в душе Йована наконец-то нашлось место и для Создателя.
– Ты думаешь? – усомнилась Нерия.
– Ну, возможно, та милая церковная сестра помогла ему наконец-то определиться, – хмыкнул Дайлен. – Йован так на нее смотрел...
– У-у-у, – осознала Нерия. – Так все дело в девчонке, а не в Создателе…
– А чего ты удивляешься? Или, по-твоему, с Создателем ему было бы проще договориться? По мне так он забудет об этой сестричке уже через пару недель.
– Надеюсь, – задумчиво изрекла Нерия, размышляя уже о другом.
– Что, ревнуешь? – прищурился Дайлен.
– Вот еще! Просто с церковниками магам не по пути. Это все плохо закончится, и вообще…
– Проклятые Создателем маги любви не достойны, как постоянно повторяет сестра Марта?
– Я такого не говорила, – запротестовала Нерия. – Любовь – это очень здорово! И ее достойны все, вот.
Взгляд Нерии невольно скользнул в сторону, где чародей Эрвин продолжал листать какую-то толстую книгу с желтыми страницами. Дайлен проследил, куда она смотрит, нахмурился и неожиданно крепко сжал ее руку.
– Дался тебе этот Эрвин! Он хороший дядька, но ведь такой... старый!
– Чего? – опешила Нерия, переводя на него взгляд. И тут же возмутилась: – Вовсе он не старый!
– В два раза наверное тебя старше. Уже Истязания проходил, когда ты еще только пеленки пачкала!
– Неправда! И вообще, тебе какое дело? – Нерии вдруг пришла в голову мысль вернуть ему ответную подколку. – Что, ревнуешь, да?
К удивлению Нерии, Дайлен покраснел и выпустил ее руку.
– Надо больно. Лучше скажи: поможешь мне или нет? Мы с Йованом и вдвоем справимся, если боишься. А поймают храмовники – даже лучше будет, что тебя рядом не окажется.
– Я не боюсь, – вскинула подбородок Нерия. – И я уже в том виновата, что тебя раньше не отговорила. Эх… Ты уже столько глупостей наделал, еще от одной наверное хуже не станет…
– Станет только лучше! Обещаю, буду осторожным! Вы только на стреме постойте, а я все сделаю сам!
«Только на стреме постойте…» Ага, как же!
Нерия в который раз мысленно прокляла Дайлена с его идеями и задумками, счищая с тарелки последние следы пищи. Оставалось еще несколько штук – и можно будет передохнуть. Нерия вытерла мокрый от пота лоб тыльной стороной ладони и взглянула направо: там, молча и с выражением упрямства на лице, домывал выданную ему посуду Йован. За спиной с противным скрипом терла котел старая посудомойка Ралла, следившая за своими помощниками не хуже храмовника.
До этого Нерии никогда не приходилось бывать на кухне. Сперва выложенные темно-серым камнем стены, на которых висели пучки трав и связки чеснока и лука, огромный очаг и запахи готовящейся пищи захватили Нерию целиком и полностью. Вновь невольно вспомнился дом: стены его, кажется, были из точно такого же камня. Только очаг много меньше, да и едой так густо не пахло. Но все же на кухне Башни горел огонь, трещали дрова, суетились слуги, кипела вода, и невольно хотелось почувствовать уют этого места. Вот только Нерия пришла сюда работать, а не мечтать. О чем ей в категоричной форме напомнила Ралла.
– Пошевеливайся, остроухая! Уж почти все разошлись, а ты еще тряпку мнешь!
Нерия прикусила губу и взялась за новую тарелку. Ралла отчего-то особенно недолюбливала эльфов, и потому постоянно придиралась к ней, а вот Йовану ни слова не говорила! Впрочем, Нерия к такой несправедливости уже давно привыкла. Отвечать Ралле она не собиралась. Вот если бы здесь оказался Дайлен – ему с его острым языком бы не поздоровилось…
– Госпожа Ралла, – раздался знакомый услужливый голос. Легок на помине! – Вы бы тоже могли пойти спать. Чего вам тут из-за нас страдать и терять покой? Всего-то чуток домыть осталось, овощи на завтра почистить да пол подмести. Мы и сами управимся…
– А ежели вы овощи не только почистите, но и к рукам приберете? – фыркнула противная старуха. – Ну нет уж, больно ты шустрый, паренек.
Нерия закатила глаза. Дайлен так откровенно пытался убрать Раллу из кухни, что даже дураку стало бы понятно – это неспроста! Теперь она, наверное, вдвое бдительнее будет… И, значит, все напрасно.
За годы жизни в Круге Нерия успела позабыть, какого это – много и тяжело трудиться не только умственно, но и физически, потому спина отчаянно протестовала от целого вечера, посвященного мытью посуды. И руки действовали уже не столь ловко, как когда-то в детстве. Это мешало нормально соображать и думать.
Спас положение Йован. Он поднял кастрюлю, полную воды, собираясь поставить ее на пол, как вдруг случайно поскользнулся. Вода, смешанная с жиром и мылом, выплеснулась на замершую Раллу.
– Идиот! Криворукий бездельник! – завизжала она. – Ты чего натворил?!
– Извините, я не хотел вас облить, – потупил взгляд Йован, поспешно поднимая кастрюлю.
– Госпожа Ралла, мы все уберем! – засуетился Дайлен. – Вы только не волнуйтесь, вам бы переодеться надо…
– Ты, – палец Раллы уперся в Нерию, – вытри тут все, эльфийка! И поживее! Смотрите мне, и посуда чтоб домыта была! И если на утро повара хоть одной морковки не досчитаются – пеняйте на себя! Понятно, косорукие?!
– Понятно, – хором отозвались Дайлен и Йован. Нерия промолчала.
Ралла убралась из кухни, и наконец-то можно было вздохнуть посвободнее. Здесь все еще оставались слуги, но главная проблема была устранена.
– Ты гений, Йован! – довольно заявил Дайлен. – Я бы не додумался.
– Конечно, ты же только как в ловушку попасть можешь придумать, а не как из нее выбраться, – отмахнулся Йован. – Давай уже, делай, что задумал, а мы с Нерией тут приберем и последим.
– Кладовая там, – Дайлен махнул рукой в сторону. – Если что – кричите.
– Заорем, не сомневайся.
Дайлен убежал совершать свою дерзкую кражу, а Нерия с Йованом принялись за уборку.
– Ты не мог на нее что-нибудь попроще вылить? – бурчала Нерия, выжимая тряпку в очередной раз и морщась. Жир оставался на руках, вызывая неприятное ощущение на коже.
– Что, например? Ведро с утренней кашей?
– Нет, пожалуй, это слишком… Ну хоть бы компот вчерашний.
– Его я и сам выпью. Да ладно, Нерия, могло быть и хуже. Например, вместо Раллы остался бы какой-нибудь храмовник следить за нами. А его так просто не выставишь. Хотя с этой старой карги станется отправить к нам какого-нибудь рыцаря-капитана и сейчас – не дай Создатель мы одну жалкую морковку утащим…
Йован с беспокойством перевел взгляд на дверь, Нерия последовала его примеру. Но та оставалась закрытой, и никакие храмовники в кухню не рвались. В соседней комнате за стеной беседовали слуги, что-то выпекавшие к будущему завтраку. Ученики уже должны были бы отправиться спать, как и чародеи, а храмовники разойтись по казармам. Сейчас по коридорам бродили только патрули из двух-трех человек. Наверняка старшие чародеи еще работали. Ночь вступала в свои права неумолимо, и мир изменялся следом за ее приходом. Нерия представила, как солнце садится, озаряя озеро Каленхад последними лучами. Как водную гладь тревожит ветер, и кружат над нею стаи мошкары. Как в таверне на том берегу зажигаются свечи. Очень хотелось выйти на воздух и немного подышать, почувствовать и ветер, и последние солнечные лучи, и на таверну с мигающим из окна светом взглянуть… Однако никто не выпустит ее наружу без веской причины. Хоть заумоляйся.
Нерия не успела даже толком загрустить, когда в комнату заглянул Дайлен.
– Я, кхм… немного не рассчитал. Мне бы пригодилась помощь в кладовой, а то там столько всего… Нерия, пошли вместе глянем. Посторожишь, Йован?
– Я тебе что – собака? – буркнул Йован, но этим и ограничился.
Нерия с некоторым даже облегчением отбросила тряпку и пошла за Дайленом. Кладовая представлялась ей чем-то, вроде того закутка со швабрами, где они прятались с книгой, но реальность оказалась совсем иной. За довольно внушительной дверью скрывалась забитая шкафами и полками комната размером с библиотеку. Нерия круглыми глазами рассматривала запасы Круга, от мешков с брюквой и картофелем до бутылей с маслом, и понимала, что никогда не видела столько еды.
– Впечатляет? – довольно спросил Дайлен, будто сам набивал эту комнату доверху запасами.
– Очень. А где… мясо и все такое?
– Это в другом месте, там что-то вроде камеры, в которой постоянно поддерживается холод – интересная штука. Как стану магом – обязательно изучу и научусь такие делать. А сейчас – давай искать, и побыстрее. Вон там держат всякие специи: видишь, где дверца на крючке? Поищи мне можжевельник или шалфей. А увидишь веретенку, тоже тащи. Если что – прячься за мешками, я так уже делал. Только не кричи – еще услышат!
– Слушай, а как…
Но Дайлен уже сбежал куда-то вглубь кладовой, бросив Нерию одну посреди всех этих богатств. И даже не объяснив, как выглядят можжевельник и шалфей! Нерия кое-как вспомнила, что такое веретенка, может быть, опознала бы шалфей. Но и только.
– Болван, – кипя от негодования, пробормотала она. – Вот и помогай ему! Можжевельник, шалфей… Можжевельник… Бездельник!
За указанной им дверцей оказалась небольшая комнатка, все стены которой были заставлены банками и мешками. От жгуче-пряного запаха Нерия не выдержала и чихнула. Одна радость – все полки оказались подписаны. Это немного остудило пыл Нерии, готовой сразу после спасения из кухни откусить Дайлену голову.
Шалфей нашелся довольно быстро. Нерия ссыпала немного в найденный тут же мешочек и сунула за пазуху. С можжевельником пришлось повозиться дольше. Многие надписи успели потускнеть, а работавшие на кухне слуги, судя по слою пыли на полках, заглядывали сюда не так уж часто. Но можжевельник тоже отыскался, хотя почему-то Нерия дважды проходила мимо этих мелких сушеных ягодок и ни разу не обратила внимание.
Вряд ли здесь можно было отыскать веретенку, но дотошность требовала осмотреться до конца. Нерия честно прошла все надписи еще раз, однако искомой не нашла. Ничего удивительного в этом не было – травы, применяемые в лекарстве, скорее нашлись бы в хранилище ингредиентов на втором этаже или в теплице, но никак не в кладовой при кухне. С таким же успехом можно поискать здесь, скажем, эльфийский корень или сухостебель.
Нерия собиралась было уже уходить, как вдруг на глаза ей попался бумажный конверт, сунутый под днище одной из банок. Она бы и внимания не обратила, но уголок торчал уж очень неудачно – словно бумагу сунули сюда в спешке. Любопытство требовало разузнать поподробнее, осторожность настаивала, что это не ее дело. Нерия помучилась еще несколько мгновений, но потом сдалась. В конце концов, эту бумагу может отыскать и кто-то из слуг в ближайшее время, не лучше ли, если она попадет в руки умного и рассудительного будущего мага?
На конверте стояло только одно имя – Грэт. Так звали старого повара, о котором вся Башня нынче вспоминала исключительно с нежностью. Неужели Нерия наткнулась на что-то, оставшееся от старика и до сих пор никем не найденное? Может, завещание?
Она вытащила из небольшого конверта сложенный лист и расправила. Магический огонек, висевший над плечом, помог выхватить и прочесть несколько ровных строчек.
«Мы сошлись на Когте дракона, который хорошо вам знаком. Не забудьте – добавить нужно именно в суп, чтобы перебить вкус. После того, как все случится, получите то, о чем договорились. Не разочаруйте меня».
Нерия несколько раз перечитала письмо, но так ничего и не поняла. Какой еще коготь, какой суп? Все это выглядело как-то не очень приятно…
– Нерия, ты уснула там?! – заставил ее вздрогнуть громкий шепот Дайлена.
– Нет… Я в порядке. Слушай, пошли отсюда быстрее! Я должна кое-что вам показать.
– Что? Ты нашла чью-то заначку с эльфийским корнем?
– Лучше бы нашла именно ее. Пошли, обсудим с Йованом...
Но стоило им выйти из кладовой, а Дайлену вытащить одолженные у поваров ключи, как из соседней комнаты послышались голоса. Нерия замерла и попыталась разобрать, с кем это беседует Йован. Потом вдруг раздался смачный звук удара, всплеск, и кто-то громко выругался. Затем последовал стук шагов – и все стихло.
Нерия осторожно выглянула из комнаты. Пол заливало что-то красное, а сладковато-приторный запах напомнил о кладовке со специями. Йован стоял посреди этого безобразия и держал в руках пустую кастрюлю, в которой еще недавно был недопитый учениками за ужином компот.
– На какие только жертвы ради вас не пойдешь, – пробурчал Йован.
– О, я совсем забыл, что в соседней комнате остался чистить кастрюли Феррик, – повинился Дайлен. – Ну, спасибо, что отвлек его.
– Спасибо пол не вымоет.
Йован поднял из ведра с водой тряпку и вручил Дайлену, скрестив руки на груди. Отчего-то, глядя на враз скисшее выражение лица Дайлена, Нерия почувствовала себя гораздо лучше.
Письмо было предъявлено и изучено Дайленом и Йованом вдоль и поперек. Но отнеслись они к нему совсем по-разному.
– Ничего себе, – прищурился Дайлен. – Похоже, что наш бывший повар влез в какую-то смертельно-опасную интригу.
– Думаешь? – засомневалась Нерия. – Письмо таким уж угрожающим не кажется.
– Вот именно, – согласился Йован. – Кто-то из магов, наверное, написал, чтоб ему лекарство добавить не забыли, или еще какая-нибудь подобная блажь. Это ерунда.
– Ерунда? Здесь же явно кто-то угрожает повару. Смотри: «не разочаруйте меня». Так только злодеи говорят! А если повар его разочарует, то что?
– Будет дальше забрасывать очень гневными письмами? – пожал плечами Йован. – Не знаю, что-то не верится. Если повару угрожали – он ведь мог обратиться к храмовникам. Или к старшим чародеям. Больше похоже на чью-то шутку.
– Не особенно смешная шутка в таком случае, – уперся Дайлен. – Смотри, здесь же все написано. Некто явно шантажировал повара и просил подсунуть в еду кому-то неизвестному драконий коготь. Понятно, что не целиком, а растертый в пыль. Но тем не менее. Планировалось убийство, и прямо у нас под носом. Но, наверное, что-то не срослось, и жертвой стал сам повар. Все сходится!
– Ну и фантазия у тебя, дружище! Целое расследование провел в уме из-за какой-то записки.
– Мы должны предупредить старших чародеев, что где-то в Башне возможно скрывается убийца, – решительно заявила вдруг Нерия.
Тут уж ее друзья не удержались и возмущенно заговорили разом:
– С ума сошла?!
– Какой еще убийца?!
– По-вашему, это не повод обратиться к старшим чародеям? – возмутилась Нерия. – Дайлен, ты же сам только что сказал...
– Я сказал, что повара убили. А не что надо срочно бежать и всем об этом рассказывать, потрясая найденным письмом. Подумай сама! Нам никто не поверит. Все доказательства – это непонятно когда и откуда взявшаяся записка. И куча домыслов. Все. Да старшие чародеи тебя засмеют. А если нет, то отправят к храмовникам на дознание. Смотри, даже Йован нам не верит.
– Потому что это бред, – фыркнул Йован. – И что ты скажешь, когда тот же Грегор спросит, откуда взялось письмо? Опишешь, как вместе с Дайленом забралась в кладовую при кухне и воровала специи для экспериментального зелья из украденной книги?
– Одолженной книги, – поправил Дайлен. – И специй мы всего чуток взяли – никто даже не заметит. Но в общем я согласен с Йованом. Нам нельзя раскрывать правду никому. По крайней мере, пока не найдем больше доказательств.
Нерия была вынуждена признать, что он прав. Пока все сводилось лишь к домыслам Дайлена, которые могли оказаться и плодом его воображения.
– Так что нам делать тогда? Искать доказательства?
– Предлагаю сперва узнать, что происходит, если драконий коготь добавить в еду. И с кем повар общался еще при жизни. Наверняка слуги на кухне что-нибудь странное да заметили. Предлагаю завтра этим заняться вплотную...
– Возвращаясь к насущным проблемам, а не выдуманным убийцам: ты добыл, что хотел? – спросил Йован, решительно возвращая друзей с небес на землю.
– Почти, – скривился Дайлен. – В кладовой не все отыскалось... Например, эльфийский корень придется доставать либо в теплице, либо забираться в хранилище ингредиентов.
– Проще в сокровищницу Орлея попасть, – фыркнул Йован. – Я все сильнее начинаю думать, что Нерия права. Так много усилий, а мы даже не знаем, получится ли сварить эту гадость...
– Получится! Всего-то и надо, что найти немного эльфийского корня и еще кое-чего по мелочи.
– «Всего-то и надо, что на кухню попасть», «всего-то и надо, что в кладовую забраться», – передразнила друга Нерия. – Твое «всего-то» растет с каждой минутой!
– Ладно-ладно, подумаешь... Осталось чуть больше недели до экзамена. За это время я успею все найти и сварить зелье. Если вы, конечно, мне поможете.
– Куда мы денемся? – вздохнул Йован. – Но ты мог бы из кладовой и поесть нам захватить, а не только всякое сено.
Нерия покачала головой, но отказывать Дайлену в помощи было поздновато. Хотя чем дальше заходила эта история с зельем, тем меньше ей нравилась. Оставалось надеяться, что Дайлен успеет сварить свою гадость и понять: она не все равно поможет. Потому что знаний ум не заменит. И надо будет очень быстро выучить то, что успеется. Эрвин не станет «топить» неудачливого ученика, продемонстрируй тот хоть что-то.
Да и письмо... Нерия вновь развернула лист и уставилась на чернильные строчки. Что-то подсказывало ей: Дайлен был если не прав, то к истине близок. Неспроста письмо было спрятано, а, значит, не просто так скончался повар Грэт. И, если так, нужно срочно во всем разобраться.
Но уже на следующий день о письме все будто забыли. Дайлен сбежал с самого утра на кухню, а, вернувшись после завтрака, казался вялым и разговаривать не пожелал. Йован время от времени шутил, лениво записывал за учителями и вел себя как обычно. Нерия же сосредоточиться на занятиях не могла. Мысли все время возвращались к загадочному письму и возможному убийце повара. А уж помянуть его во время обеда тихим незлым словом и вовсе сам Создатель велел!
– Если кто-то правда убил повара Грэта, то не будет ему прощения – это же бесчеловечно по отношению к нам, – вздохнула Нерия, попробовав недосоленный суп. – Дайлен, так что насчет драконьего когтя?
– Давай попозже, – тоскливо отозвался тот, без аппетита отправляя в рот ложку. – Я что-то худо соображаю нынче.
– Просто не надо было книгу свою полночи под одеялом листать, – назидательно заметил Йован. – Как будто там что-то новое появилось! Или хоть картинки веселые какие.
– Отстань, а? И без тебя тошно...
После обеда Дайлен ушел домывать посуду, а Йован вновь куда-то сбежал. И искать автора письма совершенно очевидно никто не собирался.
Нерия решила выяснить все сама. И начать, как и планировалось, следовало с упоминавшегося в письме драконьего когтя. Вряд ли это такой уж редкий ингредиент, наверняка про него в любом справочнике написано. Поэтому Нерия направилась в библиотеку.
Засев с несколькими объемными книгами в углу, она тщательно просматривала списки ингредиентов для зелий и отваров. Драконьи когти там тоже были, но, к разочарованию Нерии, толком их свойства не описывались. Гораздо больше внимания было уделено чешуе, крови и железам. Когти же будто бы использовались в основном как вспомогательный материал, да в кузнечном деле, а об их отравляющих свойствах нигде не говорилось.
четверг, 26 октября 2017
Название: Азит таль-эб
Автор: Tykki
Бета: Леди Ория
Иллюстратор: KirioSanjouin Арт 1 , Арт 2
Размер: 12 426 слов
Рейтинг: PG-13
Категория: джен и слэш, фоново фемслэш
Жанр: character study с элементами шпионского детектива, немного романс
Персонажи: Железный Бык, Адаар, Лелиана, Крэм и другие Боевые Быки, Дориан, ОМП, Шокракар, Сэра, Вивьен
Пейринг: Бык/Дориан (но это не совсем основная тема фика), упоминаются или ненадолго пробегают: Адаар/Жозефина, Лелиана/ф!Страж, Сэра/Шокракар
Саммари: последствия личного квеста Быка, как их принимали он, его друзья и его недруги.
Предупреждения/примечания: Бык-центрик. Картина мира: Инквизитор - ф!кунари, Боевые Быки живы, Лелиана была в романе со Стражем, которая принесла Высшую Жертву.
Автор старался не грузить кунлатом, но вот небольшой словарик терминов и понятий:
читать дальшеТамазран - ответственные за воспитание, профориентацию и распределение ресурсов в обществе кунари. Всегда женщины. Грубо говоря, власть во всём, что не касается войны.
Вашоты - те "кунари" (они же косситы), то не воспитывался в Кун.
Тал-вашоты - те, кто в Кун воспитывался, но покинул или был изгнан.
Виддатари - представители иных рас, обращённые в кун.
Бас - иноверцы. Буквально - "вещь".
Сааребас - маги. Буквально - "опасная вещь".
Бен-Хазрат - разведка, контрразведка, министерство по выявлению неугодных и министерство по политвоспитанию среди кунари. Их возглавляет Арикун.
Бересаад - армия.
Гамек - психотропное вещество, способное при нужной дозе вызвать эффект лоботомии.
Саар-гамек - яд на основе гамека.
Азит таль-эб - "Так должно быть". Основа учения Кун.
Ссылки на скачивание: пдф | html | epub | читать на АО3
Самое смешное, что он прекрасно понимал, почему тал-вашоты сходят с ума. Чисто умозрительно знал давно — но сейчас понимал по опыту. Не просто потому, что больше не было Кун, чтобы задавать направление. Не просто потому, что лишился своего места в мире.
Но ещё и потому, что всё было зря.
Всё. Всё вообще. Тама, говорившая, что он слишком смышлён, чтобы стать только солдатом. Смерть Васааада. Все восемь лет Сегерона и перевоспитание — абсолютно зря.
Он ведь даже не любил, когда его называли Хиссрадом. Давно не любил. Но сейчас эта маленькая — по сравнению с остальным-то — утрата не-имени грозила окончательно обрушить и так шатающийся фасад нормальности.
— Шеф, — Крэм не спускал с него проницательного взгляда. — Вам на сегодня хватит.
— Вечер только начинается, Крэм-брюле, — отшутился он, почти гордясь тем, что выговорил все слова как трезвый. Впрочем, алкоголь почти не оказывал на него влияния сейчас, даже не притупляя осознание потери.
Потери себя и места в мире.
— Вот-вот, — непреклонно кивнул Крэм. — А сидишь ты тут с полудня. Шёл бы уже проспаться — а с утра пораньше потренируемся.
А вечером и ночью (это так ясно слышалось, что можно было и вслух сказать) за его дверью будет стоять кто-то из Быков. На всякий случай. Скорее всего, Крэм первый, пока с неохотой не сдаст кому-то пост, чтобы выспаться перед тренировкой. И то вскочил он раньше, чем собирался, и с рассветом заявился на порог, якобы чтобы выбить из начальства всю дурь, но на самом деле — убедиться, что он ещё здесь.
Крэм не будет отходить от него ни на шаг, поэтому когда Железный Бык сойдёт с ума, он же и станет первой жертвой.
Или не так. Мальчишки своё дело знают, поэтому им скопом справиться с одним бешеным тал-вашотом — раз плюнуть.
Или снова не так. Инквизитор не станет заставлять их делать такой выбор, как не заставила его, поэтому она коротко скажет: "В сторону" — и ледяное кольцо сожмётся вокруг него, не давая двигаться, а дальше дело решат клинки — жутковатые духовные клинки её и Вивьен, режущие не хуже настоящей стали.
— Саар-гамек всё ещё действует? — понизив голос, спросил Крэм. И, хоть ответа и не получил, покачал головой: — Ну вот и надо тебе запивать бухлом противоядие? Такое кому угодно крышу сдвинет.
А. Малыш Крэм научился зорко смотреть и видеть то, что скрывалось под поверхностью. Ну или оно просто уже было к поверхности слишком близко.
— Я знаю, что делаю, Крэм, — заставил он себя ответить. Его лейтенант покачал головой ещё раз, очевидно ему не веря, и, похоже, набрал в грудь воздуха, чтобы начать лекцию, но их обоих от этого спасло появление человека в капюшоне. Не таинственном каком-нибудь — просто форменном капюшоне шпионов Лелианы.
Крэм молча повернулся к новоприбывшей — а это была женщина, она не скрывала этого, сразу откинув капюшон с головы, — излучая недовольство, но не высказывая его вслух. Молодец. Не время предъявлять претензии радушным хозяевам, когда условия, на которых они гостят, вот-вот могут измениться.
— Сестра Соловей хочет видеть Железного Быка, — холодно отчеканила женщина — высокая, статная женщина, явно привыкшая командовать.
Рыжик на мелочи сегодня не разменивалась, похоже.
— Передай, что сейчас приду, — откликнулся он, вставая, несмотря на тихое ворчание Крэма. Шпионка коротко кивнула и, не дожидаясь его, направилась к выходу из таверны.
— Могла бы дать тебе пару дней передохнуть, — кисло заметил Крэм.
— Могла бы, — согласился он. — Но тогда никудышная была бы из неё глава шпионского ведомства. Железо надо ковать, пока горячо, — он хохотнул, заметив повод для каламбура. — Железных Быков — тем более.
Звонкий шлепок ладони Крэма о лицо прозвучал для него музыкой.
Лелиана ждала на самом верху башни, словно награда в приключении, словно принцесса в замке. Вот только она не была ни тем, ни другим, и иногда верх башни — это просто самое удачное расположение для воронятни. Но когда солнечные лучи упали на медные волосы, заставляя их искриться и сиять, он снова подумал о принцессах и наградах, а ещё — что Рыжик воистину сегодня не разменивается по мелочам. Чем это он заслужил? Или что-то ещё случилось?..
Хотя — неважно. Если его и захотят отправить сражаться за каких-то принцесс, может, там удастся урвать бой с драконицей.
— Я полагаю, ты уже оправился от основных последствий яда? — лицо Лелианы оставалось в полумраке, хотя волосы и продолжали блестеть из-за света, украдкой сочившегося из бойницы над её головой. Долго место сегодня выбирала, интересно? Хотя он себе льстит — не сегодня, давно, на случай, если пригодится.
— От основных — да, — наклонил голову он, и они оба знали, что если бы основные ему вообще достались, этой милой беседы не было бы. Как и любой другой. — Я тронут заботой. Наверное, сложно было улучить минуту, чтобы поинтересоваться моим здоровьем.
Лелиана хмыкнула, странным образом не нарушая элегантную иллюзию, которую соткала.
— Здоровье ближнего круга Адаар — одна из моих первостепенных забот, — уже серьёзно сказала она. — Пока тебя из ближнего круга не выгоняли.
Пока.
— Хотя зачем я там сейчас, а? — понимающе переспросил он. — Былой пользы я уже не принесу.
— Посмотрим, — спокойно ответила Лелиана. — О какой новой пользе ты думаешь?
— Боевые Быки всё так же в распоряжении...
— Само собой, — нетерпеливо прервала его она. — А ты? В распоряжении — всё так же?
Не удержавшись, он заложил руки за рога, демонстрируя напрягшиеся мускулы:
— Смотря о чём мы говорим... Кое в чём — определённо всё так же.
На этот раз Лелиана откровенно рассмеялась:
— Я тебя не соблазняю, Бык.
— Конечно, нет, — согласился он. Конечно, нет: историю Лелианы легко было узнать даже не шпионам. В конце концов, она сложила о ней песню. И ничто не намекало, что Лелиану интересует что-либо, кроме памяти той, о ком была песня. — Ты просто меня вербуешь.
— Не знала, что тебе вообще нужна дополнительная вербовка, — немедленно среагировала она. — Учитывая, что ты и так в Инквизиции и более другими обязательствами не связан. Или я не права?
— Права, — сказал он, как будто бы мог дать другой ответ. — Тогда что ты от меня хочешь?
Лелиана накинула капюшон, и мерцание её волос угасло. Полшага ближе — и теперь они оба стояли в полумраке. Разница в росте не смущала тайного канцлера, и то, как она смотрела на него снизу вверх, казалось только попыткой установить между ними доверие, которого не было.
— Хочу узнать, как ты справляешься, — подпустив в голос ровно столько теплоты, сколько нужно, произнесла она. — Нелегко ведь потерять цель жизни. Я не знала никого, кто бы после этого не изменился.
Он думал широко улыбнуться, но есть пределы неискренности, которые она сейчас потерпит.
— Я сообщу, когда захочу убивать всех без разбора, — в итоге даже сухо заметил он. — Если получится, сообщу заранее.
Лелиана неожиданно цепко поймала его взгляд и так же сухо ответила:
— Я буду на это рассчитывать.
Он помедлил, но продолжения не последовало. Посмотрел в сторону лестницы, прикидывая, насколько вежливо будет сейчас распрощаться. Насколько уместно.
— Можешь идти, — правильно поняла его Лелиана. — Если ты мне ещё понадобишься, я позову. Только... Бык?
— М-м? — он уже стоял у ступеней и сейчас обернулся, чтобы посмотреть на неё.
— А, ты откликнулся, — улыбнулась она. — Хорошо. Адаар говорила, что тал-вашотам бывает настолько сложно найти себя после ухода из Кун, что они даже имя перестают воспринимать как своё. Рада, что это не твой случай.
Он... Бык. Его звали Железный Бык, он назвал так себя сам и имел право на это имя — Бык усмехнулся:
— Я крепче, чем тебе кажется.
— И слава Андрасте, — Лелиана махнула рукой, ясно давая понять, что аудиенция окончена. — Я тебя не задерживаю.
Дорога обратно в "Приют Вестницы" казалась легче — не только потому, что спускаться по ступенькам было проще, чем взбираться, а хмель из головы успел выветриться.
Что-то странное было в этом разговоре с Лелианой, не только тот взгляд, которым она его одарила ближе к концу. Тайный канцлер что-то знала и не говорила — нет, естественно, она много что знала и не говорила, но в данном конкретном случае это касалось его, Быка.
(Он хмыкнул, ещё раз вспомнив, как проницательно она сказала про имя. Что же, не все Тамазран живут на Пар Воллене.)
Она считала его опасным, но не как дикое животное, а как противника. По крайней мере, Быку хотелось так трактовать её вызов.
Теперь осталось узнать, что же вызвало такую её реакцию.
Крэм тоже оценил перемену в его настроении.
— Беру свои слова назад, — заявил он, критически рассмотрев Быка. — Хорошо, что она не подождала пару дней. Что там такое, шеф? Новое задание?
— Пока ничего такого, — покачал он головой, привычно следя за тем, чтобы рога никого не задели. — Но поглядим, что будет. Вечер только начинается.
Крэм, впрочем, слушал его уже вполуха: его внимание привлёк новый посетитель таверны, подошедший к ним ближе, чем можно было объяснить простой случайностью.
— Вот ещё альтуса только не хватало, — пробормотал Крэм, но Быку не нужна была обычная внимательность, чтобы заметить, что неприязнь его лейтенанта наигранная. — Смотри-ка, шеф, на тебя сегодня пол-Скайхолда любоваться ходит, а?
— Дориан мог просто выпить зайти, — усмехнулся Бык. — Мы в таверне, если помнишь, Крэм-брюле.
Но он повернулся к магу, и он встретился с ним взглядом, и он знал, что "Приют Вестницы" — не такая уж тесная таверна, чтобы не суметь избежать той компании, которую избежать хочешь.
На губах Дориана играла вызывающая усмешка, но глаза пристально наблюдали за Быком. Тот еле удержался, чтобы не поморщиться: в последние дни так за ним наблюдали слишком часто. Ну, если магу-имперцу было что сказать, он мог, демоны его побери, подойти и сказать; и Бык снова отвернулся.
Дориан вот точно так делал вид, что он просто случайно мимо проходил, когда зашёл в "Приют" за пару дней до того, как с Пар Воллена прислали предложение союза. Бык помнил о своём приглашении, но не ждал Дориана именно в тот вечер, так что отдал должное винному погребу Кабо. Это явно не устроило имперца, который с решительным видом направился к стойке, опрокинул там кружку ферелденского пива и с ещё более решительным видом пошёл на выход. Путь его, опять же случайно, пролегал мимо стола, за которым сидел Бык, и Дориан ненадолго опёрся на его плечо. Со стороны это могло показаться приветствием или даже жестом поддержки (если не знать Дориана), но враз выветрившийся хмель подсказал Быку, чего от него ждут. Имперец нарывался: Бык ведь не скрывал, как относится к применению к нему магии без спроса. Ну что же, такой спектакль он тоже мог разыграть...
Дориан возник на пороге его комнаты минут через пять, как туда поднялся Бык. И преувеличенно покачался из стороны в сторону, как будто бы с одной кружки его могло так повести. Бык, наоборот, изобразил трезвость, хотя заклинание вытащило из него отнюдь не весь алкоголь.
— Я помню, кто-то что-то говорил про завоевание? — вздёрнув подбородок, заявил Дориан. — Остаётся надеяться, что оно пройдёт поудачнее, чем все военные кампании кунари.
Бык надвинулся на него, и оценивающий взгляд Дориана скользнул по нему снизу вверх. Правила игры были названы и приняты: Бык прижал его к стене, не давая двигаться, но оставляя пока свободными руки. Ничего слишком сложного в этот раз. Лучше всё сложное оставить до той поры, когда они будут друг другу больше в постели доверять. Если такая пора настанет.
....Беда в том, что сейчас Бык понимал: он хотел тогда и теперь, чтобы эта пора настала. Что, в общем-то, было несправедливо по отношению к Дориану, который, похоже, как и многие, просто хотел удовлетворить свою страсть к определённым фетишам. И что было сейчас опасно: только ко всему прочему не хватало замешивать странную... привязанность, которую Бык чувствовал к имперцу. Не сейчас. Может статься, что и никогда, но главное, что не сейчас.
Крэм (другой имперец, когда в его жизни появилось столько имперцев?) перевёл взгляд с одного на другого и выразительно задрал брови.
Бык нахмурился и покачал головой.
Дориан... опустил глаза и, развернувшись, пошёл прочь.
— Да мать его... — невольно вырвалось у Крэма.
— Крэм, — веско уронил Бык.
— Молчу, — мрачно кивнул Крэм. — Пора бы мне уже в моём возрасте перестать верить в людей. Сплошные разочарования.
У Быка не было никакого желания спорить сейчас с лейтенантом о том, что обязан, а что не обязан делать человек, с которым они всего-то разок перепихнулись (не требовал же он чего-то от трети населения Скайхолда). К счастью, и не пришлось: к ним как раз шли Скорнячка с Долийкой, и Быку было как минимум интересно, что там для него придумали его новые няньки.
Зная их — следующие часы будут весёлыми. Для всех окружающих.
Не то чтоб Быку сильно удалось выспаться за ночь, но на рассвете он всё равно встал.
Получилось проскользнуть мимо задремавшего Глыбы — всё-таки даже его собственный отряд недооценивал, насколько бесшумно и незаметно Бык может передвигаться. В этот час в "Приюте" мало кто бодрствовал, и видел его только Коул, но мальчик-дух лишь молча проводил его взглядом, когда он поднимался на стены.
Правда, когда он дошёл до места назначения, оказалось, что он тоже кое-кого недооценил: Ксанфа Адаар ждала, наблюдая, как встаёт солнце.
— Ты ранняя пташка, командир, — негромко поприветствовал её Бык, думая, что или он так предсказуем, или Адаар хорошо его знает.
А учитывая, как мало они общались до этого...
— Как и ты, — кивнула она, оборачиваясь. — Думаешь, найдёшь тут что-то? За твоими несостоявшимися убийцами уже давно прибрали.
Вот так вот они с ней стояли всего пару дней назад, когда Кун отрёкся от Быка официально — покушением. И он не рассчитывал найти здесь что-то, но надо было с чего-то начинать, чтобы понять, что беспокоит Лелиану.
— Я уже смотрел и тут, и внизу, куда их скинул, — наклонил голову Бык, решив, что честность — лучшее оружие. — Иногда просто помогает пройти тем же путём, что шли они, чтобы забраться им в голову.
Она без улыбки смерила его взглядом — Адаар вообще не очень склонна была улыбаться. Особенно тем, кто ей не нравился.
А до недавнего времени она ясно давала понять, что Бык входит в эту категорию.
— Ты можешь проследить не только их путь, — заметила она. — На следующий день тут было ещё одно убийство. Или несчастный случай, которого никто не видел.
— О, — это Бык пропустил. — Кто-то... важный, командир? — Он не стал добавлять "для тебя", хотя раз она в такую рань не спит и тоже обходит стены...
Но Адаар мотнула головой (также по привычке делая это сдержанно, чтобы ничего не задеть рогами).
— Просто кто-то из солдат, — сказала она. — Женщина из Вольной Марки.
— Ясно, — он продолжал на неё смотреть, ожидая, прибавит ли она что-то.
Адаар заговорила о другом.
— Я не хотела тебя брать к нам, знаешь ли, — сказала она. — В тот момент, когда ты сказал, что ты из Бен-Хазрат. Я ненавижу Бен-Хазрат.
— Я знаю, — он даже чуть улыбнулся. Не то чтобы она это скрывала. Не то чтобы для бас сааребас было хоть сколько-то странно такое отношение. — Но твои советники тебя переубедили?
— Что-то вроде того, — сумрачно кивнула она. — Всякая ерунда про "держи врагов ближе". Как будто бы это что-то изменило: Инквизицию и так наполняют шпионы всех мастей, и никакое отслеживание переписки не помогло нам предсказать дредноут.
"Дредноут". Слово отозвалось в Быке сухим жаром и угасающим заревом.
— Ну, надеюсь, ты хоть злорадствуешь на мой счёт, — хмыкнул он. — Всё-таки ненавистных Бен-Хазрат стало меньше, и всё такое.
Она посмотрела ему в глаза, почти не задирая голову, и серьёзно сказала:
— Я злорадствую. Но я в бешенстве от того, что ради этого меня принудили к такому выбору.
— Ты всегда могла свалить его на меня, — тихо напомнил Бык, и Адаар невесело рассмеялась:
— Конечно, нет. Как бы там ни было, ты в Инквизиции. И Инквизитор не будет переваливать на тебя свои решения.
Она продолжала излучать злость, и, может быть, несколько дней назад, когда Бык был Хиссрадом, он смог бы разложить эту злость по полочкам и без труда увидеть, что именно мучает Адаар.
Сейчас он даже спрашивать не хотел.
Но попытку предпринял:
— Ты что-то мне хотела сказать, командир?
— Как ни странно, да, — несмотря на все неприязненные слова, она без колебаний повернулась к нему спиной, чтобы посмотреть на двор внизу. — Ты ведь знаешь про Вало-кас?
Конечно, он знал о Вало-кас. Узнал задолго до того, как вашотка со светящейся рукой вылезла из развалин Конклава и встала рядом с Кассандрой Пентагаст, чтобы провозгласить появление новой Инквизиции.
"Вало-кас" были как камешек в ботинке, вроде и можно было идти дальше по своим делам, а вроде бы и забыть о них было невозможно. Только вот, в отличие от камешка, вытряхнуть не получалось.
— Твой бывший отряд, командир, — послушно откликнулся Бык, надеясь, что хоть не все свои эмоции сейчас выдаёт. — Наёмники из вашотов и тал-вашотов, известны своим мягким отношением к магам.
— Ага, — покосилась на него Адаар. — Бас сааребасам. Сложно поверить, но мне никогда не пытались зашить рот. Или, как ты тогда сказал, убивать меня как бешеного зверя.
Её голос продолжал звенеть злостью. Странно, что она тратила на Быка время, раз всё ещё так его не переваривала. Странно, что она так долго держалась и высказала ему всё только сейчас: разговор про охоту на тал-вашотов у них был ещё в Убежище.
— Я рад, что тебе не пришлось такое испытать, командир, — искренне сказал он.
Адаар сверкнула глазами и, снова сдержанно покачав головой, продолжила:
— Я послала за ними ещё до того, как мы выехали на Штормовой берег. И все они, как выяснилось, оторваться от миссий не смогли, но вот Шокракар оказалась занята другими делами. Она прибудет со дня на день. И я хочу, чтобы ты с ней поговорил.
— О чём? — позволил себе удивиться Бык, и Адаар усмехнулась.
— Вот именно об этом. Она давно отряд возглавляет, и через её руки прошла уйма тал-вашотов. Она даже ждёт разговора с тобой.
В этом Бык не сомневался: не каждый день тал-вашотам (или Шокракар тоже вашотка? выветрилось из памяти...) удаётся увидеть, как низко пал кто-то из Бен-Хазрат.
Ну что же, давайте повесим объявления. Протрубим на площадях. Устроим цирковое представление. Он уже и одет в тему.
— Как скажешь, командир, — нейтрально согласился он.
— Да. Как скажу, — отрывисто бросила Адаар. Всё-таки забавно, как из всех женщин, встреченных им в Инквизиции, она менее всего походила на тамазран. — Что ж, раз это обсудили, то нечего тут стоять. Жози и так небось волнуется, куда я запропастилась.
— Не стоит её волновать, — умудрённо покивал Бык. — А то потом в нужный момент чего полезного недосчитаемся.
— Вот именно, — Адаар снова посмотрела на него. И перед тем, как пойти к спуску, неожиданно сказала: — Ненавижу, когда поступают, как с тобой.
Злость в её голосе звенела ещё громче, чем раньше.
Сегодня дежурной нянькой был Стёжка.
— Я думаю, что вы уже хорошо держитесь, шеф, — спокойно ответил он на ворчание Быка о том, сколько ему ещё терпеть такой присмотр. — Лучше, чем два дня назад, когда запивали саар-гамек мараас-локом.
— Да не было там толком саар-гамека, — пожал плечами Бык. — Опять же, я выработал устойчивость.
Стёжка даже не стал скрывать скепсис:
— И вы правда собрались вот эту чушь рассказывать отрядному лекарю? Тогда добавьте про особую кунарийскую физиологию, что ли. А то вдруг я этой физиологии ещё не нагляделся.
Учитывая, что нынешнюю упряжь для колена проектировал ему Стёжка, Бык благоразумно промолчал. Это окупилось: Стёжка осмотрел его и разрешил немного потренироваться сегодня. Хотя и под его наблюдением.
— Противника тебе моего не жалко? — заметил Бык, ища в Стёжке хорошо запрятанный страх.
Глаза лекаря были непроницаемы:
— Может, я как раз хочу увидеть знаменитое тал-вашотское безумие? Научный интерес.
— Вы играете с огнём, мальчишки, — размеренно, почти нараспев произнёс Бык.
— Мы справимся, — уверенно ответил Стёжка. — Даже если из вас демоны полезут, шеф.
Бык закатил глаз: ну что за самоубийцы у него служат? А ведь вроде бы так старался, воспитывал...
Тренировалось сейчас не так много народа, и, ради разнообразия, это были просто солдаты, а не кто-то из Быков. А то уже начинало казаться, что и тут только свои встретят.
Быка поприветствовали — в Скайхолде его хорошо знали; Стёжка в это время придирчиво рассматривал собравшихся мужчин и женщин, явно давая понять, что выбор противника с ним тоже надо будет согласовывать.
— Спал тут с кем-нибудь? — деловито поинтересовался он у Быка, не особо стараясь понизить голос.
— Вон с ним, — показал Бык на рослого антиванца с щитом и мечом, стесняясь ещё меньше, чем Стёжка. Антиванец немедленно густо покраснел, заслужив смешки и одобрительные возгласы товарищей. Бык никак не мог вспомнить, как же его зовут...
— Отлично, подойдёт, — одобрительно кивнул Стёжка. — Можете драться с ним, шеф, а я тут на травке посижу пока.
Площадка вообще не пустовала, но им её освободили. Антиванец — Марцио, точно, Марцио — с задиристой усмешкой пошёл на неё первым, и Бык последовал за ним, сам невольно улыбаясь. Несколько недель назад Марцио оказался отличной компанией за пивом и в постели, и вряд ли будет хуже в тренировочном поединке.
Так и было. Он осторожничал, примеряясь к противнику, и тут его можно было понять. Хотя Бык его не пожалел всё равно: когда Марцио в очередной раз обходил его по полукругу, он с рёвом рванул вперёд, сметая его оборону и кладя на обе лопатки. Антиванец только охнул, прикладываясь спиной о землю, и Бык тут же помог ему подняться.
— Не надо делать скидку на то, что я свой, — наставительно заметил он. — Нападай в полную силу. Поверь, я выдержу.
— Учту, — проворчал Марцио.
И правда учёл: следующие раунды оказались поинтереснее, хотя Бык всё равно раз за разом брал верх. Стёжка выбрал ему безопасного противника — с ним не приходилось выкладываться по полной, не было риска утонуть в боевом безумии, которое, что бы ни говорил его отряд, сейчас маячило перед Быком гораздо ближе, чем хотелось бы.
За время поединка у них прибавилось зрителей — из таверны высыпали те, кому нечем было заняться, а пить так рано не хотелось. Пришла Сэра, помахав Быку в тот момент, когда он стоял над очередной раз поверженным Марцио, который, тем не менее, всё не сдавался. Бык махнул в ответ, и эльфийка, захихикав, плюхнулась на землю и принялась что-то мастерить. Судя по её лицу, что-то, что потом сильно не понравится кому-то из аристократов.
Хотя занятие её отвлекло не настолько, чтобы не замечать ничего вокруг. Наоборот, их гостью первой заметила она, а Бык понял, что что-то изменилось, по низкому присвисту, который Сэра издала. Он в этот момент уворачивался от довольно грамотной серии ударов Марцио, так что не мог обернуться и посмотреть, что она там такое видит. Зато услышал её придушённо-восхищённое:
— Вот это женщина!..
Железный Бык хорошо знал Сэру. Они часто пили вместе и часто дрались вместе, и в походах Сэра болтала без умолку, расспрашивая и рассказывая столько, что у кого другого затрещала бы голова. Быку Сэра понравилась с самого начала, хотя Долийка от неё морщила нос и фыркала сквозь стиснутые зубы (впрочем, совершенно взаимно).
Бык знал, какие женщины Сэре нравятся — она не то что не скрывала, она купила ему пива и выпытала все подробности о том, какими бывают кунарийки. Адаар она откровенно восторгалась, хотя после того, как та сошлась с Жозефиной, старалась делать это потише. Но пиво и расспросы о кунарийках были именно после этого.
Так что сейчас Бык просто спиной почувствовал, кого там видит Сэра. И вряд ли это Адаар, а единственная другая кунари, которая могла сейчас сюда прийти...
Тренировочный меч Марцио с размаху влетел ему ровно в лоб, и где-то за пределами площадки в голос выругался Стёжка.
— Демоны раздери! — присоединился к нему Марцио, моментально отбрасывая меч, беря Быка за подбородок и поворачивая его лицо к свету. — Бык, ну ты нашёл время замечтаться!
— Ничего, череп у меня крепкий, — пробормотал Бык, позволяя ему эти манипуляции. Спасибо ещё, что Стёжка остался сидеть, не устраивая вокруг него суматохи.
Смех раздался слева и сзади — как раз со слепой стороны Быка. Смеялись громко и без теплоты.
— Вижу, Адаар не соврала, расписывая твои достоинства, — сказала женщина, делая шаг ближе. Высокая, выше и шире Адаар кунари, одетая в кожаный доспех и бордовую юбку. Тёмно-русая с проседью коса. Бронзовая кожа. Глаза, смотрящие без всякой симпатии. — Понял, что это я, даже не глядя, а, Хиссрад?
— Что-то вроде того, — в голове, к счастью, гудело не слишком сильно. — Шокракар, я полагаю? И я предпочитаю имя "Железный Бык".
— Да, Адаар что-то такое говорила, — отмахнулась она, явно давая понять, что это несущественно.
Она была похожа на тамазран ещё меньше, чем Адаар. И не только здоровенная секира в руках была тому причиной.
— Хотели поговорить со мной? — тем не менее, он решил проявить вежливость. Хотя бы потому, что это была прежняя командир его командира.
— Скорее подраться, — она легко перекинула секиру из одной руки в другую, заслужив ещё один присвист Сэры. — Но, вижу, ты не очень-то в состоянии.
— Это ещё с чего? — он гордо вздёрнул подбородок. — Всегда к твоим услугам!
Он почти ожидал, что Стёжка сейчас вмешается, и мысленно готовил ему отповедь. Но лекарь молчал, и Бык улучил момент, чтобы на него посмотреть: Стёжка сидел, спрятав лицо в ладонях. Ну... по крайней мере, не устраивал переполох, и то хлеб.
— Да? — она посмотрела на его лоб, где точно уже наливалась шишка. — Ну, тебе видней. Где тут у вас тренировочное оружие?..
— Вот здесь, — подскочила к ней Сэра, глядя с явным обожанием. — Секир, правда, нет...
— А ничего, я с любым двуручным управлюсь, — повела плечами Шокракар, определённо видя и поощряя это обожание. — Вон Быку же что-то нашли.
Нашли, как и ей: затупленный палаш. Хотя, право слово, в поединке двух Потрошителей (а Бык не сомневался, что Шокракар — тоже Потрошительница) острота оружия была делом десятым. И даже то, что оружие облегчено, их не спасёт, если они разойдутся как следует.
А они разойдутся. Бык по лицу Шокракар видел, что они разойдутся.
Наверное, она тоже ненавидела Бен-Хазрат, как и Адаар...
— Приступим? — Шокракар взвесила палаш в руке, не спуская взгляда с Быка.
Марцио уже давно ретировался с площадки, да и вся группа зрителей благоразумно отступила на несколько шагов. Они могли не знать всей подноготной, но они не вчера родились, чтобы не понять, что стоять рядом сейчас чревато.
— Приступим, — эхом откликнулся Бык, занимая позицию, и Шокракар, едва кивнув в ответ, нанесла первый удар.
Стиль боя Потрошителей не предполагал практически никакой защиты. Обычно Бык и не старался — смести бы как можно больше противников, пока вокруг колеблется полупрозрачное марево барьера, а потом терпеть их уколы, пока толстая шкура позволяет, да успевать глотать зелья. Адаар страшно ругалась, оказавшись с ним в бою в первый раз, но подстроилась споро, и сейчас становилось понятно, почему.
У Быка не было никакого желания проверить, выбьет ли удар Шокракар из него весь дух.
Она атаковала его быстро, яростно, не рассуждая — как... как полагается. Вряд ли она успела отдохнуть с дороги, но по ней было не сказать. Бык с трудом перевёл оборону в нападение — и то ненадолго, Шокракар подпрыгнула и нанесла удар сверху — с двумя целыми ногами это вышло куда сподручней.
Она не давала ему спуску, и сдерживаться, как Бык обычно сдерживался во время тренировочных боёв, было попросту невозможно.
Земля ходила ходуном от того, как они молотили друг по другу, прыгали, с силой приземляясь, старались сбить друг друга с ног или хотя бы выбить из рук палаши. Вся осторожность, тщательно пестуемая Быком с момента, как перед его взглядом полыхнул дредноут, улетучилась, как он ни старался её удержать, и глаз застилала красная пелена, такая привычная раньше, но такая пугающая сейчас, когда обратно можно было и не вернуться.
"Адаар велела меня убить? Или сперва сделать так, чтобы все поняли, что только так и надо?" — при всём желании у него не хватило бы дыхалки это спросить, но он очень хотел знать.
Хоть из вежливости Шокракар могла бы сказать заранее. Дать знак.
Она ведь прекрасно понимала, что он её — удар ей в голову со всей силы, но её уже нет на этом месте, она отпрыгнула в сторону, чтоб её и её здоровые ноги...
Что он её не убьёт.
Кто же в здравом уме будет убивать командира их Инкизитор? Исход будет слегка предсказуем.
Шокракар попыталась сделать ему подсечку, а когда не получилось, от души пнула в больное колено. Сквозь шум крови в ушах Бык услышал чей-то протестующий возглас — всё-таки тренировочная площадка... и перестал слышать что-либо вообще.
Потому что вот сейчас она его реально выбесила. К демонам Адаар и Инквизицию, если они думали, что он вот так просто ляжет и позволит себя добить — они ошибались.
К демонам Пар Воллен, заставивший его расплатиться за чужой выбор, как будто бы он мало им отдал в этой жизни.
К демонам Шокракар, эту проклятую вашотку, которая вошла в Скайхолд и вела себя здесь так, словно это её проклятая деревня, где все привыкли трепетать перед Вало-кас, этими осколками Кун. Бык взревел, не слыша себя, мало что видя сквозь пелену пред глазом и практически ничего не соображая. Мягко подалось колено, когда он тоже нанёс удар с прыжка — потом это обещало все земные муки, но никакого потом и не будет. Шокракар заслонилась палашом — но он чувствовал, как сила удара прошла сквозь её руки, заставляя их онеметь. Он занёс палаш ещё раз, намереваясь покончить с этим...
...и Шокракар врезалась в него, сбивая с ног, потому что для подсечки ей не хватило бы веса. Голова Быка отскочила от земли, взрываясь болью, которую он почувствовал даже сквозь окружавший его туман, а лицо Шокракар, искажённое широкой ухмылкой, было совсем близко, и она держала его же палаш, когда он только успел выронить, и заносила его над ним, и...
Темнота ворвалась в Быка, гася красную пелену и с ней всё остальное.
— Я так и знала, что мне надо было пойти с тобой, — услышал он, приходя в себя.
Он лежал на кровати — не на своей кровати. В помещении. Остро пахло эльфийским корнем. На грани сознания слышались какие-то шорохи, и кто-то положил ему на лоб холодную, пахнущую ядрёной смесью зелий тряпку, а после подоткнул подушки так, чтобы шея могла расслабиться. Тот же голос продолжил: — Чего ты хотела? Чтобы все увидели, что такое безумие тал-вашотов? Позволь напомнить, что люди не очень видят разницу между ними и вашотами. Мне ещё не хватало, чтобы меня мои же боялись. В этом смысле, по крайней мере.
— Я тебя умоляю, Адаар, хватит лекций, — фыркнул второй голос. — Твои церковники на тебя плохо влияют. Да там вся толпа возмутилась, когда я ему колено выбила. Прям удивительно, что сами на меня не кинулись. После этого его атаку ему вполне простят. А наш народ будут бояться, как ты ни старайся. Мы просто больше и сильнее, а уж за рога нам припишут любые грехи. Ведь правда же, Хиссрад?
— Его зовут Железный Бык, — поправила её Адаар. — И нечего говорить с бессознательными больными.
— Бык так Бык, — снова фыркнула вторая. Шокракар. Это была Шокракар. — И очнулся твой Бык. Просто в ступоре ещё. Ну так у меня рука тяжёлая, как-никак.
— Бык? — голос Адаар приблизился. — Ты пришёл в себя?
Бык с трудом разлепил глаз, невнятно что-то пробулькав. А хотел сказать: "А как же, командир". Шокракар не соврала насчёт тяжёлой руки.
— Вот видишь, — удовлетворённо заявила тал-вашотка. Конечно, тал-вашотка. У вашотки было бы меньше личных счётов к Бен-Хазрат. — Я бью сильно, но аккуратно.
— До сотрясения мозга, — напомнила Адаар. — Я тут была, когда Стёжка перечислял повреждения.
— Ничего такого, что нельзя исправить зельем, — не смутилась Шокракар. — А встряска этому мозгу как раз не помешает.
Адаар тяжело вздохнула:
— Я вообще-то звала тебя с ним поговорить.
— И мы и начали, — откликнулась Шокракар. — Как только у него язык ворочаться начнёт, продолжим. Да не смотри ты на меня так! Словами.
Лицо Адаар замаячило над ним.
— Спи, Бык, — велела она. — Разговоры — и всё остальное — подождут.
Он послушался.
Сквозь тяжёлый сон под зельями слышались голоса.
— Я даже специально противника подобрал, — жаловался Стёжка. — Кто его знает, кто обиды не затаил. А тут Инквизитор как прислала свою машину для убийств...
— Шеф тоже машина для убийств, — незло хмыкнула Скорнячка.
— Не прямо сейчас...
— Эй, Хиссрад, ну хоть выспишься, — Шокракар. — Мне уже твой паренёк-лекарь говорил, что ты тут спал плохо, так что, считай, услугу оказала.
— Да вы ополоумели совсем?! — это... Дориан? Снова театрально злится, как на него похоже... Жаль, дальше разговор за дверью недостаточно громкий.
Рука, снявшая с его лба компресс, на несколько секунд ложится на лоб. Узкая рука, без особой бережности, свойственной лекарям. Приоткрыв глаз, Бык видит Соласа.
Эльф скупо улыбается:
— Спи, друг мой. Спи.
Бык проснулся, чувствуя себя отдохнувшим и бодрым. Лекарка рядом с ним, правда, мигом встрепенулась, едва он пошевелился, и торопливо выпалила:
— Не вставать, пока не посмотрю!
— Конечно-конечно, — миролюбиво пробормотал он, хотя чувствовал, что всё и так неплохо.
Ощущения его не подвели: простучав и прощупав всё, что надо было, лекарка удовлетворённо кивнула и согласилась его отпустить при условии, что вести себя он будет осторожно и уж точно не полезет драться. Бык привычно пообещал, понятия не имея, сдержит ли слово.
Пока он натягивал штаны, рядом возникла Скорнячка, молча вскинувшая руку в качестве приветствия.
— Долго я валялся? — спросил её Бык.
— Чуть больше суток, — сказала эльфийка не мрачнее, чем обычно. — Стёжка говорит, тебе больше поспать дали, но наши вздохнут с облегчением, что ты снова в строю, шеф.
Бык внимательно посмотрел на неё, когда они выходили из лазарета:
— Беспокоитесь, как бы командование не сменилось?
Скорнячка преувеличенно безразлично пожала плечами:
— Ну и сменилось бы, ну и что? А то Крэм меньше о Быках заботиться будет. Нет уж, привыкай к тому, что ты нам и так дорог, шеф.
— О-о, — поддразнил её Бык. — Сколько сантиментов!
Она хмыкнула:
— Сколько есть. Давай, может, ещё успеем до таверны дойти, прежде чем нас Шокракар найдёт. Достала хуже горькой редьки.
— Это чем ещё?
Скорнячка закатила глаза:
— Тем, что не ты.
Бык не успел переспросить, что она имела в виду: они зашли в "Приют" и увидели, что Шокракар не собиралась никого искать. Она просто ждала здесь. Ну, как ждала: хлестала пиво и громоподобно хохотала над шутками кого-то из окружавшей её компании.
Кажется, Бык даже понял, что Скорнячка имела в виду. Разве только Шокракар больше внимания оказывала именно женщинам за своим столом.
— О, глядите, кто снова с нами! — воскликнула она, перекрывая шум в таверне, стоило Быку и Скорнячке зайти. — Железный Бык, тебе пить уже можно? С меня причитается за поединок!
— Пить мне всегда можно, — Бык подошёл и сел на место, которое ему без слов освободили. Предложение Шокракар встретили воодушевлёнными кивками: видно, были согласны, что она задолжала. Приятно.
— Отлично, — Шокракар легко поднялась на ноги и направилась к стойке. — И остальным я тоже проставлюсь! — крикнула она. — Инквизиция нам кучу работы дала, грех не отблагодарить!
Конечно, стол тут же взорвался одобрением.
Бык узнавал хорошую работу, когда видел. По таким капитанам наёмников, как Шокракар, он строил свою личину, когда только осел на материке. Что-то из тех качеств прижилось, что-то так и осталось искусственным дополнением.
— Я рада была с тобой подраться, — сказала ему Шокракар, когда после принесённой выпивки поднялся ожидаемый гвалт. — Конечно, в тот момент это ни хрена не было честно по отношению к тебе, но в том и суть.
— Хочешь продолжить? — спросил Бык, запихивая поглубже советы лекарки.
— Пока нет, — хмыкнула она. — Пока поговорим. Пошли к тебе?
— О-о? — широко ухмыльнулся он в ответ, и она вздёрнула брови:
— Хиссрад, если б меня даже интересовали мужчины, шансы у тебя были бы так себе. Пошли. Мы ещё не закончили.
Своё пиво Бык так и не допил, но уж проще было пойти с Шокракар. Всё равно не отстанет.
— К тебе было неплохое паломничество, пока ты в лазарете валялся, — заметила она, когда они входили в комнату. Скорнячка, не скрываясь, следовала за ними по лестнице и заняла пост у двери. Шокракар будто бы ничего не замечала. — Когда Адаар о тебе написала, я ещё подумала — какая проблема адаптироваться Бен-Хазрат? Чай, не Бересаад.
Дверь за ними закрылась.
— Ты была Бересаад, — утвердительно произнёс Бык, глядя, как Шокракар занимает единственное кресло в комнате. Мебель по их размерам в эльфийском замке на дороге не валялась.
— Да, — без заминки призналась она. — Простая солдатня, не чета вам, блюстителям душ. Стэн, если уж докапываться до мелочей.
— Но ты... — он нахмурился, глядя на её нагрудник.
— Женщина? — с усмешкой подхватила она. — Ага. Тогда так не считали, конечно. Кун говорит: война — мужское дело. И моя Тамазран два раза не подумала прежде, чем объявить меня акун-атлоком. Только я-то себя им не чувствовала. Это, наверное, и помогло начать смотреть на выход. Это — и Сегерон, конечно.
Бык знал, что не вздрогнул, но его обдало чадящей гарью от дерева и плоти.
— Сколько лет? — спросил он.
— Да всего полтора, — пожала плечами Шокракар, которой ничуть не подходило имя "Стэн". — Потом я огляделась и поняла, что надо линять, пока голова на месте в прямом и переносном смысле. А у тебя?
— Восемь.
Она присвистнула.
— И неужели комиссовали?
— Пошёл к Перевоспитательницам.
Шокракар задумчиво подпёрла голову кулаком:
— Адаар не говорила. И не понимала, небось, что именно это значит, если знала. Так ещё раз, Хиссрад: какая у тебя проблема адаптироваться? Ты, смотрю, в жизни адаптировался ко многому.
Он сам не заметил, как, тяжело дыша, навис над ней:
— Какая проблема? И это ты спрашиваешь? В Кун для нас было место, и я — я и такие, как я, — был источником Кун. Даже сейчас. Даже здесь. Ты видела мой отряд. Где ещё для них бы легко нашлось место? Нет, конечно, я не обращал никого. Здесь люди другие. Кун не для них. Но лучшее, что наше учение могло дать, лучшее — я черпал и отдавал им. Но что теперь? Теперь я и правда лжец, потому что источника во мне больше нет.
Только закашлявшись из-за пересохшего горла, Бык понял, какую речь произнёс.
Шокракар внимательно смотрела на него снизу вверх. А потом показала на кровать:
— Сядь. А то колено подломится надо мной нависать, — что-то в том, как она покачивала ногой, намекало, что колено подломится не само.
Бык сел. Кроме кровати, было и правда не на что, и теперь Шокракар могла смотреть немного сверху вниз. Величественности Тамазран это ей, правда, всё равно не придавало.
— Забавно, если ты правда веришь в то, что наговорил, — после паузы задумчиво сообщила она. — С Бен-Хазрат станется, конечно. Не соблюдать чуть ли не все буквы учения, но верить, что несёшь дух. Хотя сомневаюсь, что Арикун тоже думает, что так можно, а?
Укол был болезненный. Только те, кто воспитывались в Кун, знали, куда бить.
— Не думает, — криво усмехнулся Бык. — Иначе я бы не был тал-вашотом.
Шокракар пожала плечами:
— Чтоб я так легко отделалась. До сих пор не знаю, как выбралась с Сегерона, когда в спину дышали и Бен-Хазрат, и имперцы. Хиссрад, поверь, я не очень тебе сочувствую. Просто Адаар надеется, что застанет тебя в здравом рассудке, когда вернётся со Священных равнин, а я ей обещала, что прослежу.
Бык моргнул: он не знал даже, что Инквизитор нет в Скайхолде. Непростительная невнимательность... даже если докладывать о передвижениях Адаар больше некому.
— Надеюсь, ты по этому поводу не собираешься всё время держать меня за ручку, — ворчливо ответил он Шокракар.
Она отмахнулась:
— У тебя и без меня толпа желающих. На сегодня я и так молодец — заставила тебя разговориться. Потом продолжим.
И она правда поднялась из кресла, выходя из комнаты посреди разговора. Хотя Бык и не стремился его продолжать. Сейчас просто хотелось спать: организм всё ещё не восстановился ни после саар-гамека, ни после боя с Шокракар.
Что ж, других дел он всё равно не планировал, а спускаться в таверну, чтобы напиваться дальше, было слишком далеко...
Утром голова прояснилась ещё немного. Бык старательно заталкивал подальше сохранившиеся знания по медицине и химии, чтобы не думать, какая взрывоопасная смесь веществ крутится у него в организме в последние дни, но, кажется, саар-гамек, эльфийский корень и алкоголь наконец нашли некое подобие баланса, поскольку чувствовал он себя заметно лучше.
И это было кстати, потому что через полчаса после того, как Бык проснулся, слуга принёс приглашение на завтрак к мадам де Фер. И едва ли она тоже хотела рассказать, как ему сочувствует.
Бык привёл себя в относительный порядок: стряхнул пыль со штанов и повязал чистую повязку через пустую глазницу. Это всё-таки вам не этажом ниже спуститься выпить.
Апартаменты мадам Верховной Чародейки над главным залом были, как всегда, безукоризненны. Наверное, напади вдруг Корифей, их хозяйка просто подняла бы бровь и попросила не наступать грязными сапогами на ковёр, и он бы послушался. Бык бы точно послушался.
— Мэм? — дал он знать о своём присутствии.
— На балкон, цветик мой, — с привычным приятным высокомерием откликнулся голос Вивьен.
Она занимала кресло, поставленное так, чтобы солнце не светило ей в глаза, и выглядела королевой на троне. Вероятно, если Быку доведётся прожить ещё несколько лет, он перестанет так реагировать на величественную фигуру в рогатой шапке, но сейчас её присутствие успокаивало.
— Рада, что ты соблаговолил принять моё приглашение, — Вивьен взмахом руки показала на табурет у столика — крепкий, явно рассчитанный на Быка, но при этом всё равно с обитой бархатом подушкой.
— Как же иначе, мэм, — вежливо ответил Бык, занимая своё место и с лёгкой грустью глядя на чай в фарфоровых чашках и булочки на фарфоровых блюдцах. Этому завтраку категорически не хватало хорошей отбивной.
— Да, — кивнула Вивьен. — Это было предсказуемо, поэтому, дорогой мой, меня и попросили выступить посредницей. Хотя, признаться, я предпочитаю не заниматься чужими личными вопросами.
— Что?.. — тут он заметил, конечно. Ещё один табурет с другой стороны столика, на этот раз рассчитанный на человека. Когда-нибудь наблюдательность вернётся, но не сегодня, видимо.
На балкон осторожно вошёл Дориан Павус, и Бык снова перевёл взгляд на Вивьен.
— Мэм, это действительно мелко для вас, — заметил он спокойно. — Да и я не настолько большой и страшный, чтобы со мной нельзя было просто поговорить без чужой помощи.
— Нечистая совесть рождает странные планы, — Вивьен, усмехнувшись, встала. — Я вас покину, цветик мой. Думаю, вы оба достаточно хорошо воспитаны, чтобы после вас здесь остался порядок.
Стоило ей уйти, как Дориан развёл руки, тоже усмехаясь, но стараясь делать это обезоруживающе.
— Она права, знаешь ли, — сказал он. — Про нечистую совесть. Но я на самом деле не был уверен, что тебе сказать.
— Дориан, — терпеливо вздохнул Бык. — Ты вообще не обязан был что-то говорить. Вы все со мной так обращаетесь, словно я стеклянный, и это уже странно, честно.
— Да, особенно эта чудовищная женщина, которую притащила Адаар, — пробормотал маг, садясь на свой табурет. И тут же поморщился. — Прости, я не имел в виду, что она чудовищная, потому что тал-вашотка. Просто... чудовищная.
— Да уж, — хмыкнул Бык. — Но то, что ты вдруг начинаешь следить за языком, тоже странно.
— Вот это сейчас был не комплимент, Бык, — кисло заметил Дориан, разламывая булочку. — Хотя... на Штормовом берегу мне тоже кое-чего говорить не стоило. Квиты, значит.
Бык неопределённо пожал плечами, ожидая, что будет дальше.
— И вообще, тебя было кому поддержать, а то я не видел! — неожиданно эмоционально воскликнул маг, словно Бык с ним успел поспорить. — Так что один ты и так не остался.
— И ты не был обязан, — согласился с ним Бык. — Я, в общем, от тебя ничего не ждал и не думал оскорбляться.
— Да! То есть как раз нет, — Дориан хлопнул себя по лицу. — Бык, не помогай, будь добр. Иначе разговор ничем не кончится.
С точки зрения Быка разговор, в сущности, пока и не начался, но он терпеливо улыбнулся и кивнул.
— И вот так делать тоже не надо! — накинулся на него Дориан, не замечая, что у него в усах застряли крошки. — Я мог бы подойти и что-то сказать, чай меня этикету учили лучше, чем твоего сопорати.
Быка давно забавляло, как старательно Дориан и Крэм упоминают друг друга, используя названия сословий, которые, кроме них, не знал почти никто. Ностальгия по родине у имперцев принимала странные формы.
Однако Бык искренне не понимал, что сейчас от него хочет Дориан. Не думал же он, что Бык так обидится, что спину в следующей схватке не прикроет? Боевыми товарищами Бык не разбрасывался.
— Даже для сливок тевинтерского общества этикет не настолько суровый, — наконец сказал он Дориану. — Если б одна совместная ночь обязывала заботиться о партнёре всю жизнь, мир был бы совсем другим местом.
Дориан недовольно цокнул языком, скрещивая руки на груди.
— Ты так говоришь, словно мы первый раз в жизни встретились и переспали, — пожаловался он. — Нет. После полугода нашей службы в Инквизиции и плюс к тому одной совместной ночи ты был вправе ожидать большего.
Бык благоразумно не стал напоминать, что большую часть этой службы Дориан самозабвенно с ним ругался; но, видно, выражение лица у него было не такое уж непроницаемое, потому что Дориан смерил его очень задумчивым взглядом.
— Или это сейчас был намёк, что предложение держать и дальше дверь открытой больше не действует? — вдруг спросил он.
— Чего? — вздрогнул Бык, вообще не уловивший логического перехода. — Нет, конечно. Я своего слова назад не беру.
Взгляд Дориана стал ещё задумчивее.
— Сколько энтузиазма в этих громких словах... — пробормотал он и отхлебнул чаю без всякого великосветского изящества, словно смывая неприятный привкус.
Бык сдался.
— Что ты от меня хочешь, Дориан? — спросил он напрямик. Если Хиссрад уволок с собой на тот свет способность Быка читать людей — к демонам, говорить-то он не разучился. — Помимо открытой двери, потому что в свою комнату я всё равно раньше вечера не собирался.
— А тебе это что, правда когда-то мешало? Или только со мной? — переспросил Дориан и тут же провёл ладонью перед глазами. — Так. Это не моё дело, и я не то хотел сказать. Просто я не знаю, что тебе ответить, и даже боюсь представить, что ответишь ты, если я задам тебе тот же вопрос.
Бык высоко задрал брови: это же не он организовывал встречу. И о чём вообще Дориан...
Если, конечно, он не пытался... Да нет, вряд ли, это же был просто фетиш, он за один-два раза приедается.
— Вот-вот, — вздохнул маг. — Я так и думал, что не соображу, с какой стороны тут браться. История моей жизни. Хотя ты-то чем лучше... — Он решительно встряхнулся. — Так. Если про открытую дверь и вечер ты не шутишь, то давай с этого и начнём. А дальше посмотрим.
Ну наконец они вернулись на знакомую почву!.. Бык кивнул и серьёзно сказал:
— Если случается второй раз, я предпочитаю подробнее оговорить правила. Чтобы обошлось без неприятных сюрпризов и можно было проявить больше фантазии. Что ты знаешь о стоп-словах и как относишься к верёвкам?
Глаза Дориана вспыхнули, и вовсе не от негодования, но прежде, чем он успел ответить, от дверей на балкон раздалось деликатное покашливание, и они оба посмотрели в ту сторону.
— Я боюсь, эти моменты вам придётся обсудить в другой раз, — приятно улыбаясь, произнесла Лелиана, чьи глаза скрывала тень от края капюшона. — Бык, я хотела бы с тобой поговорить.
— Да? — поднявшись на ноги, он шагнул к ней. — Важное дело, полагаю?
— Без сомнений, — всё ещё с улыбкой согласилась она. — Я хотела узнать: как ты посмотришь на то, что я тебя помещу под арест? До того, как ты в своём бешенстве убьёшь ещё кого-то?
За спиной Быка поперхнулся чаем Дориан — за спиной Лелианы мрачной тенью возникла Вивьен.
— Дурной тон, цветик мой, вторгаться ко мне с такими шутками, — не скрывая антипатии к тайному канцлеру, заметила она.
Лелиана повернулась к ней, и в её глазах сиял такой же лёд:
— Кто сказал, что это шутки, Вивьен? Я не стала бы обвинять кого-то из ближнего круга нашей Инквизитор шутки ради.
— Да, и очень удобно, что Адаар как раз в отъезде, — напомнила Вивьен. — Развязывает руки тем, кто посадил её на трон.
— Да, потому что я стала бы ради такой мелочи рисковать своей должностью, — насмешливо откликнулась Лелиана.
— Если метишь при этом на другую, на Солнечном троне...
Бык прочистил горло, прерывая ссору, которой хватило бы любого повода. Слова Лелианы ударили как обухом по голове, но, даже если сейчас он не мог прочитать эту женщину, он давно знал её. Не может быть, чтобы она просто пришла выполнить работу стражи.
— Могу я узнать, кого убил? — спросил он. — Я ведь правильно понимаю, что жертвы уже были?
— Да, правильно, — лёгкую улыбку Лелианы, не сходившую с её губ, можно было возненавидеть. — Насколько знаю, о первой Инквизитор должна была тебе говорить.
Бык непонимающе нахмурился — но разговор с Адаар был не так давно, и он прокрутил его в голове и вспомнил.
— Солдат, — медленно произнёс он. — Женщина. Её сбросили со стены, там же, где...
— Где ты сбросил посланных к тебе убийц, — кивнула Лелиана. — А сегодня ночью неподалёку от "Приюта Вестницы" задушили купца. И свидетели утверждают, что видели рогатый силуэт. В другом месте в другое время я списала бы это на предрассудки, но тут свидетели давно служат в Инквизиции и в нелюбви к тал-вашотам не замечены...
— Да какие там могут быть свидетели! — возмущённо подал голос Дориан. — В такое время рядом с "Приютом" трезвых не будет! А даже если и видели что-то, то вообще-то есть ещё Шокракар!
Лелиана посмотрела на него с интересом:
— Рада, что ты так спокойно обвиняешь ту, у кого служила Инквизитор. Правда, Сэра может подтвердить, где Шокракар находилась ночью, и я ей верю, не знаю, как ты. Бык, у тебя подтвердить некому?
Он усмехнулся: самое время пожалеть, что его мальчишки перестали нести караул у его двери. Хотя, в общем, он сходу мог назвать пять способов, как пройти незамеченным, и не сомневался, что Лелиана их знает тоже.
— Увы, — сказал он. — Можно осмотреть тело?
Строго говоря, она должна была отказать. Это как-то не работа подозреваемых в убийстве. Но Лелиана повела себя неожиданно.
— Да, пойдём, — кивнула она. — Как раз хотела тебе предложить.
Рядом, решительно скрестив руки на груди, встал Дориан.
— Я тоже иду, — заявил он. — Ещё таких глупостей нам не хватало...
— Я буду ждать новостей, — холодно заметила Вивьен, явным образом давая понять, что на этом в её апартаментах их ничего не держит.
Тело на леднике в подвале действительно было явно свежим. И причина смерти тоже была очевидна — на безвольно откинутой шее виднелся чёткий синий след.
— Верёвка, — Бык поднял глаза на Лелиану. — Тебе не кажется, что даже если б у меня случился приступ бешенства, который я как-то подзабыл, душил бы я руками?
— Или ты всё-таки помнил свою выучку и отводил от себя подозрения, — охотно поддержала разговор она. — И, кстати, когда я вошла, вы как раз говорили о верёвках...
— Это не те верёвки! — вспыхнул Дориан. — А приступы бешенства и вспоминание выучки не очень-то сочетаются.
Лелиана пожала плечами:
— Ты удивишься, но не всегда. Бык, ты знаешь этого человека?
Он пригляделся.
— Возможно, видел в Скайхолде и даже говорил, — задумчиво ответил он. — Лицо знакомое. Но я много с кем говорю в Скайхолде. Тело первой жертвы ещё здесь?
— Да, — Лелиана поманила их вглубь подвала. Рядом в тенях кто-то шевельнулся — один из её шпионов, надо полагать. Было бы странно, если бы она тут осталась с ними одна.
А второе тело выглядело значительно хуже, что было неудивительно, раз человека сбросили со стены. Но лицо пострадало не настолько, чтобы стать неузнаваемым, и Бык резко втянул в себя воздух.
— Ты её знаешь, — правильно поняла Лелиана.
Он не был больше обязан Кун. Ничем.
— Одна из связных, — признался Бык. — Приносила письма тогда, когда тебе необязательно было об этом знать, Рыжик.
На этот раз улыбка Лелианы вышла кривой:
— Я ожидала, что у тебя такие были. Но ты понимаешь, что это не говорит в твою пользу? Ты мог её убрать, чтобы она не мешала. Чтобы не сказала что-то лишнее.
— Так, давайте остановимся на одной версии, — предложил Дориан. — Либо бешенство, либо холодный расчёт, но не одновременно. И Адаар точно услышит об этом, как только вернётся.
— Услышит, причём от меня же, — согласилась Лелиана. — Что до версий — Бык, какую предпочитаешь ты?
— Ту, где я невиновен, — пробормотал он. — Я уже несколько лет как убиваю только в бою.
— Да, хорошая версия, — Лелиана задумчиво разглядывала лицо убитой связной. — Но чтобы она подтвердилась, я попрошу тебя не оставаться в ближайшее время без компании. Это не так сложно, правда?
— Совсем не сложно, — усмехнулся Бык, а у Дориана заметно расслабились плечи: всё-таки это предложение было куда лучше, чем арест, который она пообещала вначале.
Когда они снова вышли к свету и теплу, Бык вспомнил движение в тенях и негромко уточнил на всякий случай:
— Рыжик, тебя ведь сопровождали твои? Там, внизу?
Лелиана смерила его взглядом и кивнула:
— Да. Сопровождали.
Само собой получилось, что Дориан пошёл с ним в "Приют Вестницы" — просто потому, что кипел негодованием по поводу Лелианы и не переставал высказывать его Быку.
Несмотря на беспокойство из-за всего этого, Бык с трудом сдерживал улыбку: ему всегда нравилось, как открыто и жарко Дориан выражает своё мнение.
— ...и если она думает, что может сама решать, кто останется в ближнем круге Адаар, а кого оттуда убрать надо!..
— Погоди, — Бык поднял руку в умиротворяющем жесте. — Мы оба всё-таки не первый день её знаем. Стала бы она так топорно работать? Будь это она, я бы даже не понял, что произошло, когда случайно остался в полузатопленной пещере во время прилива.
Дориан посмотрел на него, нахмурившись:
— Тогда зачем?
— Затем, что ей нужно что-то другое, — Бык огляделся, но они почти дошли до тренировочной площадки, и было слишком людно. Неудачное место, чтобы вести такие разговоры.
И действительно: Крэм уже махал им, и Бык махнул в ответ. Минута, и его лейтенант стоял рядом, неодобрительно косясь на Дориана. Тот сделал вид, что не замечает, а Крэм, в свою очередь, сделал вид, что не замечает его.
— В "Приют" идёшь, шеф? — спросил он. — Кабо с утра хвастался, у него там свежий завоз оленины.
Желудок Быка отозвался громким бурчанием: он же так и не съел у Вивьен ничего, не то чтоб тех булочек с чаем ему вообще могло хватить. Дориан с Крэмом синхронно фыркнули — ну хоть не стали после этого обмениваться нехорошими взглядами, и то хлеб.
— Я думаю, надо нам всем оценить эту оленину, — решил Бык. — Крэм, тащи наших, кто сейчас тренируется, потом успеют. Дориан, ты идёшь?
— Да, а как же? — отозвался он, и если его и смущал поздний завтрак с Быками, то по нему не было видно. — Я же не могу пропустить, как прекрасное мясо портят местной готовкой!
— Мы можем как-нибудь заказать специи, — предложил Бык. — На тебя я не надеюсь, но мы с Крэмом что-нибудь да сварганим. Будет приятно вспомнить, как кормят на севере.
— Мне нравится идея, — усмехнулся Дориан. — Я даже готов вложиться...
Крэм вернулся с Долийкой, Хмуриком и, неожиданно, с Марцио.
— Не собираюсь вторгаться в вашу компанию! — поднял руки последний. — Просто хотел узнать, как ты, Бык? Та Шокракар тебя тогда так крепко отделала...
— Всё в порядке, — пророкотал Бык, не зная, нравится ли ему снова слышать о своём поражении. — И мы никого не выгоняем, а, ребята?
Никто не возразил, так что они все впятером пошли отдавать должное оленине Кабо. Которая, кстати, оказалась не такой плохой, даже если и пресноватой, как вся еда на юге. Даже Дориан старался вписаться в компанию, не делая вид, что такое застолье ниже его уровня, ну а Марцио пришёлся ко двору, как любой другой наёмник.
— Так я и думала, что это вы тут шумите, — раздался над их головами знакомый голос Шокракар, и Крэм, Хмурик и Долийка мгновенно нахмурились, но Бык сделал приглашающий жест:
— Присоединяйся. Расскажешь нам о бурной молодости Адаар.
— О, да, — выдохнула Сэра, вывернувшаяся из-под локтя Шокракар. — Что? — невинно хлопнула она глазами на Быка.
— Ничего, — сказал он, помня о том, с кем, по словам Лелианы, Сэра провела ночь. Ну, конечно, не удержалась.
— Я не удержалась, — прямо в ответ его мыслям хихикнула Сэра, обнимая Шокракар за талию, насколько доставала. — А у вас тут кормят, да?
— Ещё бы тут не кормили, — пробормотала Шокракар. — Это же таверна имени нашей Адаар, а она пожрать всегда была не дура!
Её слова встретили смехом, и напряжённость от её появления несколько сгладилась.
— Какой у вас отряд? — с интересом спросил Марцио, пока Шокракар с Сэрой усаживались. — Ну, в смысле, я знаю, что Вало-кас, а как у вас там? Трудно работу достать?
— Потому что мы большие и рогатые? — ухмыльнулась Шокракар. — Ну, как когда, но это у любого отряда. А Адаар нам неплохо подкидывала в последнее время, да и она вообще сама по себе нам неплохую рекламу делает. Обыватели внезапно узнали, что с тал-вашотами и вашотами можно иметь дело. Нам аж из Орлея письма шлют.
— А тяжело было скрывать, что у вас в отряде отступница? — поддержала разговор Долийка и привычно добавила: — Я не для себя, я для подруги. Я-то так, лучница.
Шокракар посмотрела на её посох и пожала плечами:
— Да как-то к нам храмовники лезли, только когда уж совсем работы не было. Ну а как Круги распустили, тут уже просто надо было не путаться под ногами у самых двинутых. Ну а так Адаар всегда была разумной, лишний раз на рожон не лезла. До этого вашего Конклава, когда рожон подлез сам.
— Ну, мы-то не в претензии, — заметил Бык, следя за тем, чтобы об Адаар ничего лишнего не наговорили. А то дружеские беседы дружескими беседами, но об авторитете Инквизитор забывать не надо. — Трудно представить, что Инквизицию возглавляет кто-то другой.
— Ох, да уж, — кивнула Шокракар. — Вот угораздило, так угораздило... Но задатки хорошего командира у неё всегда были. Иначе бы я её на Конклав с отрядом и не послала.
Бересаад она была или нет, а тоже понимала, что об Адаар стоит говорить осмотрительней.
И, к счастью, после трапезы она надолго не задержалась. Даже если её душеспасительные беседы не кончились, прямо сейчас Бык их слушать не хотел.
Зато задержался Дориан, и когда они просто сидели точили лясы, и когда вернулись на тренировочную площадку. Сначала просто устроился рядом, читая какую-то книжку, а потом они с Долийкой всё-таки сошлись в поединке, пробно померившись, э, лучным мастерством. Учитывая, что от них обоих Бык в бою видел много больше, они явно не хотели пугать собравшуюся публику, ну да это тоже можно было понять.
— Не спорю, альтус старается, — негромко заметил Крэм, стоявший рядом с Быком. — Ну как знаешь, шеф, как знаешь...
Бык рассмеялся и от души хлопнул его по плечу, так, что Крэм немедленно заворчал о великанах, не понимающих своей силы.
День прошёл даже... скучно. Лелиана больше не приходила и никого не посылала, как следует тренироваться Бык ещё не мог, письма ему писать было некому.
Автор: Tykki
Бета: Леди Ория
Иллюстратор: KirioSanjouin Арт 1 , Арт 2
Размер: 12 426 слов
Рейтинг: PG-13
Категория: джен и слэш, фоново фемслэш
Жанр: character study с элементами шпионского детектива, немного романс
Персонажи: Железный Бык, Адаар, Лелиана, Крэм и другие Боевые Быки, Дориан, ОМП, Шокракар, Сэра, Вивьен
Пейринг: Бык/Дориан (но это не совсем основная тема фика), упоминаются или ненадолго пробегают: Адаар/Жозефина, Лелиана/ф!Страж, Сэра/Шокракар
Саммари: последствия личного квеста Быка, как их принимали он, его друзья и его недруги.
Предупреждения/примечания: Бык-центрик. Картина мира: Инквизитор - ф!кунари, Боевые Быки живы, Лелиана была в романе со Стражем, которая принесла Высшую Жертву.
Автор старался не грузить кунлатом, но вот небольшой словарик терминов и понятий:
читать дальшеТамазран - ответственные за воспитание, профориентацию и распределение ресурсов в обществе кунари. Всегда женщины. Грубо говоря, власть во всём, что не касается войны.
Вашоты - те "кунари" (они же косситы), то не воспитывался в Кун.
Тал-вашоты - те, кто в Кун воспитывался, но покинул или был изгнан.
Виддатари - представители иных рас, обращённые в кун.
Бас - иноверцы. Буквально - "вещь".
Сааребас - маги. Буквально - "опасная вещь".
Бен-Хазрат - разведка, контрразведка, министерство по выявлению неугодных и министерство по политвоспитанию среди кунари. Их возглавляет Арикун.
Бересаад - армия.
Гамек - психотропное вещество, способное при нужной дозе вызвать эффект лоботомии.
Саар-гамек - яд на основе гамека.
Азит таль-эб - "Так должно быть". Основа учения Кун.
Ссылки на скачивание: пдф | html | epub | читать на АО3
- Хотя как агент вы уже, к сожалению, раскрыты. Газеты ещё вчера дали полную информацию. Какой-то кретин проболтался… Кретин!
- Агент Мэри Стар, сообщаю государственную тайну. Этот кретин — я!
" На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди"
- Агент Мэри Стар, сообщаю государственную тайну. Этот кретин — я!
" На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди"
Самое смешное, что он прекрасно понимал, почему тал-вашоты сходят с ума. Чисто умозрительно знал давно — но сейчас понимал по опыту. Не просто потому, что больше не было Кун, чтобы задавать направление. Не просто потому, что лишился своего места в мире.
Но ещё и потому, что всё было зря.
Всё. Всё вообще. Тама, говорившая, что он слишком смышлён, чтобы стать только солдатом. Смерть Васааада. Все восемь лет Сегерона и перевоспитание — абсолютно зря.
Он ведь даже не любил, когда его называли Хиссрадом. Давно не любил. Но сейчас эта маленькая — по сравнению с остальным-то — утрата не-имени грозила окончательно обрушить и так шатающийся фасад нормальности.
— Шеф, — Крэм не спускал с него проницательного взгляда. — Вам на сегодня хватит.
— Вечер только начинается, Крэм-брюле, — отшутился он, почти гордясь тем, что выговорил все слова как трезвый. Впрочем, алкоголь почти не оказывал на него влияния сейчас, даже не притупляя осознание потери.
Потери себя и места в мире.
— Вот-вот, — непреклонно кивнул Крэм. — А сидишь ты тут с полудня. Шёл бы уже проспаться — а с утра пораньше потренируемся.
А вечером и ночью (это так ясно слышалось, что можно было и вслух сказать) за его дверью будет стоять кто-то из Быков. На всякий случай. Скорее всего, Крэм первый, пока с неохотой не сдаст кому-то пост, чтобы выспаться перед тренировкой. И то вскочил он раньше, чем собирался, и с рассветом заявился на порог, якобы чтобы выбить из начальства всю дурь, но на самом деле — убедиться, что он ещё здесь.
Крэм не будет отходить от него ни на шаг, поэтому когда Железный Бык сойдёт с ума, он же и станет первой жертвой.
Или не так. Мальчишки своё дело знают, поэтому им скопом справиться с одним бешеным тал-вашотом — раз плюнуть.
Или снова не так. Инквизитор не станет заставлять их делать такой выбор, как не заставила его, поэтому она коротко скажет: "В сторону" — и ледяное кольцо сожмётся вокруг него, не давая двигаться, а дальше дело решат клинки — жутковатые духовные клинки её и Вивьен, режущие не хуже настоящей стали.
— Саар-гамек всё ещё действует? — понизив голос, спросил Крэм. И, хоть ответа и не получил, покачал головой: — Ну вот и надо тебе запивать бухлом противоядие? Такое кому угодно крышу сдвинет.
А. Малыш Крэм научился зорко смотреть и видеть то, что скрывалось под поверхностью. Ну или оно просто уже было к поверхности слишком близко.
— Я знаю, что делаю, Крэм, — заставил он себя ответить. Его лейтенант покачал головой ещё раз, очевидно ему не веря, и, похоже, набрал в грудь воздуха, чтобы начать лекцию, но их обоих от этого спасло появление человека в капюшоне. Не таинственном каком-нибудь — просто форменном капюшоне шпионов Лелианы.
Крэм молча повернулся к новоприбывшей — а это была женщина, она не скрывала этого, сразу откинув капюшон с головы, — излучая недовольство, но не высказывая его вслух. Молодец. Не время предъявлять претензии радушным хозяевам, когда условия, на которых они гостят, вот-вот могут измениться.
— Сестра Соловей хочет видеть Железного Быка, — холодно отчеканила женщина — высокая, статная женщина, явно привыкшая командовать.
Рыжик на мелочи сегодня не разменивалась, похоже.
— Передай, что сейчас приду, — откликнулся он, вставая, несмотря на тихое ворчание Крэма. Шпионка коротко кивнула и, не дожидаясь его, направилась к выходу из таверны.
— Могла бы дать тебе пару дней передохнуть, — кисло заметил Крэм.
— Могла бы, — согласился он. — Но тогда никудышная была бы из неё глава шпионского ведомства. Железо надо ковать, пока горячо, — он хохотнул, заметив повод для каламбура. — Железных Быков — тем более.
Звонкий шлепок ладони Крэма о лицо прозвучал для него музыкой.
Лелиана ждала на самом верху башни, словно награда в приключении, словно принцесса в замке. Вот только она не была ни тем, ни другим, и иногда верх башни — это просто самое удачное расположение для воронятни. Но когда солнечные лучи упали на медные волосы, заставляя их искриться и сиять, он снова подумал о принцессах и наградах, а ещё — что Рыжик воистину сегодня не разменивается по мелочам. Чем это он заслужил? Или что-то ещё случилось?..
Хотя — неважно. Если его и захотят отправить сражаться за каких-то принцесс, может, там удастся урвать бой с драконицей.
— Я полагаю, ты уже оправился от основных последствий яда? — лицо Лелианы оставалось в полумраке, хотя волосы и продолжали блестеть из-за света, украдкой сочившегося из бойницы над её головой. Долго место сегодня выбирала, интересно? Хотя он себе льстит — не сегодня, давно, на случай, если пригодится.
— От основных — да, — наклонил голову он, и они оба знали, что если бы основные ему вообще достались, этой милой беседы не было бы. Как и любой другой. — Я тронут заботой. Наверное, сложно было улучить минуту, чтобы поинтересоваться моим здоровьем.
Лелиана хмыкнула, странным образом не нарушая элегантную иллюзию, которую соткала.
— Здоровье ближнего круга Адаар — одна из моих первостепенных забот, — уже серьёзно сказала она. — Пока тебя из ближнего круга не выгоняли.
Пока.
— Хотя зачем я там сейчас, а? — понимающе переспросил он. — Былой пользы я уже не принесу.
— Посмотрим, — спокойно ответила Лелиана. — О какой новой пользе ты думаешь?
— Боевые Быки всё так же в распоряжении...
— Само собой, — нетерпеливо прервала его она. — А ты? В распоряжении — всё так же?
Не удержавшись, он заложил руки за рога, демонстрируя напрягшиеся мускулы:
— Смотря о чём мы говорим... Кое в чём — определённо всё так же.
На этот раз Лелиана откровенно рассмеялась:
— Я тебя не соблазняю, Бык.
— Конечно, нет, — согласился он. Конечно, нет: историю Лелианы легко было узнать даже не шпионам. В конце концов, она сложила о ней песню. И ничто не намекало, что Лелиану интересует что-либо, кроме памяти той, о ком была песня. — Ты просто меня вербуешь.
— Не знала, что тебе вообще нужна дополнительная вербовка, — немедленно среагировала она. — Учитывая, что ты и так в Инквизиции и более другими обязательствами не связан. Или я не права?
— Права, — сказал он, как будто бы мог дать другой ответ. — Тогда что ты от меня хочешь?
Лелиана накинула капюшон, и мерцание её волос угасло. Полшага ближе — и теперь они оба стояли в полумраке. Разница в росте не смущала тайного канцлера, и то, как она смотрела на него снизу вверх, казалось только попыткой установить между ними доверие, которого не было.
— Хочу узнать, как ты справляешься, — подпустив в голос ровно столько теплоты, сколько нужно, произнесла она. — Нелегко ведь потерять цель жизни. Я не знала никого, кто бы после этого не изменился.
Он думал широко улыбнуться, но есть пределы неискренности, которые она сейчас потерпит.
— Я сообщу, когда захочу убивать всех без разбора, — в итоге даже сухо заметил он. — Если получится, сообщу заранее.
Лелиана неожиданно цепко поймала его взгляд и так же сухо ответила:
— Я буду на это рассчитывать.
Он помедлил, но продолжения не последовало. Посмотрел в сторону лестницы, прикидывая, насколько вежливо будет сейчас распрощаться. Насколько уместно.
— Можешь идти, — правильно поняла его Лелиана. — Если ты мне ещё понадобишься, я позову. Только... Бык?
— М-м? — он уже стоял у ступеней и сейчас обернулся, чтобы посмотреть на неё.
— А, ты откликнулся, — улыбнулась она. — Хорошо. Адаар говорила, что тал-вашотам бывает настолько сложно найти себя после ухода из Кун, что они даже имя перестают воспринимать как своё. Рада, что это не твой случай.
Он... Бык. Его звали Железный Бык, он назвал так себя сам и имел право на это имя — Бык усмехнулся:
— Я крепче, чем тебе кажется.
— И слава Андрасте, — Лелиана махнула рукой, ясно давая понять, что аудиенция окончена. — Я тебя не задерживаю.
Дорога обратно в "Приют Вестницы" казалась легче — не только потому, что спускаться по ступенькам было проще, чем взбираться, а хмель из головы успел выветриться.
Что-то странное было в этом разговоре с Лелианой, не только тот взгляд, которым она его одарила ближе к концу. Тайный канцлер что-то знала и не говорила — нет, естественно, она много что знала и не говорила, но в данном конкретном случае это касалось его, Быка.
(Он хмыкнул, ещё раз вспомнив, как проницательно она сказала про имя. Что же, не все Тамазран живут на Пар Воллене.)
Она считала его опасным, но не как дикое животное, а как противника. По крайней мере, Быку хотелось так трактовать её вызов.
Теперь осталось узнать, что же вызвало такую её реакцию.
Крэм тоже оценил перемену в его настроении.
— Беру свои слова назад, — заявил он, критически рассмотрев Быка. — Хорошо, что она не подождала пару дней. Что там такое, шеф? Новое задание?
— Пока ничего такого, — покачал он головой, привычно следя за тем, чтобы рога никого не задели. — Но поглядим, что будет. Вечер только начинается.
Крэм, впрочем, слушал его уже вполуха: его внимание привлёк новый посетитель таверны, подошедший к ним ближе, чем можно было объяснить простой случайностью.
— Вот ещё альтуса только не хватало, — пробормотал Крэм, но Быку не нужна была обычная внимательность, чтобы заметить, что неприязнь его лейтенанта наигранная. — Смотри-ка, шеф, на тебя сегодня пол-Скайхолда любоваться ходит, а?
— Дориан мог просто выпить зайти, — усмехнулся Бык. — Мы в таверне, если помнишь, Крэм-брюле.
Но он повернулся к магу, и он встретился с ним взглядом, и он знал, что "Приют Вестницы" — не такая уж тесная таверна, чтобы не суметь избежать той компании, которую избежать хочешь.
На губах Дориана играла вызывающая усмешка, но глаза пристально наблюдали за Быком. Тот еле удержался, чтобы не поморщиться: в последние дни так за ним наблюдали слишком часто. Ну, если магу-имперцу было что сказать, он мог, демоны его побери, подойти и сказать; и Бык снова отвернулся.
Дориан вот точно так делал вид, что он просто случайно мимо проходил, когда зашёл в "Приют" за пару дней до того, как с Пар Воллена прислали предложение союза. Бык помнил о своём приглашении, но не ждал Дориана именно в тот вечер, так что отдал должное винному погребу Кабо. Это явно не устроило имперца, который с решительным видом направился к стойке, опрокинул там кружку ферелденского пива и с ещё более решительным видом пошёл на выход. Путь его, опять же случайно, пролегал мимо стола, за которым сидел Бык, и Дориан ненадолго опёрся на его плечо. Со стороны это могло показаться приветствием или даже жестом поддержки (если не знать Дориана), но враз выветрившийся хмель подсказал Быку, чего от него ждут. Имперец нарывался: Бык ведь не скрывал, как относится к применению к нему магии без спроса. Ну что же, такой спектакль он тоже мог разыграть...
Дориан возник на пороге его комнаты минут через пять, как туда поднялся Бык. И преувеличенно покачался из стороны в сторону, как будто бы с одной кружки его могло так повести. Бык, наоборот, изобразил трезвость, хотя заклинание вытащило из него отнюдь не весь алкоголь.
— Я помню, кто-то что-то говорил про завоевание? — вздёрнув подбородок, заявил Дориан. — Остаётся надеяться, что оно пройдёт поудачнее, чем все военные кампании кунари.
Бык надвинулся на него, и оценивающий взгляд Дориана скользнул по нему снизу вверх. Правила игры были названы и приняты: Бык прижал его к стене, не давая двигаться, но оставляя пока свободными руки. Ничего слишком сложного в этот раз. Лучше всё сложное оставить до той поры, когда они будут друг другу больше в постели доверять. Если такая пора настанет.
....Беда в том, что сейчас Бык понимал: он хотел тогда и теперь, чтобы эта пора настала. Что, в общем-то, было несправедливо по отношению к Дориану, который, похоже, как и многие, просто хотел удовлетворить свою страсть к определённым фетишам. И что было сейчас опасно: только ко всему прочему не хватало замешивать странную... привязанность, которую Бык чувствовал к имперцу. Не сейчас. Может статься, что и никогда, но главное, что не сейчас.
Крэм (другой имперец, когда в его жизни появилось столько имперцев?) перевёл взгляд с одного на другого и выразительно задрал брови.
Бык нахмурился и покачал головой.
Дориан... опустил глаза и, развернувшись, пошёл прочь.
— Да мать его... — невольно вырвалось у Крэма.
— Крэм, — веско уронил Бык.
— Молчу, — мрачно кивнул Крэм. — Пора бы мне уже в моём возрасте перестать верить в людей. Сплошные разочарования.
У Быка не было никакого желания спорить сейчас с лейтенантом о том, что обязан, а что не обязан делать человек, с которым они всего-то разок перепихнулись (не требовал же он чего-то от трети населения Скайхолда). К счастью, и не пришлось: к ним как раз шли Скорнячка с Долийкой, и Быку было как минимум интересно, что там для него придумали его новые няньки.
Зная их — следующие часы будут весёлыми. Для всех окружающих.
Не то чтоб Быку сильно удалось выспаться за ночь, но на рассвете он всё равно встал.
Получилось проскользнуть мимо задремавшего Глыбы — всё-таки даже его собственный отряд недооценивал, насколько бесшумно и незаметно Бык может передвигаться. В этот час в "Приюте" мало кто бодрствовал, и видел его только Коул, но мальчик-дух лишь молча проводил его взглядом, когда он поднимался на стены.
Правда, когда он дошёл до места назначения, оказалось, что он тоже кое-кого недооценил: Ксанфа Адаар ждала, наблюдая, как встаёт солнце.
— Ты ранняя пташка, командир, — негромко поприветствовал её Бык, думая, что или он так предсказуем, или Адаар хорошо его знает.
А учитывая, как мало они общались до этого...
— Как и ты, — кивнула она, оборачиваясь. — Думаешь, найдёшь тут что-то? За твоими несостоявшимися убийцами уже давно прибрали.
Вот так вот они с ней стояли всего пару дней назад, когда Кун отрёкся от Быка официально — покушением. И он не рассчитывал найти здесь что-то, но надо было с чего-то начинать, чтобы понять, что беспокоит Лелиану.
— Я уже смотрел и тут, и внизу, куда их скинул, — наклонил голову Бык, решив, что честность — лучшее оружие. — Иногда просто помогает пройти тем же путём, что шли они, чтобы забраться им в голову.
Она без улыбки смерила его взглядом — Адаар вообще не очень склонна была улыбаться. Особенно тем, кто ей не нравился.
А до недавнего времени она ясно давала понять, что Бык входит в эту категорию.
— Ты можешь проследить не только их путь, — заметила она. — На следующий день тут было ещё одно убийство. Или несчастный случай, которого никто не видел.
— О, — это Бык пропустил. — Кто-то... важный, командир? — Он не стал добавлять "для тебя", хотя раз она в такую рань не спит и тоже обходит стены...
Но Адаар мотнула головой (также по привычке делая это сдержанно, чтобы ничего не задеть рогами).
— Просто кто-то из солдат, — сказала она. — Женщина из Вольной Марки.
— Ясно, — он продолжал на неё смотреть, ожидая, прибавит ли она что-то.
Адаар заговорила о другом.
— Я не хотела тебя брать к нам, знаешь ли, — сказала она. — В тот момент, когда ты сказал, что ты из Бен-Хазрат. Я ненавижу Бен-Хазрат.
— Я знаю, — он даже чуть улыбнулся. Не то чтобы она это скрывала. Не то чтобы для бас сааребас было хоть сколько-то странно такое отношение. — Но твои советники тебя переубедили?
— Что-то вроде того, — сумрачно кивнула она. — Всякая ерунда про "держи врагов ближе". Как будто бы это что-то изменило: Инквизицию и так наполняют шпионы всех мастей, и никакое отслеживание переписки не помогло нам предсказать дредноут.
"Дредноут". Слово отозвалось в Быке сухим жаром и угасающим заревом.
— Ну, надеюсь, ты хоть злорадствуешь на мой счёт, — хмыкнул он. — Всё-таки ненавистных Бен-Хазрат стало меньше, и всё такое.
Она посмотрела ему в глаза, почти не задирая голову, и серьёзно сказала:
— Я злорадствую. Но я в бешенстве от того, что ради этого меня принудили к такому выбору.
— Ты всегда могла свалить его на меня, — тихо напомнил Бык, и Адаар невесело рассмеялась:
— Конечно, нет. Как бы там ни было, ты в Инквизиции. И Инквизитор не будет переваливать на тебя свои решения.
Она продолжала излучать злость, и, может быть, несколько дней назад, когда Бык был Хиссрадом, он смог бы разложить эту злость по полочкам и без труда увидеть, что именно мучает Адаар.
Сейчас он даже спрашивать не хотел.
Но попытку предпринял:
— Ты что-то мне хотела сказать, командир?
— Как ни странно, да, — несмотря на все неприязненные слова, она без колебаний повернулась к нему спиной, чтобы посмотреть на двор внизу. — Ты ведь знаешь про Вало-кас?
Конечно, он знал о Вало-кас. Узнал задолго до того, как вашотка со светящейся рукой вылезла из развалин Конклава и встала рядом с Кассандрой Пентагаст, чтобы провозгласить появление новой Инквизиции.
"Вало-кас" были как камешек в ботинке, вроде и можно было идти дальше по своим делам, а вроде бы и забыть о них было невозможно. Только вот, в отличие от камешка, вытряхнуть не получалось.
— Твой бывший отряд, командир, — послушно откликнулся Бык, надеясь, что хоть не все свои эмоции сейчас выдаёт. — Наёмники из вашотов и тал-вашотов, известны своим мягким отношением к магам.
— Ага, — покосилась на него Адаар. — Бас сааребасам. Сложно поверить, но мне никогда не пытались зашить рот. Или, как ты тогда сказал, убивать меня как бешеного зверя.
Её голос продолжал звенеть злостью. Странно, что она тратила на Быка время, раз всё ещё так его не переваривала. Странно, что она так долго держалась и высказала ему всё только сейчас: разговор про охоту на тал-вашотов у них был ещё в Убежище.
— Я рад, что тебе не пришлось такое испытать, командир, — искренне сказал он.
Адаар сверкнула глазами и, снова сдержанно покачав головой, продолжила:
— Я послала за ними ещё до того, как мы выехали на Штормовой берег. И все они, как выяснилось, оторваться от миссий не смогли, но вот Шокракар оказалась занята другими делами. Она прибудет со дня на день. И я хочу, чтобы ты с ней поговорил.
— О чём? — позволил себе удивиться Бык, и Адаар усмехнулась.
— Вот именно об этом. Она давно отряд возглавляет, и через её руки прошла уйма тал-вашотов. Она даже ждёт разговора с тобой.
В этом Бык не сомневался: не каждый день тал-вашотам (или Шокракар тоже вашотка? выветрилось из памяти...) удаётся увидеть, как низко пал кто-то из Бен-Хазрат.
Ну что же, давайте повесим объявления. Протрубим на площадях. Устроим цирковое представление. Он уже и одет в тему.
— Как скажешь, командир, — нейтрально согласился он.
— Да. Как скажу, — отрывисто бросила Адаар. Всё-таки забавно, как из всех женщин, встреченных им в Инквизиции, она менее всего походила на тамазран. — Что ж, раз это обсудили, то нечего тут стоять. Жози и так небось волнуется, куда я запропастилась.
— Не стоит её волновать, — умудрённо покивал Бык. — А то потом в нужный момент чего полезного недосчитаемся.
— Вот именно, — Адаар снова посмотрела на него. И перед тем, как пойти к спуску, неожиданно сказала: — Ненавижу, когда поступают, как с тобой.
Злость в её голосе звенела ещё громче, чем раньше.
Сегодня дежурной нянькой был Стёжка.
— Я думаю, что вы уже хорошо держитесь, шеф, — спокойно ответил он на ворчание Быка о том, сколько ему ещё терпеть такой присмотр. — Лучше, чем два дня назад, когда запивали саар-гамек мараас-локом.
— Да не было там толком саар-гамека, — пожал плечами Бык. — Опять же, я выработал устойчивость.
Стёжка даже не стал скрывать скепсис:
— И вы правда собрались вот эту чушь рассказывать отрядному лекарю? Тогда добавьте про особую кунарийскую физиологию, что ли. А то вдруг я этой физиологии ещё не нагляделся.
Учитывая, что нынешнюю упряжь для колена проектировал ему Стёжка, Бык благоразумно промолчал. Это окупилось: Стёжка осмотрел его и разрешил немного потренироваться сегодня. Хотя и под его наблюдением.
— Противника тебе моего не жалко? — заметил Бык, ища в Стёжке хорошо запрятанный страх.
Глаза лекаря были непроницаемы:
— Может, я как раз хочу увидеть знаменитое тал-вашотское безумие? Научный интерес.
— Вы играете с огнём, мальчишки, — размеренно, почти нараспев произнёс Бык.
— Мы справимся, — уверенно ответил Стёжка. — Даже если из вас демоны полезут, шеф.
Бык закатил глаз: ну что за самоубийцы у него служат? А ведь вроде бы так старался, воспитывал...
Тренировалось сейчас не так много народа, и, ради разнообразия, это были просто солдаты, а не кто-то из Быков. А то уже начинало казаться, что и тут только свои встретят.
Быка поприветствовали — в Скайхолде его хорошо знали; Стёжка в это время придирчиво рассматривал собравшихся мужчин и женщин, явно давая понять, что выбор противника с ним тоже надо будет согласовывать.
— Спал тут с кем-нибудь? — деловито поинтересовался он у Быка, не особо стараясь понизить голос.
— Вон с ним, — показал Бык на рослого антиванца с щитом и мечом, стесняясь ещё меньше, чем Стёжка. Антиванец немедленно густо покраснел, заслужив смешки и одобрительные возгласы товарищей. Бык никак не мог вспомнить, как же его зовут...
— Отлично, подойдёт, — одобрительно кивнул Стёжка. — Можете драться с ним, шеф, а я тут на травке посижу пока.
Площадка вообще не пустовала, но им её освободили. Антиванец — Марцио, точно, Марцио — с задиристой усмешкой пошёл на неё первым, и Бык последовал за ним, сам невольно улыбаясь. Несколько недель назад Марцио оказался отличной компанией за пивом и в постели, и вряд ли будет хуже в тренировочном поединке.
Так и было. Он осторожничал, примеряясь к противнику, и тут его можно было понять. Хотя Бык его не пожалел всё равно: когда Марцио в очередной раз обходил его по полукругу, он с рёвом рванул вперёд, сметая его оборону и кладя на обе лопатки. Антиванец только охнул, прикладываясь спиной о землю, и Бык тут же помог ему подняться.
— Не надо делать скидку на то, что я свой, — наставительно заметил он. — Нападай в полную силу. Поверь, я выдержу.
— Учту, — проворчал Марцио.
И правда учёл: следующие раунды оказались поинтереснее, хотя Бык всё равно раз за разом брал верх. Стёжка выбрал ему безопасного противника — с ним не приходилось выкладываться по полной, не было риска утонуть в боевом безумии, которое, что бы ни говорил его отряд, сейчас маячило перед Быком гораздо ближе, чем хотелось бы.
За время поединка у них прибавилось зрителей — из таверны высыпали те, кому нечем было заняться, а пить так рано не хотелось. Пришла Сэра, помахав Быку в тот момент, когда он стоял над очередной раз поверженным Марцио, который, тем не менее, всё не сдавался. Бык махнул в ответ, и эльфийка, захихикав, плюхнулась на землю и принялась что-то мастерить. Судя по её лицу, что-то, что потом сильно не понравится кому-то из аристократов.
Хотя занятие её отвлекло не настолько, чтобы не замечать ничего вокруг. Наоборот, их гостью первой заметила она, а Бык понял, что что-то изменилось, по низкому присвисту, который Сэра издала. Он в этот момент уворачивался от довольно грамотной серии ударов Марцио, так что не мог обернуться и посмотреть, что она там такое видит. Зато услышал её придушённо-восхищённое:
— Вот это женщина!..
Железный Бык хорошо знал Сэру. Они часто пили вместе и часто дрались вместе, и в походах Сэра болтала без умолку, расспрашивая и рассказывая столько, что у кого другого затрещала бы голова. Быку Сэра понравилась с самого начала, хотя Долийка от неё морщила нос и фыркала сквозь стиснутые зубы (впрочем, совершенно взаимно).
Бык знал, какие женщины Сэре нравятся — она не то что не скрывала, она купила ему пива и выпытала все подробности о том, какими бывают кунарийки. Адаар она откровенно восторгалась, хотя после того, как та сошлась с Жозефиной, старалась делать это потише. Но пиво и расспросы о кунарийках были именно после этого.
Так что сейчас Бык просто спиной почувствовал, кого там видит Сэра. И вряд ли это Адаар, а единственная другая кунари, которая могла сейчас сюда прийти...
Тренировочный меч Марцио с размаху влетел ему ровно в лоб, и где-то за пределами площадки в голос выругался Стёжка.
— Демоны раздери! — присоединился к нему Марцио, моментально отбрасывая меч, беря Быка за подбородок и поворачивая его лицо к свету. — Бык, ну ты нашёл время замечтаться!
— Ничего, череп у меня крепкий, — пробормотал Бык, позволяя ему эти манипуляции. Спасибо ещё, что Стёжка остался сидеть, не устраивая вокруг него суматохи.
Смех раздался слева и сзади — как раз со слепой стороны Быка. Смеялись громко и без теплоты.
— Вижу, Адаар не соврала, расписывая твои достоинства, — сказала женщина, делая шаг ближе. Высокая, выше и шире Адаар кунари, одетая в кожаный доспех и бордовую юбку. Тёмно-русая с проседью коса. Бронзовая кожа. Глаза, смотрящие без всякой симпатии. — Понял, что это я, даже не глядя, а, Хиссрад?
— Что-то вроде того, — в голове, к счастью, гудело не слишком сильно. — Шокракар, я полагаю? И я предпочитаю имя "Железный Бык".
— Да, Адаар что-то такое говорила, — отмахнулась она, явно давая понять, что это несущественно.
Она была похожа на тамазран ещё меньше, чем Адаар. И не только здоровенная секира в руках была тому причиной.
— Хотели поговорить со мной? — тем не менее, он решил проявить вежливость. Хотя бы потому, что это была прежняя командир его командира.
— Скорее подраться, — она легко перекинула секиру из одной руки в другую, заслужив ещё один присвист Сэры. — Но, вижу, ты не очень-то в состоянии.
— Это ещё с чего? — он гордо вздёрнул подбородок. — Всегда к твоим услугам!
Он почти ожидал, что Стёжка сейчас вмешается, и мысленно готовил ему отповедь. Но лекарь молчал, и Бык улучил момент, чтобы на него посмотреть: Стёжка сидел, спрятав лицо в ладонях. Ну... по крайней мере, не устраивал переполох, и то хлеб.
— Да? — она посмотрела на его лоб, где точно уже наливалась шишка. — Ну, тебе видней. Где тут у вас тренировочное оружие?..
— Вот здесь, — подскочила к ней Сэра, глядя с явным обожанием. — Секир, правда, нет...
— А ничего, я с любым двуручным управлюсь, — повела плечами Шокракар, определённо видя и поощряя это обожание. — Вон Быку же что-то нашли.
Нашли, как и ей: затупленный палаш. Хотя, право слово, в поединке двух Потрошителей (а Бык не сомневался, что Шокракар — тоже Потрошительница) острота оружия была делом десятым. И даже то, что оружие облегчено, их не спасёт, если они разойдутся как следует.
А они разойдутся. Бык по лицу Шокракар видел, что они разойдутся.
Наверное, она тоже ненавидела Бен-Хазрат, как и Адаар...
— Приступим? — Шокракар взвесила палаш в руке, не спуская взгляда с Быка.
Марцио уже давно ретировался с площадки, да и вся группа зрителей благоразумно отступила на несколько шагов. Они могли не знать всей подноготной, но они не вчера родились, чтобы не понять, что стоять рядом сейчас чревато.
— Приступим, — эхом откликнулся Бык, занимая позицию, и Шокракар, едва кивнув в ответ, нанесла первый удар.
Стиль боя Потрошителей не предполагал практически никакой защиты. Обычно Бык и не старался — смести бы как можно больше противников, пока вокруг колеблется полупрозрачное марево барьера, а потом терпеть их уколы, пока толстая шкура позволяет, да успевать глотать зелья. Адаар страшно ругалась, оказавшись с ним в бою в первый раз, но подстроилась споро, и сейчас становилось понятно, почему.
У Быка не было никакого желания проверить, выбьет ли удар Шокракар из него весь дух.
Она атаковала его быстро, яростно, не рассуждая — как... как полагается. Вряд ли она успела отдохнуть с дороги, но по ней было не сказать. Бык с трудом перевёл оборону в нападение — и то ненадолго, Шокракар подпрыгнула и нанесла удар сверху — с двумя целыми ногами это вышло куда сподручней.
Она не давала ему спуску, и сдерживаться, как Бык обычно сдерживался во время тренировочных боёв, было попросту невозможно.
Земля ходила ходуном от того, как они молотили друг по другу, прыгали, с силой приземляясь, старались сбить друг друга с ног или хотя бы выбить из рук палаши. Вся осторожность, тщательно пестуемая Быком с момента, как перед его взглядом полыхнул дредноут, улетучилась, как он ни старался её удержать, и глаз застилала красная пелена, такая привычная раньше, но такая пугающая сейчас, когда обратно можно было и не вернуться.
"Адаар велела меня убить? Или сперва сделать так, чтобы все поняли, что только так и надо?" — при всём желании у него не хватило бы дыхалки это спросить, но он очень хотел знать.
Хоть из вежливости Шокракар могла бы сказать заранее. Дать знак.
Она ведь прекрасно понимала, что он её — удар ей в голову со всей силы, но её уже нет на этом месте, она отпрыгнула в сторону, чтоб её и её здоровые ноги...
Что он её не убьёт.
Кто же в здравом уме будет убивать командира их Инкизитор? Исход будет слегка предсказуем.
Шокракар попыталась сделать ему подсечку, а когда не получилось, от души пнула в больное колено. Сквозь шум крови в ушах Бык услышал чей-то протестующий возглас — всё-таки тренировочная площадка... и перестал слышать что-либо вообще.
Потому что вот сейчас она его реально выбесила. К демонам Адаар и Инквизицию, если они думали, что он вот так просто ляжет и позволит себя добить — они ошибались.
К демонам Пар Воллен, заставивший его расплатиться за чужой выбор, как будто бы он мало им отдал в этой жизни.
К демонам Шокракар, эту проклятую вашотку, которая вошла в Скайхолд и вела себя здесь так, словно это её проклятая деревня, где все привыкли трепетать перед Вало-кас, этими осколками Кун. Бык взревел, не слыша себя, мало что видя сквозь пелену пред глазом и практически ничего не соображая. Мягко подалось колено, когда он тоже нанёс удар с прыжка — потом это обещало все земные муки, но никакого потом и не будет. Шокракар заслонилась палашом — но он чувствовал, как сила удара прошла сквозь её руки, заставляя их онеметь. Он занёс палаш ещё раз, намереваясь покончить с этим...
...и Шокракар врезалась в него, сбивая с ног, потому что для подсечки ей не хватило бы веса. Голова Быка отскочила от земли, взрываясь болью, которую он почувствовал даже сквозь окружавший его туман, а лицо Шокракар, искажённое широкой ухмылкой, было совсем близко, и она держала его же палаш, когда он только успел выронить, и заносила его над ним, и...
Темнота ворвалась в Быка, гася красную пелену и с ней всё остальное.
— Я так и знала, что мне надо было пойти с тобой, — услышал он, приходя в себя.
Он лежал на кровати — не на своей кровати. В помещении. Остро пахло эльфийским корнем. На грани сознания слышались какие-то шорохи, и кто-то положил ему на лоб холодную, пахнущую ядрёной смесью зелий тряпку, а после подоткнул подушки так, чтобы шея могла расслабиться. Тот же голос продолжил: — Чего ты хотела? Чтобы все увидели, что такое безумие тал-вашотов? Позволь напомнить, что люди не очень видят разницу между ними и вашотами. Мне ещё не хватало, чтобы меня мои же боялись. В этом смысле, по крайней мере.
— Я тебя умоляю, Адаар, хватит лекций, — фыркнул второй голос. — Твои церковники на тебя плохо влияют. Да там вся толпа возмутилась, когда я ему колено выбила. Прям удивительно, что сами на меня не кинулись. После этого его атаку ему вполне простят. А наш народ будут бояться, как ты ни старайся. Мы просто больше и сильнее, а уж за рога нам припишут любые грехи. Ведь правда же, Хиссрад?
— Его зовут Железный Бык, — поправила её Адаар. — И нечего говорить с бессознательными больными.
— Бык так Бык, — снова фыркнула вторая. Шокракар. Это была Шокракар. — И очнулся твой Бык. Просто в ступоре ещё. Ну так у меня рука тяжёлая, как-никак.
— Бык? — голос Адаар приблизился. — Ты пришёл в себя?
Бык с трудом разлепил глаз, невнятно что-то пробулькав. А хотел сказать: "А как же, командир". Шокракар не соврала насчёт тяжёлой руки.
— Вот видишь, — удовлетворённо заявила тал-вашотка. Конечно, тал-вашотка. У вашотки было бы меньше личных счётов к Бен-Хазрат. — Я бью сильно, но аккуратно.
— До сотрясения мозга, — напомнила Адаар. — Я тут была, когда Стёжка перечислял повреждения.
— Ничего такого, что нельзя исправить зельем, — не смутилась Шокракар. — А встряска этому мозгу как раз не помешает.
Адаар тяжело вздохнула:
— Я вообще-то звала тебя с ним поговорить.
— И мы и начали, — откликнулась Шокракар. — Как только у него язык ворочаться начнёт, продолжим. Да не смотри ты на меня так! Словами.
Лицо Адаар замаячило над ним.
— Спи, Бык, — велела она. — Разговоры — и всё остальное — подождут.
Он послушался.
Сквозь тяжёлый сон под зельями слышались голоса.
— Я даже специально противника подобрал, — жаловался Стёжка. — Кто его знает, кто обиды не затаил. А тут Инквизитор как прислала свою машину для убийств...
— Шеф тоже машина для убийств, — незло хмыкнула Скорнячка.
— Не прямо сейчас...
— Эй, Хиссрад, ну хоть выспишься, — Шокракар. — Мне уже твой паренёк-лекарь говорил, что ты тут спал плохо, так что, считай, услугу оказала.
— Да вы ополоумели совсем?! — это... Дориан? Снова театрально злится, как на него похоже... Жаль, дальше разговор за дверью недостаточно громкий.
Рука, снявшая с его лба компресс, на несколько секунд ложится на лоб. Узкая рука, без особой бережности, свойственной лекарям. Приоткрыв глаз, Бык видит Соласа.
Эльф скупо улыбается:
— Спи, друг мой. Спи.
Бык проснулся, чувствуя себя отдохнувшим и бодрым. Лекарка рядом с ним, правда, мигом встрепенулась, едва он пошевелился, и торопливо выпалила:
— Не вставать, пока не посмотрю!
— Конечно-конечно, — миролюбиво пробормотал он, хотя чувствовал, что всё и так неплохо.
Ощущения его не подвели: простучав и прощупав всё, что надо было, лекарка удовлетворённо кивнула и согласилась его отпустить при условии, что вести себя он будет осторожно и уж точно не полезет драться. Бык привычно пообещал, понятия не имея, сдержит ли слово.
Пока он натягивал штаны, рядом возникла Скорнячка, молча вскинувшая руку в качестве приветствия.
— Долго я валялся? — спросил её Бык.
— Чуть больше суток, — сказала эльфийка не мрачнее, чем обычно. — Стёжка говорит, тебе больше поспать дали, но наши вздохнут с облегчением, что ты снова в строю, шеф.
Бык внимательно посмотрел на неё, когда они выходили из лазарета:
— Беспокоитесь, как бы командование не сменилось?
Скорнячка преувеличенно безразлично пожала плечами:
— Ну и сменилось бы, ну и что? А то Крэм меньше о Быках заботиться будет. Нет уж, привыкай к тому, что ты нам и так дорог, шеф.
— О-о, — поддразнил её Бык. — Сколько сантиментов!
Она хмыкнула:
— Сколько есть. Давай, может, ещё успеем до таверны дойти, прежде чем нас Шокракар найдёт. Достала хуже горькой редьки.
— Это чем ещё?
Скорнячка закатила глаза:
— Тем, что не ты.
Бык не успел переспросить, что она имела в виду: они зашли в "Приют" и увидели, что Шокракар не собиралась никого искать. Она просто ждала здесь. Ну, как ждала: хлестала пиво и громоподобно хохотала над шутками кого-то из окружавшей её компании.
Кажется, Бык даже понял, что Скорнячка имела в виду. Разве только Шокракар больше внимания оказывала именно женщинам за своим столом.
— О, глядите, кто снова с нами! — воскликнула она, перекрывая шум в таверне, стоило Быку и Скорнячке зайти. — Железный Бык, тебе пить уже можно? С меня причитается за поединок!
— Пить мне всегда можно, — Бык подошёл и сел на место, которое ему без слов освободили. Предложение Шокракар встретили воодушевлёнными кивками: видно, были согласны, что она задолжала. Приятно.
— Отлично, — Шокракар легко поднялась на ноги и направилась к стойке. — И остальным я тоже проставлюсь! — крикнула она. — Инквизиция нам кучу работы дала, грех не отблагодарить!
Конечно, стол тут же взорвался одобрением.
Бык узнавал хорошую работу, когда видел. По таким капитанам наёмников, как Шокракар, он строил свою личину, когда только осел на материке. Что-то из тех качеств прижилось, что-то так и осталось искусственным дополнением.
— Я рада была с тобой подраться, — сказала ему Шокракар, когда после принесённой выпивки поднялся ожидаемый гвалт. — Конечно, в тот момент это ни хрена не было честно по отношению к тебе, но в том и суть.
— Хочешь продолжить? — спросил Бык, запихивая поглубже советы лекарки.
— Пока нет, — хмыкнула она. — Пока поговорим. Пошли к тебе?
— О-о? — широко ухмыльнулся он в ответ, и она вздёрнула брови:
— Хиссрад, если б меня даже интересовали мужчины, шансы у тебя были бы так себе. Пошли. Мы ещё не закончили.
Своё пиво Бык так и не допил, но уж проще было пойти с Шокракар. Всё равно не отстанет.
— К тебе было неплохое паломничество, пока ты в лазарете валялся, — заметила она, когда они входили в комнату. Скорнячка, не скрываясь, следовала за ними по лестнице и заняла пост у двери. Шокракар будто бы ничего не замечала. — Когда Адаар о тебе написала, я ещё подумала — какая проблема адаптироваться Бен-Хазрат? Чай, не Бересаад.
Дверь за ними закрылась.
— Ты была Бересаад, — утвердительно произнёс Бык, глядя, как Шокракар занимает единственное кресло в комнате. Мебель по их размерам в эльфийском замке на дороге не валялась.
— Да, — без заминки призналась она. — Простая солдатня, не чета вам, блюстителям душ. Стэн, если уж докапываться до мелочей.
— Но ты... — он нахмурился, глядя на её нагрудник.
— Женщина? — с усмешкой подхватила она. — Ага. Тогда так не считали, конечно. Кун говорит: война — мужское дело. И моя Тамазран два раза не подумала прежде, чем объявить меня акун-атлоком. Только я-то себя им не чувствовала. Это, наверное, и помогло начать смотреть на выход. Это — и Сегерон, конечно.
Бык знал, что не вздрогнул, но его обдало чадящей гарью от дерева и плоти.
— Сколько лет? — спросил он.
— Да всего полтора, — пожала плечами Шокракар, которой ничуть не подходило имя "Стэн". — Потом я огляделась и поняла, что надо линять, пока голова на месте в прямом и переносном смысле. А у тебя?
— Восемь.
Она присвистнула.
— И неужели комиссовали?
— Пошёл к Перевоспитательницам.
Шокракар задумчиво подпёрла голову кулаком:
— Адаар не говорила. И не понимала, небось, что именно это значит, если знала. Так ещё раз, Хиссрад: какая у тебя проблема адаптироваться? Ты, смотрю, в жизни адаптировался ко многому.
Он сам не заметил, как, тяжело дыша, навис над ней:
— Какая проблема? И это ты спрашиваешь? В Кун для нас было место, и я — я и такие, как я, — был источником Кун. Даже сейчас. Даже здесь. Ты видела мой отряд. Где ещё для них бы легко нашлось место? Нет, конечно, я не обращал никого. Здесь люди другие. Кун не для них. Но лучшее, что наше учение могло дать, лучшее — я черпал и отдавал им. Но что теперь? Теперь я и правда лжец, потому что источника во мне больше нет.
Только закашлявшись из-за пересохшего горла, Бык понял, какую речь произнёс.
Шокракар внимательно смотрела на него снизу вверх. А потом показала на кровать:
— Сядь. А то колено подломится надо мной нависать, — что-то в том, как она покачивала ногой, намекало, что колено подломится не само.
Бык сел. Кроме кровати, было и правда не на что, и теперь Шокракар могла смотреть немного сверху вниз. Величественности Тамазран это ей, правда, всё равно не придавало.
— Забавно, если ты правда веришь в то, что наговорил, — после паузы задумчиво сообщила она. — С Бен-Хазрат станется, конечно. Не соблюдать чуть ли не все буквы учения, но верить, что несёшь дух. Хотя сомневаюсь, что Арикун тоже думает, что так можно, а?
Укол был болезненный. Только те, кто воспитывались в Кун, знали, куда бить.
— Не думает, — криво усмехнулся Бык. — Иначе я бы не был тал-вашотом.
Шокракар пожала плечами:
— Чтоб я так легко отделалась. До сих пор не знаю, как выбралась с Сегерона, когда в спину дышали и Бен-Хазрат, и имперцы. Хиссрад, поверь, я не очень тебе сочувствую. Просто Адаар надеется, что застанет тебя в здравом рассудке, когда вернётся со Священных равнин, а я ей обещала, что прослежу.
Бык моргнул: он не знал даже, что Инквизитор нет в Скайхолде. Непростительная невнимательность... даже если докладывать о передвижениях Адаар больше некому.
— Надеюсь, ты по этому поводу не собираешься всё время держать меня за ручку, — ворчливо ответил он Шокракар.
Она отмахнулась:
— У тебя и без меня толпа желающих. На сегодня я и так молодец — заставила тебя разговориться. Потом продолжим.
И она правда поднялась из кресла, выходя из комнаты посреди разговора. Хотя Бык и не стремился его продолжать. Сейчас просто хотелось спать: организм всё ещё не восстановился ни после саар-гамека, ни после боя с Шокракар.
Что ж, других дел он всё равно не планировал, а спускаться в таверну, чтобы напиваться дальше, было слишком далеко...
Утром голова прояснилась ещё немного. Бык старательно заталкивал подальше сохранившиеся знания по медицине и химии, чтобы не думать, какая взрывоопасная смесь веществ крутится у него в организме в последние дни, но, кажется, саар-гамек, эльфийский корень и алкоголь наконец нашли некое подобие баланса, поскольку чувствовал он себя заметно лучше.
И это было кстати, потому что через полчаса после того, как Бык проснулся, слуга принёс приглашение на завтрак к мадам де Фер. И едва ли она тоже хотела рассказать, как ему сочувствует.
Бык привёл себя в относительный порядок: стряхнул пыль со штанов и повязал чистую повязку через пустую глазницу. Это всё-таки вам не этажом ниже спуститься выпить.
Апартаменты мадам Верховной Чародейки над главным залом были, как всегда, безукоризненны. Наверное, напади вдруг Корифей, их хозяйка просто подняла бы бровь и попросила не наступать грязными сапогами на ковёр, и он бы послушался. Бык бы точно послушался.
— Мэм? — дал он знать о своём присутствии.
— На балкон, цветик мой, — с привычным приятным высокомерием откликнулся голос Вивьен.
Она занимала кресло, поставленное так, чтобы солнце не светило ей в глаза, и выглядела королевой на троне. Вероятно, если Быку доведётся прожить ещё несколько лет, он перестанет так реагировать на величественную фигуру в рогатой шапке, но сейчас её присутствие успокаивало.
— Рада, что ты соблаговолил принять моё приглашение, — Вивьен взмахом руки показала на табурет у столика — крепкий, явно рассчитанный на Быка, но при этом всё равно с обитой бархатом подушкой.
— Как же иначе, мэм, — вежливо ответил Бык, занимая своё место и с лёгкой грустью глядя на чай в фарфоровых чашках и булочки на фарфоровых блюдцах. Этому завтраку категорически не хватало хорошей отбивной.
— Да, — кивнула Вивьен. — Это было предсказуемо, поэтому, дорогой мой, меня и попросили выступить посредницей. Хотя, признаться, я предпочитаю не заниматься чужими личными вопросами.
— Что?.. — тут он заметил, конечно. Ещё один табурет с другой стороны столика, на этот раз рассчитанный на человека. Когда-нибудь наблюдательность вернётся, но не сегодня, видимо.
На балкон осторожно вошёл Дориан Павус, и Бык снова перевёл взгляд на Вивьен.
— Мэм, это действительно мелко для вас, — заметил он спокойно. — Да и я не настолько большой и страшный, чтобы со мной нельзя было просто поговорить без чужой помощи.
— Нечистая совесть рождает странные планы, — Вивьен, усмехнувшись, встала. — Я вас покину, цветик мой. Думаю, вы оба достаточно хорошо воспитаны, чтобы после вас здесь остался порядок.
Стоило ей уйти, как Дориан развёл руки, тоже усмехаясь, но стараясь делать это обезоруживающе.
— Она права, знаешь ли, — сказал он. — Про нечистую совесть. Но я на самом деле не был уверен, что тебе сказать.
— Дориан, — терпеливо вздохнул Бык. — Ты вообще не обязан был что-то говорить. Вы все со мной так обращаетесь, словно я стеклянный, и это уже странно, честно.
— Да, особенно эта чудовищная женщина, которую притащила Адаар, — пробормотал маг, садясь на свой табурет. И тут же поморщился. — Прости, я не имел в виду, что она чудовищная, потому что тал-вашотка. Просто... чудовищная.
— Да уж, — хмыкнул Бык. — Но то, что ты вдруг начинаешь следить за языком, тоже странно.
— Вот это сейчас был не комплимент, Бык, — кисло заметил Дориан, разламывая булочку. — Хотя... на Штормовом берегу мне тоже кое-чего говорить не стоило. Квиты, значит.
Бык неопределённо пожал плечами, ожидая, что будет дальше.
— И вообще, тебя было кому поддержать, а то я не видел! — неожиданно эмоционально воскликнул маг, словно Бык с ним успел поспорить. — Так что один ты и так не остался.
— И ты не был обязан, — согласился с ним Бык. — Я, в общем, от тебя ничего не ждал и не думал оскорбляться.
— Да! То есть как раз нет, — Дориан хлопнул себя по лицу. — Бык, не помогай, будь добр. Иначе разговор ничем не кончится.
С точки зрения Быка разговор, в сущности, пока и не начался, но он терпеливо улыбнулся и кивнул.
— И вот так делать тоже не надо! — накинулся на него Дориан, не замечая, что у него в усах застряли крошки. — Я мог бы подойти и что-то сказать, чай меня этикету учили лучше, чем твоего сопорати.
Быка давно забавляло, как старательно Дориан и Крэм упоминают друг друга, используя названия сословий, которые, кроме них, не знал почти никто. Ностальгия по родине у имперцев принимала странные формы.
Однако Бык искренне не понимал, что сейчас от него хочет Дориан. Не думал же он, что Бык так обидится, что спину в следующей схватке не прикроет? Боевыми товарищами Бык не разбрасывался.
— Даже для сливок тевинтерского общества этикет не настолько суровый, — наконец сказал он Дориану. — Если б одна совместная ночь обязывала заботиться о партнёре всю жизнь, мир был бы совсем другим местом.
Дориан недовольно цокнул языком, скрещивая руки на груди.
— Ты так говоришь, словно мы первый раз в жизни встретились и переспали, — пожаловался он. — Нет. После полугода нашей службы в Инквизиции и плюс к тому одной совместной ночи ты был вправе ожидать большего.
Бык благоразумно не стал напоминать, что большую часть этой службы Дориан самозабвенно с ним ругался; но, видно, выражение лица у него было не такое уж непроницаемое, потому что Дориан смерил его очень задумчивым взглядом.
— Или это сейчас был намёк, что предложение держать и дальше дверь открытой больше не действует? — вдруг спросил он.
— Чего? — вздрогнул Бык, вообще не уловивший логического перехода. — Нет, конечно. Я своего слова назад не беру.
Взгляд Дориана стал ещё задумчивее.
— Сколько энтузиазма в этих громких словах... — пробормотал он и отхлебнул чаю без всякого великосветского изящества, словно смывая неприятный привкус.
Бык сдался.
— Что ты от меня хочешь, Дориан? — спросил он напрямик. Если Хиссрад уволок с собой на тот свет способность Быка читать людей — к демонам, говорить-то он не разучился. — Помимо открытой двери, потому что в свою комнату я всё равно раньше вечера не собирался.
— А тебе это что, правда когда-то мешало? Или только со мной? — переспросил Дориан и тут же провёл ладонью перед глазами. — Так. Это не моё дело, и я не то хотел сказать. Просто я не знаю, что тебе ответить, и даже боюсь представить, что ответишь ты, если я задам тебе тот же вопрос.
Бык высоко задрал брови: это же не он организовывал встречу. И о чём вообще Дориан...
Если, конечно, он не пытался... Да нет, вряд ли, это же был просто фетиш, он за один-два раза приедается.
— Вот-вот, — вздохнул маг. — Я так и думал, что не соображу, с какой стороны тут браться. История моей жизни. Хотя ты-то чем лучше... — Он решительно встряхнулся. — Так. Если про открытую дверь и вечер ты не шутишь, то давай с этого и начнём. А дальше посмотрим.
Ну наконец они вернулись на знакомую почву!.. Бык кивнул и серьёзно сказал:
— Если случается второй раз, я предпочитаю подробнее оговорить правила. Чтобы обошлось без неприятных сюрпризов и можно было проявить больше фантазии. Что ты знаешь о стоп-словах и как относишься к верёвкам?
Глаза Дориана вспыхнули, и вовсе не от негодования, но прежде, чем он успел ответить, от дверей на балкон раздалось деликатное покашливание, и они оба посмотрели в ту сторону.
— Я боюсь, эти моменты вам придётся обсудить в другой раз, — приятно улыбаясь, произнесла Лелиана, чьи глаза скрывала тень от края капюшона. — Бык, я хотела бы с тобой поговорить.
— Да? — поднявшись на ноги, он шагнул к ней. — Важное дело, полагаю?
— Без сомнений, — всё ещё с улыбкой согласилась она. — Я хотела узнать: как ты посмотришь на то, что я тебя помещу под арест? До того, как ты в своём бешенстве убьёшь ещё кого-то?
За спиной Быка поперхнулся чаем Дориан — за спиной Лелианы мрачной тенью возникла Вивьен.
— Дурной тон, цветик мой, вторгаться ко мне с такими шутками, — не скрывая антипатии к тайному канцлеру, заметила она.
Лелиана повернулась к ней, и в её глазах сиял такой же лёд:
— Кто сказал, что это шутки, Вивьен? Я не стала бы обвинять кого-то из ближнего круга нашей Инквизитор шутки ради.
— Да, и очень удобно, что Адаар как раз в отъезде, — напомнила Вивьен. — Развязывает руки тем, кто посадил её на трон.
— Да, потому что я стала бы ради такой мелочи рисковать своей должностью, — насмешливо откликнулась Лелиана.
— Если метишь при этом на другую, на Солнечном троне...
Бык прочистил горло, прерывая ссору, которой хватило бы любого повода. Слова Лелианы ударили как обухом по голове, но, даже если сейчас он не мог прочитать эту женщину, он давно знал её. Не может быть, чтобы она просто пришла выполнить работу стражи.
— Могу я узнать, кого убил? — спросил он. — Я ведь правильно понимаю, что жертвы уже были?
— Да, правильно, — лёгкую улыбку Лелианы, не сходившую с её губ, можно было возненавидеть. — Насколько знаю, о первой Инквизитор должна была тебе говорить.
Бык непонимающе нахмурился — но разговор с Адаар был не так давно, и он прокрутил его в голове и вспомнил.
— Солдат, — медленно произнёс он. — Женщина. Её сбросили со стены, там же, где...
— Где ты сбросил посланных к тебе убийц, — кивнула Лелиана. — А сегодня ночью неподалёку от "Приюта Вестницы" задушили купца. И свидетели утверждают, что видели рогатый силуэт. В другом месте в другое время я списала бы это на предрассудки, но тут свидетели давно служат в Инквизиции и в нелюбви к тал-вашотам не замечены...
— Да какие там могут быть свидетели! — возмущённо подал голос Дориан. — В такое время рядом с "Приютом" трезвых не будет! А даже если и видели что-то, то вообще-то есть ещё Шокракар!
Лелиана посмотрела на него с интересом:
— Рада, что ты так спокойно обвиняешь ту, у кого служила Инквизитор. Правда, Сэра может подтвердить, где Шокракар находилась ночью, и я ей верю, не знаю, как ты. Бык, у тебя подтвердить некому?
Он усмехнулся: самое время пожалеть, что его мальчишки перестали нести караул у его двери. Хотя, в общем, он сходу мог назвать пять способов, как пройти незамеченным, и не сомневался, что Лелиана их знает тоже.
— Увы, — сказал он. — Можно осмотреть тело?
Строго говоря, она должна была отказать. Это как-то не работа подозреваемых в убийстве. Но Лелиана повела себя неожиданно.
— Да, пойдём, — кивнула она. — Как раз хотела тебе предложить.
Рядом, решительно скрестив руки на груди, встал Дориан.
— Я тоже иду, — заявил он. — Ещё таких глупостей нам не хватало...
— Я буду ждать новостей, — холодно заметила Вивьен, явным образом давая понять, что на этом в её апартаментах их ничего не держит.
Тело на леднике в подвале действительно было явно свежим. И причина смерти тоже была очевидна — на безвольно откинутой шее виднелся чёткий синий след.
— Верёвка, — Бык поднял глаза на Лелиану. — Тебе не кажется, что даже если б у меня случился приступ бешенства, который я как-то подзабыл, душил бы я руками?
— Или ты всё-таки помнил свою выучку и отводил от себя подозрения, — охотно поддержала разговор она. — И, кстати, когда я вошла, вы как раз говорили о верёвках...
— Это не те верёвки! — вспыхнул Дориан. — А приступы бешенства и вспоминание выучки не очень-то сочетаются.
Лелиана пожала плечами:
— Ты удивишься, но не всегда. Бык, ты знаешь этого человека?
Он пригляделся.
— Возможно, видел в Скайхолде и даже говорил, — задумчиво ответил он. — Лицо знакомое. Но я много с кем говорю в Скайхолде. Тело первой жертвы ещё здесь?
— Да, — Лелиана поманила их вглубь подвала. Рядом в тенях кто-то шевельнулся — один из её шпионов, надо полагать. Было бы странно, если бы она тут осталась с ними одна.
А второе тело выглядело значительно хуже, что было неудивительно, раз человека сбросили со стены. Но лицо пострадало не настолько, чтобы стать неузнаваемым, и Бык резко втянул в себя воздух.
— Ты её знаешь, — правильно поняла Лелиана.
Он не был больше обязан Кун. Ничем.
— Одна из связных, — признался Бык. — Приносила письма тогда, когда тебе необязательно было об этом знать, Рыжик.
На этот раз улыбка Лелианы вышла кривой:
— Я ожидала, что у тебя такие были. Но ты понимаешь, что это не говорит в твою пользу? Ты мог её убрать, чтобы она не мешала. Чтобы не сказала что-то лишнее.
— Так, давайте остановимся на одной версии, — предложил Дориан. — Либо бешенство, либо холодный расчёт, но не одновременно. И Адаар точно услышит об этом, как только вернётся.
— Услышит, причём от меня же, — согласилась Лелиана. — Что до версий — Бык, какую предпочитаешь ты?
— Ту, где я невиновен, — пробормотал он. — Я уже несколько лет как убиваю только в бою.
— Да, хорошая версия, — Лелиана задумчиво разглядывала лицо убитой связной. — Но чтобы она подтвердилась, я попрошу тебя не оставаться в ближайшее время без компании. Это не так сложно, правда?
— Совсем не сложно, — усмехнулся Бык, а у Дориана заметно расслабились плечи: всё-таки это предложение было куда лучше, чем арест, который она пообещала вначале.
Когда они снова вышли к свету и теплу, Бык вспомнил движение в тенях и негромко уточнил на всякий случай:
— Рыжик, тебя ведь сопровождали твои? Там, внизу?
Лелиана смерила его взглядом и кивнула:
— Да. Сопровождали.
Само собой получилось, что Дориан пошёл с ним в "Приют Вестницы" — просто потому, что кипел негодованием по поводу Лелианы и не переставал высказывать его Быку.
Несмотря на беспокойство из-за всего этого, Бык с трудом сдерживал улыбку: ему всегда нравилось, как открыто и жарко Дориан выражает своё мнение.
— ...и если она думает, что может сама решать, кто останется в ближнем круге Адаар, а кого оттуда убрать надо!..
— Погоди, — Бык поднял руку в умиротворяющем жесте. — Мы оба всё-таки не первый день её знаем. Стала бы она так топорно работать? Будь это она, я бы даже не понял, что произошло, когда случайно остался в полузатопленной пещере во время прилива.
Дориан посмотрел на него, нахмурившись:
— Тогда зачем?
— Затем, что ей нужно что-то другое, — Бык огляделся, но они почти дошли до тренировочной площадки, и было слишком людно. Неудачное место, чтобы вести такие разговоры.
И действительно: Крэм уже махал им, и Бык махнул в ответ. Минута, и его лейтенант стоял рядом, неодобрительно косясь на Дориана. Тот сделал вид, что не замечает, а Крэм, в свою очередь, сделал вид, что не замечает его.
— В "Приют" идёшь, шеф? — спросил он. — Кабо с утра хвастался, у него там свежий завоз оленины.
Желудок Быка отозвался громким бурчанием: он же так и не съел у Вивьен ничего, не то чтоб тех булочек с чаем ему вообще могло хватить. Дориан с Крэмом синхронно фыркнули — ну хоть не стали после этого обмениваться нехорошими взглядами, и то хлеб.
— Я думаю, надо нам всем оценить эту оленину, — решил Бык. — Крэм, тащи наших, кто сейчас тренируется, потом успеют. Дориан, ты идёшь?
— Да, а как же? — отозвался он, и если его и смущал поздний завтрак с Быками, то по нему не было видно. — Я же не могу пропустить, как прекрасное мясо портят местной готовкой!
— Мы можем как-нибудь заказать специи, — предложил Бык. — На тебя я не надеюсь, но мы с Крэмом что-нибудь да сварганим. Будет приятно вспомнить, как кормят на севере.
— Мне нравится идея, — усмехнулся Дориан. — Я даже готов вложиться...
Крэм вернулся с Долийкой, Хмуриком и, неожиданно, с Марцио.
— Не собираюсь вторгаться в вашу компанию! — поднял руки последний. — Просто хотел узнать, как ты, Бык? Та Шокракар тебя тогда так крепко отделала...
— Всё в порядке, — пророкотал Бык, не зная, нравится ли ему снова слышать о своём поражении. — И мы никого не выгоняем, а, ребята?
Никто не возразил, так что они все впятером пошли отдавать должное оленине Кабо. Которая, кстати, оказалась не такой плохой, даже если и пресноватой, как вся еда на юге. Даже Дориан старался вписаться в компанию, не делая вид, что такое застолье ниже его уровня, ну а Марцио пришёлся ко двору, как любой другой наёмник.
— Так я и думала, что это вы тут шумите, — раздался над их головами знакомый голос Шокракар, и Крэм, Хмурик и Долийка мгновенно нахмурились, но Бык сделал приглашающий жест:
— Присоединяйся. Расскажешь нам о бурной молодости Адаар.
— О, да, — выдохнула Сэра, вывернувшаяся из-под локтя Шокракар. — Что? — невинно хлопнула она глазами на Быка.
— Ничего, — сказал он, помня о том, с кем, по словам Лелианы, Сэра провела ночь. Ну, конечно, не удержалась.
— Я не удержалась, — прямо в ответ его мыслям хихикнула Сэра, обнимая Шокракар за талию, насколько доставала. — А у вас тут кормят, да?
— Ещё бы тут не кормили, — пробормотала Шокракар. — Это же таверна имени нашей Адаар, а она пожрать всегда была не дура!
Её слова встретили смехом, и напряжённость от её появления несколько сгладилась.
— Какой у вас отряд? — с интересом спросил Марцио, пока Шокракар с Сэрой усаживались. — Ну, в смысле, я знаю, что Вало-кас, а как у вас там? Трудно работу достать?
— Потому что мы большие и рогатые? — ухмыльнулась Шокракар. — Ну, как когда, но это у любого отряда. А Адаар нам неплохо подкидывала в последнее время, да и она вообще сама по себе нам неплохую рекламу делает. Обыватели внезапно узнали, что с тал-вашотами и вашотами можно иметь дело. Нам аж из Орлея письма шлют.
— А тяжело было скрывать, что у вас в отряде отступница? — поддержала разговор Долийка и привычно добавила: — Я не для себя, я для подруги. Я-то так, лучница.
Шокракар посмотрела на её посох и пожала плечами:
— Да как-то к нам храмовники лезли, только когда уж совсем работы не было. Ну а как Круги распустили, тут уже просто надо было не путаться под ногами у самых двинутых. Ну а так Адаар всегда была разумной, лишний раз на рожон не лезла. До этого вашего Конклава, когда рожон подлез сам.
— Ну, мы-то не в претензии, — заметил Бык, следя за тем, чтобы об Адаар ничего лишнего не наговорили. А то дружеские беседы дружескими беседами, но об авторитете Инквизитор забывать не надо. — Трудно представить, что Инквизицию возглавляет кто-то другой.
— Ох, да уж, — кивнула Шокракар. — Вот угораздило, так угораздило... Но задатки хорошего командира у неё всегда были. Иначе бы я её на Конклав с отрядом и не послала.
Бересаад она была или нет, а тоже понимала, что об Адаар стоит говорить осмотрительней.
И, к счастью, после трапезы она надолго не задержалась. Даже если её душеспасительные беседы не кончились, прямо сейчас Бык их слушать не хотел.
Зато задержался Дориан, и когда они просто сидели точили лясы, и когда вернулись на тренировочную площадку. Сначала просто устроился рядом, читая какую-то книжку, а потом они с Долийкой всё-таки сошлись в поединке, пробно померившись, э, лучным мастерством. Учитывая, что от них обоих Бык в бою видел много больше, они явно не хотели пугать собравшуюся публику, ну да это тоже можно было понять.
— Не спорю, альтус старается, — негромко заметил Крэм, стоявший рядом с Быком. — Ну как знаешь, шеф, как знаешь...
Бык рассмеялся и от души хлопнул его по плечу, так, что Крэм немедленно заворчал о великанах, не понимающих своей силы.
День прошёл даже... скучно. Лелиана больше не приходила и никого не посылала, как следует тренироваться Бык ещё не мог, письма ему писать было некому.
четверг, 19 октября 2017
Название: Светлое будущее
Автор: Некто в маске саирабаза
Бета: Фрейд-и-Лис
Иллюстратор: ноунейм
Размер: 10 011 слов
Рейтинг: PG-13
Категория: джен, упоминание гета
Жанр: драма, ангст, AU
Персонажи/Пейринг: ж!Табрис и другие; единовременное Воган Кенделлс/ж!Табрис
Саммари: В мире все просто: есть богатые ублюдки, которым все сходит с рук, и те несчастные, которым приходится с этим жить. И никаких чудес, которые могут это исправить. Чудеса — удел сказочных героев.
Предупреждения/примечания: предыстория городского эльфа; Дункан не приходил в эльфинаж — он был где-то еще; насилие, в т.ч. сексуальное; быт эльфинажа частично выстроен на хэдканонах и сопоставлениях с бытом средневековых городов и еврейских гетто. Присутствует ряд допущений, без которых текст закончился бы еще на этапе свадьбы.
После некоторых раздумий, автор немного изменил заявленный перед ББ концепт. Се ля ви.
Высоко-высоко, над плотно прижатыми друг к другу крышами домов, всходило солнце, и сидевшая на крыльце пекарни Каллиан с тоской следила за тем, как его лучи касались кроны венадаля. Через пару часов прогреется не только воздух, но и грязь под ногами, а значит, эльфинаж снова заполнят вонь и мухи. Жирные мухи, норовящие сесть на оставленную без присмотра еду или залететь в глаз прохожему. Каллиан передернуло, когда она представила, как такая муха пытается сесть ей на нос… Запах свежего хлеба усилился, и Каллиан вернулась в пекарню, на ходу избавляясь от мерзкой картины.
Общие печи стояли плотными рядами, и возле каждой, потея, обмахиваясь драными тряпками и болтая, дожидались, пока приготовится хлеб, группы эльфов. В основном это были совсем еще дети или старики: те, кто не был занят работой на полях за городской стеной, в порту или в домах людей. Каллиан была среди них чуть ли не единственной взрослой девушкой. От всеобщего недоумения ее спасала только известная каждому в эльфинаже судьба матери, научившей дочь держать кинжалы, но не приучившая ее к сколько-либо полезной работе. Устроиться куда-либо, не умея практически ничего, было невозможно: слишком много желающих босяков на место, за которое платили чуть больше, чем ничего, — так что Каллиан, в основном, помогала отцу с работой по дому, иногда выполняя поручения старейшины и ухаживая за венадалем.
У печи, в которой подходил хлеб Каллиан, обнаружилась заплаканная девочка. Она сердито дула на начавшую краснеть ладошку и пыталась зализать ожог, то и дело косясь в сторону криво лежащей в печи буханки. Похоже, не утерпела, и попыталась выхватить горячий хлеб голыми руками. Каллиан широко раскрыла глаза в притворном ужасе:
— Отважная героиня проиграла схватку с проклятой печью, и теперь мы обречены на голодную смерть! О, нет!
Девочка едва заметно улыбнулась:
— Это был только первый бой. Во второй раз ей со мной не справиться!
— Хитрая, хитрая героиня! — Каллиан заговорщически ей подмигнула. — Сначала узнала тактику противника, и только потом решила вступить с ним в настоящую схватку! Совсем как великая Йодис!
— А кто это?
— О, Йодис была эльфийкой, поборовшей старую драконицу в Морозных горах не силой, а умом…
Глаза девочки загорелись, и она перестала дуться, слушая, как Каллиан вдохновленно рассказывает длинную и запутанную историю похода Йодис к пещере драконицы и ее бесплодные первые попытки выманить врага. То, что Каллиан только что придумала все это, не имело особого значения. Как она часто говорила старейшине, когда он пытался устыдить ее за ненастоящие сказки, детям нужны были герои из эльфов. Такие, на которых они смогут равняться, не притворяясь людьми.
А еще девочка оставила в покое руку, так что ее небольшой ожог теперь имел шансы подсохнуть и начать заживать.
— Наверняка Йодис не приходилось стоять у общих печей, — неожиданно для Каллиан подвела итог истории девочка. — У нее же была своя кухня?
— Конечно. И просторный дом с несколькими комнатами, и собственная печь прямо в доме, и даже глубокий и чистый подвал, где хранилась еда.
— Хорошо быть героем.
— А то. Но у тебя, кстати, еще все впереди.
— Правда?
— Не сомневаюсь.
— Когда я стану героиней, я позову тебя в гости, — убежденно заявила девочка, пока Каллиан доставала лопатой их буханки. — Ты будешь учить моих детей драться и печь хлеб, да? И расскажешь им про Йодис.
— Обязательно, — Каллиан широко улыбнулась, перекладывая буханку девочки в ее корзинку. Та сразу же накрыла сероватый хлеб полотенцем, спасая его от начавших просыпаться мух, и вприпрыжку выбежала из пекарни, на ходу зовя кого-то на улице играть в Йодис, побеждающую драконицу.
Завернув и свой хлеб, немногим более светлый, в мешок из-под муки, Каллиан тоже отправилась домой, старательно огибая кучи нечистот и грязно-бурые ручейки, бегущие от них к канавам. Ноги начинали потеть в деревянных башмаках, и до самого порога Каллиан мучительно размышляла, что ей было дороже: чистота доставшихся от матери мягких кожаных сапожек или все-таки собственные ноги. С одной стороны, в деревянной обуви ноги за день, особенно если день выдавался жарким, уставали так, что вечером Каллиан чувствовала вместо каждой ступни только боль. С другой стороны, ходить в тонких сапожках по каше из камней, грязи, нечистот и даже Андрасте не известно, чему еще, было чревато весьма непредсказуемыми последствиями, среди которых просто вонючие и грязные сапоги были самым меньшим злом.
— Доброе утро, Каллиан, — голос старейшины Валендриана отвлек ее от примерно сотой попытки сопоставить несопоставимое. — Снова рассказываешь сказки детям? Нерия только что сообщила, что хочет стать похожей на… как же… Йодис?
— Именно! — Она улыбнулась, останавливаясь у корней венадаля и мельком отмечая, что краска на коре совсем облезла, а в образовавшихся трещинах копошились жутковатые на вид насекомые. — Но давайте, я угадаю: на самом деле вы хотите сказать, что сегодня мы будем перекрашивать ствол!
— Почти правильно, — Валендриан тепло улыбнулся. — Краску действительно пора обновить, даже повод… кроме жуков, кхм, нашелся.
Мимо с визгом, грохоча полупустыми ведерками краски, пробежали несколько детей. Парочку близняшек Каллиан узнала: они были из тех, кто ночами пробирался через узкие дыры в заборе эльфинажа. Верткие и худые, они забирались в окна и подвалы, принося домой то еду, то утварь, — безликие вещи, происхождение которых неочевидно. Обычно за ними никто не приходил. Но иногда — совсем редко, — налог, требуемый с эльфинажа, резко возрастал. Тогда вещи магическим образом возвращались на место, и на некоторое время дыры в заборе заделывались.
Валендриан продолжал:
— Но сегодня мне помогут другие. У тебя будет более важное дело.
— Это какое? — Каллиан, проводив детей взглядом, искренне удивилась. — И что за повод?
— Узнаешь. Такие вещи должен рассказывать отец.
— Все. Мне уже страшно. Очень, — она сощурилась, пытаясь угадать хоть что-нибудь по выражению лица старейшины. Попытка, как и всегда, окончилась полным провалом.
— Не бойся, это хорошие новости. Беги домой.
— Но вы…
— Я просто поздоровался. Ничего больше, — Валендриан улыбнулся еще шире, и Каллиан поняла, что ничего другого он ей не скажет. Так что ей, снедаемой любопытством, пришлось забыть о начавших чесаться и болеть ногах и ускорить шаг. Но при этом она все равно видела, с каким интересом на нее смотрели соседи, вывешивающие сушиться белье.
— Па-а-ап? — она влетела в раскрытую дверь, сбросив, наконец, башмаки. — Ты еще не ушел?
— Нет, дорогая, — Цирион поднялся с узкой скамьи, сжимая в дрожащих пальцах грязный и мятый лист бумаги. — И именно сегодня я никуда не пойду. Нам нужно начать приготовления!
— Какие? — Каллиан, чувствуя легкий холодок в груди, положила мешок с хлебом на стол.
— К твоей свадьбе, конечно же! Мне наконец-то пришел ответ из Хайевера!
— Что… — Каллиан замерла, пытаясь выбрать подходящие слова из роящихся в голове мыслей. Она часто слышала от соседей, что единственный выход для такой непутевой девушки, как она — удачный брак. В какой-то момент, когда оказалось, что владение оружием никак не помогает в повседневной жизни эльфинажа, она и сама начала так думать, прикидывая, кто мог бы взять ее женой. Но все эти планы ни в какое сравнение не шли, как оказалось, с замыслом Цириона, с гордостью смотревшего на нее.
— Дорогая, я сумел договориться… с семьей кузнецов. У тебя будет отличное будущее и хороший муж при деле.
— Но…
— Я как раз скопил нужную сумму для выкупа. Судя по письму, твой жених с семьей приедут уже завтра. Так удачно, можно будет сыграть две свадьбы: невеста Сориса как раз прибыла на рассвете, когда открыли ворота. Бедняжка приехала раньше срока, но теперь это кажется прекрасным стечением обстоятельств: вскладчину будет проще устроить праздник.
— Пап, — Каллиан, наконец, сумела собраться с мыслями и осторожно уточнила, — все это очень здорово, и я ценю твою заботу, но почему о своей свадьбе я узнаю буквально накануне?
— Хм… сюрприз! — Цирион вздохнул. — Я не хотел говорить об этом раньше, чем все удастся устроить, чтобы не спугнуть удачу. Ты простишь старика, дорогая?
Каллиан, шмыгнув носом, крепко обняла его:
— Разумеется, прощу. Ты — самый лучший отец! Кто еще смог бы найти хорошего мужа для своей непутевой дочери?
— Ну, ну, не прикидывайся. Немного практики, и из тебя получится отличная жена. Только, хм…
— Не распространяться о тренировках с мамой, чтобы не показаться смутьянкой и не оказаться на улице, — Каллиан прыснула, вспомнив советы соседок, объяснявших ей секреты семейного счастья. — Я помню.
Цирион покачал головой и протянул Каллиан листок:
— Можешь пока почитать, что пишут о твоем женихе его родители, а мне нужно устроить еще несколько дел. Я скоро вернусь, дорогая.
Она кивнула, с интересом разглядывая едва различимые на грязной бумаге буквы, и Цирион ушел, на прощание еще раз обняв ее.
Письмо оказалось коротким. В самом начале шло несколько строк с подтверждением весьма внушительной суммы выкупа за переезд Нелароса — так звали жениха — в Денерим вместе с его кузнечными инструментами. Следом — скупая характеристика, что-то вроде «тих, спокоен, работу найдет всегда» и примерные расценки на изготавливаемые им предметы обихода. Видимо, так его родители старались показать приносимую сыном пользу. Расценки, впрочем, весьма впечатляли: если удастся найти покровителей в Денериме, свадьба полностью окупится через год-полтора. А, может быть, и раньше, если значившаяся в списках гравировка на доспехах придется по нраву местным покупателям…
Каллиан понимала, для чего это делалось — в трущобах выгодный брак мог спасти жизнь, — но ей, несмотря на собственные практичные мысли, все равно стало смешно. Это было похоже на увиденную ей однажды покупку породистого барана в стадо, когда продавец расписывал все прелести хорошего осеменителя, включая обилие густой шерсти и крепкие рога. Но, вспомнив об этом, она застыла с улыбкой на губах: а как же тогда ее собственный отец описывал этой семье предполагаемую невесту? Навряд ли очень поэтично. Скорее всего, все так же сводилась к ее пользе в общем хозяйстве. Что же он написал такого, что ее сочли пригодной?..
Встряхнув головой, Каллиан аккуратно сложила письмо, убирая его в небольшую деревянную коробку под кроватью, где хранились разные ценности, вроде доставшихся от мамы сапог. Какая разница, как ее описывал отец? Все семьи в эльфинажах создаются по
схожему принципу. Всегда оказывается, что одна из сторон, а то и обе, так или иначе приукрасили действительность, а жить как-то надо с тем, что досталось. Еще не было такого, чтобы кто-то не справился. По крайней мере, не в денеримском эльфинаже. К тому же… отец желал ей добра. Вот что важно.
А прямо сейчас еще важнее было подготовиться к свадьбе и, в первую очередь — проверить мамино свадебное платье, бережно сохранявшееся в единственном сундуке в доме. Оно было довольно старым, и хоть Каллиан старалась держать его в чистоте, яркая вышивка местами протерлась и выцвела. Нужно было ее обновить. И проверить, не истлела ли ткань на сгибах...
Платье оказалось почти в полном порядке, так что Каллиан просто хорошенько встряхнула его, слегка смочила водой из бочки и повесила на натянутую поперек комнаты веревку — к утру платье высохнет, а смявшаяся за годы хранения ткань более-менее разгладится. Если же нет, то утром Каллиан достанет валек ли попросит у соседей чугунный утюжок, и оставшиеся до свадьбы часы потратит не на нервное хождение по комнате, а на глажку.
Ну а пока она, скривившись, снова влезла в башмаки: про грядущую свадьбу, похоже, уже все знали, а значит, самое время пойти собирать «подарки» на ее организацию.
Хоть основные расходы и ложились на семью жениха или невесты, свадьбы — праздник для всего эльфинажа, так что каждый так или иначе помогал его устроить. Кто-то украшал венадаль, готовил угощение или договаривался с преподобной матерью, чтобы та пришла в эльфинаж или прислала одну из сестер... Скорее всего, в эльфинаж, как и всегда в таких случаях, придет Мать Боанн. А кто-то и дарил пару медяков молодоженам. На этот раз, правда, рассчитывать на сколько-нибудь существенные суммы подарков не приходилось — две свадьбы сразу, как верно заметил отец, устроить было проще, и не в последнюю очередь из-за сокращения таких вот «праздничных» затрат.
— Эй! — девочка, с которой Каллиан разговаривала утром в пекарне, возникла буквально из воздуха. Хитро улыбаясь, она протянула небольшой мешок:
— Поздравляю! Это от меня… от нас с мамой, да! Желаем тебе удачи! — несмотря на улыбку, ее глаза напряженно следили за улицей.
— Спасибо, — Каллиан взяла мешок, оказавшийся довольно тяжелым. — А что это?
— Сюрприз! — девочка улыбнулась шире и убежала, махнув на прощание рукой.
Не удержавшись, Каллиан осторожно потянула за завязки, заглядывая внутрь мешка. Там оказался круг колбасы и массивная темная бутылка. В таких, насколько понимала Каллиан, никто не хранил обычную воду, а на бутыли домашнего или дешевого пива и вина, которые могли себе позволить жители эльфинажа, она похожа не была. Получается, что малышка стянула его где-то. Специально к свадьбе или нет, было уже не важно — то, что подобное угощение семья решила не оставить себе, а отдать кому-то, превращало подарок в по-настоящему дорогой. Что было странно, потому что Каллиан не припоминала особенно
теплых отношений с этой семьей… может быть, мать девочки узнала о том, что жених Каллиан кузнец, и решила, что пришло время подружиться?
— А жизнь становится все лучше и лучше, — улыбнулась Каллиан, тщательно завязывая мешок.
…но прожужжавшая над ухом жирная муха напомнила ей, что мир все еще несовершенен.
Утро все-таки началось с глажки платья. К огромному сожалению Каллиан, за ночь большая часть мелких складок не разгладилась, а украшения и вышивка, про которые она как-то подзабыла, мешали использовать валек — начни наматывать на него ткань, и что-нибудь да отвалится. Пришлось одалживать утюжок — вещь более громоздкую и опасную. Зато уже через пару часов после рассвета платье выглядело просто изумительно.
— Вижу, ты не решила проспать собственную свадьбу, — заглянувшая в дом Шианни смеялась, сжимая в руках черпак с водой. — А я-то надеялась застать тебя врасплох!
— Ты обо мне ужасного мнения, — Каллиан покачала головой, придирчиво рассматривая подол платья в поисках слишком заметной грязи или торчащих ниток.
— Можно подумать, незаслуженно. — Шианни выплеснула воду на улицу и положила черпак на стол. — Все уже начинают собираться.
— Ага, — Каллиан обернулась, задумчиво глядя на стоящие у порога башмаки. Надевать их на свадьбу казалось чем-то неправильным. Все-таки, такой день…
— Твой жених с семьей только что приехал, кстати, — Шианни уселась на кровать, скривившись, будто съела нечто кислое. Или увидела банна на коне. — Говорят, по Денериму шастает ужасно много стражи. Интересно, это им с непривычки показалось или действительно что-то случилось? Не сорвали бы они нам праздник…
— Да надо им, — отмахнулась Каллиан, решительно доставая кожаные сапожки. — Особенно крупных краж, вроде, не было, с чего им вообще сюда заглядывать?
Шианни пожала плечами и улыбнулась:
— Будем надеяться. Твой большой день! Даже не верится.
— Что, думала, я так и останусь в девках?
— Ну… были такие мысли, — рассмеявшись, Шианни соскочила на пол и подобрала черпак. — Рада, что ошибалась. Пойду скажу старейшине, что ты решила не проспать все на свете...
Да, как будешь готова — найди Сориса, он обещал ждать тебя под венадалем. Кажется, ему здорово не по себе. Не сбежал бы с собственной свадьбы!
Шутливо отсалютовав черпаком, она выбежала за дверь, едва не столкнувшись с пробегавшими мимо детьми. Каллиан прыснула, но сдержалась и не дала себе рассмеяться в голос. Вместо этого она вздохнула и продолжила собираться.
Сапожки, хоть и разношенные в свое время матерью, слегка жали, но не настолько, чтобы отказываться их надевать. Зато платье оказалось немного шире нужного в талии. Спас узорный пояс, который Каллиан сплела в прошлом году — чуть ли не единственная вещь, на которую у нее хватило терпения.
Наконец, решив, что дольше собираться просто нет смысла, Каллиан осторожно вышла из дома. До свадьбы оставалась пара часов, а ведь еще нужно было найти беднягу Сориса, а бродить по эльфинажу, пытаясь не слишком извозить подол в грязи, означало петлять раза в два дольше обычного. Не считая обязательных остановок по пути, чтобы поприветствовать соседей и принять поздравления… Вот и дорога до Венадаля заняла не пару минут, а почти час. Правда, за этот час Каллиан стала богаче на десяток медяков.
Все-таки подарки — чуть ли не лучшая часть свадьбы.
— Вот ты где! — Сориса она нашла между двух крупных корней, вздымающихся над землей. — Играешь в прятки с невестой? А мне можно с вами?
Он вымученно улыбнулся, нервно оглянувшись:
— Мне все больше начинает казаться, что это было плохой затеей.
— Что именно: спрятаться под венадалем или жениться? Учти, лично я считаю, что прятаться стоило в пекарне.
— Теперь я задумался, — Сорис взъерошил волосы и улыбнулся уже более естественно.
— Достижение.
— Эй!
— Да ладно тебе, — Каллиан прислонилась к теплой коре венадаля. — Уже поздно переживать или пытаться сбежать, не находишь? Да и к тому же, куда бы ты пошел?
— А я и не собирался… ну ладно, может быть, собирался, — Сорис виновато вздохнул. — Но это уже неважно. Увидел тебя — полегчало.
— Не думал же ты, что я брошу тебя одного в такой день, — Каллиан хлопнула в ладоши. — А теперь пойдем знакомиться с нашими… суженными. Ты свою невесту уже видел?
— Да. Серая мышка, но симпатичная. — Слегка покраснев, Сорис добавил: — твоего жениха, кстати, тоже видел.
— И как он? Я смогу смотреть на него каждый день всю оставшуюся жизнь, или лучше сразу утопиться?
— Я думаю, тебе достался лучший из лучших.
— Правда? Не поверю, пока не проверю! Вперед, Сорис!
Скорчив самую зверскую из гримас, символизирующих решительность, Каллиан уверенно пошла к праздничному помосту — где еще искать будущего супруга, только приехавшего на свадьбу?
Пока она сосредоточенно всматривалась в дорогу под ногами, решая, куда наступить, вокруг стало неожиданно тихо. Но Каллиан обратила на это внимание только когда Сорис сдавленно охнул позади.
— Надо же, мы попали с одного праздника на другой, — мужской голос неприятно резанул слух. — Тем лучше!
Каллиан подняла голову, оглядываясь по сторонам, — и уперлась взглядом в морду темной, слишком чистой лошади. Ее всадник, заметив Каллиан, насмешливо добавил под гогот стоящих рядом мужчин:
— И мне сразу преподнесли лучшее угощение, да?
Он явно находился в легком подпитии, а взгляд его, устремленный на Каллиан, был довольно неприятный: колючий… и оценивающий. Словно перед ним висели разделанные туши, и он выбирал ту, на костях которой было больше мяса. Каллиан передернуло, и она выпрямилась:
— На наш праздник тебе самому стоило прийти с подарком. Уходи по-хорошему, человек.
Сорис испуганно шикнул, но было поздно. Лошадь всхрапнула. Всадник подъехал ближе. Теперь его взгляд был холодным и злым, а в голосе слышалась сталь, когда он произнес, тщательно выговаривая каждое слово:
— Неужели? Кажется, ты сказала нечто очень… грубое. Но я не расслышал. Не повторишь?
Каллиан чувствовала, что Сорис отчаянно цепляется за ее рукав, пытаясь заставить замолчать. Она и сама ощутила, как по животу расползается липкий, холодный страх, но повинуясь какому-то дикому, внезапному порыву, повторила заплетающимся языком:
— Уходи, человек. Тебе здесь делать нечего.
Мужчины, сопровождавшие всадника, потянулись к оружию. Тот побледнел, яростно стиснув поводья:
— Да ты хоть представляешь, кто…
Неожиданно ему в голову прилетела бутылка. Треск разбившегося стекла, неестественно-громкий в повисшей было тишине, заставил всех собравшихся вздрогнуть; всадник, моргнув, обмяк в седле и медленно сполз на руки своей свиты.
— Ты… Ты! — крикнул кто-то из мужчин, достав меч. Он обращался к Шианни, зло смотревшей на людей. Она заметно дрожала, сжимая и разжимая кулаки.
— Уходите! — сипло крикнула Каллиан, делая шаг вперед на негнущихся ногах. — Унесите его домой, пусть спит! Никому здесь не нужны проблемы!
Она ждала чего угодно, но только не того, что люди ее послушаются. И все же, у них хватило благоразумия перекинуть теперь уже бывшего всадника через седло и увезти из эльфинажа.
А Каллиан, чувствуя, как ее начинает бить крупная дрожь, начала оседать на землю.
Сорис, успев подхватить ее, в недоумении слушал истеричный смех: поняв, что ноги ее не держат, Каллиан в первую очередь пожалела платье, которое непременно замарается, а затем — вспышкой — представила себя в грязи на праздничном помосте, рядом с женихом.
— Ты сошла с ума, — слабо улыбнувшись выдавил он, выслушав объяснения.
— Какая досада, — Каллиан встала, держась за его плечо, и обернулась к подошедшей Шианни. — Но вот кто действительно сумасшедший. Ты… как ты?
Та помотала головой, ничего не ответив, и обхватила себя руками.
— Эй… — Каллиан хотела было сказать что-то ободряющее, но неожиданно поняла, как они втроем смотрятся со стороны, и снова разразилась хохотом. Чуть погодя Шианни присоединилась.
Сорис беспомощно смотрел на них, все еще бледный, как мел, явно не представляя, что ему следует делать в такой ситуации. Но смех прекратился, как только к ним подошел незнакомый эльф:
— А я-то думал, моя прекрасная дама смирно лежит в обмороке, как ей и полагается.
— Еще чего, — вытирая слезы, Каллиан присмотрелась к нему. — А вы… ты, наверное, мой жених? На отца, кажется, не тянешь…
— Приятно слышать, — он серьезно кивнул. — Неларос. Рад наконец-то познакомиться.
— Взаимно…
Тоже успокоившаяся Шианни кивнула в сторону помоста, где уже собрались пришедшие в себя после вторжения эльфы:
— Я думаю, нам всем пора, наконец, начать церемонию. Скоро полдень. Или вы хотите затянуть свадьбу и начать праздновать вечером?
В притворном ужасе Каллиан прижала руку к сердцу:
— О, нет! Выбирать между праздничным столом и первой брачной ночью? Легче умереть!
— Это было бы наименее предпочтительным вариантом, — мягко вклинился в разговор Неларос, беря Каллиан под руки и ведя к помосту, где уже ждали Валендриан, Мать Боанн и целая свита подруг невест...
И все снова стало просто прекрасно. Несмотря на еще чувствующееся в воздухе напряжение, праздник продолжился, словно ничего и не случилось. Разве что нескольких подростков пошустрее послали к воротам, следить за происходящим за ними, да освободили от поставленных было бочек несколько узких проулков, где и эльфу-то сложно было развернуться, не то что человеку, да еще и в броне.
Каллиан почти не слушала, что говорила Мать Боанн — все ее внимание занимал уже почти ставший ей мужем Неларос. Он оказался не таким, как ей представлялось по письму родителей, — но не ей жаловаться. Тем более, что и жаловаться, собственно, было не на что: Неларос был похож на героя придуманных Каллиан эльфийских легенд. Разве что без сияющих доспехов или пылающего меча.
Наконец, наступил момент, когда от нее требовалось сказать заветное «да». Но она не успела и рта раскрыть, как собравшиеся у помоста гости бросились врассыпную, пытаясь скрыться в тех самых проулках: в эльфинаж вошел отряд стражи во главе с тем самым всадником, которого совсем недавно лишила сознания Шианни.
— Твою мать, — процедила та, подходя ближе к Каллиан.
— Может, обойдется… — Сорис попытался заслонить собственную невесту.
— Кажется, нет, — Каллиан стиснула руку Нелароса, пытаясь сориентироваться. Как назло, все пути отступления были слишком далеко от помоста, который стражники уже брали в кольцо. Один из них вышел вперед, громко объявляя:
— Оставайтесь на своих местах. Разыскиваются воры, напавшие на груз вин для «Покусанного дворянина», а также бандиты, напавшие на банна! Выдайте виновных, и можете продолжать… что тут у вас происходит!
— Банна? — Каллиан ощутила подбирающуюся к горлу тошноту.
— Это банн Воган, — шепнула Шианни. — Ублюдок…
— Я думаю, вы сможете откупиться, — процедил тот, подъехав к помосту. — Но на этот раз парой девок не отделаетесь.
Стражи сомкнули кольцо. Сорис охнул за спиной Каллиан, но она не успела оглянуться, чтобы узнать, почему: хватка Нелароса ослабла, а мир перед ней поплыл, темнея.
Последним, что она услышала, теряя сознание, был возмущенный крик Матери Боанн.
— Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня… Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы…
Каллиан поморщилась, не открывая глаз. Затылок саднил. Думать было больно. Ее подташнивало. Она замерзла. Под щекой, больно впиваясь в кожу чем-то металлическим, лежала ткань.
Кто-то приглушенно рыдал совсем рядом, и каждый звук острым жалом впивался в голову.
— Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня…
Она, наконец, узнала голос. Нола. Подруга невесты, стоявшая рядом на помосте… совсем рядом…
— Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы…
С трудом согнув затекшую руку, Каллиан приподнялась, осторожно открыв глаза. Мир казался пронзительно-ярким, и ей пришлось некоторое время просидеть, привыкая к нему.
Она лежала на чьем-то плаще, расстеленном прямо на каменном полу. Как оказалось, в щеку впивалась медная фибула — украшение для праздничных дней… Сидевшую рядом зареванную девушку Каллиан не знала, но помнила, что иногда виделась с ней в пекарне. Еще одна — кажется, ее звали Линой, — сидела в углу, обхватив колени руками, и раскачивалась взад и вперед, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг.
— Хорошо, что ты очнулась… наверное.
Обернувшись на тихий голос, Каллиан увидела Айсу — та пыталась улыбнуться, но в ее глазах, опухших от слез, застыл ужас. Убедившись, что Каллиан действительно ее слышит, Айса добавила:
— По крайней мере, пока ты была без сознания, у тебя было больше шансов на лучший исход.
— Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня…
— Кто знает, — Каллиан села, сжав ладонями виски. Голова гудела и весила, пожалуй, больше нужного. — И давно она… так?
Она глазами указала на Нолу, стоявшую на коленях под узким окошком у самого потолка. Айса покачала головой, прикрыв глаза:
— Минут… десять? Двадцать? Прости, тут немного неудобно считать минуты. Нола молится не переставая с тех пор, как перестала молча пялиться в стену.
Каллиан несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь справиться со снова накатившей тошнотой. Девушка, сидевшая рядом, произнесла тихо, почти шепотом:
— Слишком резко.
— Что? — Каллиан повернулась было к ней, но тут же пожалела об этом: на пару мгновений по вискам и лбу прокатилась волна боли, а уши будто плотным слоем грязи заложило.
— Ты двигаешься слишком резко, — повторила девушка, дождавшись, когда Каллиан начнет дышать ровно. — Прислонись...
Она жестом позвала Айсу и помогла Каллиан пододвинуться к стене.
— Спасибо. Спрошу очевидное: нас похитили?
Обе девушки кивнули.
— Только нас пятерых?
— Нет… Еще Шианни. Но ее увели первой.
У Каллиан противно похолодело внутри, когда она вспомнила о прилетевшей в голову банна бутылке:
— Ее…
— Не убьют, — Айса поморщилась, передразнивая чьи-то слова. — «Много чести». Им.. «просто» нужны были «девки для развлечения». На ней, кажется, собрались сорвать злость, но… не больше. Надеюсь.
— Просто, — Каллиан почувствовала, как ее начинает трясти; закончила фразу она уже срывающимся голосом, — для развлечения?!
— Это значит…
— Я знаю, что это значит, — теперь ее била крупная дрожь. — Это… Эти…
Не закончив, Каллиан оглушительно, болезненно расхохоталась, закрыв лицо руками. От громкого звука виски сдавило, но она была не в силах остановиться.
Большой день. Светлое будущее.
Один ублюдок.
Кто-то осторожно обнял ее, и, подняв голову, Каллиан встретила мягкий, понимающий взгляд Айсы. Где-то на дне ее зрачков все еще жил страх, но, похоже, Айса смогла от него отстраниться. Этому кое-как сумевшая замолчать Каллиан могла только позавидовать.
— А остальные?
— Гости?
Она кивнула.
— Никого не убили, если ты об этом. Испугали разве что. Может быть, немного покалечили, пока раскидывали толпу в стороны. Кто-то, кажется, пытался им помешать, но… Где эльфы, а где десяток вооруженных стражников во главе с банном.
— Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы…
— Во имя Андрасте, да заткнись ты уже! — неожиданно зло бросила Айса Ноле, подскочив на ноги и сжав кулаки. — И без твоей бубнежки тошно!
Нола отшатнулась, втянув голову в плечи и закрывая голову руками. Айса сплюнула, шагнув вперед…
Каллиан сделала глубокий вдох. Затем еще один. Ее все еще трясло, и единственным желанием было снова потерять сознание, чтобы очнуться, когда все закончится: рядом будут отец и — можно ли уже так его называть? — муж, а произошедшее покажется чем-то очень, очень далеким. Только сознание не спешило ее покидать. Так что пришлось взять себя в руки и сделать хоть что-то, чтобы справиться с ситуацией. Если с ней вообще можно было справиться.
— Какой у нас план? — стараясь говорить ровно, спросила она у Айсы.
Та остановилась. Обернулась. Успокоившись так же резко, как пришла в ярость, она задумалась на мгновение, а затем только грустно покачала головой, садясь обратно. Но зато ответила все та же тихая девушка, имени которой Каллиан не знала:
— План? Вести себя мило и делать то, что потребуется. Тогда нас, скорее всего, отпустят и… все снова будет в порядке.
Воцарилась тишина, в которой отчетливо слышалось, как Нола продолжает шептать слова молитвы. Каллиан задумалась. План был… глупым. Но при этом в нем была своя логика, с которой можно было считаться: зачем нарываться на большие неприятности, пытаясь противостоять банну, если можно отделаться «малой кровью»? Потерпеть немного и вернуться домой. Это ведь так просто.
Но просто было только на словах: в самой Каллиан что-то противилось даже мыслям о подобном подчинении. Подумав о том, как ее будут лапать люди банна или даже сам Воган, Каллиан вздрогнула от отвращения.
С другой стороны, что она может сделать, чтобы не допустить этого…
— Да! — неожиданно подала голос Лина. — Отпустят! Наиграются и отпустят, это ведь так просто…
— Дуры, — снова сплюнула Айса.
— А ты что хочешь? Сражаться с людьми Вогана? Голыми руками? На здоровье, как только останешься здесь одна. А мне нужно вернуться к младшему брату. Кто о нем позаботится, если меня тут зарежут из-за твоей дурости? — тихая девушка грустно усмехнулась.
— А у меня… дочь… — всхлипнула Лина. — Я уж лучше… все, что потребуют… Только бы вернуться…
— Да вас с тем же успехом распнут там, — Айса кивнула головой на дверь. — Или еще веселее: обрюхатят и прибьют, как только поползут слухи о том, как вы в подоле принесете детей из нашего «плена».
— Надо бежать, — неожиданно для себя подала голос Каллиан. — Сдаться, конечно, соблазнительно, но…
— Куда бежать? — Лина поднялась и подошла ближе. — Ты ориентируешься в этом месте?
— Нет, но…
— Может, у тебя тут друзья, которые покажут дорогу из замка? Или ты обладаешь скрытым магическим даром? Ну, который позволит раскидать вооруженную стражу по углам?! — с каждым словом Лина повышала голос, в конце сорвавшись на крик.
Каллиан молча покачала головой, но потом ее осенило:
— Мы можем оглушить первого, кто сунется за эту дверь и отобрать его оружие! А потом…
— Тебя убьют в первом же коридоре, — закончила Лина уже бесцветным голосом. — А, может, и нас тоже. За компанию. Их, знаешь ли, больше. И никакие уроки твоей матери не помогут тебе пробиться сквозь десяток-другой стражников с арбалетами.
Вместо ответа Каллиан опустила взгляд. После этих слов ею окончательно завладела странная апатия. Она не могла — или не хотела — продолжать этот разговор, ведущий в тупик; не могла — или не хотела? — найти в себе силы спорить. Мир неожиданно сжался до небольшой точки на полу, в которую Каллиан уставилась. За ее пределами перестали существовать банн Воган с его ублюдочными желаниями, каморка с напуганными девушками, сама Каллиан…
— А я лучше умру, — процедила Айса, поднимаясь на ноги и подходя к двери, выбирая позицию.
— Ну и дура, — Лина прислонилась к стене, нервно обхватив себя руками.
Больше никто не произнес ни слова. Айса переминалась с ноги на ногу, прислушиваясь к шагам в коридоре. Нола перестала молиться, но продолжала лежать, сжавшись в комок. Лина и тихая девушка просто… ждали, словно уйдя глубоко в себя. А Каллиан, заставив себя собраться с мыслями, разрывалась между желанием помочь Айсе и страхом.
Она боялась за себя. За Шианни, о судьбе которой не знала ничего. Боялась неожиданной мысли о том, что их сопротивление может поставить под угрозу весь эльфинаж, и простым увеличением налогов они могут не отделаться. Но, в то же время, она с отвращением думала о том, чтобы подчиниться.
Каллиан не могла придумать ничего. Раз за разом задавала она себе вопрос: что дальше? И раз за разом он эхом отдавался в пустом сознании. Никакого «среднего» решения,
никакого безопасного пути. Эльфы не поднимут восстание против человека, «позаимствовавшего» несколько девушек — самим дороже.
Спасти их может только чудо.
Но чудес не бывает, они — удел сказочных героев, о которых любила рассказывать детям Каллиан. А в жизни…
Дверной засов с грохотом отъехал в сторону, и в комнату вошел стражник, ведущий перед собой бледную, растрепанную Шианни.
Айса прыгнула на него, пытаясь сбить с ног.
Шианни упала, едва успев выставить вперед руки.
Стражник покачнулся, пытаясь стряхнуть с себя Айсу.
Каллиан поднялась было — не то, чтобы помочь ей, не то, чтобы броситься к Шианни, — но не успела сделать ни того, ни другого: второй стражник, вбежавший в комнату, резким движением достал из ножен кинжал и без лишних движений всадил его под лопатку Айсе. Она ослабила хватку, рухнув на пол. Попыталась что-то сказать. Ее губы, дрожа, растянулись в улыбку, и она затихла, стекленеющими глазами уставившись в потолок.
— Твою мать, — второй стражник вытер кинжал о ее платье. — Еще герои есть?
Девушки замерли. Каллиан рухнула на колени напротив Шианни, в оцепенении разглядывая кровь, растекающуюся под Айсой, и не в силах сказать хоть что-то. По коже пробежали мурашки, горло пересохло и живот скрутило ледяной болью.
— Значит, нет, — буркнул все тот же стражник, убирая кинжал. — Падаль уберем позже. Ты и ты!
Он ткнул пальцем в прижавшихся друг к другу Лину и тихую девушку:
— Идете со мной. Придется пахать за троих, — он глухо хохотнул, но продолжил совершенно спокойно. — И без фокусов, а то закончите в выгребной яме.
Они затравленно кивнули, мелко засеменив к стражникам. Ни одна не оглянулась на тех, кто остался: обе смотрели в пол. Проходя мимо Айсы, Лина сжала кулаки, но этим ее реакция и ограничилась.
— А вы готовьтесь, — первый стражник, наконец, подал голос. — Сможете поднять настроение гостям — может, еще и в плюсе выйдете отсюда.
Дверь захлопнулась.
Нола тихо всхлипнула, сжавшись в комок где-то в углу:
— Создатель… направит… меня…
Слушая, как удаляются за дверью шаги стражи, Каллиан почти не дышала. Ее била крупная дрожь; вновь появилось чувство апатии, оцепенения, словно кто-то наложил сильное заклятие, превращающее все живое в камень. Ее — в первую очередь. Она даже не сразу различила тихий шепот Шианни:
— Какой же… ублюдок…
Каллиан попыталась сфокусироваться на ней, на ее голосе и боли, звучавшей в каждом слове, но вместо этого неотрывно смотрела на тело Айсы. Она знала, что все рано или поздно умрут. От болезни, старости, чьей-то немилости. Но еще никогда Каллиан не видела смерть так близко. Тем более — такую глупую и страшную смерть.
Шианни не то отошла, не то отползла в дальний угол и, закутавшись в плащ, принялась покачиваться из стороны в сторону, бормоча себе под нос проклятия. Нола снова принялась молиться. Сочетание их голосов, отчаяния и ненависти, мольбы и ругани действовали на Каллиан как заклинание — она все больше отстранялась от происходящего, не в силах ни найти выход, ни просто попытаться утешить Шианни. Воображение рисовало Каллиан самые разные картины того, что могло с той произойти за все это время, и у Каллиан не находилось слов, чтобы помочь ей справиться с этим. Утешить. Ободрить.
Она чувствовала себя совершенно беспомощной.
В какой-то момент мир вокруг нее перестал казаться реальным, а время застыло. Каллиан казалось, что ее уносит течение: теплое и вязкое, парализующее тело и мысли. Бормотание Нолы, тихий голос Шианни, холодный пол и мертвая Айса совсем рядом — все выглядело таким далеким и пустым. Вскоре Каллиан начало казаться, что происходящее — просто очередной не самый лучший сон, и она действительно вот-вот проснется дома под хохот Шианни и жужжание вездесущих мух. Разумеется, Каллиан вот-вот проспит собственную свадьбу. И только поэтому ей продолжает сниться этот кошмар.
Она должна проснуться. Просто… проснуться. Она тихо рассмеялась от облегчения и принялась до синяков щипать кожу запястий, пока дверь с грохотом не отворилась во второй раз.
Вздрогнув, Каллиан несколько раз моргнула, мучительно возвращаясь в настоящее. В комнату вошли двое стражников: один, поморщившись, ухватил тело Айсы, перекинув его через плечо, как мешок. Второй встал перед Каллиан:
— Пошли.
— А?
— Поднимайся, говорю. И пошли, — он наклонился, хватая ее за локоть, и резко потянул на себя.
Каллиан кое-как встала, и на едва двигающихся ногах поплелась за стражником. Она пыталась было запоминать коридоры, которыми ее повели — замок банна был довольно большим, и, если вдруг ей повезет… Поморщившись, Каллиан вздохнула. Ей не повезет. Чудеса случаются только в старых сказках и выдуманных историях.
Проглотив вставший было в горле ком, она оглянулась, ища помощи в лицах слуг. Но встречавшиеся по дороге слуги, что люди, что эльфы, провожали ее одинаковыми взглядами — усталыми и полными сожаления, даже не пытаясь подать хоть какой-то обнадеживающий знак. Так что Каллиан очень скоро бросила эту затею. В какой-то момент она просто сосредоточилась на спине стражника, идущего впереди — видя, что она не пытается сбежать, тот лишь изредка оглядывался, проверяя, не отстала ли.
Апатия, полная неясной тревоги, мешала ей думать ясно.
Встряхнулась Каллиан только оказавшись перед массивной дверью, когда стражник нетерпеливо побарабанил по дереву кулаком:
— Свежая!
Втолкнув Каллиан в приоткрывшуюся щель, он громко зевнул и развернулся. Ушел он или остался в коридоре, Каллиан уже не узнала — дверь захлопнулась, и чьи-то руки подтолкнули ее вглубь комнаты, где, развалившись на постели, ее ждал Воган.
В комнате пахло вином, потом и чем-то еще, что Каллиан иногда чуяла в глубине эльфинажа, близ притонов. Здесь явно курили ту же гадость, что и там. Или не только курили…
От смеси запахов Каллиан начало подташнивать. Она чувствовала, как тело, то ли от все тех же запахов, то ли от неожиданно накатившей слабости, становится заторможенным, податливым… словно чужим.
— Раздевайся, — приподнявшись на локтях, вполголоса скомандовал Воган. Он улыбался, выжидающе разглядывая Каллиан. Она поежилась, перехватив его взгляд — так обычно на рынке смотрят на разделанные туши животных, выбирая кусок посочнее.
Каллиан вздрогнула и попятилась, чувствуя скручивающий внутренности холод. Воган перестал улыбаться. Зло сощурившись, он повторил, тщательно выделяя голосом каждое слово:
— Я. Сказал. Раздевайся.
Воган поднялся, разминая плечи и неотрывно смотря на замершую Каллиан. С каждым мгновением, что она не выполняла его приказа, парализованная страхом, на лице Вогана все сильнее и сильнее проступало раздражение, граничащее с ненавистью. Он прикрикнул
на нее, и у Каллиан подкосились колени. Она хотела было забиться в угол, спрятаться, слившись с полумраком комнаты, но вновь чьи-то руки подхватили ее и, встряхнув, поставили на ноги.
Она затравленно следила за ним, боясь пошевелиться. В ушах шумело. Каллиан показалось, что она неожиданно оказалась в стороне… вне собственного тела. Вот она смотрит, как раздраженный Воган приказал тому, кто стоял у двери, раздеть Каллиан; как с нее грубо сорвали одежду — красивые камешки вышивки со звоном рассыпались по полу. Воган говорил еще что-то, приказывал… но она, оглушенная происходящим, не могла разобрать слов, продолжая стоять, прижав к груди обрывок платья. Ни один из приказов Вогана не был исполнен, и его это злило все сильнее. В конце концов, он подошел к Каллиан и ударил наотмашь по щеке. Пронзительная боль привела ее в чувство настолько, что она смогла, наконец, уловить речь Вогана.
— …тварь! Я приказал тебе подойти!
— Я… — она попыталась сказать что-то, сама не понимая, для чего.
— На колени, — бросил Воган сквозь зубы, и Каллиан прикрыв глаза, повиновалась.
Ей неожиданно стало все равно, что с ней случится дальше. Словно все чувства и эмоции выжгло в один момент. И когда Воган, удовлетворенно кивнув, ткнулся членом ей в губы, Каллиан послушно открыла рот, не задумываясь о происходящем.
Ее сил хватало только на одну мысль: «Когда-нибудь все закончится». Спрятавшись за ней, Каллиан покорно делала то, что от нее требовали, вновь ощущая себя где-то вне собственного тела…
До тех пор, пока перед глазами не замаячила рукоять ножа для писем, лежавшего на небольшом столике возле кровати. Увидев «оружие», Каллиан неожиданно ощутила злость; там, где только что была пустота и слепая вера в то, что рано или поздно ее оставят в покое, появились отвращение и ярость.
Голова закружилась. Мир вокруг в очередной раз за вечер перестал быть реальным, но на этот раз Каллиан почувствовала себя… сильной. Почти всемогущей. Не задумываясь о своих действиях, она забилась в руках Вогана, царапаясь и пытаясь укусить его. От неожиданности он выпустил ее — и Каллиан схватила нож, отскочив к стене.
Издав тихий рык, Воган поднялся за ней. Каллиан крепче сжала свое «оружие» в дрожащих руках. Когда Воган подошел достаточно близко, она попыталась вогнать лезвие ему в живот — но тот даже не обратил на это внимания. Одним ударом он выбил нож из ее рук. Вторым — отвесил тяжелую пощечину, заставив Каллиан мотнуть головой и удариться затылком о камень стены.
— Мерзкая тварь, — выдохнул Воган, сжав ее горло. Перед глазами Каллиан поплыли цветные круги, медленно обволакивая все вокруг, а перекошенное от ненависти лицо Вогана начало расплываться…
…происходившее после Каллиан почти не запомнила. Разве что боль. Острую, не унимающуюся боль. А еще — тошноту и отчаянное желание умереть в то же мгновение.
И тускло блестевшее на полу лезвие ножа, так и не сумевшего ей помочь.
Она пришла в себя у ворот эльфинажа. Она знала это, потому что сквозь приоткрытые веки видела перед собой грязные старые бревна, знакомые до последней засечки. Дрожа от холода, Каллиан лежала в пыли, закутавшись в пропитанный засохшей кровью плащ, и беззвучно плакала, пытаясь не разжимать разбитые губы.
Кто принес ее сюда? Почему не бросили ее умирать в темницу или не вернули в комнату, где держали девушек? Никого не было рядом, чтобы дать ответ. Ни людей, ни эльфов. Куда делись Шианни и Нола? Ушли ли люди Вогана или все еще стоят где-то рядом, выжидая неизвестно чего? Каллиан не имела ни малейшего представления. Она даже не была уверена, сколько оставалось до рассвета.
И, на самом деле, ей было безразлично. Все, что она знала, и что действительно казалось важным — холодная земля, на которой она лежала, частично уняла боль. А с болью постепенно спадало и напряжение, оставляя Каллиан окончательно без сил. Ей все труднее было думать.
Она так устала. Так страшно, невыразимо устала, что не могла даже желать смерти. На это попросту не осталось сил.
Каллиан нужно было встать. Подняться, пройти несколько шагов и оказаться в безопасности среди «своих». Но она была не в силах этого сделать. Боялась того, что ей могут сказать. Того, как именно ей это скажут. Боялась расспросов, утешений, издевательств — всего. А потому Каллиан оставалась лежать в пыли, надеясь, что с первыми лучами солнца земля ее поглотит, окончательно избавив от боли.
Она так устала. И так хотела уснуть и никогда больше не просыпаться.
Кто-то крикнул совсем рядом, уронив что-то тяжелое на землю. Послышался тихий топот легких ног, чьи-то маленькие ладошки принялись тормошить Каллиан, заставляя пошевелиться. Она пыталась сжаться, избегая их, но настырные ладони все же доставали до нее, и каждое прикосновение отзывалось тошнотой. Она пыталась отодвинуться, отползти в сторону, но любое движение отдавалось нестерпимой болью во всем теле.
…так устала.
Наконец, кто-то поднял Каллиан с земли. Не в силах сопротивляться, она тяжело вздохнула… и потеряла сознание.
Высоко-высоко, над плотно прижатыми друг к другу крышами домов, всходило солнце, но Каллиан, сидевшая в дальнем углу пекарни, этого не видела — только догадывалась, что яркие лучи вот-вот дотронутся до верхушки венадаля. А после, буквально через пару часов, когда прогреется не только воздух, но и грязь под ногами, эльфинаж снова заполнят вонь и мухи. Жирные мухи, отвратительно гудящие и норовящие залететь в глаз. В последнее время Каллиан казалось, что все мухи летят исключительно к ней. Словно было в ней нечто особенно притягательное для мерзких насекомых. Каллиан чаще старалась купаться — или просто ополаскиваться, до крови скребя кожу, — но мух это не останавливало, как будто они чуяли что-то грязное глубоко внутри Каллиан. Может быть, в душе. Могут ли мухи чуять чью-то душу?..
Запах свежего хлеба усилился, и Каллиан встряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Печи перед ней дышали теплом, разгоняя утренний мороз. Зевающие эльфы, дожидавшиеся, пока приготовится хлеб, вполголоса болтали, обсуждая приехавшую в Денерим группу бродячих актеров. Кто-то сказал, что почти все артисты были эльфами, и в эльфинаже уже пару дней не утихали споры: заедут ли и сюда с каким-нибудь коротким представлением? Или посчитают, что в эльфинаже совсем ничего не заработать?
Каллиан не прислушивалась, сосредоточенно наблюдая за подрумянивающимся хлебом и с отвращением думая о шуме, который поднимется, если в эльфинаж все-таки заедут актеры; о том, как толпа соберется вечером у венадаля, жадно следя за происходящим на импровизированной сцене. И как в этой толпе кто-нибудь неизбежно кого-нибудь будет касаться. Хватать за руки, пытаясь пробраться вперед. Утыкаться носом в спину, споткнувшись...
Вздрогнув, Каллиан усилием воли запретила себе думать дальше. Глубоко вздохнув, она досчитала до десяти, разжала непроизвольно сжавшиеся кулаки и, не зная, чем занять голову, принялась вспоминать детские считалочки, пока хлеб в печи не показался ей достаточно пропекшимся. Вытащив его, Каллиан ловким движением обернула буханку в пару мешков и быстро прошла к выходу. Стук ее деревянных башмаков по полу казался слишком громким — Каллиан не поднимала взгляд, боясь, что на него обернулись все, — но с этим она пока ничего не могла поделать. Неларос обещал обить подошву остатками кожи, как накопятся, но когда это произойдет?
На выходе из пекарни она чуть не врезалась в пробегавших мимо детей. Рассеянно проводив их взглядом, Каллиан плотнее закуталась в плащ и пошла в противоположном направлении, нырнув в узкий переулок, ведущий напрямую к ее новому дому. После свадьбы Неларос обустроил кузницу с лавкой в одном из полупустых зданий, предыдущих жильцов которого унесло эпидемией. Поначалу жить там было страшно, но вскоре они привыкли — да и старейшина уверил всех, что болезнь отступила из эльфинажа и больше опасаться нечего.
Каллиан зашла с черного хода, ведущего в небольшую жилую комнату через стену от кузнечной лавки. До нее донеслись глухие голоса — кто-то пытался сбить цену, убеждая Нелароса, будто в изделии есть изъяны. Улыбнувшись, Каллиан положила мешок с хлебом на стол. Все знали, что ее муж был мягок в общении, но мало кто догадывался, что при этом было проще выпросить живую Андрасте у каменной скалы, чем добиться у него скидок. Поначалу из-за этого Неларос работал себе в убыток, но со временем случилось нечто необъяснимое: к ним стали все чаще заходить люди, не брезговавшие заглянуть в эльфинаж, и оставлявшие у кузнеца изрядные суммы. То ли слава о его изделиях разошлась так широко, то ли не обошлось без магии — Каллиан не слишком понимала, да и не хотела понимать такого неожиданного успеха.
Рассеянно прислушиваясь к тихому, уверенному голосу Нелароса и немного нервным ответам покупателя, Каллиан села на кровать, чувствуя очередной приступ усталости. В последнее время они случались все чаще, заставляя ее то замереть посреди улицы, забыв, куда она шла, то вот так сидеть часами на месте, дожидаясь неизвестно чего.
Наконец входная дверь хлопнула. Покупатель ушел. Каллиан, заставив себя подняться, осторожно заглянула в лавку.
— Ты вернулась, — улыбнулся ей Неларос, но даже не попытался шагнуть навстречу. Слишком хорошо помнил, наверное, как она в слезах вырывалась из его объятий в первые недели после свадьбы.
Каллиан чувствовала себя виноватой за это — они считались семьей, но она ни разу не подпустила мужа к себе. И при этом с благодарностью думала о том, что он не пытался принуждать ее ни к чему. Только улыбался грустно и просил не уходить далеко от кузницы.
— Да.
— Видела что-нибудь интересное?
Она задумалась, пытаясь воссоздать перед глазами все, что успела увидеть сегодня… и покачала головой, растерянно улыбнувшись. Каллиан не могла даже вспомнить, когда именно началось утро, — день для нее стал настоящим уже в углу пекарни, возле теплой печи. Неларос вздохнул:
— Что ж… надеюсь, вечер будет более занимательным. А теперь… мне нужно работать, моя дорогая.
— Конечно, — Каллиан пожала плечами и вышла, плотно затворив за собой дверь.
Она сидела на небольшой скамье у корней венадаля, рассматривая проходящих мимо эльфов. Они смеялись, переругивались, тащили подозрительного вида мешки куда-то, ловили детей, носящихся по узким улочкам, и отправляли их, недовольно морщившихся, с поручениями. Каллиан старалась запоминать происходящее. То и дело она ловила себя на
том, что не столько наблюдает за жизнью вокруг, сколько смотрит сама на себя со стороны, пытаясь отыскать любые, даже самые незначительные признаки того, что она переменилась — и тут же избавиться от них. С тех самых пор, как Неларос подобрал ее у ворот эльфинажа, Каллиан ощущала, что вместо нее из замка банна Вогана вернулся кто-то другой. Чужой. Пугающий. Совершенно пустой внутри, лишенный желания есть, спать… жить. И Каллиан, пугаясь этой всепоглощающей пустоты, всеми силами старалась от «чужого» избавиться, боясь, что его заметят другие, и, заметив, начнут задавать вопросы.
До сих пор никто, даже Цирион, не попытался узнать у нее, что произошло в день свадьбы. Шианни и Нола, вернувшиеся немногим позже Каллиан, мрачно молчали, но именно их молчание, вкупе с коротким известием о смерти остальных девушек, казалось, выдало много больше, чем любые слова, и теперь ни одна из них не могла пройти по улице без того, чтобы кто-нибудь не проводил ее полным скорби взглядом.
Каллиан такие взгляды вгоняли в глухую тоску. Они словно говорили: «мы видим, кто ты теперь». И от этого становилось совсем тошно.
— Привет!
Вздрогнув, Каллиан заставила себя повернуть голову. На нее смотрела раскрасневшаяся девочка, казавшаяся смутно знакомой.
— Привет?
— Как здорово, что я тебя поймала! — девочка чуть ли не прыгала на месте. — Ты все время так быстро ходишь, наверное, помогаешь Неларосу с работой?
Растерянно кивнув, Каллиан попыталась вспомнить, кем была эта девочка. А та, хлопнув в ладоши, попросила:
— А расскажи историю? Про Йодис! Оказывается, кроме тебя ее никто не знает, — она притворно надулась, но тут же улыбнулась. — Пожалуйста!
— Про Йодис?..
Каллиан наконец-то вспомнила ее. Нерия. Девочка, обжегшаяся о горячий хлеб. Захотевшая стать героиней, совсем как в древних сказаниях.
— Да! Про нее!
— Я… — задумавшись, Каллиан внимательно посмотрела на Нерию. И вспомнила стражника с окровавленным мечом, стоявшего над телом Айсы. Вспомнила пятно крови, расползающееся по полу и стекленеющие глаза, шепот молитвы и слезы… так много слез.
«Еще герои есть?»
Каллиан вздрогнула, услышав вопрос над самым ухом. И помотала головой:
— Нет, прости. Я не могу рассказать историю.
Улыбка сползла с лица Нерии. Казалось, она собирается расплакаться, но Каллиан не стала дожидаться этого. Поднявшись, она виновато развела руками и поспешила домой. За ее спиной все-таки раздалось несколько всхлипов, полных разочарования и обиды, но Каллиан не нашла в себе сил обернуться и сказать что-то ободряющее. И ускорила шаг.
Только придя домой она призналась себе, что вместо сожалений, смущения или неловкости она почувствовала лишь тяжелую усталость, распирающую ее изнутри.
«На колени».
Воган смеялся, наблюдая за ней. Приподнявшись на локтях, он полулежал в постели, выжидающе барабаня пальцами по матрасу. Но Каллиан не выполнила приказ. Вместо этого она рванулась к столику, хватаясь за нож, и с дикой улыбкой бросилась на удивленно застывшего Вогана, вгоняя лезвие в его мягкий, податливый живот. Тот хрипел, пытаясь подняться, но Каллиан навалилась на рукоять всем телом, с ненавистью кромсая подонка.
Стражник, стоявший у дверей, в испуге попятился, но не успел ничего сделать — она бросилась к нему, голыми руками сворачивая мерзкому человеку шею…
Открыв глаза, Каллиан несколько мгновений смотрела в темноту перед собой, пытаясь выровнять дыхание. Одеяло казалось мокрым от пота. Каллиан почувствовала, как по щекам скатываются мелкие слезинки.
— Снова кошмар? — Неларос, спавший на своей половине чутко, повернулся к ней. — Эй… только не молчи.
— Я… да, кошмар, — Каллиан закусила губу, чтобы не начать рассказывать, как она наслаждалась смертью Вогана во сне. Воображая, как могло бы все повернуться, найдись в Каллиан тогда хоть капля смелости, она раз за разом изобретала все новые возможности: то она, во главе всех похищенных девушек, сбегает из замка под видом слуг; то оглушает вошедшего стражника и, забрав его оружие, прорубает им путь на свободу. В своих мечтах она всегда находила Вогана — и без капли жалости убивала его, с каждым разом все более мучительно.
Иногда, как в эту ночь, ей было немного стыдно от того, что увиденные во сне страдания — такие настоящие, такие искренние! — почти заставляли ее возбудиться. А иногда даже в мечтах все вновь и вновь заканчивалось в пыли у ворот эльфинажа — и Каллиан плакала от бессильной злости на себя.
Она почувствовала, как Неларос заворочался, высвобождая из-под своего одеяла руку. Он наверняка хотел обнять ее. Или погладить по голове, пытаясь успокоить. Каллиан заранее сжалась, строго приказав себе вытерпеть прикосновение… и с удивлением поняла, что Неларос просто отвернулся к стене, тяжело вздохнув.
Может быть, он начинал ее ненавидеть? Злился на «бракованную» жену, волей судьбы доставшуюся ему? Каллиан не знала и боялась спрашивать, чувствуя, что каким бы ни оказался ответ, она не сможет его вынести.
Зажмурившись, она думала о тепле печи и треске горящих поленьев, шуме дождя и шепоте листвы венадаля, но перед глазами то и дело возникала мерзкая ухмылка Вогана. Каллиан почти научилась моментально отвлекаться от нее, представляя все, что угодно, от чавкающей под башмаками грязи до ярких тканей, увиденных на рынке.
Но иногда у нее не очень хорошо получалось.
И она продолжала беззвучно плакать. Совсем как тогда, лежа в пыли.
— Ты уверена?
Цирион с сожалением смотрел на стоящую перед Каллиан полную тарелку. Придя в гости к отцу, она даже не притронулась к еде, неловко улыбаясь и даже не пытаясь объяснить причин.
Не могла же она просто рассказать отцу, как тошно ей думать о еде, и как болит горло, когда она пытается съесть хоть что-то. Или, по крайней мере, Каллиан казалось, что оно болело: любая пища вызывала раздражение и долгий, надсадный кашель. Хотя в последнее время она делала успехи и ела жидкие каши. Но только дома и реже, чем следовало бы.
— Ох… как хочешь, конечно, но посмотри на себя, — проворчал Цирион, качая головой. — От тебя скоро совсем ничего не останется, даже тени. Ты разбиваешь сердце своего старика…
— Прости. Но я правда не хочу, — Каллиан, облокотившись на стол, запустила пальцы в волосы, стараясь не смотреть на отца. — Дело не в еде, ты бы не поставил мне что-то гадкое, но…
Цирион махнул рукой, убирая тарелку:
— Все в порядке. Не волнуйся так, я… я все понимаю? Только прошу, не замори себя голодом.
— Ни за что.
— Что же мне остается, кроме как верить в тебя?
Они помолчали, прислушиваясь к тишине. За дверью выл холодный ветер, гремя подхваченным где-то ведром, и Каллиан невольно поежилась, представив, насколько там должно быть холодно.
— Слышал, у Нелароса сейчас много работы? — осторожно поинтересовался Цирион, нарушив молчание.
— Да? Я думаю, да. Он стал больше времени проводить в кузнице, — Каллиан внутренне напряглась, ожидая продолжения.
— Рад за вас. Больше работы — больше прибыль. Может быть, вы сколотите неплохое состояние…
Улыбнувшись, Каллиан кивнула, стараясь ничем не выдать внезапно охватившего ее страха. Она не знала, действительно ли у Нелароса было много заказов, или он просто ушел в работу, стараясь избегать саму Каллиан. Думать об этом было тяжело, но она не могла отрицать и такой возможности. Может быть, у него появилась любовница? Настоящая, теплая и ласковая женщина, которая не оттолкнет его и не разбудит ночью громким стоном, полным боли… Но Каллиан никогда не видела женщин возле кузницы. Разве только покупательниц из людей — служанок или воительниц, пришедших за доспехом или крепким мечом. Не могла же одна из них?..
Автор: Некто в маске саирабаза
Бета: Фрейд-и-Лис
Иллюстратор: ноунейм
Размер: 10 011 слов
Рейтинг: PG-13
Категория: джен, упоминание гета
Жанр: драма, ангст, AU
Персонажи/Пейринг: ж!Табрис и другие; единовременное Воган Кенделлс/ж!Табрис
Саммари: В мире все просто: есть богатые ублюдки, которым все сходит с рук, и те несчастные, которым приходится с этим жить. И никаких чудес, которые могут это исправить. Чудеса — удел сказочных героев.
Предупреждения/примечания: предыстория городского эльфа; Дункан не приходил в эльфинаж — он был где-то еще; насилие, в т.ч. сексуальное; быт эльфинажа частично выстроен на хэдканонах и сопоставлениях с бытом средневековых городов и еврейских гетто. Присутствует ряд допущений, без которых текст закончился бы еще на этапе свадьбы.
После некоторых раздумий, автор немного изменил заявленный перед ББ концепт. Се ля ви.
«Как бы хорошо было, если б каким-нибудь волшебством или чудом совершенно забыть, что было, что прожилось в последние годы; всё забыть, освежить голову и опять начать с новыми силами».
— Ф. М. Достоевский, «Униженные и оскорблённые»
— Ф. М. Достоевский, «Униженные и оскорблённые»
1. Маленькие радости несовершенного мира
«Нам позволено выходить туда, чтобы работать в доках или прислуживать в их тавернах и в их домах, но к закату солнца мы должны возвращаться обратно. Любого эльфа, которого поймают вне гетто ночью, могут принять за вора или грабителя, и честно говоря, те, кто остаётся на ночь снаружи, вероятнее всего и есть воры или грабители». ©
Высоко-высоко, над плотно прижатыми друг к другу крышами домов, всходило солнце, и сидевшая на крыльце пекарни Каллиан с тоской следила за тем, как его лучи касались кроны венадаля. Через пару часов прогреется не только воздух, но и грязь под ногами, а значит, эльфинаж снова заполнят вонь и мухи. Жирные мухи, норовящие сесть на оставленную без присмотра еду или залететь в глаз прохожему. Каллиан передернуло, когда она представила, как такая муха пытается сесть ей на нос… Запах свежего хлеба усилился, и Каллиан вернулась в пекарню, на ходу избавляясь от мерзкой картины.
Общие печи стояли плотными рядами, и возле каждой, потея, обмахиваясь драными тряпками и болтая, дожидались, пока приготовится хлеб, группы эльфов. В основном это были совсем еще дети или старики: те, кто не был занят работой на полях за городской стеной, в порту или в домах людей. Каллиан была среди них чуть ли не единственной взрослой девушкой. От всеобщего недоумения ее спасала только известная каждому в эльфинаже судьба матери, научившей дочь держать кинжалы, но не приучившая ее к сколько-либо полезной работе. Устроиться куда-либо, не умея практически ничего, было невозможно: слишком много желающих босяков на место, за которое платили чуть больше, чем ничего, — так что Каллиан, в основном, помогала отцу с работой по дому, иногда выполняя поручения старейшины и ухаживая за венадалем.
У печи, в которой подходил хлеб Каллиан, обнаружилась заплаканная девочка. Она сердито дула на начавшую краснеть ладошку и пыталась зализать ожог, то и дело косясь в сторону криво лежащей в печи буханки. Похоже, не утерпела, и попыталась выхватить горячий хлеб голыми руками. Каллиан широко раскрыла глаза в притворном ужасе:
— Отважная героиня проиграла схватку с проклятой печью, и теперь мы обречены на голодную смерть! О, нет!
Девочка едва заметно улыбнулась:
— Это был только первый бой. Во второй раз ей со мной не справиться!
— Хитрая, хитрая героиня! — Каллиан заговорщически ей подмигнула. — Сначала узнала тактику противника, и только потом решила вступить с ним в настоящую схватку! Совсем как великая Йодис!
— А кто это?
— О, Йодис была эльфийкой, поборовшей старую драконицу в Морозных горах не силой, а умом…
Глаза девочки загорелись, и она перестала дуться, слушая, как Каллиан вдохновленно рассказывает длинную и запутанную историю похода Йодис к пещере драконицы и ее бесплодные первые попытки выманить врага. То, что Каллиан только что придумала все это, не имело особого значения. Как она часто говорила старейшине, когда он пытался устыдить ее за ненастоящие сказки, детям нужны были герои из эльфов. Такие, на которых они смогут равняться, не притворяясь людьми.
А еще девочка оставила в покое руку, так что ее небольшой ожог теперь имел шансы подсохнуть и начать заживать.
— Наверняка Йодис не приходилось стоять у общих печей, — неожиданно для Каллиан подвела итог истории девочка. — У нее же была своя кухня?
— Конечно. И просторный дом с несколькими комнатами, и собственная печь прямо в доме, и даже глубокий и чистый подвал, где хранилась еда.
— Хорошо быть героем.
— А то. Но у тебя, кстати, еще все впереди.
— Правда?
— Не сомневаюсь.
— Когда я стану героиней, я позову тебя в гости, — убежденно заявила девочка, пока Каллиан доставала лопатой их буханки. — Ты будешь учить моих детей драться и печь хлеб, да? И расскажешь им про Йодис.
— Обязательно, — Каллиан широко улыбнулась, перекладывая буханку девочки в ее корзинку. Та сразу же накрыла сероватый хлеб полотенцем, спасая его от начавших просыпаться мух, и вприпрыжку выбежала из пекарни, на ходу зовя кого-то на улице играть в Йодис, побеждающую драконицу.
Завернув и свой хлеб, немногим более светлый, в мешок из-под муки, Каллиан тоже отправилась домой, старательно огибая кучи нечистот и грязно-бурые ручейки, бегущие от них к канавам. Ноги начинали потеть в деревянных башмаках, и до самого порога Каллиан мучительно размышляла, что ей было дороже: чистота доставшихся от матери мягких кожаных сапожек или все-таки собственные ноги. С одной стороны, в деревянной обуви ноги за день, особенно если день выдавался жарким, уставали так, что вечером Каллиан чувствовала вместо каждой ступни только боль. С другой стороны, ходить в тонких сапожках по каше из камней, грязи, нечистот и даже Андрасте не известно, чему еще, было чревато весьма непредсказуемыми последствиями, среди которых просто вонючие и грязные сапоги были самым меньшим злом.
— Доброе утро, Каллиан, — голос старейшины Валендриана отвлек ее от примерно сотой попытки сопоставить несопоставимое. — Снова рассказываешь сказки детям? Нерия только что сообщила, что хочет стать похожей на… как же… Йодис?
— Именно! — Она улыбнулась, останавливаясь у корней венадаля и мельком отмечая, что краска на коре совсем облезла, а в образовавшихся трещинах копошились жутковатые на вид насекомые. — Но давайте, я угадаю: на самом деле вы хотите сказать, что сегодня мы будем перекрашивать ствол!
— Почти правильно, — Валендриан тепло улыбнулся. — Краску действительно пора обновить, даже повод… кроме жуков, кхм, нашелся.
Мимо с визгом, грохоча полупустыми ведерками краски, пробежали несколько детей. Парочку близняшек Каллиан узнала: они были из тех, кто ночами пробирался через узкие дыры в заборе эльфинажа. Верткие и худые, они забирались в окна и подвалы, принося домой то еду, то утварь, — безликие вещи, происхождение которых неочевидно. Обычно за ними никто не приходил. Но иногда — совсем редко, — налог, требуемый с эльфинажа, резко возрастал. Тогда вещи магическим образом возвращались на место, и на некоторое время дыры в заборе заделывались.
Валендриан продолжал:
— Но сегодня мне помогут другие. У тебя будет более важное дело.
— Это какое? — Каллиан, проводив детей взглядом, искренне удивилась. — И что за повод?
— Узнаешь. Такие вещи должен рассказывать отец.
— Все. Мне уже страшно. Очень, — она сощурилась, пытаясь угадать хоть что-нибудь по выражению лица старейшины. Попытка, как и всегда, окончилась полным провалом.
— Не бойся, это хорошие новости. Беги домой.
— Но вы…
— Я просто поздоровался. Ничего больше, — Валендриан улыбнулся еще шире, и Каллиан поняла, что ничего другого он ей не скажет. Так что ей, снедаемой любопытством, пришлось забыть о начавших чесаться и болеть ногах и ускорить шаг. Но при этом она все равно видела, с каким интересом на нее смотрели соседи, вывешивающие сушиться белье.
— Па-а-ап? — она влетела в раскрытую дверь, сбросив, наконец, башмаки. — Ты еще не ушел?
— Нет, дорогая, — Цирион поднялся с узкой скамьи, сжимая в дрожащих пальцах грязный и мятый лист бумаги. — И именно сегодня я никуда не пойду. Нам нужно начать приготовления!
— Какие? — Каллиан, чувствуя легкий холодок в груди, положила мешок с хлебом на стол.
— К твоей свадьбе, конечно же! Мне наконец-то пришел ответ из Хайевера!
— Что… — Каллиан замерла, пытаясь выбрать подходящие слова из роящихся в голове мыслей. Она часто слышала от соседей, что единственный выход для такой непутевой девушки, как она — удачный брак. В какой-то момент, когда оказалось, что владение оружием никак не помогает в повседневной жизни эльфинажа, она и сама начала так думать, прикидывая, кто мог бы взять ее женой. Но все эти планы ни в какое сравнение не шли, как оказалось, с замыслом Цириона, с гордостью смотревшего на нее.
— Дорогая, я сумел договориться… с семьей кузнецов. У тебя будет отличное будущее и хороший муж при деле.
— Но…
— Я как раз скопил нужную сумму для выкупа. Судя по письму, твой жених с семьей приедут уже завтра. Так удачно, можно будет сыграть две свадьбы: невеста Сориса как раз прибыла на рассвете, когда открыли ворота. Бедняжка приехала раньше срока, но теперь это кажется прекрасным стечением обстоятельств: вскладчину будет проще устроить праздник.
— Пап, — Каллиан, наконец, сумела собраться с мыслями и осторожно уточнила, — все это очень здорово, и я ценю твою заботу, но почему о своей свадьбе я узнаю буквально накануне?
— Хм… сюрприз! — Цирион вздохнул. — Я не хотел говорить об этом раньше, чем все удастся устроить, чтобы не спугнуть удачу. Ты простишь старика, дорогая?
Каллиан, шмыгнув носом, крепко обняла его:
— Разумеется, прощу. Ты — самый лучший отец! Кто еще смог бы найти хорошего мужа для своей непутевой дочери?
— Ну, ну, не прикидывайся. Немного практики, и из тебя получится отличная жена. Только, хм…
— Не распространяться о тренировках с мамой, чтобы не показаться смутьянкой и не оказаться на улице, — Каллиан прыснула, вспомнив советы соседок, объяснявших ей секреты семейного счастья. — Я помню.
Цирион покачал головой и протянул Каллиан листок:
— Можешь пока почитать, что пишут о твоем женихе его родители, а мне нужно устроить еще несколько дел. Я скоро вернусь, дорогая.
Она кивнула, с интересом разглядывая едва различимые на грязной бумаге буквы, и Цирион ушел, на прощание еще раз обняв ее.
Письмо оказалось коротким. В самом начале шло несколько строк с подтверждением весьма внушительной суммы выкупа за переезд Нелароса — так звали жениха — в Денерим вместе с его кузнечными инструментами. Следом — скупая характеристика, что-то вроде «тих, спокоен, работу найдет всегда» и примерные расценки на изготавливаемые им предметы обихода. Видимо, так его родители старались показать приносимую сыном пользу. Расценки, впрочем, весьма впечатляли: если удастся найти покровителей в Денериме, свадьба полностью окупится через год-полтора. А, может быть, и раньше, если значившаяся в списках гравировка на доспехах придется по нраву местным покупателям…
Каллиан понимала, для чего это делалось — в трущобах выгодный брак мог спасти жизнь, — но ей, несмотря на собственные практичные мысли, все равно стало смешно. Это было похоже на увиденную ей однажды покупку породистого барана в стадо, когда продавец расписывал все прелести хорошего осеменителя, включая обилие густой шерсти и крепкие рога. Но, вспомнив об этом, она застыла с улыбкой на губах: а как же тогда ее собственный отец описывал этой семье предполагаемую невесту? Навряд ли очень поэтично. Скорее всего, все так же сводилась к ее пользе в общем хозяйстве. Что же он написал такого, что ее сочли пригодной?..
Встряхнув головой, Каллиан аккуратно сложила письмо, убирая его в небольшую деревянную коробку под кроватью, где хранились разные ценности, вроде доставшихся от мамы сапог. Какая разница, как ее описывал отец? Все семьи в эльфинажах создаются по
схожему принципу. Всегда оказывается, что одна из сторон, а то и обе, так или иначе приукрасили действительность, а жить как-то надо с тем, что досталось. Еще не было такого, чтобы кто-то не справился. По крайней мере, не в денеримском эльфинаже. К тому же… отец желал ей добра. Вот что важно.
А прямо сейчас еще важнее было подготовиться к свадьбе и, в первую очередь — проверить мамино свадебное платье, бережно сохранявшееся в единственном сундуке в доме. Оно было довольно старым, и хоть Каллиан старалась держать его в чистоте, яркая вышивка местами протерлась и выцвела. Нужно было ее обновить. И проверить, не истлела ли ткань на сгибах...
Платье оказалось почти в полном порядке, так что Каллиан просто хорошенько встряхнула его, слегка смочила водой из бочки и повесила на натянутую поперек комнаты веревку — к утру платье высохнет, а смявшаяся за годы хранения ткань более-менее разгладится. Если же нет, то утром Каллиан достанет валек ли попросит у соседей чугунный утюжок, и оставшиеся до свадьбы часы потратит не на нервное хождение по комнате, а на глажку.
Ну а пока она, скривившись, снова влезла в башмаки: про грядущую свадьбу, похоже, уже все знали, а значит, самое время пойти собирать «подарки» на ее организацию.
Хоть основные расходы и ложились на семью жениха или невесты, свадьбы — праздник для всего эльфинажа, так что каждый так или иначе помогал его устроить. Кто-то украшал венадаль, готовил угощение или договаривался с преподобной матерью, чтобы та пришла в эльфинаж или прислала одну из сестер... Скорее всего, в эльфинаж, как и всегда в таких случаях, придет Мать Боанн. А кто-то и дарил пару медяков молодоженам. На этот раз, правда, рассчитывать на сколько-нибудь существенные суммы подарков не приходилось — две свадьбы сразу, как верно заметил отец, устроить было проще, и не в последнюю очередь из-за сокращения таких вот «праздничных» затрат.
— Эй! — девочка, с которой Каллиан разговаривала утром в пекарне, возникла буквально из воздуха. Хитро улыбаясь, она протянула небольшой мешок:
— Поздравляю! Это от меня… от нас с мамой, да! Желаем тебе удачи! — несмотря на улыбку, ее глаза напряженно следили за улицей.
— Спасибо, — Каллиан взяла мешок, оказавшийся довольно тяжелым. — А что это?
— Сюрприз! — девочка улыбнулась шире и убежала, махнув на прощание рукой.
Не удержавшись, Каллиан осторожно потянула за завязки, заглядывая внутрь мешка. Там оказался круг колбасы и массивная темная бутылка. В таких, насколько понимала Каллиан, никто не хранил обычную воду, а на бутыли домашнего или дешевого пива и вина, которые могли себе позволить жители эльфинажа, она похожа не была. Получается, что малышка стянула его где-то. Специально к свадьбе или нет, было уже не важно — то, что подобное угощение семья решила не оставить себе, а отдать кому-то, превращало подарок в по-настоящему дорогой. Что было странно, потому что Каллиан не припоминала особенно
теплых отношений с этой семьей… может быть, мать девочки узнала о том, что жених Каллиан кузнец, и решила, что пришло время подружиться?
— А жизнь становится все лучше и лучше, — улыбнулась Каллиан, тщательно завязывая мешок.
…но прожужжавшая над ухом жирная муха напомнила ей, что мир все еще несовершенен.
2. С одного праздника — на другой
«Киркволлский эльфинаж еще более обветшал, нежели другие части Нижнего города, однако же эльфы прилагают все усилия, дабы он выглядел приглядно и чисто». ©
Утро все-таки началось с глажки платья. К огромному сожалению Каллиан, за ночь большая часть мелких складок не разгладилась, а украшения и вышивка, про которые она как-то подзабыла, мешали использовать валек — начни наматывать на него ткань, и что-нибудь да отвалится. Пришлось одалживать утюжок — вещь более громоздкую и опасную. Зато уже через пару часов после рассвета платье выглядело просто изумительно.
— Вижу, ты не решила проспать собственную свадьбу, — заглянувшая в дом Шианни смеялась, сжимая в руках черпак с водой. — А я-то надеялась застать тебя врасплох!
— Ты обо мне ужасного мнения, — Каллиан покачала головой, придирчиво рассматривая подол платья в поисках слишком заметной грязи или торчащих ниток.
— Можно подумать, незаслуженно. — Шианни выплеснула воду на улицу и положила черпак на стол. — Все уже начинают собираться.
— Ага, — Каллиан обернулась, задумчиво глядя на стоящие у порога башмаки. Надевать их на свадьбу казалось чем-то неправильным. Все-таки, такой день…
— Твой жених с семьей только что приехал, кстати, — Шианни уселась на кровать, скривившись, будто съела нечто кислое. Или увидела банна на коне. — Говорят, по Денериму шастает ужасно много стражи. Интересно, это им с непривычки показалось или действительно что-то случилось? Не сорвали бы они нам праздник…
— Да надо им, — отмахнулась Каллиан, решительно доставая кожаные сапожки. — Особенно крупных краж, вроде, не было, с чего им вообще сюда заглядывать?
Шианни пожала плечами и улыбнулась:
— Будем надеяться. Твой большой день! Даже не верится.
— Что, думала, я так и останусь в девках?
— Ну… были такие мысли, — рассмеявшись, Шианни соскочила на пол и подобрала черпак. — Рада, что ошибалась. Пойду скажу старейшине, что ты решила не проспать все на свете...
Да, как будешь готова — найди Сориса, он обещал ждать тебя под венадалем. Кажется, ему здорово не по себе. Не сбежал бы с собственной свадьбы!
Шутливо отсалютовав черпаком, она выбежала за дверь, едва не столкнувшись с пробегавшими мимо детьми. Каллиан прыснула, но сдержалась и не дала себе рассмеяться в голос. Вместо этого она вздохнула и продолжила собираться.
Сапожки, хоть и разношенные в свое время матерью, слегка жали, но не настолько, чтобы отказываться их надевать. Зато платье оказалось немного шире нужного в талии. Спас узорный пояс, который Каллиан сплела в прошлом году — чуть ли не единственная вещь, на которую у нее хватило терпения.
Наконец, решив, что дольше собираться просто нет смысла, Каллиан осторожно вышла из дома. До свадьбы оставалась пара часов, а ведь еще нужно было найти беднягу Сориса, а бродить по эльфинажу, пытаясь не слишком извозить подол в грязи, означало петлять раза в два дольше обычного. Не считая обязательных остановок по пути, чтобы поприветствовать соседей и принять поздравления… Вот и дорога до Венадаля заняла не пару минут, а почти час. Правда, за этот час Каллиан стала богаче на десяток медяков.
Все-таки подарки — чуть ли не лучшая часть свадьбы.
— Вот ты где! — Сориса она нашла между двух крупных корней, вздымающихся над землей. — Играешь в прятки с невестой? А мне можно с вами?
Он вымученно улыбнулся, нервно оглянувшись:
— Мне все больше начинает казаться, что это было плохой затеей.
— Что именно: спрятаться под венадалем или жениться? Учти, лично я считаю, что прятаться стоило в пекарне.
— Теперь я задумался, — Сорис взъерошил волосы и улыбнулся уже более естественно.
— Достижение.
— Эй!
— Да ладно тебе, — Каллиан прислонилась к теплой коре венадаля. — Уже поздно переживать или пытаться сбежать, не находишь? Да и к тому же, куда бы ты пошел?
— А я и не собирался… ну ладно, может быть, собирался, — Сорис виновато вздохнул. — Но это уже неважно. Увидел тебя — полегчало.
— Не думал же ты, что я брошу тебя одного в такой день, — Каллиан хлопнула в ладоши. — А теперь пойдем знакомиться с нашими… суженными. Ты свою невесту уже видел?
— Да. Серая мышка, но симпатичная. — Слегка покраснев, Сорис добавил: — твоего жениха, кстати, тоже видел.
— И как он? Я смогу смотреть на него каждый день всю оставшуюся жизнь, или лучше сразу утопиться?
— Я думаю, тебе достался лучший из лучших.
— Правда? Не поверю, пока не проверю! Вперед, Сорис!
Скорчив самую зверскую из гримас, символизирующих решительность, Каллиан уверенно пошла к праздничному помосту — где еще искать будущего супруга, только приехавшего на свадьбу?
Пока она сосредоточенно всматривалась в дорогу под ногами, решая, куда наступить, вокруг стало неожиданно тихо. Но Каллиан обратила на это внимание только когда Сорис сдавленно охнул позади.
— Надо же, мы попали с одного праздника на другой, — мужской голос неприятно резанул слух. — Тем лучше!
Каллиан подняла голову, оглядываясь по сторонам, — и уперлась взглядом в морду темной, слишком чистой лошади. Ее всадник, заметив Каллиан, насмешливо добавил под гогот стоящих рядом мужчин:
— И мне сразу преподнесли лучшее угощение, да?
Он явно находился в легком подпитии, а взгляд его, устремленный на Каллиан, был довольно неприятный: колючий… и оценивающий. Словно перед ним висели разделанные туши, и он выбирал ту, на костях которой было больше мяса. Каллиан передернуло, и она выпрямилась:
— На наш праздник тебе самому стоило прийти с подарком. Уходи по-хорошему, человек.
Сорис испуганно шикнул, но было поздно. Лошадь всхрапнула. Всадник подъехал ближе. Теперь его взгляд был холодным и злым, а в голосе слышалась сталь, когда он произнес, тщательно выговаривая каждое слово:
— Неужели? Кажется, ты сказала нечто очень… грубое. Но я не расслышал. Не повторишь?
Каллиан чувствовала, что Сорис отчаянно цепляется за ее рукав, пытаясь заставить замолчать. Она и сама ощутила, как по животу расползается липкий, холодный страх, но повинуясь какому-то дикому, внезапному порыву, повторила заплетающимся языком:
— Уходи, человек. Тебе здесь делать нечего.
Мужчины, сопровождавшие всадника, потянулись к оружию. Тот побледнел, яростно стиснув поводья:
— Да ты хоть представляешь, кто…
Неожиданно ему в голову прилетела бутылка. Треск разбившегося стекла, неестественно-громкий в повисшей было тишине, заставил всех собравшихся вздрогнуть; всадник, моргнув, обмяк в седле и медленно сполз на руки своей свиты.
— Ты… Ты! — крикнул кто-то из мужчин, достав меч. Он обращался к Шианни, зло смотревшей на людей. Она заметно дрожала, сжимая и разжимая кулаки.
— Уходите! — сипло крикнула Каллиан, делая шаг вперед на негнущихся ногах. — Унесите его домой, пусть спит! Никому здесь не нужны проблемы!
Она ждала чего угодно, но только не того, что люди ее послушаются. И все же, у них хватило благоразумия перекинуть теперь уже бывшего всадника через седло и увезти из эльфинажа.
А Каллиан, чувствуя, как ее начинает бить крупная дрожь, начала оседать на землю.
Сорис, успев подхватить ее, в недоумении слушал истеричный смех: поняв, что ноги ее не держат, Каллиан в первую очередь пожалела платье, которое непременно замарается, а затем — вспышкой — представила себя в грязи на праздничном помосте, рядом с женихом.
— Ты сошла с ума, — слабо улыбнувшись выдавил он, выслушав объяснения.
— Какая досада, — Каллиан встала, держась за его плечо, и обернулась к подошедшей Шианни. — Но вот кто действительно сумасшедший. Ты… как ты?
Та помотала головой, ничего не ответив, и обхватила себя руками.
— Эй… — Каллиан хотела было сказать что-то ободряющее, но неожиданно поняла, как они втроем смотрятся со стороны, и снова разразилась хохотом. Чуть погодя Шианни присоединилась.
Сорис беспомощно смотрел на них, все еще бледный, как мел, явно не представляя, что ему следует делать в такой ситуации. Но смех прекратился, как только к ним подошел незнакомый эльф:
— А я-то думал, моя прекрасная дама смирно лежит в обмороке, как ей и полагается.
— Еще чего, — вытирая слезы, Каллиан присмотрелась к нему. — А вы… ты, наверное, мой жених? На отца, кажется, не тянешь…
— Приятно слышать, — он серьезно кивнул. — Неларос. Рад наконец-то познакомиться.
— Взаимно…
Тоже успокоившаяся Шианни кивнула в сторону помоста, где уже собрались пришедшие в себя после вторжения эльфы:
— Я думаю, нам всем пора, наконец, начать церемонию. Скоро полдень. Или вы хотите затянуть свадьбу и начать праздновать вечером?
В притворном ужасе Каллиан прижала руку к сердцу:
— О, нет! Выбирать между праздничным столом и первой брачной ночью? Легче умереть!
— Это было бы наименее предпочтительным вариантом, — мягко вклинился в разговор Неларос, беря Каллиан под руки и ведя к помосту, где уже ждали Валендриан, Мать Боанн и целая свита подруг невест...
И все снова стало просто прекрасно. Несмотря на еще чувствующееся в воздухе напряжение, праздник продолжился, словно ничего и не случилось. Разве что нескольких подростков пошустрее послали к воротам, следить за происходящим за ними, да освободили от поставленных было бочек несколько узких проулков, где и эльфу-то сложно было развернуться, не то что человеку, да еще и в броне.
Каллиан почти не слушала, что говорила Мать Боанн — все ее внимание занимал уже почти ставший ей мужем Неларос. Он оказался не таким, как ей представлялось по письму родителей, — но не ей жаловаться. Тем более, что и жаловаться, собственно, было не на что: Неларос был похож на героя придуманных Каллиан эльфийских легенд. Разве что без сияющих доспехов или пылающего меча.
Наконец, наступил момент, когда от нее требовалось сказать заветное «да». Но она не успела и рта раскрыть, как собравшиеся у помоста гости бросились врассыпную, пытаясь скрыться в тех самых проулках: в эльфинаж вошел отряд стражи во главе с тем самым всадником, которого совсем недавно лишила сознания Шианни.
— Твою мать, — процедила та, подходя ближе к Каллиан.
— Может, обойдется… — Сорис попытался заслонить собственную невесту.
— Кажется, нет, — Каллиан стиснула руку Нелароса, пытаясь сориентироваться. Как назло, все пути отступления были слишком далеко от помоста, который стражники уже брали в кольцо. Один из них вышел вперед, громко объявляя:
— Оставайтесь на своих местах. Разыскиваются воры, напавшие на груз вин для «Покусанного дворянина», а также бандиты, напавшие на банна! Выдайте виновных, и можете продолжать… что тут у вас происходит!
— Банна? — Каллиан ощутила подбирающуюся к горлу тошноту.
— Это банн Воган, — шепнула Шианни. — Ублюдок…
— Я думаю, вы сможете откупиться, — процедил тот, подъехав к помосту. — Но на этот раз парой девок не отделаетесь.
Стражи сомкнули кольцо. Сорис охнул за спиной Каллиан, но она не успела оглянуться, чтобы узнать, почему: хватка Нелароса ослабла, а мир перед ней поплыл, темнея.
Последним, что она услышала, теряя сознание, был возмущенный крик Матери Боанн.
3. Самый простой путь
« Пускай впереди меня только тьма,
Но Создатель направит меня.
Мне не суждено скитаться по неверным дорогам Загробного мира,
Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы,
И ничто, сотворённое Им, не будет утеряно». ©
Но Создатель направит меня.
Мне не суждено скитаться по неверным дорогам Загробного мира,
Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы,
И ничто, сотворённое Им, не будет утеряно». ©
— Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня… Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы…
Каллиан поморщилась, не открывая глаз. Затылок саднил. Думать было больно. Ее подташнивало. Она замерзла. Под щекой, больно впиваясь в кожу чем-то металлическим, лежала ткань.
Кто-то приглушенно рыдал совсем рядом, и каждый звук острым жалом впивался в голову.
— Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня…
Она, наконец, узнала голос. Нола. Подруга невесты, стоявшая рядом на помосте… совсем рядом…
— Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы…
С трудом согнув затекшую руку, Каллиан приподнялась, осторожно открыв глаза. Мир казался пронзительно-ярким, и ей пришлось некоторое время просидеть, привыкая к нему.
Она лежала на чьем-то плаще, расстеленном прямо на каменном полу. Как оказалось, в щеку впивалась медная фибула — украшение для праздничных дней… Сидевшую рядом зареванную девушку Каллиан не знала, но помнила, что иногда виделась с ней в пекарне. Еще одна — кажется, ее звали Линой, — сидела в углу, обхватив колени руками, и раскачивалась взад и вперед, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг.
— Хорошо, что ты очнулась… наверное.
Обернувшись на тихий голос, Каллиан увидела Айсу — та пыталась улыбнуться, но в ее глазах, опухших от слез, застыл ужас. Убедившись, что Каллиан действительно ее слышит, Айса добавила:
— По крайней мере, пока ты была без сознания, у тебя было больше шансов на лучший исход.
— Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня…
— Кто знает, — Каллиан села, сжав ладонями виски. Голова гудела и весила, пожалуй, больше нужного. — И давно она… так?
Она глазами указала на Нолу, стоявшую на коленях под узким окошком у самого потолка. Айса покачала головой, прикрыв глаза:
— Минут… десять? Двадцать? Прости, тут немного неудобно считать минуты. Нола молится не переставая с тех пор, как перестала молча пялиться в стену.
Каллиан несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь справиться со снова накатившей тошнотой. Девушка, сидевшая рядом, произнесла тихо, почти шепотом:
— Слишком резко.
— Что? — Каллиан повернулась было к ней, но тут же пожалела об этом: на пару мгновений по вискам и лбу прокатилась волна боли, а уши будто плотным слоем грязи заложило.
— Ты двигаешься слишком резко, — повторила девушка, дождавшись, когда Каллиан начнет дышать ровно. — Прислонись...
Она жестом позвала Айсу и помогла Каллиан пододвинуться к стене.
— Спасибо. Спрошу очевидное: нас похитили?
Обе девушки кивнули.
— Только нас пятерых?
— Нет… Еще Шианни. Но ее увели первой.
У Каллиан противно похолодело внутри, когда она вспомнила о прилетевшей в голову банна бутылке:
— Ее…
— Не убьют, — Айса поморщилась, передразнивая чьи-то слова. — «Много чести». Им.. «просто» нужны были «девки для развлечения». На ней, кажется, собрались сорвать злость, но… не больше. Надеюсь.
— Просто, — Каллиан почувствовала, как ее начинает трясти; закончила фразу она уже срывающимся голосом, — для развлечения?!
— Это значит…
— Я знаю, что это значит, — теперь ее била крупная дрожь. — Это… Эти…
Не закончив, Каллиан оглушительно, болезненно расхохоталась, закрыв лицо руками. От громкого звука виски сдавило, но она была не в силах остановиться.
Большой день. Светлое будущее.
Один ублюдок.
Кто-то осторожно обнял ее, и, подняв голову, Каллиан встретила мягкий, понимающий взгляд Айсы. Где-то на дне ее зрачков все еще жил страх, но, похоже, Айса смогла от него отстраниться. Этому кое-как сумевшая замолчать Каллиан могла только позавидовать.
— А остальные?
— Гости?
Она кивнула.
— Никого не убили, если ты об этом. Испугали разве что. Может быть, немного покалечили, пока раскидывали толпу в стороны. Кто-то, кажется, пытался им помешать, но… Где эльфы, а где десяток вооруженных стражников во главе с банном.
— Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы…
— Во имя Андрасте, да заткнись ты уже! — неожиданно зло бросила Айса Ноле, подскочив на ноги и сжав кулаки. — И без твоей бубнежки тошно!
Нола отшатнулась, втянув голову в плечи и закрывая голову руками. Айса сплюнула, шагнув вперед…
Каллиан сделала глубокий вдох. Затем еще один. Ее все еще трясло, и единственным желанием было снова потерять сознание, чтобы очнуться, когда все закончится: рядом будут отец и — можно ли уже так его называть? — муж, а произошедшее покажется чем-то очень, очень далеким. Только сознание не спешило ее покидать. Так что пришлось взять себя в руки и сделать хоть что-то, чтобы справиться с ситуацией. Если с ней вообще можно было справиться.
— Какой у нас план? — стараясь говорить ровно, спросила она у Айсы.
Та остановилась. Обернулась. Успокоившись так же резко, как пришла в ярость, она задумалась на мгновение, а затем только грустно покачала головой, садясь обратно. Но зато ответила все та же тихая девушка, имени которой Каллиан не знала:
— План? Вести себя мило и делать то, что потребуется. Тогда нас, скорее всего, отпустят и… все снова будет в порядке.
Воцарилась тишина, в которой отчетливо слышалось, как Нола продолжает шептать слова молитвы. Каллиан задумалась. План был… глупым. Но при этом в нем была своя логика, с которой можно было считаться: зачем нарываться на большие неприятности, пытаясь противостоять банну, если можно отделаться «малой кровью»? Потерпеть немного и вернуться домой. Это ведь так просто.
Но просто было только на словах: в самой Каллиан что-то противилось даже мыслям о подобном подчинении. Подумав о том, как ее будут лапать люди банна или даже сам Воган, Каллиан вздрогнула от отвращения.
С другой стороны, что она может сделать, чтобы не допустить этого…
— Да! — неожиданно подала голос Лина. — Отпустят! Наиграются и отпустят, это ведь так просто…
— Дуры, — снова сплюнула Айса.
— А ты что хочешь? Сражаться с людьми Вогана? Голыми руками? На здоровье, как только останешься здесь одна. А мне нужно вернуться к младшему брату. Кто о нем позаботится, если меня тут зарежут из-за твоей дурости? — тихая девушка грустно усмехнулась.
— А у меня… дочь… — всхлипнула Лина. — Я уж лучше… все, что потребуют… Только бы вернуться…
— Да вас с тем же успехом распнут там, — Айса кивнула головой на дверь. — Или еще веселее: обрюхатят и прибьют, как только поползут слухи о том, как вы в подоле принесете детей из нашего «плена».
— Надо бежать, — неожиданно для себя подала голос Каллиан. — Сдаться, конечно, соблазнительно, но…
— Куда бежать? — Лина поднялась и подошла ближе. — Ты ориентируешься в этом месте?
— Нет, но…
— Может, у тебя тут друзья, которые покажут дорогу из замка? Или ты обладаешь скрытым магическим даром? Ну, который позволит раскидать вооруженную стражу по углам?! — с каждым словом Лина повышала голос, в конце сорвавшись на крик.
Каллиан молча покачала головой, но потом ее осенило:
— Мы можем оглушить первого, кто сунется за эту дверь и отобрать его оружие! А потом…
— Тебя убьют в первом же коридоре, — закончила Лина уже бесцветным голосом. — А, может, и нас тоже. За компанию. Их, знаешь ли, больше. И никакие уроки твоей матери не помогут тебе пробиться сквозь десяток-другой стражников с арбалетами.
Вместо ответа Каллиан опустила взгляд. После этих слов ею окончательно завладела странная апатия. Она не могла — или не хотела — продолжать этот разговор, ведущий в тупик; не могла — или не хотела? — найти в себе силы спорить. Мир неожиданно сжался до небольшой точки на полу, в которую Каллиан уставилась. За ее пределами перестали существовать банн Воган с его ублюдочными желаниями, каморка с напуганными девушками, сама Каллиан…
— А я лучше умру, — процедила Айса, поднимаясь на ноги и подходя к двери, выбирая позицию.
— Ну и дура, — Лина прислонилась к стене, нервно обхватив себя руками.
Больше никто не произнес ни слова. Айса переминалась с ноги на ногу, прислушиваясь к шагам в коридоре. Нола перестала молиться, но продолжала лежать, сжавшись в комок. Лина и тихая девушка просто… ждали, словно уйдя глубоко в себя. А Каллиан, заставив себя собраться с мыслями, разрывалась между желанием помочь Айсе и страхом.
Она боялась за себя. За Шианни, о судьбе которой не знала ничего. Боялась неожиданной мысли о том, что их сопротивление может поставить под угрозу весь эльфинаж, и простым увеличением налогов они могут не отделаться. Но, в то же время, она с отвращением думала о том, чтобы подчиниться.
Каллиан не могла придумать ничего. Раз за разом задавала она себе вопрос: что дальше? И раз за разом он эхом отдавался в пустом сознании. Никакого «среднего» решения,
никакого безопасного пути. Эльфы не поднимут восстание против человека, «позаимствовавшего» несколько девушек — самим дороже.
Спасти их может только чудо.
Но чудес не бывает, они — удел сказочных героев, о которых любила рассказывать детям Каллиан. А в жизни…
Дверной засов с грохотом отъехал в сторону, и в комнату вошел стражник, ведущий перед собой бледную, растрепанную Шианни.
Айса прыгнула на него, пытаясь сбить с ног.
Шианни упала, едва успев выставить вперед руки.
Стражник покачнулся, пытаясь стряхнуть с себя Айсу.
Каллиан поднялась было — не то, чтобы помочь ей, не то, чтобы броситься к Шианни, — но не успела сделать ни того, ни другого: второй стражник, вбежавший в комнату, резким движением достал из ножен кинжал и без лишних движений всадил его под лопатку Айсе. Она ослабила хватку, рухнув на пол. Попыталась что-то сказать. Ее губы, дрожа, растянулись в улыбку, и она затихла, стекленеющими глазами уставившись в потолок.
— Твою мать, — второй стражник вытер кинжал о ее платье. — Еще герои есть?
Девушки замерли. Каллиан рухнула на колени напротив Шианни, в оцепенении разглядывая кровь, растекающуюся под Айсой, и не в силах сказать хоть что-то. По коже пробежали мурашки, горло пересохло и живот скрутило ледяной болью.
— Значит, нет, — буркнул все тот же стражник, убирая кинжал. — Падаль уберем позже. Ты и ты!
Он ткнул пальцем в прижавшихся друг к другу Лину и тихую девушку:
— Идете со мной. Придется пахать за троих, — он глухо хохотнул, но продолжил совершенно спокойно. — И без фокусов, а то закончите в выгребной яме.
Они затравленно кивнули, мелко засеменив к стражникам. Ни одна не оглянулась на тех, кто остался: обе смотрели в пол. Проходя мимо Айсы, Лина сжала кулаки, но этим ее реакция и ограничилась.
— А вы готовьтесь, — первый стражник, наконец, подал голос. — Сможете поднять настроение гостям — может, еще и в плюсе выйдете отсюда.
Дверь захлопнулась.
4. Боль
«Господин Воган всегда творил бесчинства. Он подбрасывал раздутые трупики мышей в карманы моих девочек. Подменял ключи, которые они на мгновение
откладывали, на те, что раскалял на углях, и девочки обжигались. Как он смеялся, когда они вскрикивали! А если вы были эльфом, то помоги вам Создатель…» ©
откладывали, на те, что раскалял на углях, и девочки обжигались. Как он смеялся, когда они вскрикивали! А если вы были эльфом, то помоги вам Создатель…» ©
Нола тихо всхлипнула, сжавшись в комок где-то в углу:
— Создатель… направит… меня…
Слушая, как удаляются за дверью шаги стражи, Каллиан почти не дышала. Ее била крупная дрожь; вновь появилось чувство апатии, оцепенения, словно кто-то наложил сильное заклятие, превращающее все живое в камень. Ее — в первую очередь. Она даже не сразу различила тихий шепот Шианни:
— Какой же… ублюдок…
Каллиан попыталась сфокусироваться на ней, на ее голосе и боли, звучавшей в каждом слове, но вместо этого неотрывно смотрела на тело Айсы. Она знала, что все рано или поздно умрут. От болезни, старости, чьей-то немилости. Но еще никогда Каллиан не видела смерть так близко. Тем более — такую глупую и страшную смерть.
Шианни не то отошла, не то отползла в дальний угол и, закутавшись в плащ, принялась покачиваться из стороны в сторону, бормоча себе под нос проклятия. Нола снова принялась молиться. Сочетание их голосов, отчаяния и ненависти, мольбы и ругани действовали на Каллиан как заклинание — она все больше отстранялась от происходящего, не в силах ни найти выход, ни просто попытаться утешить Шианни. Воображение рисовало Каллиан самые разные картины того, что могло с той произойти за все это время, и у Каллиан не находилось слов, чтобы помочь ей справиться с этим. Утешить. Ободрить.
Она чувствовала себя совершенно беспомощной.
В какой-то момент мир вокруг нее перестал казаться реальным, а время застыло. Каллиан казалось, что ее уносит течение: теплое и вязкое, парализующее тело и мысли. Бормотание Нолы, тихий голос Шианни, холодный пол и мертвая Айса совсем рядом — все выглядело таким далеким и пустым. Вскоре Каллиан начало казаться, что происходящее — просто очередной не самый лучший сон, и она действительно вот-вот проснется дома под хохот Шианни и жужжание вездесущих мух. Разумеется, Каллиан вот-вот проспит собственную свадьбу. И только поэтому ей продолжает сниться этот кошмар.
Она должна проснуться. Просто… проснуться. Она тихо рассмеялась от облегчения и принялась до синяков щипать кожу запястий, пока дверь с грохотом не отворилась во второй раз.
Вздрогнув, Каллиан несколько раз моргнула, мучительно возвращаясь в настоящее. В комнату вошли двое стражников: один, поморщившись, ухватил тело Айсы, перекинув его через плечо, как мешок. Второй встал перед Каллиан:
— Пошли.
— А?
— Поднимайся, говорю. И пошли, — он наклонился, хватая ее за локоть, и резко потянул на себя.
Каллиан кое-как встала, и на едва двигающихся ногах поплелась за стражником. Она пыталась было запоминать коридоры, которыми ее повели — замок банна был довольно большим, и, если вдруг ей повезет… Поморщившись, Каллиан вздохнула. Ей не повезет. Чудеса случаются только в старых сказках и выдуманных историях.
Проглотив вставший было в горле ком, она оглянулась, ища помощи в лицах слуг. Но встречавшиеся по дороге слуги, что люди, что эльфы, провожали ее одинаковыми взглядами — усталыми и полными сожаления, даже не пытаясь подать хоть какой-то обнадеживающий знак. Так что Каллиан очень скоро бросила эту затею. В какой-то момент она просто сосредоточилась на спине стражника, идущего впереди — видя, что она не пытается сбежать, тот лишь изредка оглядывался, проверяя, не отстала ли.
Апатия, полная неясной тревоги, мешала ей думать ясно.
Встряхнулась Каллиан только оказавшись перед массивной дверью, когда стражник нетерпеливо побарабанил по дереву кулаком:
— Свежая!
Втолкнув Каллиан в приоткрывшуюся щель, он громко зевнул и развернулся. Ушел он или остался в коридоре, Каллиан уже не узнала — дверь захлопнулась, и чьи-то руки подтолкнули ее вглубь комнаты, где, развалившись на постели, ее ждал Воган.
В комнате пахло вином, потом и чем-то еще, что Каллиан иногда чуяла в глубине эльфинажа, близ притонов. Здесь явно курили ту же гадость, что и там. Или не только курили…
От смеси запахов Каллиан начало подташнивать. Она чувствовала, как тело, то ли от все тех же запахов, то ли от неожиданно накатившей слабости, становится заторможенным, податливым… словно чужим.
— Раздевайся, — приподнявшись на локтях, вполголоса скомандовал Воган. Он улыбался, выжидающе разглядывая Каллиан. Она поежилась, перехватив его взгляд — так обычно на рынке смотрят на разделанные туши животных, выбирая кусок посочнее.
Каллиан вздрогнула и попятилась, чувствуя скручивающий внутренности холод. Воган перестал улыбаться. Зло сощурившись, он повторил, тщательно выделяя голосом каждое слово:
— Я. Сказал. Раздевайся.
Воган поднялся, разминая плечи и неотрывно смотря на замершую Каллиан. С каждым мгновением, что она не выполняла его приказа, парализованная страхом, на лице Вогана все сильнее и сильнее проступало раздражение, граничащее с ненавистью. Он прикрикнул
на нее, и у Каллиан подкосились колени. Она хотела было забиться в угол, спрятаться, слившись с полумраком комнаты, но вновь чьи-то руки подхватили ее и, встряхнув, поставили на ноги.
Она затравленно следила за ним, боясь пошевелиться. В ушах шумело. Каллиан показалось, что она неожиданно оказалась в стороне… вне собственного тела. Вот она смотрит, как раздраженный Воган приказал тому, кто стоял у двери, раздеть Каллиан; как с нее грубо сорвали одежду — красивые камешки вышивки со звоном рассыпались по полу. Воган говорил еще что-то, приказывал… но она, оглушенная происходящим, не могла разобрать слов, продолжая стоять, прижав к груди обрывок платья. Ни один из приказов Вогана не был исполнен, и его это злило все сильнее. В конце концов, он подошел к Каллиан и ударил наотмашь по щеке. Пронзительная боль привела ее в чувство настолько, что она смогла, наконец, уловить речь Вогана.
— …тварь! Я приказал тебе подойти!
— Я… — она попыталась сказать что-то, сама не понимая, для чего.
— На колени, — бросил Воган сквозь зубы, и Каллиан прикрыв глаза, повиновалась.
Ей неожиданно стало все равно, что с ней случится дальше. Словно все чувства и эмоции выжгло в один момент. И когда Воган, удовлетворенно кивнув, ткнулся членом ей в губы, Каллиан послушно открыла рот, не задумываясь о происходящем.
Ее сил хватало только на одну мысль: «Когда-нибудь все закончится». Спрятавшись за ней, Каллиан покорно делала то, что от нее требовали, вновь ощущая себя где-то вне собственного тела…
До тех пор, пока перед глазами не замаячила рукоять ножа для писем, лежавшего на небольшом столике возле кровати. Увидев «оружие», Каллиан неожиданно ощутила злость; там, где только что была пустота и слепая вера в то, что рано или поздно ее оставят в покое, появились отвращение и ярость.
Голова закружилась. Мир вокруг в очередной раз за вечер перестал быть реальным, но на этот раз Каллиан почувствовала себя… сильной. Почти всемогущей. Не задумываясь о своих действиях, она забилась в руках Вогана, царапаясь и пытаясь укусить его. От неожиданности он выпустил ее — и Каллиан схватила нож, отскочив к стене.
Издав тихий рык, Воган поднялся за ней. Каллиан крепче сжала свое «оружие» в дрожащих руках. Когда Воган подошел достаточно близко, она попыталась вогнать лезвие ему в живот — но тот даже не обратил на это внимания. Одним ударом он выбил нож из ее рук. Вторым — отвесил тяжелую пощечину, заставив Каллиан мотнуть головой и удариться затылком о камень стены.
— Мерзкая тварь, — выдохнул Воган, сжав ее горло. Перед глазами Каллиан поплыли цветные круги, медленно обволакивая все вокруг, а перекошенное от ненависти лицо Вогана начало расплываться…
…происходившее после Каллиан почти не запомнила. Разве что боль. Острую, не унимающуюся боль. А еще — тошноту и отчаянное желание умереть в то же мгновение.
И тускло блестевшее на полу лезвие ножа, так и не сумевшего ей помочь.
***
Она пришла в себя у ворот эльфинажа. Она знала это, потому что сквозь приоткрытые веки видела перед собой грязные старые бревна, знакомые до последней засечки. Дрожа от холода, Каллиан лежала в пыли, закутавшись в пропитанный засохшей кровью плащ, и беззвучно плакала, пытаясь не разжимать разбитые губы.
Кто принес ее сюда? Почему не бросили ее умирать в темницу или не вернули в комнату, где держали девушек? Никого не было рядом, чтобы дать ответ. Ни людей, ни эльфов. Куда делись Шианни и Нола? Ушли ли люди Вогана или все еще стоят где-то рядом, выжидая неизвестно чего? Каллиан не имела ни малейшего представления. Она даже не была уверена, сколько оставалось до рассвета.
И, на самом деле, ей было безразлично. Все, что она знала, и что действительно казалось важным — холодная земля, на которой она лежала, частично уняла боль. А с болью постепенно спадало и напряжение, оставляя Каллиан окончательно без сил. Ей все труднее было думать.
Она так устала. Так страшно, невыразимо устала, что не могла даже желать смерти. На это попросту не осталось сил.
Каллиан нужно было встать. Подняться, пройти несколько шагов и оказаться в безопасности среди «своих». Но она была не в силах этого сделать. Боялась того, что ей могут сказать. Того, как именно ей это скажут. Боялась расспросов, утешений, издевательств — всего. А потому Каллиан оставалась лежать в пыли, надеясь, что с первыми лучами солнца земля ее поглотит, окончательно избавив от боли.
Она так устала. И так хотела уснуть и никогда больше не просыпаться.
Кто-то крикнул совсем рядом, уронив что-то тяжелое на землю. Послышался тихий топот легких ног, чьи-то маленькие ладошки принялись тормошить Каллиан, заставляя пошевелиться. Она пыталась сжаться, избегая их, но настырные ладони все же доставали до нее, и каждое прикосновение отзывалось тошнотой. Она пыталась отодвинуться, отползти в сторону, но любое движение отдавалось нестерпимой болью во всем теле.
…так устала.
Наконец, кто-то поднял Каллиан с земли. Не в силах сопротивляться, она тяжело вздохнула… и потеряла сознание.
5. И жили они долго и…
«Помни, что наша сила в верности традициям и друг другу». ©
Высоко-высоко, над плотно прижатыми друг к другу крышами домов, всходило солнце, но Каллиан, сидевшая в дальнем углу пекарни, этого не видела — только догадывалась, что яркие лучи вот-вот дотронутся до верхушки венадаля. А после, буквально через пару часов, когда прогреется не только воздух, но и грязь под ногами, эльфинаж снова заполнят вонь и мухи. Жирные мухи, отвратительно гудящие и норовящие залететь в глаз. В последнее время Каллиан казалось, что все мухи летят исключительно к ней. Словно было в ней нечто особенно притягательное для мерзких насекомых. Каллиан чаще старалась купаться — или просто ополаскиваться, до крови скребя кожу, — но мух это не останавливало, как будто они чуяли что-то грязное глубоко внутри Каллиан. Может быть, в душе. Могут ли мухи чуять чью-то душу?..
Запах свежего хлеба усилился, и Каллиан встряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Печи перед ней дышали теплом, разгоняя утренний мороз. Зевающие эльфы, дожидавшиеся, пока приготовится хлеб, вполголоса болтали, обсуждая приехавшую в Денерим группу бродячих актеров. Кто-то сказал, что почти все артисты были эльфами, и в эльфинаже уже пару дней не утихали споры: заедут ли и сюда с каким-нибудь коротким представлением? Или посчитают, что в эльфинаже совсем ничего не заработать?
Каллиан не прислушивалась, сосредоточенно наблюдая за подрумянивающимся хлебом и с отвращением думая о шуме, который поднимется, если в эльфинаж все-таки заедут актеры; о том, как толпа соберется вечером у венадаля, жадно следя за происходящим на импровизированной сцене. И как в этой толпе кто-нибудь неизбежно кого-нибудь будет касаться. Хватать за руки, пытаясь пробраться вперед. Утыкаться носом в спину, споткнувшись...
Вздрогнув, Каллиан усилием воли запретила себе думать дальше. Глубоко вздохнув, она досчитала до десяти, разжала непроизвольно сжавшиеся кулаки и, не зная, чем занять голову, принялась вспоминать детские считалочки, пока хлеб в печи не показался ей достаточно пропекшимся. Вытащив его, Каллиан ловким движением обернула буханку в пару мешков и быстро прошла к выходу. Стук ее деревянных башмаков по полу казался слишком громким — Каллиан не поднимала взгляд, боясь, что на него обернулись все, — но с этим она пока ничего не могла поделать. Неларос обещал обить подошву остатками кожи, как накопятся, но когда это произойдет?
На выходе из пекарни она чуть не врезалась в пробегавших мимо детей. Рассеянно проводив их взглядом, Каллиан плотнее закуталась в плащ и пошла в противоположном направлении, нырнув в узкий переулок, ведущий напрямую к ее новому дому. После свадьбы Неларос обустроил кузницу с лавкой в одном из полупустых зданий, предыдущих жильцов которого унесло эпидемией. Поначалу жить там было страшно, но вскоре они привыкли — да и старейшина уверил всех, что болезнь отступила из эльфинажа и больше опасаться нечего.
Каллиан зашла с черного хода, ведущего в небольшую жилую комнату через стену от кузнечной лавки. До нее донеслись глухие голоса — кто-то пытался сбить цену, убеждая Нелароса, будто в изделии есть изъяны. Улыбнувшись, Каллиан положила мешок с хлебом на стол. Все знали, что ее муж был мягок в общении, но мало кто догадывался, что при этом было проще выпросить живую Андрасте у каменной скалы, чем добиться у него скидок. Поначалу из-за этого Неларос работал себе в убыток, но со временем случилось нечто необъяснимое: к ним стали все чаще заходить люди, не брезговавшие заглянуть в эльфинаж, и оставлявшие у кузнеца изрядные суммы. То ли слава о его изделиях разошлась так широко, то ли не обошлось без магии — Каллиан не слишком понимала, да и не хотела понимать такого неожиданного успеха.
Рассеянно прислушиваясь к тихому, уверенному голосу Нелароса и немного нервным ответам покупателя, Каллиан села на кровать, чувствуя очередной приступ усталости. В последнее время они случались все чаще, заставляя ее то замереть посреди улицы, забыв, куда она шла, то вот так сидеть часами на месте, дожидаясь неизвестно чего.
Наконец входная дверь хлопнула. Покупатель ушел. Каллиан, заставив себя подняться, осторожно заглянула в лавку.
— Ты вернулась, — улыбнулся ей Неларос, но даже не попытался шагнуть навстречу. Слишком хорошо помнил, наверное, как она в слезах вырывалась из его объятий в первые недели после свадьбы.
Каллиан чувствовала себя виноватой за это — они считались семьей, но она ни разу не подпустила мужа к себе. И при этом с благодарностью думала о том, что он не пытался принуждать ее ни к чему. Только улыбался грустно и просил не уходить далеко от кузницы.
— Да.
— Видела что-нибудь интересное?
Она задумалась, пытаясь воссоздать перед глазами все, что успела увидеть сегодня… и покачала головой, растерянно улыбнувшись. Каллиан не могла даже вспомнить, когда именно началось утро, — день для нее стал настоящим уже в углу пекарни, возле теплой печи. Неларос вздохнул:
— Что ж… надеюсь, вечер будет более занимательным. А теперь… мне нужно работать, моя дорогая.
— Конечно, — Каллиан пожала плечами и вышла, плотно затворив за собой дверь.
***
Она сидела на небольшой скамье у корней венадаля, рассматривая проходящих мимо эльфов. Они смеялись, переругивались, тащили подозрительного вида мешки куда-то, ловили детей, носящихся по узким улочкам, и отправляли их, недовольно морщившихся, с поручениями. Каллиан старалась запоминать происходящее. То и дело она ловила себя на
том, что не столько наблюдает за жизнью вокруг, сколько смотрит сама на себя со стороны, пытаясь отыскать любые, даже самые незначительные признаки того, что она переменилась — и тут же избавиться от них. С тех самых пор, как Неларос подобрал ее у ворот эльфинажа, Каллиан ощущала, что вместо нее из замка банна Вогана вернулся кто-то другой. Чужой. Пугающий. Совершенно пустой внутри, лишенный желания есть, спать… жить. И Каллиан, пугаясь этой всепоглощающей пустоты, всеми силами старалась от «чужого» избавиться, боясь, что его заметят другие, и, заметив, начнут задавать вопросы.
До сих пор никто, даже Цирион, не попытался узнать у нее, что произошло в день свадьбы. Шианни и Нола, вернувшиеся немногим позже Каллиан, мрачно молчали, но именно их молчание, вкупе с коротким известием о смерти остальных девушек, казалось, выдало много больше, чем любые слова, и теперь ни одна из них не могла пройти по улице без того, чтобы кто-нибудь не проводил ее полным скорби взглядом.
Каллиан такие взгляды вгоняли в глухую тоску. Они словно говорили: «мы видим, кто ты теперь». И от этого становилось совсем тошно.
— Привет!
Вздрогнув, Каллиан заставила себя повернуть голову. На нее смотрела раскрасневшаяся девочка, казавшаяся смутно знакомой.
— Привет?
— Как здорово, что я тебя поймала! — девочка чуть ли не прыгала на месте. — Ты все время так быстро ходишь, наверное, помогаешь Неларосу с работой?
Растерянно кивнув, Каллиан попыталась вспомнить, кем была эта девочка. А та, хлопнув в ладоши, попросила:
— А расскажи историю? Про Йодис! Оказывается, кроме тебя ее никто не знает, — она притворно надулась, но тут же улыбнулась. — Пожалуйста!
— Про Йодис?..
Каллиан наконец-то вспомнила ее. Нерия. Девочка, обжегшаяся о горячий хлеб. Захотевшая стать героиней, совсем как в древних сказаниях.
— Да! Про нее!
— Я… — задумавшись, Каллиан внимательно посмотрела на Нерию. И вспомнила стражника с окровавленным мечом, стоявшего над телом Айсы. Вспомнила пятно крови, расползающееся по полу и стекленеющие глаза, шепот молитвы и слезы… так много слез.
«Еще герои есть?»
Каллиан вздрогнула, услышав вопрос над самым ухом. И помотала головой:
— Нет, прости. Я не могу рассказать историю.
Улыбка сползла с лица Нерии. Казалось, она собирается расплакаться, но Каллиан не стала дожидаться этого. Поднявшись, она виновато развела руками и поспешила домой. За ее спиной все-таки раздалось несколько всхлипов, полных разочарования и обиды, но Каллиан не нашла в себе сил обернуться и сказать что-то ободряющее. И ускорила шаг.
Только придя домой она призналась себе, что вместо сожалений, смущения или неловкости она почувствовала лишь тяжелую усталость, распирающую ее изнутри.
***
«На колени».
Воган смеялся, наблюдая за ней. Приподнявшись на локтях, он полулежал в постели, выжидающе барабаня пальцами по матрасу. Но Каллиан не выполнила приказ. Вместо этого она рванулась к столику, хватаясь за нож, и с дикой улыбкой бросилась на удивленно застывшего Вогана, вгоняя лезвие в его мягкий, податливый живот. Тот хрипел, пытаясь подняться, но Каллиан навалилась на рукоять всем телом, с ненавистью кромсая подонка.
Стражник, стоявший у дверей, в испуге попятился, но не успел ничего сделать — она бросилась к нему, голыми руками сворачивая мерзкому человеку шею…
Открыв глаза, Каллиан несколько мгновений смотрела в темноту перед собой, пытаясь выровнять дыхание. Одеяло казалось мокрым от пота. Каллиан почувствовала, как по щекам скатываются мелкие слезинки.
— Снова кошмар? — Неларос, спавший на своей половине чутко, повернулся к ней. — Эй… только не молчи.
— Я… да, кошмар, — Каллиан закусила губу, чтобы не начать рассказывать, как она наслаждалась смертью Вогана во сне. Воображая, как могло бы все повернуться, найдись в Каллиан тогда хоть капля смелости, она раз за разом изобретала все новые возможности: то она, во главе всех похищенных девушек, сбегает из замка под видом слуг; то оглушает вошедшего стражника и, забрав его оружие, прорубает им путь на свободу. В своих мечтах она всегда находила Вогана — и без капли жалости убивала его, с каждым разом все более мучительно.
Иногда, как в эту ночь, ей было немного стыдно от того, что увиденные во сне страдания — такие настоящие, такие искренние! — почти заставляли ее возбудиться. А иногда даже в мечтах все вновь и вновь заканчивалось в пыли у ворот эльфинажа — и Каллиан плакала от бессильной злости на себя.
Она почувствовала, как Неларос заворочался, высвобождая из-под своего одеяла руку. Он наверняка хотел обнять ее. Или погладить по голове, пытаясь успокоить. Каллиан заранее сжалась, строго приказав себе вытерпеть прикосновение… и с удивлением поняла, что Неларос просто отвернулся к стене, тяжело вздохнув.
Может быть, он начинал ее ненавидеть? Злился на «бракованную» жену, волей судьбы доставшуюся ему? Каллиан не знала и боялась спрашивать, чувствуя, что каким бы ни оказался ответ, она не сможет его вынести.
Зажмурившись, она думала о тепле печи и треске горящих поленьев, шуме дождя и шепоте листвы венадаля, но перед глазами то и дело возникала мерзкая ухмылка Вогана. Каллиан почти научилась моментально отвлекаться от нее, представляя все, что угодно, от чавкающей под башмаками грязи до ярких тканей, увиденных на рынке.
Но иногда у нее не очень хорошо получалось.
И она продолжала беззвучно плакать. Совсем как тогда, лежа в пыли.
***
— Ты уверена?
Цирион с сожалением смотрел на стоящую перед Каллиан полную тарелку. Придя в гости к отцу, она даже не притронулась к еде, неловко улыбаясь и даже не пытаясь объяснить причин.
Не могла же она просто рассказать отцу, как тошно ей думать о еде, и как болит горло, когда она пытается съесть хоть что-то. Или, по крайней мере, Каллиан казалось, что оно болело: любая пища вызывала раздражение и долгий, надсадный кашель. Хотя в последнее время она делала успехи и ела жидкие каши. Но только дома и реже, чем следовало бы.
— Ох… как хочешь, конечно, но посмотри на себя, — проворчал Цирион, качая головой. — От тебя скоро совсем ничего не останется, даже тени. Ты разбиваешь сердце своего старика…
— Прости. Но я правда не хочу, — Каллиан, облокотившись на стол, запустила пальцы в волосы, стараясь не смотреть на отца. — Дело не в еде, ты бы не поставил мне что-то гадкое, но…
Цирион махнул рукой, убирая тарелку:
— Все в порядке. Не волнуйся так, я… я все понимаю? Только прошу, не замори себя голодом.
— Ни за что.
— Что же мне остается, кроме как верить в тебя?
Они помолчали, прислушиваясь к тишине. За дверью выл холодный ветер, гремя подхваченным где-то ведром, и Каллиан невольно поежилась, представив, насколько там должно быть холодно.
— Слышал, у Нелароса сейчас много работы? — осторожно поинтересовался Цирион, нарушив молчание.
— Да? Я думаю, да. Он стал больше времени проводить в кузнице, — Каллиан внутренне напряглась, ожидая продолжения.
— Рад за вас. Больше работы — больше прибыль. Может быть, вы сколотите неплохое состояние…
Улыбнувшись, Каллиан кивнула, стараясь ничем не выдать внезапно охватившего ее страха. Она не знала, действительно ли у Нелароса было много заказов, или он просто ушел в работу, стараясь избегать саму Каллиан. Думать об этом было тяжело, но она не могла отрицать и такой возможности. Может быть, у него появилась любовница? Настоящая, теплая и ласковая женщина, которая не оттолкнет его и не разбудит ночью громким стоном, полным боли… Но Каллиан никогда не видела женщин возле кузницы. Разве только покупательниц из людей — служанок или воительниц, пришедших за доспехом или крепким мечом. Не могла же одна из них?..
понедельник, 11 сентября 2017
Дорогие авторы Dragon Age BigBang 2017, напоминаем вам, что не позднее 23 часов 59 минут 15 сентября 2017 года вы должны прислать на email феста: [email protected] черновики своих работ. Объем черновика должен быть минимум 5000 (пять тысяч) слов.
С нетерпением ждем ваши черновики!
С нетерпением ждем ваши черновики!
@темы: райтеры, dragon age, 2017, организационное
понедельник, 31 июля 2017
Дорогие участники и читатели, оргкомитет Dragon Age BigBang приносит извинения за задержку с деаноном саммари. Позвольте вас заверить, что несмотря ни на какие сложности в реале второй ББ в ДА-фандоме будет проведен обязательно.
А у нас тем временем деанон саммари по авторам:
Саммари №1 — Автор: Неудачный день — Артер: Дежурный иллюстратор ДА БигБэнг
Саммари №2 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
Саммари №3 — Автор: LenaSt— Артер: Подлинный Коркоран
Саммари №4 — Автор: Веда — Артер: Nagi Frost
Саммари №5 — Автор: Toy_Soldier — Артер: bathsheb
Саммари №6 — Автор: Toy_Soldier — Артер: bathsheb
Саммари №7 — Автор: Astera Orey — Артер: KirioSanjouin
Саммари №8 — Автор: Некто в маске саирабаза — Артер: ноунейм
Саммари №9 — Автор: Tykki — Артер: KirioSanjouin
А у нас тем временем деанон саммари по авторам:
Саммари №1 — Автор: Неудачный день — Артер: Дежурный иллюстратор ДА БигБэнг
Саммари №2 — Автор: LenaSt — Артер: Подлинный Коркоран
Саммари №3 — Автор: LenaSt— Артер: Подлинный Коркоран
Саммари №4 — Автор: Веда — Артер: Nagi Frost
Саммари №5 — Автор: Toy_Soldier — Артер: bathsheb
Саммари №6 — Автор: Toy_Soldier — Артер: bathsheb
Саммари №7 — Автор: Astera Orey — Артер: KirioSanjouin
Саммари №8 — Автор: Некто в маске саирабаза — Артер: ноунейм
Саммари №9 — Автор: Tykki — Артер: KirioSanjouin
@темы: райтеры, dragon age, 2017, артеры, организационное
понедельник, 15 мая 2017
Дорогие все, настало 15 мая и мы выкладываем саммари. Уже занятые иллюстраторами помечены соответствующей отметкой.
читать дальшеСаммари № 1
Категория: слеш
Жанр: angst
Персонажи/Пейринг: основные – Каллен/Дориан
Саммари: Магистр Павус смог провести обряд над своим сыном, но результат оказался не таким как ему хотелось бы
Предупреждения/примечания: насилие, сексуальные домогательства, ООС и АU.
Саммари № 2 - занято
Категория: гет, джен
Жанр: АУ, трэш, черный юмор, приключения, драма
Персонажи/Пейринг: Инквизитор, Варрик Тетрас, Блэкволл и прочие члены Инквизиции, Самсон, Солас
Саммари: Уходить не хотелось. Но Инквизиция распущена, а значит, больше их ничего здесь не держит.
— Погодите...
Варрик вернулся, подобрал уголек и жирно, размашисто вывел на скайхолдских воротах
— Вот теперь все, — удовлетворенно заметил он, вытирая руку о дублет. — Можем выдвигаться.
Они успели сделать несколько шагов, прежде чем Блэкволл оглянулся, замер и недоуменно присвистнул: «Глядите-ка».
Поверх черной угольной надписи красовалась другая, вызывающе сделанная еще размашистее, кроваво и глянцево поблескивающая на солнце.
Предупреждения/примечания: насилие, нецензурная лексика, вольный ретеллинг «Проповедника» (Preacher)
Саммари № 3 - занято
Категория: гет
Жанр: романс, драма, PWP, UST
Персонажи/Пейринг: Рыцарь-командор Грегор/Солона Амелл, Каллен Резерфорд/Солона Амелл, Йован, Ульдред
Саммари: Солона Амелл влюблена в рыцаря-командора Грегора. Он храмовник, он рыцарь-командор Круга Кинлох, он годится ей в отцы, он ее первая любовь, от него будет зависеть ее жизнь во время прохождения Истязаний — в общем, ни единой причины не попытаться соблазнить его.
Предупреждения/примечания: NC-17
Саммари № 4 - занято
Категория: джен, прегет
Жанр: юмор, немного драма
Персонажи/Пейринг: ж!Сурана, м!Амелл, Йован, прочие обитатели Круга
Саммари: В Башне Круга магов должны царить порядок и спокойствие, на деле же все получается не совсем так. И во многом виноваты в этом сами ученики Круга. Например, Нерия Сурана очень старается не попадать в неприятности. Однако ее друзья – Дайлен и Йован – неприятности будто наоборот, только притягивают. И если этим троим станет известен секрет, способный перевернуть всю размеренную жизнь Круга, они, конечно же, поделятся им со своими наставниками-чародеями. Или нет.
Предупреждения/примечания: бытовая и не очень жизнь Круга, некоторые авторские допущения и оригинальные персонажи в умеренном количестве
Саммари № 5 - занято
Категория: джен со смесью слеша, гета и фемсеша
Жанр: экшн, приключения
Персонажи/Пейринг: м!Хоук/Фенрис, Мерриль/Изабелла, Себастьян/Андерс, а так же Варрик и Авелин
Саммари: Восемь незнакомцев из разных концов Солнечной системы внезапно обнаруживают психическую и эмоциональную связь друг с другом.
Предупреждения/примечания: sense8-AU, MassEffect-AU. Понатырено все, что гвоздями не приколочено. Графическое описание секса и насилия, мат.
Саммари № 6 - занято
Категория: слеш
Жанр: романс, ангст
Персонажи/Пейринг: м!Хоук/Фенрис, Варрик, Солас
Саммари: …И сказала гадалка ведьмаку: «Вот тебе мой ответ – обуй ботинки с подошвами железными, возьми в руку посох железный. Иди в тех железных ботинках на край света, а дорогу перед собой посохом ощупывай, слезой окропляй. Иди сквозь огонь и воду, не останавливайся, не оглядывайся. А когда сотрутся подошвы железные, изотрется посох железный, когда от ветра и жары иссохнут очи твои так, что боле ни одна слеза из них истечь не сможет, тогда на краю света найдешь то, что ищешь и что любишь. Может быть».
Предупреждения/примечания: AU-таймлайна Инквизиции. Вольное обращение с каноном. Я предупредила.
Саммари № 7 - занято
Категория: джен
Жанр: AU, постканон
Персонажи/Пейринг: ОМП, Корифей, Солас
Саммари: Пятьдесят лет после событий ДА:И. Корифей победил; центральная и северо-западная части Тедаса объединены под флагом Империума, вернувшегося к ценностям старого мира. Летописцы говорят про новый Золотой Век, но ходят слухи, что среди эльфов-рабов зреет новое восстание, и что все еще жив Фен'Харел, обещавший своему народу вернуть эпоху элвен.
Предупреждения/примечания: AU, постгейм
Саммари №8
Категория: джен, немного гета
Жанр: драма, ангст, дарк
Персонажи/Пейринг: ж!Табрис; Воган Кенделс/ж!Табрис
Саммари: Когда Табрис похищают с собственной свадьбы на утеху людям, она пытается бороться: за себя, за Шианни, за всех тех испуганных девушек, что оказались вместе с ней. Даже потеряв пришедшего на помощь СОриса в коридорах замка, даже увидев своего мертвого жениха, понимая, что выхода нет, она еще пытается бороться. Оказавшись под человеком, пытается. Увидев смутную надежду вырваться - пытается. Но у всего есть свой предел, за которым - только тьма, полная отчаяния и боли. И как ни пытайся выжить после, забыться, память - и не только она - будет преследовать всегда. До самой смерти.
Предупреждения/примечания: нон-кон, десфик, насилие, расчлененка, полный тлен
Саммари № 9 - занято
Категория: слэш в центре, остальное прилагается на фоне
Жанр: драма, повседневность
Персонажи/Пейринг: Железный Бык/Дориан, Адаар, Вало-Кас, разные другие.
Саммари: Кун учит, что вы обязаны занимать определённое место в жизни. Кун учит, что без Кун вы лишитесь любого места в жизни и, как следствие, разума. Кун учит, что Тал-Вашотов приходится уничтожать, как бешеных собак.
Давайте же поговорим об этом с тем, кто ещё вчера был Хиссрадом.
Предупреждения/примечания: В случае, если неписец сожрёт целиком, в качестве альтернативы хочу перевести There are no Electric Sheep under the Qun by coveredinfeels - Железный Бык/Дориан, АУ, кунарийские андроиды и разумные программы, моральные вопросы о том, что есть личность в искусственно созданной жизни.
читать дальшеСаммари № 1
Категория: слеш
Жанр: angst
Персонажи/Пейринг: основные – Каллен/Дориан
Саммари: Магистр Павус смог провести обряд над своим сыном, но результат оказался не таким как ему хотелось бы
Предупреждения/примечания: насилие, сексуальные домогательства, ООС и АU.
Саммари № 2 - занято
Категория: гет, джен
Жанр: АУ, трэш, черный юмор, приключения, драма
Персонажи/Пейринг: Инквизитор, Варрик Тетрас, Блэкволл и прочие члены Инквизиции, Самсон, Солас
Саммари: Уходить не хотелось. Но Инквизиция распущена, а значит, больше их ничего здесь не держит.
— Погодите...
Варрик вернулся, подобрал уголек и жирно, размашисто вывел на скайхолдских воротах
«Создателя нет, сучки!»
— Вот теперь все, — удовлетворенно заметил он, вытирая руку о дублет. — Можем выдвигаться.
Они успели сделать несколько шагов, прежде чем Блэкволл оглянулся, замер и недоуменно присвистнул: «Глядите-ка».
Поверх черной угольной надписи красовалась другая, вызывающе сделанная еще размашистее, кроваво и глянцево поблескивающая на солнце.
«ХРЕН ВАМ. Я ЕСТЬ»
Предупреждения/примечания: насилие, нецензурная лексика, вольный ретеллинг «Проповедника» (Preacher)
Саммари № 3 - занято
Категория: гет
Жанр: романс, драма, PWP, UST
Персонажи/Пейринг: Рыцарь-командор Грегор/Солона Амелл, Каллен Резерфорд/Солона Амелл, Йован, Ульдред
Саммари: Солона Амелл влюблена в рыцаря-командора Грегора. Он храмовник, он рыцарь-командор Круга Кинлох, он годится ей в отцы, он ее первая любовь, от него будет зависеть ее жизнь во время прохождения Истязаний — в общем, ни единой причины не попытаться соблазнить его.
Предупреждения/примечания: NC-17
Саммари № 4 - занято
Категория: джен, прегет
Жанр: юмор, немного драма
Персонажи/Пейринг: ж!Сурана, м!Амелл, Йован, прочие обитатели Круга
Саммари: В Башне Круга магов должны царить порядок и спокойствие, на деле же все получается не совсем так. И во многом виноваты в этом сами ученики Круга. Например, Нерия Сурана очень старается не попадать в неприятности. Однако ее друзья – Дайлен и Йован – неприятности будто наоборот, только притягивают. И если этим троим станет известен секрет, способный перевернуть всю размеренную жизнь Круга, они, конечно же, поделятся им со своими наставниками-чародеями. Или нет.
Предупреждения/примечания: бытовая и не очень жизнь Круга, некоторые авторские допущения и оригинальные персонажи в умеренном количестве
Саммари № 5 - занято
Категория: джен со смесью слеша, гета и фемсеша
Жанр: экшн, приключения
Персонажи/Пейринг: м!Хоук/Фенрис, Мерриль/Изабелла, Себастьян/Андерс, а так же Варрик и Авелин
Саммари: Восемь незнакомцев из разных концов Солнечной системы внезапно обнаруживают психическую и эмоциональную связь друг с другом.
Предупреждения/примечания: sense8-AU, MassEffect-AU. Понатырено все, что гвоздями не приколочено. Графическое описание секса и насилия, мат.
Саммари № 6 - занято
Категория: слеш
Жанр: романс, ангст
Персонажи/Пейринг: м!Хоук/Фенрис, Варрик, Солас
Саммари: …И сказала гадалка ведьмаку: «Вот тебе мой ответ – обуй ботинки с подошвами железными, возьми в руку посох железный. Иди в тех железных ботинках на край света, а дорогу перед собой посохом ощупывай, слезой окропляй. Иди сквозь огонь и воду, не останавливайся, не оглядывайся. А когда сотрутся подошвы железные, изотрется посох железный, когда от ветра и жары иссохнут очи твои так, что боле ни одна слеза из них истечь не сможет, тогда на краю света найдешь то, что ищешь и что любишь. Может быть».
Предупреждения/примечания: AU-таймлайна Инквизиции. Вольное обращение с каноном. Я предупредила.
Саммари № 7 - занято
Категория: джен
Жанр: AU, постканон
Персонажи/Пейринг: ОМП, Корифей, Солас
Саммари: Пятьдесят лет после событий ДА:И. Корифей победил; центральная и северо-западная части Тедаса объединены под флагом Империума, вернувшегося к ценностям старого мира. Летописцы говорят про новый Золотой Век, но ходят слухи, что среди эльфов-рабов зреет новое восстание, и что все еще жив Фен'Харел, обещавший своему народу вернуть эпоху элвен.
Предупреждения/примечания: AU, постгейм
Саммари №8
Категория: джен, немного гета
Жанр: драма, ангст, дарк
Персонажи/Пейринг: ж!Табрис; Воган Кенделс/ж!Табрис
Саммари: Когда Табрис похищают с собственной свадьбы на утеху людям, она пытается бороться: за себя, за Шианни, за всех тех испуганных девушек, что оказались вместе с ней. Даже потеряв пришедшего на помощь СОриса в коридорах замка, даже увидев своего мертвого жениха, понимая, что выхода нет, она еще пытается бороться. Оказавшись под человеком, пытается. Увидев смутную надежду вырваться - пытается. Но у всего есть свой предел, за которым - только тьма, полная отчаяния и боли. И как ни пытайся выжить после, забыться, память - и не только она - будет преследовать всегда. До самой смерти.
Предупреждения/примечания: нон-кон, десфик, насилие, расчлененка, полный тлен
Саммари № 9 - занято
Категория: слэш в центре, остальное прилагается на фоне
Жанр: драма, повседневность
Персонажи/Пейринг: Железный Бык/Дориан, Адаар, Вало-Кас, разные другие.
Саммари: Кун учит, что вы обязаны занимать определённое место в жизни. Кун учит, что без Кун вы лишитесь любого места в жизни и, как следствие, разума. Кун учит, что Тал-Вашотов приходится уничтожать, как бешеных собак.
Давайте же поговорим об этом с тем, кто ещё вчера был Хиссрадом.
Предупреждения/примечания: В случае, если неписец сожрёт целиком, в качестве альтернативы хочу перевести There are no Electric Sheep under the Qun by coveredinfeels - Железный Бык/Дориан, АУ, кунарийские андроиды и разумные программы, моральные вопросы о том, что есть личность в искусственно созданной жизни.
@темы: dragon age, 2017, организационное
понедельник, 08 мая 2017
Дорогие все, мы публикуем официальные правила проведения Dragon Age BigBang-2017.
Dragon Age BigBang-2017 (Биг Бэнг, ББ) — фест фанфиков размером от 10 000 (десяти тысяч) слов с обязательными иллюстрациями. В течение всего конкурса авторы пишут/переводят фанфики, артеры делают к ним иллюстрации, образуя, таким образом, мини-команды.
Фест не является конкурсом.
Требования к работам
К участию принимаются авторские фанфики и переводы, иллюстрациями к ним могут выступать рисунки, коллажи, клипы. Все работы должны относиться к сеттингу Dragon Age (включая игры, книги, комиксы и прочее).
1. И фанфики, и иллюстрации должны быть новыми, нигде ранее не публиковавшимися работами, созданными специально для ББ. Публикацией не считается выкладка черновиков текста в ограниченный доступ («под постоянных читателей» или «под избранное» ограниченным доступом не считается), но участие такого текста в любом случае должно быть согласовано с организаторами.
2. Объем авторских фиков и переводов должен быть не меньше 10 тысяч слов, для переводов считается количество слов в оригинальном тексте. Верхний порог – без ограничений.
3. Ограничений по объему для фанарта и клипов нет – это может быть как один рисунок, так и целая серия. Иллюстрации должны напрямую относиться к иллюстрируемому тексту.
4. Жанры, рейтинг, пейринги и категории – также без ограничений. Кроссоверы разрешены при условии, что центральное место в фанфике занимает сеттинг Dragon Age либо его персонажи. Работы могут быть представлены в соавторстве, количество работ от одного человека может быть больше одной.
5. Допускается участие со своим иллюстратором. В заявке на участие автор должен указать, есть ли у него иллюстратор, а иллюстратор должен указать есть ли у него автор.
6. В тексте фанфика не должно быть элементов, нарушающих правила дайри и законодательство Российской Федерации.
Сроки и порядок проведения
25 апреля в специально созданных для этого записях (одна – для авторов/переводчиков, вторая – для иллюстраторов) начинается прием заявок и продолжается по 14 мая включительно.
Образцы заявок будут указаны в постах.
Одновременно создается пост для читательских заявок. Те, кто желает принять участие в фесте, но испытывает кризис идей, могут обратиться к заявкам, предложенным читателями.
К 14 мая авторы и переводчики должны прислать саммари своих фиков на u-mail сообщества.
Саммари должно быть кратким и содержать несколько обязательных пунктов. В частности, оно должно содержать категорию (слэш, гет, джен, фемслэш), жанр (романс, драма, детектив и т.д.), пейринг/перечисление главных героев, предупреждения (АУ, ООС, насилие и т.д.).
Саммари должно выглядеть следующим образом:
Категория: (слэш, гет, джен, фемслэш)
Жанр: (романс, драма, детектив и т.д.)
Персонажи/Пейринг:
Саммари: (чтобы заинтересовать читателя)
Предупреждения/примечания:
Код:
15 мая состоится распределение саммари между иллюстраторами. Артер, первым подавший заявку, будет иметь преимущество перед остальными. Срок распределения может быть продлен.
Иллюстраторы могут иллюстрировать несколько работ, однако второй круг распределения саммари будет запущен 28 мая или после того, как все подавшие заявку иллюстраторы выберут по одной работе.
К 15 сентября все авторы/переводчики должны прислать на email феста [email protected] черновики, минимум 5 000 (пять тысяч) слов.
К 14 октября авторы/переводчики должны прислать на email феста [email protected] готовые работы (полный текст, не менее 10 тыс. слов).
Выкладка работ начнется 15 октября.
Расписание выкладок будет определено в сентябре.
Прочее:
Правила проведения могут дорабатываться и уточняться, о чем будет объявляться заранее.
Вступать в сообщество могут только участники и организаторы феста. Если хотите читать сообщество, добавьте его в избранное.
ПРАВИЛА:
Dragon Age BigBang-2017 (Биг Бэнг, ББ) — фест фанфиков размером от 10 000 (десяти тысяч) слов с обязательными иллюстрациями. В течение всего конкурса авторы пишут/переводят фанфики, артеры делают к ним иллюстрации, образуя, таким образом, мини-команды.
Фест не является конкурсом.
Требования к работам
К участию принимаются авторские фанфики и переводы, иллюстрациями к ним могут выступать рисунки, коллажи, клипы. Все работы должны относиться к сеттингу Dragon Age (включая игры, книги, комиксы и прочее).
1. И фанфики, и иллюстрации должны быть новыми, нигде ранее не публиковавшимися работами, созданными специально для ББ. Публикацией не считается выкладка черновиков текста в ограниченный доступ («под постоянных читателей» или «под избранное» ограниченным доступом не считается), но участие такого текста в любом случае должно быть согласовано с организаторами.
2. Объем авторских фиков и переводов должен быть не меньше 10 тысяч слов, для переводов считается количество слов в оригинальном тексте. Верхний порог – без ограничений.
3. Ограничений по объему для фанарта и клипов нет – это может быть как один рисунок, так и целая серия. Иллюстрации должны напрямую относиться к иллюстрируемому тексту.
4. Жанры, рейтинг, пейринги и категории – также без ограничений. Кроссоверы разрешены при условии, что центральное место в фанфике занимает сеттинг Dragon Age либо его персонажи. Работы могут быть представлены в соавторстве, количество работ от одного человека может быть больше одной.
5. Допускается участие со своим иллюстратором. В заявке на участие автор должен указать, есть ли у него иллюстратор, а иллюстратор должен указать есть ли у него автор.
6. В тексте фанфика не должно быть элементов, нарушающих правила дайри и законодательство Российской Федерации.
Сроки и порядок проведения
25 апреля в специально созданных для этого записях (одна – для авторов/переводчиков, вторая – для иллюстраторов) начинается прием заявок и продолжается по 14 мая включительно.
Образцы заявок будут указаны в постах.
Одновременно создается пост для читательских заявок. Те, кто желает принять участие в фесте, но испытывает кризис идей, могут обратиться к заявкам, предложенным читателями.
К 14 мая авторы и переводчики должны прислать саммари своих фиков на u-mail сообщества.
Саммари должно быть кратким и содержать несколько обязательных пунктов. В частности, оно должно содержать категорию (слэш, гет, джен, фемслэш), жанр (романс, драма, детектив и т.д.), пейринг/перечисление главных героев, предупреждения (АУ, ООС, насилие и т.д.).
Саммари должно выглядеть следующим образом:
Категория: (слэш, гет, джен, фемслэш)
Жанр: (романс, драма, детектив и т.д.)
Персонажи/Пейринг:
Саммари: (чтобы заинтересовать читателя)
Предупреждения/примечания:
Код:
15 мая состоится распределение саммари между иллюстраторами. Артер, первым подавший заявку, будет иметь преимущество перед остальными. Срок распределения может быть продлен.
Иллюстраторы могут иллюстрировать несколько работ, однако второй круг распределения саммари будет запущен 28 мая или после того, как все подавшие заявку иллюстраторы выберут по одной работе.
К 15 сентября все авторы/переводчики должны прислать на email феста [email protected] черновики, минимум 5 000 (пять тысяч) слов.
К 14 октября авторы/переводчики должны прислать на email феста [email protected] готовые работы (полный текст, не менее 10 тыс. слов).
Выкладка работ начнется 15 октября.
Расписание выкладок будет определено в сентябре.
Прочее:
Правила проведения могут дорабатываться и уточняться, о чем будет объявляться заранее.
Вступать в сообщество могут только участники и организаторы феста. Если хотите читать сообщество, добавьте его в избранное.
@темы: dragon age, 2017, организационное
воскресенье, 07 мая 2017
Несмотря на всевозможные трудности, неприятности, и прочие обстоятельства непреодолимой силы у авторов и оргкомитета, первый ББ в ДА-фандоме все-таки состоялся и был успешно завершен.
Можно было бы сказать, что первый блин получился слегка комом, но мы не станем так говорить, потому что по результатам нашего ББ-феста в фандоме добавилось сразу 13 (Тринадцать, люди!) замечательных больших текстов с иллюстрациями.
Это было замечательно, и мы обязательно продолжим. Тем более, что у фандома явно еще остался порох в пороховницах и ягоды сами знаете где.
Завтра будут опубликованы правила Dragon Age BigBang-2017, набор на который уже идет в постах ниже. А теперь, давайте еще раз вспомним тексты Dragon Age BigBang-2016
| Meraad astaarit, meraad itwasit, aban aqun | Автор: Молодой и Очень талантливый Иллюстратор: Фрейд-и-Лис Размер: 14 543 слова Категория: джен, проблески гета Жанр: драма, десфик, немного юмора, AU Персонажи/Пейринг: фем!Адаар, Железный Бык, ОМП, на фоне мелькают остальные Саммари: Мир огромен, и в этом огромном мире причудливо переплетаются десятки, сотни и тысячи судеб. У каждого есть свой предначертанный путь, своя роль, предназначение. Самое сложное — узнать его. И Хиира Адаар уверена, что свое она вот-вот поймет: все, что от нее требуется, — найти проводника |
| Не легко, но и не слишком сложно | Автор: youremyqueen Переводчик: Aniramka Иллюстратор: Morwgh Размер: 17294 слова в оригинале, 14776 слов в переводе Персонажи/Пейринг: Бык/Дориан, фем!Лавеллан, Сэра, Крэм, Лелиана, Варрик Категория: слэш Жанр: романс, драма Рейтинг: NC-17 Саммари: Из друзей с привилегиями Дориан и Бык становятся очень хорошими друзьями с очень хорошими привилегиями |
| День гнева | Автор: Astera Orey Иллюстратор: KirioSanjouin Размер: 48328 слов Персонажи/Пейринг: Прорицательница, Корифей, Архитектор + остальной Звездный Синод Категория: джен Рейтинг: PG-13 Саммари: 799 TE, год до начала Первого Мора, расцвет Империума Тевинтер. Сетий Амладарис, верховный жрец Думата, предлагает Звездному Синоду объединить силы, чтобы достичь Золотого Города, источника божественной силы и бессмертия. Замысел, что может обернуться равно величием и падением; замысел, который перевернет весь мир - искушение слишком велико. |
| Темные дороги | Автор: Веда Иллюстратор: Nagi Frost Размер: 34 582 слова Персонажи/Пейринг: ж!Хоук/Логэйн, Карвер, Инквизитор, ОМП, ОЖП, намек на ж!Хоук/Изабелла Категория: джен, прегет, намек на фемслэш Жанр: приключения, драма Рейтинг: PG-13 Саммари: С того момента, как была взорвана церковь в Киркволле, мир необратимо изменился. Мариан Хоук пытается жить дальше, покинув город и надеясь, что этим и собственным невмешательством хотя бы частично поможет остановить кровопролитие. Неожиданно она узнает о храмовниках из Киркволла, принимавших лириум подозрительного красного цвета. Вопреки своему нежеланию вмешиваться во что-то серьезное снова, Хоук берется узнать, откуда храмовники получают красный лириум. И у нее есть одно неприятное подозрение. |
| Демон | Автор: Мэй_Чен Бета: Paume Иллюстратор: ohmydragonlords & Mor-Rigan, Тай~, Oriental_Lady Размер: 17 882 слова Персонажи/Пейринг: м!Хоук/Фенрис, м!Хоук/Мэрриль, Андерс/Фенрис, намёк на Андерс/м!Хоук, Варрик, Изабела, Авелин, ОМП Категория: слэш Жанр: драма Рейтинг: NC-17 Саммари: Фенрис не может быть свободным с Хоуком. Андерс не может быть свободным со Справедливостью. Но вместе они обретают если не свободу, то хотя бы её подобие. По крайней мере, поначалу им так кажется. |
| Inqamerone | Автор: LenaSt Иллюстратор: bathsheb Размер: 10 200 слов Персонажи/Пейринг: Кассандра, ж!Лавеллан/Имшаэль, ж!Лавеллан/Солас фоном, Жозефина/Том Ренье, Сэра/Том Ренье, Каллен, Вивьен, Вдова Мантильон, Сэра/Том Ренье/Жозефина, Самсон/спойлер, намек на Варрик/Кассандра Категория: гет, фемслэш Жанр: романс, драма, PWP, AU Рейтинг: NC-17 Саммари: Сборник новелл неизвестного автора. Самые горячие и фривольные тайны Инквизиции, альковные секреты и интимные слабости. Из весьма заслуживающего доверия источника, пожелавшего скрыться за псевдонимом. |
| Дело о таинственном малефикаре | Автор: Ханна Нираи Иллюстратор: не предоставил иллюстрацию Размер: ~24 700 слов Персонажи/Пейринг: оригинальные персонажи Категория: джен Жанр: детектив Рейтинг: R Саммари: Перспективного студента денеримского магического университета по окончании учёбы распределяют работать в маленький городок в несусветной глуши, где даже в местной полиции храмовников-то всего две штуки. Казалось бы, впору сдохнуть от тоски… Но внезапно появившийся в городке практикующий малефикар губит этот план на корню. |
| Тот, кто услышал | Автор: yisandra Бета: Лайверин, Ханна Нираи Иллюстратор: Aihito Размер: около 16 тысяч слов Пейринг, персонажи: Фейнриэль/Орсино, Самсон| Мэддокс, Бетани, м!Хоук, Карвер, Арианни Категория: слэш Жанр: мистика с легчайшим налётом ужаса и драмы Рейтинг: R Краткое содержание: Будьте конкретней в своих молитвах, или вас услышит тот, кого вы вовсе не звали. |
| Все мы герои и все мы изменники | Авторы: holeeful, Элайджа Бейли Иллюстратор: Shoemaker Бета: 1-я часть Dr. Horrible, остальное в авторской редакции, извините Размер: ~75 200 слов Персонажи/Пейринг: Анжольрас/Грантер, практически все персонажи Les Misérables, а также Фиона, Рис, Адриан, камео Андерса Категория: мульти (джен, слэш, есть намёки на фемслэш, гет и полиамурные отношения м/ж/м) Жанр: эдвенчур, кроссовер, революция Рейтинг: R Саммари: Киркволльский Круг был не единственным, где восстали маги. Но кому есть дело до мелкого Круга в орлейской глуши? |
| Переписывая время | Автор: Неудачный день Бета: [L]Ара-Ара[/L] Иллюстраторы: Mor-Rigan, Morwgh Категория: слэш Рейтинг R - NC-17 Жанр: ангст, драма Персонажи/Пейринг: Каллен/Дориан Саммари: Старший явился из Чёрного города и заставил весь мир склониться перед собой. Небо разрывают раны, открывающие дорогу демонам, а земля и люди гибнут от красного лириума, прорастающего из них. И в этом умирающем мире альтус смог уговорить красного храмовника найти потерянный амулет и повернуть время вспять. |
| Бросить вызов льву | Автор: wargoddess Переводчик: Мэй_Чен Иллюстратор: ohmydragonlords Размер: 24179 слов в оригинале, 19 455 слов в переводе Персонажи/Пейринг: Каллен/Дориан, упоминается Дориан/Феликс. Категория: слэш Жанр: романс, драма Рейтинг: NC-17 Саммари: Как будто Дориан раньше не спал с кем-то, кто хочет его убить. Ха. |
| Выпускники | Автор: Loreley Lee Иллюстратор: Aihito Бета: старая кошёлка Размер: ~32 940 слов Персонажи/Пейринг: Андерс/фемХоук, Каллен/фем!Амелл, Йован/фем!Сурана, Алистер/фем!Сурана, Финн, Ирвинг, Грегор, Орсино, Мередит и другие Категория: джен, гет Жанр: МодернАУ, драма, романс, character study, slice of life, немного экшена и приключений Рейтинг: R Саммари: Пятого мора не было. Зато были реформы Верховной Жрицы Джустинии V. События происходят спустя шестьсот лет после Века Дракона. Выпускники Кинлоха - одного из лучших магических университетов Тедаса - после получения диплома должны три года отработать по распределению. Лучшие студенты имеют право выбирать первыми, кто-то заранее знает свою дальнейшую судьбу, а кому-то придется довольствоваться работой в глуши, где единственный целитель полагается на несколько деревень в радиусе десятка миль и эта должность вакантна уже несколько лет. Эта история - своего рода "срез поколения". |
| Меньшее зло | Автор: LenaSt Иллюстратор: Подлинный Коркоран Размер: ~11 000 слов Персонажи/Пейринг: Кассандра, Блэкволл/фем!Инквизитор, Солас, Варрик, прочие члены Инквизиции Категория: джен, гет Жанр: AУ, экшн, дарк, драма Рейтинг: R Саммари: "Есть Зло и Большее Зло, а за ними, где-то в тени, стоит Очень Большое Зло. И Очень Большое Зло, Геральт, это такое, что ты не можешь себе представить, хотя и думаешь, что уже ничто на земле не в силах тебя удивить. И иногда бывает так, Геральт, что Очень Большое Зло схватит тебя за глотку и скажет: "Выбирай, братишка, или я, или то, другое, чуток поменьше" (А. Сапковский «Меньшее зло»). |
@темы: dragon age, сводный пост, итоги, 2016, организационное
вторник, 25 апреля 2017
Итак, мы официально объявляем старт DA BigBang 2017!
Тема для подачи заявок авторами/переводчиками здесь.
Тема для подачи заявок артерами здесь.
Тема для читательских заявок здесь.
Правила в данный момент находятся в стадии переработки, однако изменения будут минимальными, так что вполне можно ориентироваться на правила прошлого года.
Мы ждём каждого из вас!
@темы: dragon age, 2017, организационное
В этом посте читатели могут оставлять свои заявки, а авторы и переводчики могут подыскать себе заявку для выполнения, если нет своей идеи, или она почему-то не нравится, либо если какая-то из читательских заявок приглянется больше, чем собственная идея.
Обращаем внимание читателей: Заявки, оставленные в этом посте НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНЫ к выполнению авторами/переводчиками. Автор/переводчик МОЖЕТ взять читательскую заявку, если она его заинтересует. Оставляя заявку в этом посте вы действуете на свой страх и риск, без каких-либо гарантий выполнения заявки.
Обращаем внимание читателей: Заявки, оставленные в этом посте НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНЫ к выполнению авторами/переводчиками. Автор/переводчик МОЖЕТ взять читательскую заявку, если она его заинтересует. Оставляя заявку в этом посте вы действуете на свой страх и риск, без каких-либо гарантий выполнения заявки.
@темы: заявки, 2016, читатели, 2017, организационное
UPD: В связи с производственной необходимостью недобором иллюстраторов, набор желающих иллюстрировать фики будет продолжен до 27 мая.
В этой теме принимаются заявки от иллюстраторов. Последний срок подачи заявки на участие — 14 мая (включительно).
Образец заявки:
Ник: Ваш ник
Как со мной связаться: e-mail/u-mail
Я собираюсь делать: вид иллюстрации к фанфику, который вы планируете выполнить (арт, клип, коллаж, косплей, крафт и так далее)
Автор: есть автор, с которым будете работать/нет автора
Количество фанфиков, которые хочу иллюстрировать: количество фиков, если уже решили, сколько будете иллюстрировать
Примечания к фанфику/фанфикам: любые предпочтения к иллюстрируемым работам - категория (джен, гет или слэш), жанры, предупреждения, кинки, персонажи/пейринги и так далее.
Если вы еще не определились с каким-либо пунктом, указывайте в заявке, что не знаете либо не решили. Определиться с работами можно будет после составления итогового списка саммари и начала распределения.
Если у вас уже есть автор, то тип иллюстраций можете не указывать.
В этой теме принимаются заявки от иллюстраторов. Последний срок подачи заявки на участие — 14 мая (включительно).
Образец заявки:
Ник: Ваш ник
Как со мной связаться: e-mail/u-mail
Я собираюсь делать: вид иллюстрации к фанфику, который вы планируете выполнить (арт, клип, коллаж, косплей, крафт и так далее)
Автор: есть автор, с которым будете работать/нет автора
Количество фанфиков, которые хочу иллюстрировать: количество фиков, если уже решили, сколько будете иллюстрировать
Примечания к фанфику/фанфикам: любые предпочтения к иллюстрируемым работам - категория (джен, гет или слэш), жанры, предупреждения, кинки, персонажи/пейринги и так далее.
Если вы еще не определились с каким-либо пунктом, указывайте в заявке, что не знаете либо не решили. Определиться с работами можно будет после составления итогового списка саммари и начала распределения.
Если у вас уже есть автор, то тип иллюстраций можете не указывать.
@темы: dragon age, 2017, артеры, организационное
В этой теме принимаются заявки от авторов и переводчиков. Последний срок подачи заявки на участие — 7 мая (до 23:59).
Образец заявки:
Ник: Ваш ник
Как со мной связаться: e-mail/u-mail
Я собираюсь делать: авторский фанфик/перевод
Иллюстратор: есть иллюстратор/нет иллюстратора
Количество фанфиков, которые хочу написать: количество фиков, если уже решили, сколько будете писать
Пейринги/персонажи: персонажи и пейринги, которые будут в вашем фанфике, если уже определились с ними
Примечания к фику/фикам: категория (джен, гет или слэш), жанры, предупреждения, кинки и так далее - любая информация о работах, которую хотите сообщить. Внимание! Саммари в примечаниях указывать не нужно — иллюстраторы будут выбирать из анонимного списка фанфиков и переводов.
Если вы еще не определились с каким-либо пунктом, указывайте в заявке, что не знаете либо не решили. Но вам необходимо определиться до крайнего срока подачи саммари — до 6-го мая включительно.
Если вы пишете в соавторстве, достаточно подать одну заявку на двоих, просто укажите в ней обоих авторов.
Образец заявки:
Ник: Ваш ник
Как со мной связаться: e-mail/u-mail
Я собираюсь делать: авторский фанфик/перевод
Иллюстратор: есть иллюстратор/нет иллюстратора
Количество фанфиков, которые хочу написать: количество фиков, если уже решили, сколько будете писать
Пейринги/персонажи: персонажи и пейринги, которые будут в вашем фанфике, если уже определились с ними
Примечания к фику/фикам: категория (джен, гет или слэш), жанры, предупреждения, кинки и так далее - любая информация о работах, которую хотите сообщить. Внимание! Саммари в примечаниях указывать не нужно — иллюстраторы будут выбирать из анонимного списка фанфиков и переводов.
Если вы еще не определились с каким-либо пунктом, указывайте в заявке, что не знаете либо не решили. Но вам необходимо определиться до крайнего срока подачи саммари — до 6-го мая включительно.
Если вы пишете в соавторстве, достаточно подать одну заявку на двоих, просто укажите в ней обоих авторов.
@темы: райтеры, dragon age, 2017, организационное
четверг, 23 марта 2017
Название: Меньшее зло
Автор: LenaSt
Иллюстратор: Подлинный Коркоран (Арт 1, Арт 2)
Бета: -
Размер: ~11 000 слов
Персонажи/Пейринг: Кассандра, Блэкволл/фем!Инквизитор, Солас, Варрик, прочие члены Инквизиции
Категория: джен, гет
Жанр: AУ, экшн, дарк, драма
Рейтинг: R
Саммари: "Есть Зло и Большее Зло, а за ними, где-то в тени, стоит Очень Большое Зло. И Очень Большое Зло, Геральт, это такое, что ты не можешь себе представить, хотя и думаешь, что уже ничто на земле не в силах тебя удивить. И иногда бывает так, Геральт, что Очень Большое Зло схватит тебя за глотку и скажет: "Выбирай, братишка, или я, или то, другое, чуток поменьше" (А. Сапковский «Меньшее зло»).
Предупреждение: нехронологическое повествование, насилие
Примечание : оммаж серии игр Dark Souls от From Software, откуда, в частности, автор бесстыдно позаимствовал целого персонажа
Ссылка на скачивание: doc | fb2 | pdf
Автор приносит извинения за задержку сроков выкладки текста.
Автор: LenaSt
Иллюстратор: Подлинный Коркоран (Арт 1, Арт 2)
Бета: -
Размер: ~11 000 слов
Персонажи/Пейринг: Кассандра, Блэкволл/фем!Инквизитор, Солас, Варрик, прочие члены Инквизиции
Категория: джен, гет
Жанр: AУ, экшн, дарк, драма
Рейтинг: R
Саммари: "Есть Зло и Большее Зло, а за ними, где-то в тени, стоит Очень Большое Зло. И Очень Большое Зло, Геральт, это такое, что ты не можешь себе представить, хотя и думаешь, что уже ничто на земле не в силах тебя удивить. И иногда бывает так, Геральт, что Очень Большое Зло схватит тебя за глотку и скажет: "Выбирай, братишка, или я, или то, другое, чуток поменьше" (А. Сапковский «Меньшее зло»).
Предупреждение: нехронологическое повествование, насилие
Примечание : оммаж серии игр Dark Souls от From Software, откуда, в частности, автор бесстыдно позаимствовал целого персонажа
Ссылка на скачивание: doc | fb2 | pdf
Автор приносит извинения за задержку сроков выкладки текста.
То, что когда-то было военным лагерем Инквизиции, догорало, охваченное сверхъестественным пламенем, рвущимся будто ниоткуда.
Сквозь дым Кассандра различила узкую согбенную спину Инквизитора. Эвелин Тревельян стояла на коленях, упираясь ладонями в растрескавшуюся от жара землю.
Совсем близко. Оглушенная, такая беззащитная.
Кассандра сжала рукоять меча. Один шаг, удар между лопаток, короткий и сильный, без замаха. Ей ничего это не будет стоить. Никто не узнает. Нужно было сделать это давным-давно, ошибки следует исправлять, пусть даже поздно.
Мгновения текли, медленно и неумолимо, отнимая крохи решимости.
«Сейчас или никогда», — подумала Кассандра. Рев боя ворвался в уши: треск горящего дерева, звон стали, хриплые голоса, стоны.
Она сделала шаг вперед.
— Если мы хотим сохранить и распространить влияние нашего ордена…
Кассандра украдкой огляделась, стараясь сдержать зевок. Заседание Совета продолжалось уже несколько часов кряду и порядком утомило, — никчемные пустопорожние разговоры. Для нее все было ясно как день: Инквизиция выполнила свою задачу, Инквизиция будет расформирована. Незачем создавать лишний очаг напряжения на и без того истерзанной политической карте. Кассандра поерзала, вспомнив гневные письма, которыми забрасывала ее неваррская родня. Все хотели знать, чем займется Инквизиция после победы над Корифеем. Всех интересовало, когда же будет нейтрализована эта молодая, но пугающе быстро нарастившая влияние организация.
— Кассандра?
Она пожала плечами. Ее мнение ни для кого не было секретом.
— Я за то, чтобы каждый из нас выбрал свой путь.
Лелиану было непросто сбить с толку.
— Важно, чтобы это было действительно наш путь, а не навязанный извне.
Кассандра перевела взгляд на Инквизитора Тревельян. Глаза Эвелин были пусты, мысли ее витали далеко отсюда. Кассандра могла бы поручиться, что так и есть — Инквизитор всегда мало интересовалась предложенными ей советами, теперь же ее обычная нервозность превратилась в равнодушную опустошенность. Казалось, она перестала обращать внимания на слова кого-либо из советников, только самой Кассандре иногда удавалось растормошить ее.
— Я считаю, что наша организация создавалась с определенной целью и теперь, когда смысл ее существования исчерпан, я не вижу…
Вынырнув из воспоминаний, Кассандра подошла к перилам, откуда был хорошо виден плац, на котором Каллен проводил последний смотр войск накануне сражения. Воспоминание о последнем относительно спокойном совещании советников всегда преисполняло ее жгучей досадой. Возможно ли было тогда достучаться до них, пробиться сквозь стену недоверия, уязвленной гордости и амбиций?
Если да, то в происходящем есть добрая доля и ее, Кассандры, вины. Стоило однажды встать на кривую дорожку «меньшего зла» и оказалось, что сойти с нее почти невозможно.
Кассандра впервые увидела Эвелин Тревельян на развалинах Конклава. В тот страшный день, когда привычная реальность треснула, прорвалась жутким зеленым нарывом. Разодранная одежда, мертвенно-бледное лицо, измазанное кровью и грязью, длинные темные волосы, кажущиеся седыми из-за покрывавшей их пыли, застывшие глаза. Позже Кассандра узнает, что остановившийся взгляд — воздействие лириумной настойки, но в тот момент ее охватил острый прилив жалости. Протянув руку, она подтащила Эвелин к себе, помогая встать на ноги, легонько встряхнула, пытаясь привести в чувство.
— Идти сможешь?
— Да. Кажется.
Глаза у нее были серые с расширенными зрачками и оттого кажущиеся черными, потрескавшиеся губы плотно сжаты. Широкие скулы, округлый подбородок, — обычное лицо, даже, наверное, миловидное, если стереть с него это ошеломленное, потерянное выражение.
Что-то странное творилось с ее левой рукой — от нее исходило призрачное зеленое свечение, точно от болотной гнилушки.
— Что это? — спросила Кассандра, осторожно прикасаясь к пораженной коже.
— Я не знаю, — Эвелин нахмурилась. — Не понимаю. Все как в тумане.
— Идем.
Постукивая пальцами по перилам в такт размеренному топоту сотен солдатских ног, Кассандра подумала, что на самом деле тогда, несмотря на страх и шок от случившегося на Конклаве, было намного легче, чем сейчас. Сиюминутные задачи: выжить, найти пристанище, пищу, воду — такие простые и понятные.
Голос Каллена, отдающего последние распоряжения заставил Кассандру поморщиться. Его решение вступить бой при Долах, укрепившись в предгорьях Морозных гор, вселяло тревогу. Она не разделяла его уверенности, но ничего не могла противопоставить в ответ: не Кассандра Пентагаст возглавляла пусть и поредевшее, но все еще сильное войско Инквизиции. Доводы командира были по-своему резонны — нельзя позволить взять Скайхолд в осаду, отрезав от дороги в низину. Но достаточно ли у них для этого сил? Теперь, когда Ферелден вынужденно отказал Инквизиции в военной поддержке, увязнув в огне охватившего страну мятежа — вся надежда оставалась на Орлей.
Попытки обсудить это с Эвелин стали настоящим мучением. На вопросы Кассандры она криво улыбалась и уходила от ответа, нянча искалеченную руку. Инквизитор явно что-то задумала, и, глядя на ее осунувшееся лицо с резкими складками в уголках губ, Кассандра понимала, что ничего хорошего ждать не приходится.
В этом была и ее, Кассандры, вина.
Свою первую ошибку, выбрав меньшее зло, Кассандра совершила, поддержав Эвелин Тревельян на посту Инквизитора. Спасительница, Вестница Андрасте, наделенная чудесным даром закрывать разрывы в кровоточащих небесах, — кого еще можно было представить на этом месте.
«Ты же понимаешь, она всего лишь символ. Все будет так, как решим мы», — Лелиана умела настоять на своем, и Кассандра скрепя сердце отдала Эвелин Тревельян инквизиторский меч.
Тревожный звоночек прозвенел уже во время вылазки во Внутренние земли. Испуганный разведчик, встретивший их в начале пути, взволнованно сообщил об исчезновении своей сослуживицы Риттс, которая отправилась патрулировать опасную зону.
— Я беспокоюсь за нее, — взволнованно твердил бедняга, сникая под взглядом Кассандры. — Она уже должна была вернуться.
— Мы проверим. — Кассандра подняла брови, дожидаясь утвердительного ответа Эвелин.
«Держись рядом, слушай меня, соглашайся», — таков был их уговор, когда стоя на руинах Конклава, испуганная и оглушенная Эвелин цеплялась за Кассандру, как за последнюю надежду.
Будучи правой рукой Верховной Жрицы Джустинии, Кассандра предпочитала держать под контролем все, что в ее силах. Метка на левой ладони Эвелин показалась ей тогда чудесным спасением, посланной самой Андрасте надеждой.
«Я не могу доверять ей, — пока не могу», — думала Кассандра, исподтишка наблюдая за Эвелин. Богатая семья и тесные связи с Церковью обеспечивали той определенное положение в обществе, но ходили слухи, что ничего, кроме беззаботной и роскошной жизни младшую Тревельян никогда не интересовало.
Эвелин послушно кивнула. Их маленький отряд углубился в зеленую рощу. Замыкающий процессию Варрик едва слышно хмыкнул:
— Хорошо идем. Прямо к ближайшей засаде.
— Я почувствую чужое присутствие, — безмятежно отозвался Солас.
Кассандра напряглась: эти двое, Эвелин и Солас, были для нее неиссякаемым источником беспокойства. Отступник и знатная девица, которая еще даже не приступив к служению храмовничьему ордену, заигрывала с лириумом, черпая в нем обманчивое могущество. Кассандра хорошо знала, что бывает с теми, кто попадает в зависимость от этого проклятия.
Звон мечей заставил их замереть на месте. Юркая фигура в темно-зеленой одежде металась между двух закованных в сталь храмовников, отчаянно уклоняясь от лезвий мечей.
Раздался резкий щелчок. Двойной оперенный болт пробил горло одного из храмовников, второй рухнул, объятый пламенем. С горестным всхлипом разведчица Риттс, как уже поняла Кассандра, бросилась на колени, склонившись над лежащей в траве женщиной в мантии. Плечо женщины было рассечено наискось, вокруг раны запеклась кровь.
Риттс выдохнула что-то вроде «Эльдредда», застыв над неподвижным телом.
— Отступница? — Эвелин выросла за ее спиной, внимательно всматриваясь в мертвое лицо. — Что она тут делала?
Риттс торопливо вскочила, опасливо поглядывая на новоприбывших. Слова благодарности, казалось, застревали у нее в горле. Кассандра окинула взглядом разоренную боем поляну: расстеленное покрывало, корзинка с провизией, опрокинутый оловянный кубок, из которого в траву стекала тонкая бордовая струйка.
Кассандра подняла брови. Понять, чем тут занимались Риттс и убитая отступница, было несложно.
— Поговорим в лагере, — бросила она. Не хватало еще обсуждать поведение разведчицы при всех.
Понурившись, Риттс бросила последний взгляд на тело подруги. Эвелин не двинулась с места. Ее темные брови сошлись, отчего переносицу пересекла вертикальная морщина.
— Это отступница.
— Да, — Кассандра нетерпеливо посмотрела на Риттс. — Нам нужно возвращаться в лагерь.
— Нет. Она не пойдет.
— Прости, что? — Кассандра не поверила своим ушам.
— Она устроила свидание, бросив пост и напарника. Нарушила приказ, подвергнув риску другого разведчика.
Эвелин отступила на шаг, смерив презрительным взглядом поникшую Риттс.
— Согласна, это неприемлемо. Мы обсудим это позже, в лагере, — с нажимом повторила Кассандра.
С усталым вздохом Эвелин вытащила из-за плеча один из своих парных кинжалов. Изогнутое синеватое лезвие хищно сверкнуло в лучах предзакатного солнца.
— Что ты делаешь? — Кассандра встала между нею и Риттс.
— Разве непонятно? — Эвелин крутанула кинжалом, разминая запястье.
— Ты собираешься убить ее за это?
— Собираюсь.
Варрик натужно закашлялся, пытаясь скрыть растерянность. Кассандра слышала прерывистое дыхание разведчицы за спиной. «Безумие какое-то, — думала она, глядя в остекленевшие глаза Эвелин. — Этого попросту не может быть».
— Я не думаю, что это правильное решение, — сказала она как можно более спокойным тоном. — Если ты поразмыслишь над этим, Эвелин, то поймешь, что я права. Мы можем использовать слабость Риттс, чтобы завербовать ее. Инквизиции пригодится ловкий шпион.
— Такой ловкий, что позволила быть захваченной врасплох, обжимаясь с отступницей?
В голосе Эвелин сквозило сомнение, но кинжал она все же отвела. Благодарная Риттс так назойливо пыталась поцеловать Кассандре руку, что пришлось оттолкнуть ее. Обратный путь до лагеря они проделали в полном молчании.
Последний перед сражением совет проходил, как всегда, в ставке командования. Невозмутимая Жозефина предупредила, что Инквизитор не сможет прийти. Кассандра заняла место за столом. Она редко присутствовала на советах, но сейчас был особый случай.
Каллен склонился над картой.
— Мы разместим требушеты здесь.
Он ткнул пальцем в точки на предгорьях Морозных гор.
— Тут, — он выделил участок карты ниже, — будет военный лагерь. Он и станет отправной точкой наших маневров.
На первый взгляд, план был неплох. Ударить по долийцам с фланга и тем самым зажать их в клещи между силами Инквизиции и отрядами императора Гаспара, которые выдвинутся из Халамширала и Вершиля.
— Если разместить резервный отряд здесь,— сказал Ренье, проведя на карте невидимую линию, — и отрезать эльфам путь к отступлению, эта победа может стать ключевой в этой войне.
Каллен согласно кивнул.
Кассандра отвела взгляд. Она считала, что Тому Ренье не место в Инквизиции, но Эвелин рассудила иначе. Она отличалась очень гибким пониманием справедливости, когда дело касалось ее личных привязанностей.
История с разведчицей Риттс оказалась лишь началом. Лелиана, самонадеянно предполагавшая, что им с Кассандрой без труда удастся направлять волю Эвелин в нужное русло, ошиблась. Шли дни, и Инквизитор училась пользоваться своей меткой, своей властью и своими привилегиями. Чтобы добиться нужного решения, Кассандре раз за разом приходилось убеждать и настаивать, но чем дальше, тем сложнее это становилось.
В тот день пустоши встретили их горячим ветром, секущим лицо мириадами раскаленных песчинок. Отряд был в пути уже несколько дней, все порядком устали и мечтали о возвращении в Скайхолд, чтобы хоть немного передохнуть.
Разведчики донесли о двух разрывах на расстоянии дня пути друг от друга, и следовало поторапливаться, — разверстая брешь исторгала из своего чрева демонов и призраков, которые наводняли окрестности. Эвелин приложила ладонь к глазам, вглядываясь в горизонт. Капельки пота стекали по ее лицу, оставляя серые дорожки на запыленной коже.
Перед ними лежал оазис, где можно было устроить привал и напоить лошадей. Кассандра успела распорядиться, чтобы их расседлали и соорудили временную стоянку, когда выяснилось, что Эвелин нигде не могут найти.
— Я не видел, чтобы Инквизитор покидала лагерь, — сообщил один из часовых.
Ее лошадь мирно щипала траву, освобожденная от седла и заскорузлых от пота поводьев.
— Не беспокойся, Искательница, — пробормотал Варрик, блаженно раскинувшись на расстеленном одеяле, подставляя солнцу лицо и волосатую грудь, видневшуюся в расстегнутом вороте дублета. — Ты же у нас мастер докапываться до сути. Посмотри, кого еще нет, и все поймешь.
Отряд был слишком мал, чтобы долго раздумывать. Кассандра поймала насмешливый взгляд Соласа и почувствовала себя круглой дурой. Варрик приоткрыл один глаз.
— Ты правда не знала? Мне казалось, как поклонница моего творчества ты должна была оказаться прозорливее.
— Ясно.
Кассандра отошла в сторону и села на камень, надеясь, что не покраснела. Время текло, как песчинки между пальцами, но Эвелин все не возвращалась. Варрик дремал, Солас, укрывшись в тени, сосредоточенно водил рукой над верхушкой посоха, что-то шепча на незнакомом Кассандре языке.
«Если что-то случится с обладательницей метки, — думала Кассандра, напряженно терзая рукоять меча. — Мы обречены. Мы все обречены».
— Я поищу их, — сказала она, вставая и с надеждой глядя на спутников. — Нужно убедиться, что Эвелин в порядке.
Варрик хмыкнул, Солас предпочел сделать вид, что не слышит. Кассандра прижала ножны к бедру. Оазис тянулся примерно на полмили, небольшая роща, водопад, скрытый под сенью деревьев и водоем, от которого исходил пьянящий запах чистой свежей воды.
Кассандра обогнула развалины, состоящие из нагромождения крупных желтых валунов, густо покрытых мхом, то и дело окликая Эвелин.
Чуть дальше, за островком зелени тянулась длинная песчаная полоса, за которой виднелся каменистый обрыв. Мысленно прокляв и Эвелин, и равнодушных спутников, Кассандра направилась туда, увязая в сыпучем песке.
— Эвелин? — позвала она, охваченная тревогой и раздражением. — Эвелин!
Дойдя до края обрыва, Кассандра остановилась, глядя вниз. Источенные временем и ветрами камни лестницей спускались к крохотной бухте, укрывшейся между полуразрушенных стен какой-то древней постройки.
Кровь застучала в висках. Эвелин была там, на прозрачном и чистом мелководье. Она и страж Блэкволл.
Их обнаженные тела ритмично двигались, как одно целое. Широкая спина Блэкволла блестела от пота, под белой кожей бугрились мускулы.
— Ну как, интересно? — с любопытством спросил неслышно подкравшийся Варрик. — Пусти, я тоже хочу посмотреть.
Кассандра с трудом удержала равновесие. Из-под подошв посыпались мелкие камешки, и их тихий дробный стук показался ей громыханием требушетных ядер.
— На карте все ваши планы выглядят хорошо, — резко сказала Кассандра, оборвав поток собственных мыслей. — Но так ли будет на самом деле?
— Мы имеем дело с Соласом, — согласилась Лелиана. — Это слишком опасно. Не лучше ли сосредоточиться на укреплении Скайхолда и обойтись силами диверсионных отрядов? Мы могли бы применить против эльфов их же тактику.
Каллен покачал головой.
— Ферелден охвачен мятежами. Если мы будем отсиживаться в крепости, то рискуем оказаться в окружении врагов. Осады мы можем не пережить.
— А еще магия,— добавил Ренье. — Я видел, что сотворил Солас с теми кунари, мы все это видели. Боюсь, стены Скайхолда его не задержат.
Он указал на линии, начерченные командором на карте.
— Я разделяю позицию Каллена. И я мог бы принять командование резервным отрядом, если позволите.
— Да, у тебя большой опыт организации засад, — не сдержалась Кассандра.
Ренье вздрогнул как от удара, от его щек отлила кровь.
— Как скажешь, Искательница Кассандра.
Он поднял ладонь, точно защищаясь, и Кассандра заметила выпуклый розовый шрам на его запястье, обычно скрытый рукавом гамбезона. Таких шрамов на теле Ренье были десятки, и она отвернулась, охваченная стыдом и отвращением, против воли вспомнив, как именно он получил эти отметины.
Эвелин сама настояла на том, чтобы суд над ее любовником, Томом Ренье, известным ранее как Серый Страж Блэкволл, состоялся сразу же, как только пленника доставили из Вал Руайо.
Кассандра поддерживала это решение. История предательства Ренье потрясла ее. И оттого, увидев, как с высоты своего инквизиторского трона Эвелин превратила суд в фарс, подарив Ренье прощение его лжи и участия в чудовищном преступлении, Кассандра пришла в ярость.
— Не найдешь для меня минуту? — окликнула она Эвелин, когда действо, названное судом, окончилось.
Эвелин, собиравшаяся было скрыться за дверью своих покоев, обернулась.
— Конечно, я вся внимание.
В молчании они вышли во внутренний двор, где пошли по дорожкам, стараниями Элан Вемаль обсаженным по обе стороны цветами и целебными травами. Заведя Эвелин за колонну в дальней части сада, Кассандра, недолго думая, высказала ей все, что наболело:
— Ты отдаешь себе отчет в том, что творишь, Эвелин? На глазах у всех ты оправдываешь и освобождаешь преступника, обманщика и предателя. Человека, который использовал тебя, чтобы укрыться от правосудия. Который втерся к нам в доверие и ежесекундно предавал его своей ложью.
Эвелин слушала ее внимательно, но взгляд ее был затуманен после приема лириума, — последнее время это случалось все чаще.
— Я ценю твое мнение, ты же знаешь, — ответила она, когда Кассандра сделала паузу в своей возмущенной речи. — У тебя все?
— Ты Инквизитор, Эвелин. — Кассандру злило, как легко та отмахнулась от ее слов. — Ты не можешь слепо следовать своим прихотям, как делала это в Оствике, ты обязана взвешивать свои решения, обязана быть ответственной. Какой пример ты подаешь своим людям? Ты должна, слышишь? Должна назначить наказание для Тома Ренье!
— Это тебя не касается, Кассандра. — Эвелин едва улыбнулась своим мыслям, явно теряя интерес к разговору. — Я поступлю с ним так, как посчитаю нужным.
— Ты сейчас издеваешься надо мной?
Кассандра понимала, что не стоит ввязываться в ссору с Эвелин, особенно когда та находится под воздействием лириумной настойки, — но ее уже несло.
— Я пытаюсь быть вежливой, Кассандра. Но как бы так объяснить, чтобы до тебя наконец дошло. Это я Инквизитор, а не ты.
— На самом деле ты была никем, Эвелин. Пока мы с Лелианой не сделали тебя Инквизитором, и в любой момент мы можем лишить тебя этого звания, помни об этом.
На самом деле Кассандра понимала, что кривит душой. Они с Лелианой передали бразды правления Инквизицией Эвелин Тревельян, потому что выбора у них не было. Для многих она являлась воплощенной надеждой в это страшное время. Вестницей Андрасте, отмеченной чудесным даром.
Эвелин побледнела.
— Никто — это ты, Кассандра. Стареющая неваррская ледышка, проводящая ночи в узкой постели в обнимку с варриковыми похабными книжонками, мечтая о большом твердом…
Звонкая пощечина оборвала ее на полуслове. На лице Эвелин, к мимолетному удовольствию Кассандры, отразилась растерянность.
— Прости, — с искренним раскаянием проговорила она. — Я не должна была.
Ошеломленная, Эвелин прижала ладонь к пылающей щеке.
— Прости, — повторила Кассандра, понимая, что и по ее собственному лицу разливается краска, словно это ее отхлестали по щекам.
Неловко повернувшись, она заспешила к выходу. В ту ночь Кассандра так и не смогла уснуть, лежа в темноте и черпая извращенное утешение в стыде и презрении к самой себе.
— Ты ударила Эвелин? Серьезно? — Варрик изумленно присвистнул.
Он заглянул к Кассандре утром, как частенько делал по дороге в «Приют Вестника», чтобы позвать ее составить ему компанию за завтраком.
«При виде тебя, Искательница, — говаривал он, — Кабо расцветает и выкладывает на тарелки самые лучшие кусочки. Чем я и пользуюсь».
— Серьезно, Варрик. И это было ужасно, мы ругались, как две рыночные торговки.
— Что же такого она тебе наговорила?
— Не имеет значения. Меня это не оправдывает, — Кассандра запнулась. — Да и ее тоже.
— Ладно, — сказал Варрик. — В конце концов, ничего страшного не произошло. Ну или, по крайней мере, ничего такого, что нельзя было бы исправить теплым молоком и свежими булочками.
В дверях «Вестника» они столкнулись с Блэкволлом — Кассандре все еще сложно было привыкнуть к его подлинному имени. Растрепанный, с воспаленными запавшими глазами, бледным до восковой желтизны лицом, он задел ее плечом и покачнулся, прошептав бессвязные извинения. Из бутыли, которую он держал в руке, на гамбезон выплеснулась резко пахнущая янтарная жидкость.
Кассандра придержала его за плечо, не давая упасть, и брезгливо посторонилась, давая ему дорогу.
— Набрался с утра? — предположил Варрик, протягивая Кассандре платок — несколько капель рома попали и на ее дублет.
— Не знаю, — пробормотала Кассандра, провожая пошатывающегося Ренье взглядом.
На руке, которой она коснулась его, осталось смазанное кровавое пятно.
— Стой!
Она догнала Ренье, развернула к себе. Так и есть: мутный от боли взгляд, который Кассандра по ошибке приняла за опьянение, темные круги под глазами, пересохшие, как от лихорадки губы. Рукава гамбезона были пропитаны кровью.
— Что-то с тобой не то, Герой, — Варрик подставил ему плечо, не обращая внимания на протесты.
Они с Варриком помогли Ренье дойти до конюшни и взобраться по лестнице. Уложив его на соломенные мешки, служившие постелью, Кассандра осторожно расстегнула гамбезон, разрезала мокрую от крови нижнюю рубаху и замерла.
— Дерьмо Создателя, кто это тебя так? — непривычно серьезно спросил Варрик.
На груди Ренье, на плечах, животе и боках виднелись глубокие порезы, образующие прихотливую вязь. Из-за сочащейся из ран крови Кассандра не сразу поняла, что этот рисунок имеет определенную закономерность. Лишь когда Варрик отыскал относительно чистую тряпицу и, смочив ее ромом, принялся осторожно промывать порезы, Кассандра поняла, что хаотичный на первый взгляд узор состоит из повторяющихся слов «Том» и «Ренье», соединенных между собой изящным росчерком.
Ренье покачал головой, давая понять, что не желает это обсуждать, и, отняв у Варрика бутылку с ромом, сделал большой глоток прямо из горла.
Как и следовало ожидать, дверь в инквизиторские покои оказалась заперта, но Кассандру это не смутило. Она знала, что Эвелин у себя и не собиралась уходить, не поговорив с ней.
Постучавшись, Кассандра прислушалась.
— Эвелин, пожалуйста, открой.
Стоящий напротив стражник с явным любопытством наблюдал за происходящим.
— Эвелин, я проведу перед твоими дверями столько времени, сколько тебе потребуется, чтобы меня выслушать.
Она было занесла сжатый кулак, чтобы постучать снова, – и еще сотню-другую раз, если нужно, – когда дверь приоткрылась.
— Искательница Кассандра.
— Что? — Кассандра раздраженно заложила руки за спину, оказавшись лицом к лицу с Ренье.
— Эвелин не сможет с тобой поговорить.
— Что с ней, ей хуже?
Кассандра боялась этого — приступы, связанные с нестабильностью метки становились все чаще.
— Ей нужен отдых. Завтра на рассвете мы возвращаемся в Халамширал.
Последнее время Эвелин предпочитала Скайхолду Зимний дворец, любезно предоставленный императором Гаспаром в ее полное распоряжение. Она сделала его своей личной резиденцией, и с точки зрения Кассандры в этом был смысл: Якорь становился все опаснее, если однажды Эвелин не успеет вовремя разрядить его, последствия будут ужасающими.
Для всех щедрость императора Гаспара, уступившего Инквизиции одну из лучших своих резиденций, выглядела проявлением благодарности за поддержку. Но Кассандра была одной из немногих посвященных, кто в точности знал, что случилось той ночью в Зимнем дворце.
Манера Лелианы врываться без стука стала привычной настолько, что заслышав звук открывающейся двери и легкие шаги за спиной, Кассандра молча пододвинула ей стул, не отрываясь от книги. Лелиана приглашением не воспользовалась, нетерпеливо остановившись возле стола.
— Великий герцог Гаспар де Шалон прислал официальное приглашение на императорский бал в Зимнем дворце.
Известие заслуживало внимания. Кассандра отодвинула от себя том в тяжелом, окованном металлом переплете.
— Как любезно с его стороны, в Скайхолде определенно не хватает развлечений. А что на самом деле?
— А на самом деле это переговоры. — Лелиана прошлась по комнате. — На кону стоит окончание многолетней борьбы между герцогом и императрицей Селиной. Это шанс для Инквизиции заполучить надежного союзника.
— И мы должны определиться, кого поддержим.
— Вариантов немного, — Лелиана нахмурилась. — Но хорошо то, что в каждом из них для нас есть свои преимущества.
— Императрица будет надежным и щедрым на золото союзником.
— А Гаспар окажет нам неоценимую военную поддержку.
Кассандра задумалась.
— Я не доверяю герцогу, — призналась она. — Он уже показал, каким вероломным может быть.
— Впрочем, как и Селина, — Лелиана потерла переносицу. — Они друг друга стоят. Нам нужно принять решение.
— Отправляйся за этим к Эвелин, — мрачно посоветовала Кассандра. — Не хочу тебя огорчать, но наша Инквизитор оказалась не такой покладистой, как ты думала.
— На самом деле я не особо беспокоюсь, — Лелиана надвинула капюшон. — Оба решения хороши по-своему. Хотя я все же предпочла бы иметь дело с Гаспаром.
Когда она ушла, Кассандра вновь раскрыла книгу, но сосредоточиться так и не сумела.
Зимний Дворец поразил Кассандру своим великолепием. Грандиозный и вместе с тем изысканный, выстроенный в подлинно орлейском стиле, — в нем почти варварская роскошь непринужденно уживалась с изяществом.
— Я не верю, что в Неварре нет ничего подобного, — насмешливо шепнула Лелиана, выходя из экипажа. — Неужто правящая семья ютится в сараях? Не разочаровывай меня.
— В Неварре вся роскошь принадлежит мертвым, — возразила Кассандра. — Живым приходится быть скромнее.
Они прошли сквозь ажурные ворота, пересекли ландшафтный парк и вошли во дворец, миновав стражу, облаченную в парадную униформу.
— Эвелин уже должна ждать нас, — Лелиана огляделась. — Где же она? Где Жози и Каллен? Они прибыли раньше, но это мы вынуждены топтаться у дверей бальной залы, точно прислуга в ожидании господ.
— Эвелин уже здесь. Сейчас нас представят императрице и двору, — Жозефина, словно материализовавшись из воздуха, заботливо расправила складку на кассандриной перчатке. — Ты знаешь, как это бывает.
Они с Лелианой обменялись понимающими улыбками. Поток бравурной музыки хлынул на Кассандру из распахнутых дверей. Лощеный герольд, объявлявший новоприбывших, даже не сбился, произнося ее полное имя.
Кассандра кожей чувствовала на себе изучающие взгляды придворных. Она знала это умение наблюдать исподтишка, которое в свете было доведено до искусства: стоит ей обернуться и все, что она увидит — это разодетых мужчин и женщин, всецело поглощенных беседой друг с другом.
Лелиана предупреждающе дотронулась до ее рукава.
— Миледи Флорианна, — она почтительно поклонилась.
Терпкий вызывающий аромат духов окатил Кассандру с головы до ног. Она поспешно последовала примеру Лелианы.
— Позвольте вам представить Кассандру Пентагаст, Искательницу Истины, советницу Инквизитора.
Герцогиня Флорианна де Шалон одарила Кассандру любезной улыбкой. Высокая и изящная, она неуловимо напоминала своего брата, Великого герцога Гаспара, — но больше осанкой и манерой речи, нежели лицом.
— Я много слышала о вас, Кассандра, безмерно рада наконец познакомиться. Но где же наша Инквизитор?
— Она еще успеет вам надоесть, Ваша Светлость, — натянуто улыбаясь ответила Лелиана.
Обмениваясь светски любезными фразами, они с Флорианной прошли вглубь бального зала, окруженные сопровождающими герцогиню дамами. Пристроившись в хвосте процессии, Кассандра сосредоточенно разглядывала замысловатую вышивку на подоле одной из фрейлин: жемчуг и золото. Орлейский двор дышал роскошью, питался ею, пил ее, точно цветок, посаженный в сухую почву, — воду.
Торжество было в самом разгаре. Лелиана и Жозефина незаметно исчезли, растворившись в сверкающей толпе. Кассандре казалось, что среди блеска драгоценностей, золотого шитья и инкрустаций она видит то и дело мелькающие рыжие волосы.
— Надеюсь, вы найдете возможность потанцевать, принцесса. — Тонкие губы Флорианны изогнулись в улыбке.
— О нет, — Кассандра покачала головой, игнорируя приглашающе протянутую руку, — никто не называет меня так, Ваша Светлость.
— Зря.
Флорианна пожала плечами, словно говоря «вам же хуже».
— Я наблюдала за вами, Искательница, вы словно не в своей тарелке.
— Так и есть.
Музыка стала оглушающей. Кассандру охватило дурное предчувствие, тяжелое и дергающее, как головная боль.
— Великий герцог просил передать, что задерживается, — сообщил запыхавшийся слуга.
Флорианна прикусила губу. Веер в ее руке дрогнул. Что-то было не так — Кассандра повертела головой, надеясь высмотреть в толпе кого-то из Инквизиции.
— Иди за мной, — прошипела за ее спиной Эвелин, не обращая внимания на удивленную герцогиню.
Она направилась к выходу, расталкивая собравшихся. Уже возле самой двери Кассандра бросила взгляд в сторону балкона, на окруженную свитой императрицу. Ей показалось, что Селина смотрит прямо на нее, подавшись вперед и опершись затянутыми в перчатки ладонями о перила.
— Да что происходит?
Кассандра шла быстро, но Эвелин все равно опережала ее на несколько шагов. Вслед им оборачивались. Маски покачивались, выражая недоумение.
Двери Зимнего дворца с глухим стуком захлопнулись за их с Эвелин спинами. Все так же не оглядываясь Инквизитор кивнула стражнику, одетому в цвета Великого герцога. К своему удивлению Кассандра узнала одного из солдат Каллена.
Тяжелые дубовые засовы легли в петли, запылали факелы. На стены полилось масло, в окна полетели камни, обмотанные горящим тряпьем и просмоленной соломой.
— Что тут происходит?
Эвелин цепко сжала ее предплечье.
— Идем же, Кассандра, экипаж ждет.
Дворец был окружен сплошной цепью солдат Инквизиции, переодетых в форму людей Гаспара де Шалона.
— Поверить не могу, — прошептала Кассандра.
В сгущающихся сумерках лицо Эвелин казалось бледным размытым пятном с черными провалами глаз.
— Зачем? Что тебе пообещал Гаспар?
Она скривилась.
— Не беспокойся, мы договорились. Он станет императором, как и хотел, но куда надежней скрепить союз кровью, а не чернилами.
Кто-то отчаянно колотил в запертую дверь изнутри. Огонь жадно вгрызся в створки двери, яростно побежал вверх, к стрельчатым окнам.
— Никого не выпускать.
Щелкнули пружины взведенных арбалетов, лязгнули извлеченные из ножен мечи. В ушах Кассандры звенели отчаянные крики гибнущих. Пламя лизало стены, рвалось в небо, окутывая величественный силуэт Зимнего дворца пеленой дыма.
Зимний Дворец был по-прежнему великолепен. Первое, о чем распорядился император Гаспар, — подобно Жюдикаэлю Первому, — отстроить все уничтоженное пожаром. Чтобы даже памяти о случившемся не осталось. Но пустынные дорожки в парке и тишина, висящая над слепо глядящими в небо статуями, не давала Кассандре забыть о той страшной ночи. Некогда прекрасный дворец теперь казался ей громадным некрополем коронованного мертвеца, восседающего на пепелище.
Опираясь на предплечье Ренье, Эвелин выбралась из кареты. Выглядела она плохо: исхудавшая, в уголках рта залегли резкие складки, заострившиеся скулы были обтянуты пергаментной кожей, в темных волосах виднелись белые нити седины. Левая рука в плотной кольчужной перчатке безжизненно висела вдоль туловища, полускрытая дорожной накидкой.
Но чудо, что она вообще держалась на ногах. Метка пожирала Эвелин Тревельян заживо, — даже теперь, когда на нее больше не воздействовала магия Соласа.
Это воспоминание Кассандра тоже охотно вычеркнула бы из памяти, если бы только могла. Вечер и ночь после встречи с новым Соласом — Фен'Харелом — даже мысленно она произносила это чужое и жуткое имя с осторожностью.
— Положите ее на постель, — скомандовала тогда Жозефина, распахивая двери. По ее смуглым щекам разливалась бледность, но привычная выдержка не изменила ей. Ренье, обезумевший, всклокоченный, в залитом кровью доспехе, покорно следовал за леди Монтилье, привлеченный ее уверенным тоном. Он никому не позволил нести Эвелин, и Кассандра, неотступно следуя за ним, молилась Создателю, чтобы это была все еще Эвелин, — живая Эвелин, а не ее бездыханное тело.
— Нужен лекарь, — прошептала Кассандра, поймав Жозефину за локоть. — Приведи Элан Вемаль и того парня, как же его имя, — полкового целителя, Каллен знает.
Коротко кивнув, Жозефина исчезла за дверью. Но лекарь мало чем помог. Как и травница Элан. Они добросовестно осмотрели мечущуюся по постели в лихорадочном забытьи Эвелин, но, видя их встревоженные лица и бегающие глаза, Кассандра все понимала без слов. Здесь они были бессильны.
— Идем, — сказала Кассандра, обращаясь к стоящему на коленях у изголовья кровати Ренье. Несмотря на всю неприязнь к нему, она постаралась, чтобы ее слова прозвучали как можно мягче. — Тебе тоже нужен отдых.
Он покачал головой. Лицо его было серым от пыли и боли.
— Я знаю, тебе сейчас кажется, что если ты уйдешь, она умрет, — сказала ему Кассандра, чувствуя себя при этом необыкновенно дерьмово. — Но поверь, от тебя это нисколько не зависит. Ее жизнь в руках Создателя.
Ей показалось, что он ее не слышит, но это было не так.
— Я никогда не забуду, что ты сделала для Эви, Искательница, — с усилием сказал Ренье, не отрывая взгляда от скорчившейся на подушках Эвелин. — Даже когда стану гнить в Пустоте.
Кассандра поежилась. Ее мышцы вибрировали от запоздалого шока. В этот день сама смерть обратила на них свой взор. Но передумала.
Эвелин провела на краю Тени несколько долгих дней и ночей, но осталась жива, хотя Кассандра, лежа без сна в постели и слушая исполненные нечеловеческой боли крики, несущиеся из инквизиторской спальни, — уже не верила в это. В какой-то миг ей стало казаться, что ее долг — встать, взять меч и наконец избавить Эвелин от высасывающих ее душу мучений.
Поднявшись с постели, Эвелин, слабая и истощенная от боли, причиняемой терзающей ее тело меткой, приказала отправляться в Халамширал, тем самым навсегда отвергая Скайхолд, — словно враждебность Соласа отравила стены ее убежища.
Зимний дворец хорошо охранялся, как и подступы к нему, о чем позаботились советники, но самым главным для Эвелин, Кассандра поняла это очень скоро, были элювианы, которые вели в эльфийскую библиотеку.
— Дорога была тяжелой, моя леди.
Будто очнувшись, Эвелин подняла голову. Она рассеянно улыбнулась, отчего бледные губы покрылись сеточкой кровоточащих трещин. Ренье увлек Эвелин по лестнице ко входу во дворец, обнимая за талию; рукав гамбезона сполз, обнажив извилистый шрам, повторяющий очертания объединенных букв Т и Р. Кассандра отвернулась.
Чуть поодаль, возле мраморной колонны, она различила высокую массивную фигуру в темной одежде, и ее сердце пропустило удар. Кассандра узнала этого человека, и была не рада вновь видеть его здесь, какие бы цели он ни преследовал.
Неприятные воспоминания об их первой встрече нахлынули, словно дожидались подходящего случая: это произошло в тот приезд в Зимний дворец, когда, с трудом оправившись после встречи с Соласом, Эвелин больше не пожелала оставаться в Скайхолде.
— Я не думаю, что тебе нужно быть здесь, — сказала Эвелин, стоя в дверях и с неудовольствием наблюдая, как деловито снующие слуги раскладывают Кассандрины вещи в первых же попавшихся ей на глазах покоях. — Кроме всего прочего я покинула Скайхолд, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Мне нужно многое обдумать.
Кассандра не сомневалась, что ее намерение перебраться в Зимний дворец не понравится Эвелин, и одно только это наполняло ее решимостью.
— Я не помешаю, — коротко ответила она, жестом указывая, куда сгрузить ящик с книгами. — Но кто-то должен быть рядом с тобой, Эвелин. Каллен, Лелиана и Жозефина остались в Скайхолде, как и большинство членов Инквизиции. Ты не можешь быть здесь совершенно одна, особенно теперь.
— Не беспокойся за меня. Халамширал наводен нашими войсками, людьми Гаспара и шпионами Лелианы. И я не одна, со мной Том Ренье.
На языке крутились фразы одна язвительнее другой, но Кассандра сдержалась.
— Однажды я уже спасла тебя, — терпеливо напомнила она, дождавшись, когда слуги покинут комнату.
Эвелин задумалась, это было видно по блуждающему взгляду и плотно сжатым губам. Она понимала, что ей не доверяют и будут следить за каждым ее шагом, но такое положение дел более чем устраивало Кассандру, которая предпочитала играть в открытую.
— Как хочешь, — Эвелин пожала плечами, внезапно соглашаясь.
Время шло, и Кассандра в полной мере оценила преимущества Зимнего дворца: его расположение позволило наладить сообщение со Скайхолдом; Эвелин, ежедневно пропадавшей в книжном элювиане, пусть и не без труда, но удавалось контролировать метку и вовремя разряжать ее в Тени.
Сама по себе близость элювианов была риском, но с ним Кассандра приучилась мириться, выставив многочисленную охрану. Но не одни лишь магические двери-зеркала беспокоили ее. Поддержка Инквизиции слабела с каждым днем. Опасность разверзшихся небес, столько времени волновавшая умы, исчезла, в равной степени измотав жителей Орлея, Ферелдена и Неварры. Мало кто верил, что мятеж эльфов выльется в подлинную угрозу, — люди попросту устали бояться.
Но чем больше недооцениваешь врага, тем опаснее он становится. Донесения, идущие в Скайхолд, которые с согласия Лелианы проходили через руки Кассандры, удручали. Солас посеял хаос в Ферелдене — мелкими изнуряющими стычками, поджогами и набегами, высасывающими из и без того обескровленного Денерима последние соки. В Орлее дела обстояли не лучше: армия Долов, обретя второе дыхание, готовилась противопоставить свою силу императорскому войску.
Инквизиция больше не казалась спасителем, скорее, обузой для стремительно тощающей казны обоих государств. Тревожные сообщения поступали из Неварры и городов Вольной Марки, в Антиве то и дело вспыхивали пожары, принося правящей торговой гильдии колоссальные убытки. Не нужно было обладать сверхъестественной мудростью, чтобы связать одно с другим.
Все рушилось, словно дом, выстроенный на песчаном фундаменте. И Кассандра не строила иллюзий, что все разрешится по мановению левой руки Инквизитора Эвелин Тревельян.
Стук в дверь выдернул ее из тягостных раздумий.
— Искательница Кассандра!
Она узнала голос разведчицы Риттс. Здесь, в Зимнем дворце, Кассандра завела свою собственную Тайную канцелярию, и Риттс была одной из тех, кому она доверяла, как себе самой.
— Входи, Риттс.
Кассандра отложила перо, чувствуя, как ноет фаланга среднего пальца. Риттс выросла на пороге, возбужденно блестя глазами из-под своего извечного капюшона.
— Он прибыл, Искательница. Человек, которого ожидает Инквизитор. Он сейчас в холле.
Кассандра мысленно улыбнулась: верная Риттс, которая в благодарность за спасение предпочла остаться с ней.
— Где Эвелин?
Лицо Риттс помрачнело.
— В кабинете.
— Хорошо. Отправляйся к леди Тревельян, передай ей то, что сказала мне.
Риттс вышла. Кассандра откинулась на спинку кресла. Она не вмешивалась в дела Эвелин, но была осведомлена о каждом ее шаге. И знала, что она ждет этого человека, что приказала привести его к ней, сразу же, как только он появится. Стоило ли говорить, что Эвелин и не подумала посвятить ее, Кассандру, в свои планы.
Кассандра спустилась по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Не мешало понаблюдать за этим таинственным незнакомцем, которого так ждала Эвелин. Ее нервозность, усилившаяся в последние дни, говорила, как важен для нее этот визит.
К изумлению Кассандры, холл был пуст. Красноватый закатный свет, просачиваясь сквозь огромные, в человеческий рост высотой витражные окна, освещал пылинки, танцующие в воздухе.
— Госпожа?
Кассандра оглянулась. Одна из теней в нише подле лестницы ожила, обернувшись высоким мужчиной в дорожном плаще поверх легкого доспеха. Высокий, еще не старый, но с обветренным лицом, изрезанным глубокими морщинами. Сломанный нос, жесткая линия крупного рта, короткие серые волосы, — то ли седые, то ли таким странным цветом их одарила природа. Глаза у незнакомца были необычные — чуть раскосые, и черные, как угли. Его плащ скреплялся на плече сильверитовой пряжкой: двуглавый грифон, расправивший крылья.
— Можешь звать меня Искательница Пентагаст.
Приближаться Кассандра не торопилась. Незнакомец приветственно склонил голову, давая понять, что услышал, но своего имени не назвал. Внимательно оглядев ее с ног до головы, он сделал шаг вперед, и Кассандра инстинктивно попятилась.
— Твое имя?..
Незнакомец улыбнулся, неожиданно обаятельно.
— Оно мне не нужно. Я отказался от него много лет назад. Порой мне кажется, что я и сам его больше не помню.
Час от часу не легче. Последнее время Кассандра не ценила любовь к инкогнито. Угольные глаза незнакомца вновь бесцеремонно обшарили ее с ног до головы, фиксируясь на каких-то очевидно значимых для него деталях. Затем, словно удовлетворившись увиденным, он одобрительно кивнул.
Кассандре захотелось отвести этого типа к Эвелин, и впредь держаться от него подальше. От него пахло кровью, неуловимо, но Кассандра чуяла этот сладковатый навязчивый смрад, разлитый в воздухе; монотонный и назойливый как гудение мясных мух.
«Инквизитор ожидает тебя», — собиралась сказать она и уйти, оставив между собой и этим странным человеком минимум сотню футов, но вместо этого молчала, зачарованно глядя в его тусклые черные глаза.
— Искательница Пентагаст! — Риттс налетела на нее с разгону, едва не сбив с ног, но Кассандра была рада этому, вынырнув из какого-то странного оцепенения.
— Что случилось? — краем глаза Кассандра покосилась на незнакомца. Тот безмятежно ждал.
— Поймали лазутчика, Инквизитор велела отыскать вас!
К своему неудовольствию, Кассандра заметила, что незнакомец безо всякого смущения последовал за ними.
Гул голосов достиг ее ушей раньше, чем Кассандра и ее непрошеный провожатый свернули за угол и оказались перед двустворчатыми дверями, ведущими в западную гостиную, которую Эвелин выбрала за царящий в ней прохладный полумрак и сделала своим кабинетом. Сейчас двери были небрежно распахнуты, открывая глазу сдержанно-роскошное убранство комнаты; возле них застыли четверо стражников. Риттс и еще двое разведчиков замерли вдоль стен.
Эвелин, сбросив уже ставшую привычной апатию, прижимала кинжал к тощей шее эльфа, сидящего на софе со связанными руками. Пленник, с виду совсем еще мальчишка, испуганно зыркал воспаленными глазами.
— Говори, — приказала она, усилив нажим. Эльф задрожал, как осенний лист, из-под стального острия поползла тонкая струйка крови.
Кассандра вздохнула: Эвелин неисправима, здравый смысл всегда был для нее ничем, когда речь заходила о ее прихотях.
— Отдай его мне, — устало предложила она. — И через пару часов мы будем знать все, что ему известно.
Неудачливый шпион бросил на нее затравленный взгляд, — репутация Искателей Истины была хорошо известна. Эвелин с неудовольствием дернула плечом, словно соглашаясь, что на эту добычу прав у Кассандры больше.
— Он твой.
Мальчишка, издав приглушенный всхлип, рванулся из удерживающих его тисков. Всего несколько дюймов, — но ему хватило. Широкое лезвие кинжала, скользнув по коже, погрузилось в выемку над ключицей, войдя глубоко в незащищенную плоть. Кровь брызнула в лицо Эвелин.
С глухим стуком тело повалилось на пол. Эвелин раздраженно выругалась, отодвигаясь и брезгливо вытирая испачканный лоб. Мальчишка еще корчился на полу, зажимая булькающую рану пальцами, но жизнь уже ускользала из его остекленевших глаз. Наконец он затих.
Кассандра скрипнула зубами. Злиться было не на кого, хотя она с удовольствием переложила бы вину на Эвелин, — за той и так числился счет таких размеров, что лишний пункт его бы не обременил.
Эвелин с досадой пнула труп ногой.
— Унесите эту падаль.
— Подождите.
Незнакомец, о котором Кассандра позабыла, захваченная происходящим, выступил из облюбованного им угла, — этот человек явно предпочитал находиться в тени. Он заразительно улыбался, отчего его грубоватое лицо, изрезанное морщинами, стало невыразимо притягательным.
— Позволите? — осведомился он у Эвелин, отвесив короткий галантный поклон в ее сторону, и любезно прибавил: — Инквизитор.
Та медленно улыбнулась в ответ. Размазанная по лбу и бровям кровь уже подсохла, придавая ей вид жуткий и комичный одновременно.
Получив разрешение, незнакомец иронично взглянул на Кассандру, словно проверяя ее реакцию, вынул из-за пояса нож и небрежно провел им по мясистому, покрытому шрамами, бугру у основания большого пальца. Кассандра едва не ахнула. Магия крови, запретное и гнусное колдовство, она впервые видела, чтобы кто-то использовал его открыто, и мало того, — настолько небрежно. Буднично.
Тело выгнулось, из вспоротого горла вновь полилась кровь, в воздухе разлился смрад опорожненных кишок. Труп замер в вертикальном положении, точно посаженный на кол. Мертвые губы беззвучно зашевелились.
Незнакомец поощрительно поднял брови.
— Можете спросить у него все, что вам нужно, Инквизитор. Он не солжет, обещаю.
Инквизитор облизнула пересохшие губы. Она начала задавать вопросы, и труп отвечал ей, сдавленным глухим голосом, идущим не от перерезанных связок, но из самого нутра.
С трудом отвлекшись от синюшного лица покойника, Кассандра взглянула на Эвелин. Чернота в глазах незнакомца притягивала ее как магнит.
— Я Эвелин. — Она протянула ему руку. — Инквизитор Эвелин Тревельян.
Незнакомец точно невзначай накрыл ее ладонь своей, окровавленной, — будто помечая:
— Первый Страж к вашим услугам, миледи.
И вот он снова тут, в Зимнем дворце. Кассандра почти физически ощущала тяжелый взгляд этих непроницаемых глаз, в ноздри вполз тошнотворный запах грязной запретной магии.
Первый из Ордена Серых снова был здесь, их с Эвелин дела, — один Создатель ведает, что связывает этих двоих, — еще не окончены. Кассандра отошла за колонну и нащупала жесткий квадратик из многократно сложенной бумаги. Записка жгла ей руки, соблазняя порвать, а обрывки швырнуть в огонь, как уже было с двумя ее предшественницами. Но не в этот раз. Кассандра сжала ладонь, чувствуя, как острые уголки больно впиваются в кожу.
В «Чайке и Маяке» не было принято разглядывать посетителей, — ценное качество для такого рода заведения. Кассандра оценила его сполна, когда в ответ на появление на пороге одинокой путницы в забрызганной грязью дорожной одежде никто даже не повернул головы.
Он ждал ее, сидя за столом у дальней стены. Низко надвинутый капюшон скрывал его лицо от посторонних взглядов, но Кассандра узнала его сразу, так же безошибочно, как определила руку, писавшую записку.
— Я удивлена, что ты осмелился, — сказала она вместо приветствия, усаживаясь напротив.
— Могу сказать то же самое тебе. — Он поднял голову.
Сейчас он выглядел почти так же привычно, каким Кассандра его помнила, и только синие огоньки в глазах намекали на его обновленную сущность.
— Что тебе нужно, Солас? Или мне теперь следует называть тебя Фен'Харел?
Мимолетная улыбка. Казалось, ему приятно слышать свое имя из ее уст. Исходящая от него магия была настолько сильна, что Кассандра испытала приступ дурноты. Она, должно быть, обезумела тогда, в храме Ужасного Волка. Рассеять такую магию было все равно что попытаться вычерпать море.
— Я хотел поговорить об Эвелин. Мне кажется, ты готова меня выслушать.
— Это почему же? — Кассандру злило, что его расчет оправдался. Она здесь, она скрыла эту встречу от Эвелин и, проклятье, но она действительно готова его выслушать.
Хотя в ту последнюю встречу Солас едва не убил их обеих.
После изматывающей схватки с Саиратом их небольшой отряд с головой погрузился в безумную, сковывающую тело усталость. Сама Кассандра мучительно пыталась расслабить сведенные мышцы рук, ей казалось, что ее ладонь вплавилась в рукоять меча. Но хуже всех приходилось Эвелин. На нее было страшно смотреть: неконтролируемая мощь метки убивала ее, высасывала остатки сил из истерзанного болью тела.
Каждая последующая разрядка Якоря давалась ей все тяжелее.
— Нужно идти дальше, — сказала Кассандра, с жалостью глядя, как Ренье пытается помочь Эвелин удержаться на подгибающихся ногах. — Осталось совсем немного.
«Осталось немного — для нее», — Кассандра еще не сошла с ума, чтобы произнести это вслух, но все было и так очевидно.
Перед этим элювианом, последним на их пути, метка словно взбесилась, выворачивая руку Эвелин из сустава.
— Я… пойду… одна, — упрямо сказала она, тяжело выплевывая слова. — Ждите.
Кассандра выждала, пока Эвелин скроется в элювиане и хладнокровно последовала за ней. Она не очень хорошо относилась к Эвелин Тревельян, это верно, но не настолько, чтобы позволить ей умирать в каком-то забытом Создателем углу на перекрестье неведомо куда идущих дорог.
Перешагнув через порог зеркала, Кассандра очутилась лицом к лицу с разъяренным кунари, занесшим топор над ее головой. Тело среагировало быстрее рассудка. Упав на колени, она перекатилась вбок, срывая с пояса меч, и только потом запоздало поняла, что кунари так и стоит в угрожающей позе, даже не шелохнувшись в ответ на ее движения.
Серая кожа гиганта казалась покрытой пеплом, и всмотревшись, Кассандра поняла, что перед ней — камень.
Идя вдоль поросшей травой и присыпанной щебнем дорожки, которая вела наверх, к водопаду, Кассандра не переставала удивленно вертеть головой, рассматривая застывшие рогатые фигуры. Безусловно это была магия, жестокая и древняя, но совершенно ей не знакомая. Сама мысль о том, что кто-то может — так, пугала Кассандру до онемения.
— …это позволит твоим людям дожить свои дни в мире, — говорил мужской голос, глубокий и бархатистый.
«Солас!»
Удивляться было некогда. Она в два прыжка взлетела по каменным ступеням. Эвелин стояла на коленях, словно умоляя о пощаде. Лицо ее было искажено от боли и ярости, рука пылала чистым зеленым огнем.
Солас что-то делал с Якорем, — Кассандра уловила сгустившееся в воздухе напряжение.
— Ос… останови это, — прохрипела Эвелин.
Она сопротивлялась изо всех сил. Ее лицо побагровело, на лбу вздулись вены. Она цеплялась за метку с отчаянием утопающего, и ее боль была такой осязаемой, что у Кассандры перехватило дыхание.
Не успев задуматься над тем, что делает, она свела ладони и сосредоточилась, привычно концентрируясь на плотных нитях энергии, сплетающихся в магическую вязь. Кассандра еще ни разу не сталкивалась ни с чем подобным: обычно она без труда находила слабые места в наложенных чарах, чтобы разорвать их, отрезать от источника. Но магия Соласа оказалась другой. Обжигающей. Грубой. Неукротимой.
Сплошной поток чистой, первозданной силы.
Кассандра взмокла от страха. «Что если она не иссякнет?» Это было невозможно, но невидимая паутина, оплетающая Эвелин, крепла с каждой секундой.
Солас бросил на Кассандру взгляд, полный удивления и легкой досады. Резко выдохнув, она задействовала «святую кару», умение столь же простое, сколь и действенное. Он отвлекся всего на миг, но этого оказалось достаточно. Все произошло быстро: ослепляющая вспышка, — Эвелин разрядила Якорь; разорвавшая пространство спасительная дыра в Тень втянула их внутрь, отсекая от оглушенного Соласа.
Тогда им повезло. Дважды, — сначала сбежать от Соласа, затем выбраться из Тени неподалеку от последнего элювиана. Но Кассандра никогда раньше не чувствовала себя такой беспомощной. Не ей, Искательнице, бояться магии, но то, чем обладал Солас — было намного страшнее всего, с чем ей доводилось сталкиваться.
Теперь же они, как ни в чем не бывало, сидели друг напротив друга, и со стороны их беседа наверняка казалась сдержанной и вполне дружелюбной. Жозефина бы оценила.
Солас прервал затянувшееся молчание:
— Многие погибнут в грядущем сражении.
— Если ты уничтожишь Завесу, как ты сам сказал, погибнет еще больше.
— Да, — Солас выглядел действительно опечаленным. — Это возможно. Но если Эвелин удастся то, что задумала — будет еще хуже, поверь мне.
— Ты серьезно? — Кассандру разобрал смех. — Ты собираешься уничтожить нас, ныне живущих, и ты говоришь о чем-то худшем?
— Я не говорил, что вы умрете. Я лишь сказал, что это возможно.
«Он играет со мной», — поняла Кассандра. Она встала.
— У меня нет на это времени.
Она вышла из харчевни и направилась к коновязи, кляня себя за впустую потраченное время. Глупый и рискованный поступок. Лошадь нервно всхрапнула, и Кассандра успокаивающе потрепала ее по загривку.
— Я могу показать тебе, — сказал Солас из-за спины.
Лошадь тревожно переступила с ноги на ногу, ее гладкие лоснящиеся бока взволнованно вздымались и опадали. Кассандра обернулась.
— Прямо здесь?
Солас посмотрел на предгрозовые облака в темнеющем небе.
— Можем вернуться в трактир и взять у кабатчика ключи от одной из его комнатушек. — Он едва заметно нахмурился. — Если, конечно, ты не боишься.
В молчании они возвратились в «Чайку и Маяк», где никто по-прежнему не обратил внимания на отправившуюся наверх парочку.
Комната была маленькой и грязной, как сотни других таких же комнатушек при постоялых дворах, предназначенных полумертвым от усталости путникам, желающим провести ночь под крышей. Им, — да непритязательным любовникам, чья страсть требовала утоления, мало заботясь о чистоте простыней и набитых соломой тюфяков.
«Я тебя слушаю», — хотела произнести Кассандра, но поняла, что Солас стоит прямо перед ней и держит за руку, а их тела соприкасаются, доверительно, почти интимно.
— Закрой глаза, сосредоточься.
Его голос обволакивал. От него исходила сила, огромная, теплая и надежная. Кассандра поразилась, что магия, которой она привыкла опасаться, способна вызвать подобные чувства. Во рту пересохло.
Солас по-прежнему держал ее за руку, властно и крепко сжимая запястье.
— А теперь смотри.
Кассандра послушно открыла глаза и пошатнулась, потрясенная. Бездумно обняв Соласа за талию, она смотрела вниз и видела Тень, расстилавшуюся под ногами.
— Не бойся. Просто смотри и слушай. Запоминай.
Это была не та привычная Тень, которую она знала: призрачная, изменчивая, плывущая перед глазами, точно морок, искусно наведенная иллюзия. Она была — живая, реальная настолько, что собственная ладонь показалась Кассандре бледной и размытой.
Мир, открывшийся перед Кассандрой был, — одни лишь безграничные скалы, безжизненный пористый камень, окутанный синими прожилками. В сером небе мелькали темные стреловидные силуэты.
Солас заговорил. Голос его стал печальным, слегка надтреснутым.
— Все началось с эпохи Древних. Мир тогда еще не принадлежал живым, им правили боги-драконы, бессмертные и всемогущие.
Рожденные магией его рассказа образы всплывали у Кассандры перед глазами.
— Их было семеро: Думат, Первый из Древних, Дракон Тишины, Зазикель, Дракон Хаоса, породившего скверну. Тот, Дракон Огня, отец пламени жизни; Андорал, Дракон Рабов, повелитель Камня; Уртемиэль, Дракон Красоты, властелин небес; Разикаль, Драконица Тайны, хранительница душ, и Лусакан, Дракон Тьмы, страж Запретного.
Кассандра видела их, наяву. Гордые змеиные шеи, увенчанные шипастыми головами, мощные тела и крылья.
— Но однажды глубоко под корнями вечных деревьев зародился огонь...
Сгусток синего пламени тлел среди камня.
— …он пробудил созданий, каждое из которых отыскало в пламени свою душу.
Эльгарнан, Лук Зари, повелитель света, колдунья Митал со своими дочерьми, и Двуликий Фалон'Дин, наполовину живой, наполовину мертвец. Был и еще один, карлик, чье имя осталось неизвестным, который нашел в пламени особенную, отмеченную Пустотой душу.
Трое вышли на поверхность, уверенные, что мир принадлежит им, и бросили вызов богам-драконам. Началась война. Но рожденные в огне не в силах были противостоять бессмертию и неуязвимости Древних.
Огненные стрелы Эльгарнана не могли пробить драконий панцирь, плоть драконов была неподвластна магии Митал, болезни, которые насылал Фалон'Дин не причиняли им ни малейшего вреда.
— Но среди Древних был еще некто, чье имя с тех пор забыто.
Сквозь дым Кассандра различила узкую согбенную спину Инквизитора. Эвелин Тревельян стояла на коленях, упираясь ладонями в растрескавшуюся от жара землю.
Совсем близко. Оглушенная, такая беззащитная.
Кассандра сжала рукоять меча. Один шаг, удар между лопаток, короткий и сильный, без замаха. Ей ничего это не будет стоить. Никто не узнает. Нужно было сделать это давным-давно, ошибки следует исправлять, пусть даже поздно.
Мгновения текли, медленно и неумолимо, отнимая крохи решимости.
«Сейчас или никогда», — подумала Кассандра. Рев боя ворвался в уши: треск горящего дерева, звон стали, хриплые голоса, стоны.
Она сделала шаг вперед.
І
— Если мы хотим сохранить и распространить влияние нашего ордена…
Кассандра украдкой огляделась, стараясь сдержать зевок. Заседание Совета продолжалось уже несколько часов кряду и порядком утомило, — никчемные пустопорожние разговоры. Для нее все было ясно как день: Инквизиция выполнила свою задачу, Инквизиция будет расформирована. Незачем создавать лишний очаг напряжения на и без того истерзанной политической карте. Кассандра поерзала, вспомнив гневные письма, которыми забрасывала ее неваррская родня. Все хотели знать, чем займется Инквизиция после победы над Корифеем. Всех интересовало, когда же будет нейтрализована эта молодая, но пугающе быстро нарастившая влияние организация.
— Кассандра?
Она пожала плечами. Ее мнение ни для кого не было секретом.
— Я за то, чтобы каждый из нас выбрал свой путь.
Лелиану было непросто сбить с толку.
— Важно, чтобы это было действительно наш путь, а не навязанный извне.
Кассандра перевела взгляд на Инквизитора Тревельян. Глаза Эвелин были пусты, мысли ее витали далеко отсюда. Кассандра могла бы поручиться, что так и есть — Инквизитор всегда мало интересовалась предложенными ей советами, теперь же ее обычная нервозность превратилась в равнодушную опустошенность. Казалось, она перестала обращать внимания на слова кого-либо из советников, только самой Кассандре иногда удавалось растормошить ее.
— Я считаю, что наша организация создавалась с определенной целью и теперь, когда смысл ее существования исчерпан, я не вижу…
Вынырнув из воспоминаний, Кассандра подошла к перилам, откуда был хорошо виден плац, на котором Каллен проводил последний смотр войск накануне сражения. Воспоминание о последнем относительно спокойном совещании советников всегда преисполняло ее жгучей досадой. Возможно ли было тогда достучаться до них, пробиться сквозь стену недоверия, уязвленной гордости и амбиций?
Если да, то в происходящем есть добрая доля и ее, Кассандры, вины. Стоило однажды встать на кривую дорожку «меньшего зла» и оказалось, что сойти с нее почти невозможно.
Кассандра впервые увидела Эвелин Тревельян на развалинах Конклава. В тот страшный день, когда привычная реальность треснула, прорвалась жутким зеленым нарывом. Разодранная одежда, мертвенно-бледное лицо, измазанное кровью и грязью, длинные темные волосы, кажущиеся седыми из-за покрывавшей их пыли, застывшие глаза. Позже Кассандра узнает, что остановившийся взгляд — воздействие лириумной настойки, но в тот момент ее охватил острый прилив жалости. Протянув руку, она подтащила Эвелин к себе, помогая встать на ноги, легонько встряхнула, пытаясь привести в чувство.
— Идти сможешь?
— Да. Кажется.
Глаза у нее были серые с расширенными зрачками и оттого кажущиеся черными, потрескавшиеся губы плотно сжаты. Широкие скулы, округлый подбородок, — обычное лицо, даже, наверное, миловидное, если стереть с него это ошеломленное, потерянное выражение.
Что-то странное творилось с ее левой рукой — от нее исходило призрачное зеленое свечение, точно от болотной гнилушки.
— Что это? — спросила Кассандра, осторожно прикасаясь к пораженной коже.
— Я не знаю, — Эвелин нахмурилась. — Не понимаю. Все как в тумане.
— Идем.
Постукивая пальцами по перилам в такт размеренному топоту сотен солдатских ног, Кассандра подумала, что на самом деле тогда, несмотря на страх и шок от случившегося на Конклаве, было намного легче, чем сейчас. Сиюминутные задачи: выжить, найти пристанище, пищу, воду — такие простые и понятные.
Голос Каллена, отдающего последние распоряжения заставил Кассандру поморщиться. Его решение вступить бой при Долах, укрепившись в предгорьях Морозных гор, вселяло тревогу. Она не разделяла его уверенности, но ничего не могла противопоставить в ответ: не Кассандра Пентагаст возглавляла пусть и поредевшее, но все еще сильное войско Инквизиции. Доводы командира были по-своему резонны — нельзя позволить взять Скайхолд в осаду, отрезав от дороги в низину. Но достаточно ли у них для этого сил? Теперь, когда Ферелден вынужденно отказал Инквизиции в военной поддержке, увязнув в огне охватившего страну мятежа — вся надежда оставалась на Орлей.
Попытки обсудить это с Эвелин стали настоящим мучением. На вопросы Кассандры она криво улыбалась и уходила от ответа, нянча искалеченную руку. Инквизитор явно что-то задумала, и, глядя на ее осунувшееся лицо с резкими складками в уголках губ, Кассандра понимала, что ничего хорошего ждать не приходится.
В этом была и ее, Кассандры, вина.
Свою первую ошибку, выбрав меньшее зло, Кассандра совершила, поддержав Эвелин Тревельян на посту Инквизитора. Спасительница, Вестница Андрасте, наделенная чудесным даром закрывать разрывы в кровоточащих небесах, — кого еще можно было представить на этом месте.
«Ты же понимаешь, она всего лишь символ. Все будет так, как решим мы», — Лелиана умела настоять на своем, и Кассандра скрепя сердце отдала Эвелин Тревельян инквизиторский меч.
Тревожный звоночек прозвенел уже во время вылазки во Внутренние земли. Испуганный разведчик, встретивший их в начале пути, взволнованно сообщил об исчезновении своей сослуживицы Риттс, которая отправилась патрулировать опасную зону.
— Я беспокоюсь за нее, — взволнованно твердил бедняга, сникая под взглядом Кассандры. — Она уже должна была вернуться.
— Мы проверим. — Кассандра подняла брови, дожидаясь утвердительного ответа Эвелин.
«Держись рядом, слушай меня, соглашайся», — таков был их уговор, когда стоя на руинах Конклава, испуганная и оглушенная Эвелин цеплялась за Кассандру, как за последнюю надежду.
Будучи правой рукой Верховной Жрицы Джустинии, Кассандра предпочитала держать под контролем все, что в ее силах. Метка на левой ладони Эвелин показалась ей тогда чудесным спасением, посланной самой Андрасте надеждой.
«Я не могу доверять ей, — пока не могу», — думала Кассандра, исподтишка наблюдая за Эвелин. Богатая семья и тесные связи с Церковью обеспечивали той определенное положение в обществе, но ходили слухи, что ничего, кроме беззаботной и роскошной жизни младшую Тревельян никогда не интересовало.
Эвелин послушно кивнула. Их маленький отряд углубился в зеленую рощу. Замыкающий процессию Варрик едва слышно хмыкнул:
— Хорошо идем. Прямо к ближайшей засаде.
— Я почувствую чужое присутствие, — безмятежно отозвался Солас.
Кассандра напряглась: эти двое, Эвелин и Солас, были для нее неиссякаемым источником беспокойства. Отступник и знатная девица, которая еще даже не приступив к служению храмовничьему ордену, заигрывала с лириумом, черпая в нем обманчивое могущество. Кассандра хорошо знала, что бывает с теми, кто попадает в зависимость от этого проклятия.
Звон мечей заставил их замереть на месте. Юркая фигура в темно-зеленой одежде металась между двух закованных в сталь храмовников, отчаянно уклоняясь от лезвий мечей.
Раздался резкий щелчок. Двойной оперенный болт пробил горло одного из храмовников, второй рухнул, объятый пламенем. С горестным всхлипом разведчица Риттс, как уже поняла Кассандра, бросилась на колени, склонившись над лежащей в траве женщиной в мантии. Плечо женщины было рассечено наискось, вокруг раны запеклась кровь.
Риттс выдохнула что-то вроде «Эльдредда», застыв над неподвижным телом.
— Отступница? — Эвелин выросла за ее спиной, внимательно всматриваясь в мертвое лицо. — Что она тут делала?
Риттс торопливо вскочила, опасливо поглядывая на новоприбывших. Слова благодарности, казалось, застревали у нее в горле. Кассандра окинула взглядом разоренную боем поляну: расстеленное покрывало, корзинка с провизией, опрокинутый оловянный кубок, из которого в траву стекала тонкая бордовая струйка.
Кассандра подняла брови. Понять, чем тут занимались Риттс и убитая отступница, было несложно.
— Поговорим в лагере, — бросила она. Не хватало еще обсуждать поведение разведчицы при всех.
Понурившись, Риттс бросила последний взгляд на тело подруги. Эвелин не двинулась с места. Ее темные брови сошлись, отчего переносицу пересекла вертикальная морщина.
— Это отступница.
— Да, — Кассандра нетерпеливо посмотрела на Риттс. — Нам нужно возвращаться в лагерь.
— Нет. Она не пойдет.
— Прости, что? — Кассандра не поверила своим ушам.
— Она устроила свидание, бросив пост и напарника. Нарушила приказ, подвергнув риску другого разведчика.
Эвелин отступила на шаг, смерив презрительным взглядом поникшую Риттс.
— Согласна, это неприемлемо. Мы обсудим это позже, в лагере, — с нажимом повторила Кассандра.
С усталым вздохом Эвелин вытащила из-за плеча один из своих парных кинжалов. Изогнутое синеватое лезвие хищно сверкнуло в лучах предзакатного солнца.
— Что ты делаешь? — Кассандра встала между нею и Риттс.
— Разве непонятно? — Эвелин крутанула кинжалом, разминая запястье.
— Ты собираешься убить ее за это?
— Собираюсь.
Варрик натужно закашлялся, пытаясь скрыть растерянность. Кассандра слышала прерывистое дыхание разведчицы за спиной. «Безумие какое-то, — думала она, глядя в остекленевшие глаза Эвелин. — Этого попросту не может быть».
— Я не думаю, что это правильное решение, — сказала она как можно более спокойным тоном. — Если ты поразмыслишь над этим, Эвелин, то поймешь, что я права. Мы можем использовать слабость Риттс, чтобы завербовать ее. Инквизиции пригодится ловкий шпион.
— Такой ловкий, что позволила быть захваченной врасплох, обжимаясь с отступницей?
В голосе Эвелин сквозило сомнение, но кинжал она все же отвела. Благодарная Риттс так назойливо пыталась поцеловать Кассандре руку, что пришлось оттолкнуть ее. Обратный путь до лагеря они проделали в полном молчании.
II
Последний перед сражением совет проходил, как всегда, в ставке командования. Невозмутимая Жозефина предупредила, что Инквизитор не сможет прийти. Кассандра заняла место за столом. Она редко присутствовала на советах, но сейчас был особый случай.
Каллен склонился над картой.
— Мы разместим требушеты здесь.
Он ткнул пальцем в точки на предгорьях Морозных гор.
— Тут, — он выделил участок карты ниже, — будет военный лагерь. Он и станет отправной точкой наших маневров.
На первый взгляд, план был неплох. Ударить по долийцам с фланга и тем самым зажать их в клещи между силами Инквизиции и отрядами императора Гаспара, которые выдвинутся из Халамширала и Вершиля.
— Если разместить резервный отряд здесь,— сказал Ренье, проведя на карте невидимую линию, — и отрезать эльфам путь к отступлению, эта победа может стать ключевой в этой войне.
Каллен согласно кивнул.
Кассандра отвела взгляд. Она считала, что Тому Ренье не место в Инквизиции, но Эвелин рассудила иначе. Она отличалась очень гибким пониманием справедливости, когда дело касалось ее личных привязанностей.
История с разведчицей Риттс оказалась лишь началом. Лелиана, самонадеянно предполагавшая, что им с Кассандрой без труда удастся направлять волю Эвелин в нужное русло, ошиблась. Шли дни, и Инквизитор училась пользоваться своей меткой, своей властью и своими привилегиями. Чтобы добиться нужного решения, Кассандре раз за разом приходилось убеждать и настаивать, но чем дальше, тем сложнее это становилось.
В тот день пустоши встретили их горячим ветром, секущим лицо мириадами раскаленных песчинок. Отряд был в пути уже несколько дней, все порядком устали и мечтали о возвращении в Скайхолд, чтобы хоть немного передохнуть.
Разведчики донесли о двух разрывах на расстоянии дня пути друг от друга, и следовало поторапливаться, — разверстая брешь исторгала из своего чрева демонов и призраков, которые наводняли окрестности. Эвелин приложила ладонь к глазам, вглядываясь в горизонт. Капельки пота стекали по ее лицу, оставляя серые дорожки на запыленной коже.
Перед ними лежал оазис, где можно было устроить привал и напоить лошадей. Кассандра успела распорядиться, чтобы их расседлали и соорудили временную стоянку, когда выяснилось, что Эвелин нигде не могут найти.
— Я не видел, чтобы Инквизитор покидала лагерь, — сообщил один из часовых.
Ее лошадь мирно щипала траву, освобожденная от седла и заскорузлых от пота поводьев.
— Не беспокойся, Искательница, — пробормотал Варрик, блаженно раскинувшись на расстеленном одеяле, подставляя солнцу лицо и волосатую грудь, видневшуюся в расстегнутом вороте дублета. — Ты же у нас мастер докапываться до сути. Посмотри, кого еще нет, и все поймешь.
Отряд был слишком мал, чтобы долго раздумывать. Кассандра поймала насмешливый взгляд Соласа и почувствовала себя круглой дурой. Варрик приоткрыл один глаз.
— Ты правда не знала? Мне казалось, как поклонница моего творчества ты должна была оказаться прозорливее.
— Ясно.
Кассандра отошла в сторону и села на камень, надеясь, что не покраснела. Время текло, как песчинки между пальцами, но Эвелин все не возвращалась. Варрик дремал, Солас, укрывшись в тени, сосредоточенно водил рукой над верхушкой посоха, что-то шепча на незнакомом Кассандре языке.
«Если что-то случится с обладательницей метки, — думала Кассандра, напряженно терзая рукоять меча. — Мы обречены. Мы все обречены».
— Я поищу их, — сказала она, вставая и с надеждой глядя на спутников. — Нужно убедиться, что Эвелин в порядке.
Варрик хмыкнул, Солас предпочел сделать вид, что не слышит. Кассандра прижала ножны к бедру. Оазис тянулся примерно на полмили, небольшая роща, водопад, скрытый под сенью деревьев и водоем, от которого исходил пьянящий запах чистой свежей воды.
Кассандра обогнула развалины, состоящие из нагромождения крупных желтых валунов, густо покрытых мхом, то и дело окликая Эвелин.
Чуть дальше, за островком зелени тянулась длинная песчаная полоса, за которой виднелся каменистый обрыв. Мысленно прокляв и Эвелин, и равнодушных спутников, Кассандра направилась туда, увязая в сыпучем песке.
— Эвелин? — позвала она, охваченная тревогой и раздражением. — Эвелин!
Дойдя до края обрыва, Кассандра остановилась, глядя вниз. Источенные временем и ветрами камни лестницей спускались к крохотной бухте, укрывшейся между полуразрушенных стен какой-то древней постройки.
Кровь застучала в висках. Эвелин была там, на прозрачном и чистом мелководье. Она и страж Блэкволл.
Их обнаженные тела ритмично двигались, как одно целое. Широкая спина Блэкволла блестела от пота, под белой кожей бугрились мускулы.
— Ну как, интересно? — с любопытством спросил неслышно подкравшийся Варрик. — Пусти, я тоже хочу посмотреть.
Кассандра с трудом удержала равновесие. Из-под подошв посыпались мелкие камешки, и их тихий дробный стук показался ей громыханием требушетных ядер.
III
— На карте все ваши планы выглядят хорошо, — резко сказала Кассандра, оборвав поток собственных мыслей. — Но так ли будет на самом деле?
— Мы имеем дело с Соласом, — согласилась Лелиана. — Это слишком опасно. Не лучше ли сосредоточиться на укреплении Скайхолда и обойтись силами диверсионных отрядов? Мы могли бы применить против эльфов их же тактику.
Каллен покачал головой.
— Ферелден охвачен мятежами. Если мы будем отсиживаться в крепости, то рискуем оказаться в окружении врагов. Осады мы можем не пережить.
— А еще магия,— добавил Ренье. — Я видел, что сотворил Солас с теми кунари, мы все это видели. Боюсь, стены Скайхолда его не задержат.
Он указал на линии, начерченные командором на карте.
— Я разделяю позицию Каллена. И я мог бы принять командование резервным отрядом, если позволите.
— Да, у тебя большой опыт организации засад, — не сдержалась Кассандра.
Ренье вздрогнул как от удара, от его щек отлила кровь.
— Как скажешь, Искательница Кассандра.
Он поднял ладонь, точно защищаясь, и Кассандра заметила выпуклый розовый шрам на его запястье, обычно скрытый рукавом гамбезона. Таких шрамов на теле Ренье были десятки, и она отвернулась, охваченная стыдом и отвращением, против воли вспомнив, как именно он получил эти отметины.
Эвелин сама настояла на том, чтобы суд над ее любовником, Томом Ренье, известным ранее как Серый Страж Блэкволл, состоялся сразу же, как только пленника доставили из Вал Руайо.
Кассандра поддерживала это решение. История предательства Ренье потрясла ее. И оттого, увидев, как с высоты своего инквизиторского трона Эвелин превратила суд в фарс, подарив Ренье прощение его лжи и участия в чудовищном преступлении, Кассандра пришла в ярость.
— Не найдешь для меня минуту? — окликнула она Эвелин, когда действо, названное судом, окончилось.
Эвелин, собиравшаяся было скрыться за дверью своих покоев, обернулась.
— Конечно, я вся внимание.
В молчании они вышли во внутренний двор, где пошли по дорожкам, стараниями Элан Вемаль обсаженным по обе стороны цветами и целебными травами. Заведя Эвелин за колонну в дальней части сада, Кассандра, недолго думая, высказала ей все, что наболело:
— Ты отдаешь себе отчет в том, что творишь, Эвелин? На глазах у всех ты оправдываешь и освобождаешь преступника, обманщика и предателя. Человека, который использовал тебя, чтобы укрыться от правосудия. Который втерся к нам в доверие и ежесекундно предавал его своей ложью.
Эвелин слушала ее внимательно, но взгляд ее был затуманен после приема лириума, — последнее время это случалось все чаще.
— Я ценю твое мнение, ты же знаешь, — ответила она, когда Кассандра сделала паузу в своей возмущенной речи. — У тебя все?
— Ты Инквизитор, Эвелин. — Кассандру злило, как легко та отмахнулась от ее слов. — Ты не можешь слепо следовать своим прихотям, как делала это в Оствике, ты обязана взвешивать свои решения, обязана быть ответственной. Какой пример ты подаешь своим людям? Ты должна, слышишь? Должна назначить наказание для Тома Ренье!
— Это тебя не касается, Кассандра. — Эвелин едва улыбнулась своим мыслям, явно теряя интерес к разговору. — Я поступлю с ним так, как посчитаю нужным.
— Ты сейчас издеваешься надо мной?
Кассандра понимала, что не стоит ввязываться в ссору с Эвелин, особенно когда та находится под воздействием лириумной настойки, — но ее уже несло.
— Я пытаюсь быть вежливой, Кассандра. Но как бы так объяснить, чтобы до тебя наконец дошло. Это я Инквизитор, а не ты.
— На самом деле ты была никем, Эвелин. Пока мы с Лелианой не сделали тебя Инквизитором, и в любой момент мы можем лишить тебя этого звания, помни об этом.
На самом деле Кассандра понимала, что кривит душой. Они с Лелианой передали бразды правления Инквизицией Эвелин Тревельян, потому что выбора у них не было. Для многих она являлась воплощенной надеждой в это страшное время. Вестницей Андрасте, отмеченной чудесным даром.
Эвелин побледнела.
— Никто — это ты, Кассандра. Стареющая неваррская ледышка, проводящая ночи в узкой постели в обнимку с варриковыми похабными книжонками, мечтая о большом твердом…
Звонкая пощечина оборвала ее на полуслове. На лице Эвелин, к мимолетному удовольствию Кассандры, отразилась растерянность.
— Прости, — с искренним раскаянием проговорила она. — Я не должна была.
Ошеломленная, Эвелин прижала ладонь к пылающей щеке.
— Прости, — повторила Кассандра, понимая, что и по ее собственному лицу разливается краска, словно это ее отхлестали по щекам.
Неловко повернувшись, она заспешила к выходу. В ту ночь Кассандра так и не смогла уснуть, лежа в темноте и черпая извращенное утешение в стыде и презрении к самой себе.
— Ты ударила Эвелин? Серьезно? — Варрик изумленно присвистнул.
Он заглянул к Кассандре утром, как частенько делал по дороге в «Приют Вестника», чтобы позвать ее составить ему компанию за завтраком.
«При виде тебя, Искательница, — говаривал он, — Кабо расцветает и выкладывает на тарелки самые лучшие кусочки. Чем я и пользуюсь».
— Серьезно, Варрик. И это было ужасно, мы ругались, как две рыночные торговки.
— Что же такого она тебе наговорила?
— Не имеет значения. Меня это не оправдывает, — Кассандра запнулась. — Да и ее тоже.
— Ладно, — сказал Варрик. — В конце концов, ничего страшного не произошло. Ну или, по крайней мере, ничего такого, что нельзя было бы исправить теплым молоком и свежими булочками.
В дверях «Вестника» они столкнулись с Блэкволлом — Кассандре все еще сложно было привыкнуть к его подлинному имени. Растрепанный, с воспаленными запавшими глазами, бледным до восковой желтизны лицом, он задел ее плечом и покачнулся, прошептав бессвязные извинения. Из бутыли, которую он держал в руке, на гамбезон выплеснулась резко пахнущая янтарная жидкость.
Кассандра придержала его за плечо, не давая упасть, и брезгливо посторонилась, давая ему дорогу.
— Набрался с утра? — предположил Варрик, протягивая Кассандре платок — несколько капель рома попали и на ее дублет.
— Не знаю, — пробормотала Кассандра, провожая пошатывающегося Ренье взглядом.
На руке, которой она коснулась его, осталось смазанное кровавое пятно.
— Стой!
Она догнала Ренье, развернула к себе. Так и есть: мутный от боли взгляд, который Кассандра по ошибке приняла за опьянение, темные круги под глазами, пересохшие, как от лихорадки губы. Рукава гамбезона были пропитаны кровью.
— Что-то с тобой не то, Герой, — Варрик подставил ему плечо, не обращая внимания на протесты.
Они с Варриком помогли Ренье дойти до конюшни и взобраться по лестнице. Уложив его на соломенные мешки, служившие постелью, Кассандра осторожно расстегнула гамбезон, разрезала мокрую от крови нижнюю рубаху и замерла.
— Дерьмо Создателя, кто это тебя так? — непривычно серьезно спросил Варрик.
На груди Ренье, на плечах, животе и боках виднелись глубокие порезы, образующие прихотливую вязь. Из-за сочащейся из ран крови Кассандра не сразу поняла, что этот рисунок имеет определенную закономерность. Лишь когда Варрик отыскал относительно чистую тряпицу и, смочив ее ромом, принялся осторожно промывать порезы, Кассандра поняла, что хаотичный на первый взгляд узор состоит из повторяющихся слов «Том» и «Ренье», соединенных между собой изящным росчерком.
Ренье покачал головой, давая понять, что не желает это обсуждать, и, отняв у Варрика бутылку с ромом, сделал большой глоток прямо из горла.
IV
Как и следовало ожидать, дверь в инквизиторские покои оказалась заперта, но Кассандру это не смутило. Она знала, что Эвелин у себя и не собиралась уходить, не поговорив с ней.
Постучавшись, Кассандра прислушалась.
— Эвелин, пожалуйста, открой.
Стоящий напротив стражник с явным любопытством наблюдал за происходящим.
— Эвелин, я проведу перед твоими дверями столько времени, сколько тебе потребуется, чтобы меня выслушать.
Она было занесла сжатый кулак, чтобы постучать снова, – и еще сотню-другую раз, если нужно, – когда дверь приоткрылась.
— Искательница Кассандра.
— Что? — Кассандра раздраженно заложила руки за спину, оказавшись лицом к лицу с Ренье.
— Эвелин не сможет с тобой поговорить.
— Что с ней, ей хуже?
Кассандра боялась этого — приступы, связанные с нестабильностью метки становились все чаще.
— Ей нужен отдых. Завтра на рассвете мы возвращаемся в Халамширал.
Последнее время Эвелин предпочитала Скайхолду Зимний дворец, любезно предоставленный императором Гаспаром в ее полное распоряжение. Она сделала его своей личной резиденцией, и с точки зрения Кассандры в этом был смысл: Якорь становился все опаснее, если однажды Эвелин не успеет вовремя разрядить его, последствия будут ужасающими.
Для всех щедрость императора Гаспара, уступившего Инквизиции одну из лучших своих резиденций, выглядела проявлением благодарности за поддержку. Но Кассандра была одной из немногих посвященных, кто в точности знал, что случилось той ночью в Зимнем дворце.
Манера Лелианы врываться без стука стала привычной настолько, что заслышав звук открывающейся двери и легкие шаги за спиной, Кассандра молча пододвинула ей стул, не отрываясь от книги. Лелиана приглашением не воспользовалась, нетерпеливо остановившись возле стола.
— Великий герцог Гаспар де Шалон прислал официальное приглашение на императорский бал в Зимнем дворце.
Известие заслуживало внимания. Кассандра отодвинула от себя том в тяжелом, окованном металлом переплете.
— Как любезно с его стороны, в Скайхолде определенно не хватает развлечений. А что на самом деле?
— А на самом деле это переговоры. — Лелиана прошлась по комнате. — На кону стоит окончание многолетней борьбы между герцогом и императрицей Селиной. Это шанс для Инквизиции заполучить надежного союзника.
— И мы должны определиться, кого поддержим.
— Вариантов немного, — Лелиана нахмурилась. — Но хорошо то, что в каждом из них для нас есть свои преимущества.
— Императрица будет надежным и щедрым на золото союзником.
— А Гаспар окажет нам неоценимую военную поддержку.
Кассандра задумалась.
— Я не доверяю герцогу, — призналась она. — Он уже показал, каким вероломным может быть.
— Впрочем, как и Селина, — Лелиана потерла переносицу. — Они друг друга стоят. Нам нужно принять решение.
— Отправляйся за этим к Эвелин, — мрачно посоветовала Кассандра. — Не хочу тебя огорчать, но наша Инквизитор оказалась не такой покладистой, как ты думала.
— На самом деле я не особо беспокоюсь, — Лелиана надвинула капюшон. — Оба решения хороши по-своему. Хотя я все же предпочла бы иметь дело с Гаспаром.
Когда она ушла, Кассандра вновь раскрыла книгу, но сосредоточиться так и не сумела.
Зимний Дворец поразил Кассандру своим великолепием. Грандиозный и вместе с тем изысканный, выстроенный в подлинно орлейском стиле, — в нем почти варварская роскошь непринужденно уживалась с изяществом.
— Я не верю, что в Неварре нет ничего подобного, — насмешливо шепнула Лелиана, выходя из экипажа. — Неужто правящая семья ютится в сараях? Не разочаровывай меня.
— В Неварре вся роскошь принадлежит мертвым, — возразила Кассандра. — Живым приходится быть скромнее.
Они прошли сквозь ажурные ворота, пересекли ландшафтный парк и вошли во дворец, миновав стражу, облаченную в парадную униформу.
— Эвелин уже должна ждать нас, — Лелиана огляделась. — Где же она? Где Жози и Каллен? Они прибыли раньше, но это мы вынуждены топтаться у дверей бальной залы, точно прислуга в ожидании господ.
— Эвелин уже здесь. Сейчас нас представят императрице и двору, — Жозефина, словно материализовавшись из воздуха, заботливо расправила складку на кассандриной перчатке. — Ты знаешь, как это бывает.
Они с Лелианой обменялись понимающими улыбками. Поток бравурной музыки хлынул на Кассандру из распахнутых дверей. Лощеный герольд, объявлявший новоприбывших, даже не сбился, произнося ее полное имя.
Кассандра кожей чувствовала на себе изучающие взгляды придворных. Она знала это умение наблюдать исподтишка, которое в свете было доведено до искусства: стоит ей обернуться и все, что она увидит — это разодетых мужчин и женщин, всецело поглощенных беседой друг с другом.
Лелиана предупреждающе дотронулась до ее рукава.
— Миледи Флорианна, — она почтительно поклонилась.
Терпкий вызывающий аромат духов окатил Кассандру с головы до ног. Она поспешно последовала примеру Лелианы.
— Позвольте вам представить Кассандру Пентагаст, Искательницу Истины, советницу Инквизитора.
Герцогиня Флорианна де Шалон одарила Кассандру любезной улыбкой. Высокая и изящная, она неуловимо напоминала своего брата, Великого герцога Гаспара, — но больше осанкой и манерой речи, нежели лицом.
— Я много слышала о вас, Кассандра, безмерно рада наконец познакомиться. Но где же наша Инквизитор?
— Она еще успеет вам надоесть, Ваша Светлость, — натянуто улыбаясь ответила Лелиана.
Обмениваясь светски любезными фразами, они с Флорианной прошли вглубь бального зала, окруженные сопровождающими герцогиню дамами. Пристроившись в хвосте процессии, Кассандра сосредоточенно разглядывала замысловатую вышивку на подоле одной из фрейлин: жемчуг и золото. Орлейский двор дышал роскошью, питался ею, пил ее, точно цветок, посаженный в сухую почву, — воду.
Торжество было в самом разгаре. Лелиана и Жозефина незаметно исчезли, растворившись в сверкающей толпе. Кассандре казалось, что среди блеска драгоценностей, золотого шитья и инкрустаций она видит то и дело мелькающие рыжие волосы.
— Надеюсь, вы найдете возможность потанцевать, принцесса. — Тонкие губы Флорианны изогнулись в улыбке.
— О нет, — Кассандра покачала головой, игнорируя приглашающе протянутую руку, — никто не называет меня так, Ваша Светлость.
— Зря.
Флорианна пожала плечами, словно говоря «вам же хуже».
— Я наблюдала за вами, Искательница, вы словно не в своей тарелке.
— Так и есть.
Музыка стала оглушающей. Кассандру охватило дурное предчувствие, тяжелое и дергающее, как головная боль.
— Великий герцог просил передать, что задерживается, — сообщил запыхавшийся слуга.
Флорианна прикусила губу. Веер в ее руке дрогнул. Что-то было не так — Кассандра повертела головой, надеясь высмотреть в толпе кого-то из Инквизиции.
— Иди за мной, — прошипела за ее спиной Эвелин, не обращая внимания на удивленную герцогиню.
Она направилась к выходу, расталкивая собравшихся. Уже возле самой двери Кассандра бросила взгляд в сторону балкона, на окруженную свитой императрицу. Ей показалось, что Селина смотрит прямо на нее, подавшись вперед и опершись затянутыми в перчатки ладонями о перила.
— Да что происходит?
Кассандра шла быстро, но Эвелин все равно опережала ее на несколько шагов. Вслед им оборачивались. Маски покачивались, выражая недоумение.
Двери Зимнего дворца с глухим стуком захлопнулись за их с Эвелин спинами. Все так же не оглядываясь Инквизитор кивнула стражнику, одетому в цвета Великого герцога. К своему удивлению Кассандра узнала одного из солдат Каллена.
Тяжелые дубовые засовы легли в петли, запылали факелы. На стены полилось масло, в окна полетели камни, обмотанные горящим тряпьем и просмоленной соломой.
— Что тут происходит?
Эвелин цепко сжала ее предплечье.
— Идем же, Кассандра, экипаж ждет.
Дворец был окружен сплошной цепью солдат Инквизиции, переодетых в форму людей Гаспара де Шалона.
— Поверить не могу, — прошептала Кассандра.
В сгущающихся сумерках лицо Эвелин казалось бледным размытым пятном с черными провалами глаз.
— Зачем? Что тебе пообещал Гаспар?
Она скривилась.
— Не беспокойся, мы договорились. Он станет императором, как и хотел, но куда надежней скрепить союз кровью, а не чернилами.
Кто-то отчаянно колотил в запертую дверь изнутри. Огонь жадно вгрызся в створки двери, яростно побежал вверх, к стрельчатым окнам.
— Никого не выпускать.
Щелкнули пружины взведенных арбалетов, лязгнули извлеченные из ножен мечи. В ушах Кассандры звенели отчаянные крики гибнущих. Пламя лизало стены, рвалось в небо, окутывая величественный силуэт Зимнего дворца пеленой дыма.
V
Зимний Дворец был по-прежнему великолепен. Первое, о чем распорядился император Гаспар, — подобно Жюдикаэлю Первому, — отстроить все уничтоженное пожаром. Чтобы даже памяти о случившемся не осталось. Но пустынные дорожки в парке и тишина, висящая над слепо глядящими в небо статуями, не давала Кассандре забыть о той страшной ночи. Некогда прекрасный дворец теперь казался ей громадным некрополем коронованного мертвеца, восседающего на пепелище.
Опираясь на предплечье Ренье, Эвелин выбралась из кареты. Выглядела она плохо: исхудавшая, в уголках рта залегли резкие складки, заострившиеся скулы были обтянуты пергаментной кожей, в темных волосах виднелись белые нити седины. Левая рука в плотной кольчужной перчатке безжизненно висела вдоль туловища, полускрытая дорожной накидкой.
Но чудо, что она вообще держалась на ногах. Метка пожирала Эвелин Тревельян заживо, — даже теперь, когда на нее больше не воздействовала магия Соласа.
Это воспоминание Кассандра тоже охотно вычеркнула бы из памяти, если бы только могла. Вечер и ночь после встречи с новым Соласом — Фен'Харелом — даже мысленно она произносила это чужое и жуткое имя с осторожностью.
— Положите ее на постель, — скомандовала тогда Жозефина, распахивая двери. По ее смуглым щекам разливалась бледность, но привычная выдержка не изменила ей. Ренье, обезумевший, всклокоченный, в залитом кровью доспехе, покорно следовал за леди Монтилье, привлеченный ее уверенным тоном. Он никому не позволил нести Эвелин, и Кассандра, неотступно следуя за ним, молилась Создателю, чтобы это была все еще Эвелин, — живая Эвелин, а не ее бездыханное тело.
— Нужен лекарь, — прошептала Кассандра, поймав Жозефину за локоть. — Приведи Элан Вемаль и того парня, как же его имя, — полкового целителя, Каллен знает.
Коротко кивнув, Жозефина исчезла за дверью. Но лекарь мало чем помог. Как и травница Элан. Они добросовестно осмотрели мечущуюся по постели в лихорадочном забытьи Эвелин, но, видя их встревоженные лица и бегающие глаза, Кассандра все понимала без слов. Здесь они были бессильны.
— Идем, — сказала Кассандра, обращаясь к стоящему на коленях у изголовья кровати Ренье. Несмотря на всю неприязнь к нему, она постаралась, чтобы ее слова прозвучали как можно мягче. — Тебе тоже нужен отдых.
Он покачал головой. Лицо его было серым от пыли и боли.
— Я знаю, тебе сейчас кажется, что если ты уйдешь, она умрет, — сказала ему Кассандра, чувствуя себя при этом необыкновенно дерьмово. — Но поверь, от тебя это нисколько не зависит. Ее жизнь в руках Создателя.
Ей показалось, что он ее не слышит, но это было не так.
— Я никогда не забуду, что ты сделала для Эви, Искательница, — с усилием сказал Ренье, не отрывая взгляда от скорчившейся на подушках Эвелин. — Даже когда стану гнить в Пустоте.
Кассандра поежилась. Ее мышцы вибрировали от запоздалого шока. В этот день сама смерть обратила на них свой взор. Но передумала.
Эвелин провела на краю Тени несколько долгих дней и ночей, но осталась жива, хотя Кассандра, лежа без сна в постели и слушая исполненные нечеловеческой боли крики, несущиеся из инквизиторской спальни, — уже не верила в это. В какой-то миг ей стало казаться, что ее долг — встать, взять меч и наконец избавить Эвелин от высасывающих ее душу мучений.
Поднявшись с постели, Эвелин, слабая и истощенная от боли, причиняемой терзающей ее тело меткой, приказала отправляться в Халамширал, тем самым навсегда отвергая Скайхолд, — словно враждебность Соласа отравила стены ее убежища.
Зимний дворец хорошо охранялся, как и подступы к нему, о чем позаботились советники, но самым главным для Эвелин, Кассандра поняла это очень скоро, были элювианы, которые вели в эльфийскую библиотеку.
VІ
— Дорога была тяжелой, моя леди.
Будто очнувшись, Эвелин подняла голову. Она рассеянно улыбнулась, отчего бледные губы покрылись сеточкой кровоточащих трещин. Ренье увлек Эвелин по лестнице ко входу во дворец, обнимая за талию; рукав гамбезона сполз, обнажив извилистый шрам, повторяющий очертания объединенных букв Т и Р. Кассандра отвернулась.
Чуть поодаль, возле мраморной колонны, она различила высокую массивную фигуру в темной одежде, и ее сердце пропустило удар. Кассандра узнала этого человека, и была не рада вновь видеть его здесь, какие бы цели он ни преследовал.
Неприятные воспоминания об их первой встрече нахлынули, словно дожидались подходящего случая: это произошло в тот приезд в Зимний дворец, когда, с трудом оправившись после встречи с Соласом, Эвелин больше не пожелала оставаться в Скайхолде.
— Я не думаю, что тебе нужно быть здесь, — сказала Эвелин, стоя в дверях и с неудовольствием наблюдая, как деловито снующие слуги раскладывают Кассандрины вещи в первых же попавшихся ей на глазах покоях. — Кроме всего прочего я покинула Скайхолд, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Мне нужно многое обдумать.
Кассандра не сомневалась, что ее намерение перебраться в Зимний дворец не понравится Эвелин, и одно только это наполняло ее решимостью.
— Я не помешаю, — коротко ответила она, жестом указывая, куда сгрузить ящик с книгами. — Но кто-то должен быть рядом с тобой, Эвелин. Каллен, Лелиана и Жозефина остались в Скайхолде, как и большинство членов Инквизиции. Ты не можешь быть здесь совершенно одна, особенно теперь.
— Не беспокойся за меня. Халамширал наводен нашими войсками, людьми Гаспара и шпионами Лелианы. И я не одна, со мной Том Ренье.
На языке крутились фразы одна язвительнее другой, но Кассандра сдержалась.
— Однажды я уже спасла тебя, — терпеливо напомнила она, дождавшись, когда слуги покинут комнату.
Эвелин задумалась, это было видно по блуждающему взгляду и плотно сжатым губам. Она понимала, что ей не доверяют и будут следить за каждым ее шагом, но такое положение дел более чем устраивало Кассандру, которая предпочитала играть в открытую.
— Как хочешь, — Эвелин пожала плечами, внезапно соглашаясь.
Время шло, и Кассандра в полной мере оценила преимущества Зимнего дворца: его расположение позволило наладить сообщение со Скайхолдом; Эвелин, ежедневно пропадавшей в книжном элювиане, пусть и не без труда, но удавалось контролировать метку и вовремя разряжать ее в Тени.
Сама по себе близость элювианов была риском, но с ним Кассандра приучилась мириться, выставив многочисленную охрану. Но не одни лишь магические двери-зеркала беспокоили ее. Поддержка Инквизиции слабела с каждым днем. Опасность разверзшихся небес, столько времени волновавшая умы, исчезла, в равной степени измотав жителей Орлея, Ферелдена и Неварры. Мало кто верил, что мятеж эльфов выльется в подлинную угрозу, — люди попросту устали бояться.
Но чем больше недооцениваешь врага, тем опаснее он становится. Донесения, идущие в Скайхолд, которые с согласия Лелианы проходили через руки Кассандры, удручали. Солас посеял хаос в Ферелдене — мелкими изнуряющими стычками, поджогами и набегами, высасывающими из и без того обескровленного Денерима последние соки. В Орлее дела обстояли не лучше: армия Долов, обретя второе дыхание, готовилась противопоставить свою силу императорскому войску.
Инквизиция больше не казалась спасителем, скорее, обузой для стремительно тощающей казны обоих государств. Тревожные сообщения поступали из Неварры и городов Вольной Марки, в Антиве то и дело вспыхивали пожары, принося правящей торговой гильдии колоссальные убытки. Не нужно было обладать сверхъестественной мудростью, чтобы связать одно с другим.
Все рушилось, словно дом, выстроенный на песчаном фундаменте. И Кассандра не строила иллюзий, что все разрешится по мановению левой руки Инквизитора Эвелин Тревельян.
Стук в дверь выдернул ее из тягостных раздумий.
— Искательница Кассандра!
Она узнала голос разведчицы Риттс. Здесь, в Зимнем дворце, Кассандра завела свою собственную Тайную канцелярию, и Риттс была одной из тех, кому она доверяла, как себе самой.
— Входи, Риттс.
Кассандра отложила перо, чувствуя, как ноет фаланга среднего пальца. Риттс выросла на пороге, возбужденно блестя глазами из-под своего извечного капюшона.
— Он прибыл, Искательница. Человек, которого ожидает Инквизитор. Он сейчас в холле.
Кассандра мысленно улыбнулась: верная Риттс, которая в благодарность за спасение предпочла остаться с ней.
— Где Эвелин?
Лицо Риттс помрачнело.
— В кабинете.
— Хорошо. Отправляйся к леди Тревельян, передай ей то, что сказала мне.
Риттс вышла. Кассандра откинулась на спинку кресла. Она не вмешивалась в дела Эвелин, но была осведомлена о каждом ее шаге. И знала, что она ждет этого человека, что приказала привести его к ней, сразу же, как только он появится. Стоило ли говорить, что Эвелин и не подумала посвятить ее, Кассандру, в свои планы.
Кассандра спустилась по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Не мешало понаблюдать за этим таинственным незнакомцем, которого так ждала Эвелин. Ее нервозность, усилившаяся в последние дни, говорила, как важен для нее этот визит.
К изумлению Кассандры, холл был пуст. Красноватый закатный свет, просачиваясь сквозь огромные, в человеческий рост высотой витражные окна, освещал пылинки, танцующие в воздухе.
— Госпожа?
Кассандра оглянулась. Одна из теней в нише подле лестницы ожила, обернувшись высоким мужчиной в дорожном плаще поверх легкого доспеха. Высокий, еще не старый, но с обветренным лицом, изрезанным глубокими морщинами. Сломанный нос, жесткая линия крупного рта, короткие серые волосы, — то ли седые, то ли таким странным цветом их одарила природа. Глаза у незнакомца были необычные — чуть раскосые, и черные, как угли. Его плащ скреплялся на плече сильверитовой пряжкой: двуглавый грифон, расправивший крылья.
— Можешь звать меня Искательница Пентагаст.
Приближаться Кассандра не торопилась. Незнакомец приветственно склонил голову, давая понять, что услышал, но своего имени не назвал. Внимательно оглядев ее с ног до головы, он сделал шаг вперед, и Кассандра инстинктивно попятилась.
— Твое имя?..
Незнакомец улыбнулся, неожиданно обаятельно.
— Оно мне не нужно. Я отказался от него много лет назад. Порой мне кажется, что я и сам его больше не помню.
Час от часу не легче. Последнее время Кассандра не ценила любовь к инкогнито. Угольные глаза незнакомца вновь бесцеремонно обшарили ее с ног до головы, фиксируясь на каких-то очевидно значимых для него деталях. Затем, словно удовлетворившись увиденным, он одобрительно кивнул.
Кассандре захотелось отвести этого типа к Эвелин, и впредь держаться от него подальше. От него пахло кровью, неуловимо, но Кассандра чуяла этот сладковатый навязчивый смрад, разлитый в воздухе; монотонный и назойливый как гудение мясных мух.
«Инквизитор ожидает тебя», — собиралась сказать она и уйти, оставив между собой и этим странным человеком минимум сотню футов, но вместо этого молчала, зачарованно глядя в его тусклые черные глаза.
— Искательница Пентагаст! — Риттс налетела на нее с разгону, едва не сбив с ног, но Кассандра была рада этому, вынырнув из какого-то странного оцепенения.
— Что случилось? — краем глаза Кассандра покосилась на незнакомца. Тот безмятежно ждал.
— Поймали лазутчика, Инквизитор велела отыскать вас!
К своему неудовольствию, Кассандра заметила, что незнакомец безо всякого смущения последовал за ними.
Гул голосов достиг ее ушей раньше, чем Кассандра и ее непрошеный провожатый свернули за угол и оказались перед двустворчатыми дверями, ведущими в западную гостиную, которую Эвелин выбрала за царящий в ней прохладный полумрак и сделала своим кабинетом. Сейчас двери были небрежно распахнуты, открывая глазу сдержанно-роскошное убранство комнаты; возле них застыли четверо стражников. Риттс и еще двое разведчиков замерли вдоль стен.
Эвелин, сбросив уже ставшую привычной апатию, прижимала кинжал к тощей шее эльфа, сидящего на софе со связанными руками. Пленник, с виду совсем еще мальчишка, испуганно зыркал воспаленными глазами.
— Говори, — приказала она, усилив нажим. Эльф задрожал, как осенний лист, из-под стального острия поползла тонкая струйка крови.
Кассандра вздохнула: Эвелин неисправима, здравый смысл всегда был для нее ничем, когда речь заходила о ее прихотях.
— Отдай его мне, — устало предложила она. — И через пару часов мы будем знать все, что ему известно.
Неудачливый шпион бросил на нее затравленный взгляд, — репутация Искателей Истины была хорошо известна. Эвелин с неудовольствием дернула плечом, словно соглашаясь, что на эту добычу прав у Кассандры больше.
— Он твой.
Мальчишка, издав приглушенный всхлип, рванулся из удерживающих его тисков. Всего несколько дюймов, — но ему хватило. Широкое лезвие кинжала, скользнув по коже, погрузилось в выемку над ключицей, войдя глубоко в незащищенную плоть. Кровь брызнула в лицо Эвелин.
С глухим стуком тело повалилось на пол. Эвелин раздраженно выругалась, отодвигаясь и брезгливо вытирая испачканный лоб. Мальчишка еще корчился на полу, зажимая булькающую рану пальцами, но жизнь уже ускользала из его остекленевших глаз. Наконец он затих.
Кассандра скрипнула зубами. Злиться было не на кого, хотя она с удовольствием переложила бы вину на Эвелин, — за той и так числился счет таких размеров, что лишний пункт его бы не обременил.
Эвелин с досадой пнула труп ногой.
— Унесите эту падаль.
— Подождите.
Незнакомец, о котором Кассандра позабыла, захваченная происходящим, выступил из облюбованного им угла, — этот человек явно предпочитал находиться в тени. Он заразительно улыбался, отчего его грубоватое лицо, изрезанное морщинами, стало невыразимо притягательным.
— Позволите? — осведомился он у Эвелин, отвесив короткий галантный поклон в ее сторону, и любезно прибавил: — Инквизитор.
Та медленно улыбнулась в ответ. Размазанная по лбу и бровям кровь уже подсохла, придавая ей вид жуткий и комичный одновременно.
Получив разрешение, незнакомец иронично взглянул на Кассандру, словно проверяя ее реакцию, вынул из-за пояса нож и небрежно провел им по мясистому, покрытому шрамами, бугру у основания большого пальца. Кассандра едва не ахнула. Магия крови, запретное и гнусное колдовство, она впервые видела, чтобы кто-то использовал его открыто, и мало того, — настолько небрежно. Буднично.
Тело выгнулось, из вспоротого горла вновь полилась кровь, в воздухе разлился смрад опорожненных кишок. Труп замер в вертикальном положении, точно посаженный на кол. Мертвые губы беззвучно зашевелились.
Незнакомец поощрительно поднял брови.
— Можете спросить у него все, что вам нужно, Инквизитор. Он не солжет, обещаю.
Инквизитор облизнула пересохшие губы. Она начала задавать вопросы, и труп отвечал ей, сдавленным глухим голосом, идущим не от перерезанных связок, но из самого нутра.
С трудом отвлекшись от синюшного лица покойника, Кассандра взглянула на Эвелин. Чернота в глазах незнакомца притягивала ее как магнит.
— Я Эвелин. — Она протянула ему руку. — Инквизитор Эвелин Тревельян.
Незнакомец точно невзначай накрыл ее ладонь своей, окровавленной, — будто помечая:
— Первый Страж к вашим услугам, миледи.
И вот он снова тут, в Зимнем дворце. Кассандра почти физически ощущала тяжелый взгляд этих непроницаемых глаз, в ноздри вполз тошнотворный запах грязной запретной магии.
Первый из Ордена Серых снова был здесь, их с Эвелин дела, — один Создатель ведает, что связывает этих двоих, — еще не окончены. Кассандра отошла за колонну и нащупала жесткий квадратик из многократно сложенной бумаги. Записка жгла ей руки, соблазняя порвать, а обрывки швырнуть в огонь, как уже было с двумя ее предшественницами. Но не в этот раз. Кассандра сжала ладонь, чувствуя, как острые уголки больно впиваются в кожу.
VІІ
В «Чайке и Маяке» не было принято разглядывать посетителей, — ценное качество для такого рода заведения. Кассандра оценила его сполна, когда в ответ на появление на пороге одинокой путницы в забрызганной грязью дорожной одежде никто даже не повернул головы.
Он ждал ее, сидя за столом у дальней стены. Низко надвинутый капюшон скрывал его лицо от посторонних взглядов, но Кассандра узнала его сразу, так же безошибочно, как определила руку, писавшую записку.
— Я удивлена, что ты осмелился, — сказала она вместо приветствия, усаживаясь напротив.
— Могу сказать то же самое тебе. — Он поднял голову.
Сейчас он выглядел почти так же привычно, каким Кассандра его помнила, и только синие огоньки в глазах намекали на его обновленную сущность.
— Что тебе нужно, Солас? Или мне теперь следует называть тебя Фен'Харел?
Мимолетная улыбка. Казалось, ему приятно слышать свое имя из ее уст. Исходящая от него магия была настолько сильна, что Кассандра испытала приступ дурноты. Она, должно быть, обезумела тогда, в храме Ужасного Волка. Рассеять такую магию было все равно что попытаться вычерпать море.
— Я хотел поговорить об Эвелин. Мне кажется, ты готова меня выслушать.
— Это почему же? — Кассандру злило, что его расчет оправдался. Она здесь, она скрыла эту встречу от Эвелин и, проклятье, но она действительно готова его выслушать.
Хотя в ту последнюю встречу Солас едва не убил их обеих.
После изматывающей схватки с Саиратом их небольшой отряд с головой погрузился в безумную, сковывающую тело усталость. Сама Кассандра мучительно пыталась расслабить сведенные мышцы рук, ей казалось, что ее ладонь вплавилась в рукоять меча. Но хуже всех приходилось Эвелин. На нее было страшно смотреть: неконтролируемая мощь метки убивала ее, высасывала остатки сил из истерзанного болью тела.
Каждая последующая разрядка Якоря давалась ей все тяжелее.
— Нужно идти дальше, — сказала Кассандра, с жалостью глядя, как Ренье пытается помочь Эвелин удержаться на подгибающихся ногах. — Осталось совсем немного.
«Осталось немного — для нее», — Кассандра еще не сошла с ума, чтобы произнести это вслух, но все было и так очевидно.
Перед этим элювианом, последним на их пути, метка словно взбесилась, выворачивая руку Эвелин из сустава.
— Я… пойду… одна, — упрямо сказала она, тяжело выплевывая слова. — Ждите.
Кассандра выждала, пока Эвелин скроется в элювиане и хладнокровно последовала за ней. Она не очень хорошо относилась к Эвелин Тревельян, это верно, но не настолько, чтобы позволить ей умирать в каком-то забытом Создателем углу на перекрестье неведомо куда идущих дорог.
Перешагнув через порог зеркала, Кассандра очутилась лицом к лицу с разъяренным кунари, занесшим топор над ее головой. Тело среагировало быстрее рассудка. Упав на колени, она перекатилась вбок, срывая с пояса меч, и только потом запоздало поняла, что кунари так и стоит в угрожающей позе, даже не шелохнувшись в ответ на ее движения.
Серая кожа гиганта казалась покрытой пеплом, и всмотревшись, Кассандра поняла, что перед ней — камень.
Идя вдоль поросшей травой и присыпанной щебнем дорожки, которая вела наверх, к водопаду, Кассандра не переставала удивленно вертеть головой, рассматривая застывшие рогатые фигуры. Безусловно это была магия, жестокая и древняя, но совершенно ей не знакомая. Сама мысль о том, что кто-то может — так, пугала Кассандру до онемения.
— …это позволит твоим людям дожить свои дни в мире, — говорил мужской голос, глубокий и бархатистый.
«Солас!»
Удивляться было некогда. Она в два прыжка взлетела по каменным ступеням. Эвелин стояла на коленях, словно умоляя о пощаде. Лицо ее было искажено от боли и ярости, рука пылала чистым зеленым огнем.
Солас что-то делал с Якорем, — Кассандра уловила сгустившееся в воздухе напряжение.
— Ос… останови это, — прохрипела Эвелин.
Она сопротивлялась изо всех сил. Ее лицо побагровело, на лбу вздулись вены. Она цеплялась за метку с отчаянием утопающего, и ее боль была такой осязаемой, что у Кассандры перехватило дыхание.
Не успев задуматься над тем, что делает, она свела ладони и сосредоточилась, привычно концентрируясь на плотных нитях энергии, сплетающихся в магическую вязь. Кассандра еще ни разу не сталкивалась ни с чем подобным: обычно она без труда находила слабые места в наложенных чарах, чтобы разорвать их, отрезать от источника. Но магия Соласа оказалась другой. Обжигающей. Грубой. Неукротимой.
Сплошной поток чистой, первозданной силы.
Кассандра взмокла от страха. «Что если она не иссякнет?» Это было невозможно, но невидимая паутина, оплетающая Эвелин, крепла с каждой секундой.
Солас бросил на Кассандру взгляд, полный удивления и легкой досады. Резко выдохнув, она задействовала «святую кару», умение столь же простое, сколь и действенное. Он отвлекся всего на миг, но этого оказалось достаточно. Все произошло быстро: ослепляющая вспышка, — Эвелин разрядила Якорь; разорвавшая пространство спасительная дыра в Тень втянула их внутрь, отсекая от оглушенного Соласа.
Тогда им повезло. Дважды, — сначала сбежать от Соласа, затем выбраться из Тени неподалеку от последнего элювиана. Но Кассандра никогда раньше не чувствовала себя такой беспомощной. Не ей, Искательнице, бояться магии, но то, чем обладал Солас — было намного страшнее всего, с чем ей доводилось сталкиваться.
Теперь же они, как ни в чем не бывало, сидели друг напротив друга, и со стороны их беседа наверняка казалась сдержанной и вполне дружелюбной. Жозефина бы оценила.
Солас прервал затянувшееся молчание:
— Многие погибнут в грядущем сражении.
— Если ты уничтожишь Завесу, как ты сам сказал, погибнет еще больше.
— Да, — Солас выглядел действительно опечаленным. — Это возможно. Но если Эвелин удастся то, что задумала — будет еще хуже, поверь мне.
— Ты серьезно? — Кассандру разобрал смех. — Ты собираешься уничтожить нас, ныне живущих, и ты говоришь о чем-то худшем?
— Я не говорил, что вы умрете. Я лишь сказал, что это возможно.
«Он играет со мной», — поняла Кассандра. Она встала.
— У меня нет на это времени.
Она вышла из харчевни и направилась к коновязи, кляня себя за впустую потраченное время. Глупый и рискованный поступок. Лошадь нервно всхрапнула, и Кассандра успокаивающе потрепала ее по загривку.
— Я могу показать тебе, — сказал Солас из-за спины.
Лошадь тревожно переступила с ноги на ногу, ее гладкие лоснящиеся бока взволнованно вздымались и опадали. Кассандра обернулась.
— Прямо здесь?
Солас посмотрел на предгрозовые облака в темнеющем небе.
— Можем вернуться в трактир и взять у кабатчика ключи от одной из его комнатушек. — Он едва заметно нахмурился. — Если, конечно, ты не боишься.
В молчании они возвратились в «Чайку и Маяк», где никто по-прежнему не обратил внимания на отправившуюся наверх парочку.
Комната была маленькой и грязной, как сотни других таких же комнатушек при постоялых дворах, предназначенных полумертвым от усталости путникам, желающим провести ночь под крышей. Им, — да непритязательным любовникам, чья страсть требовала утоления, мало заботясь о чистоте простыней и набитых соломой тюфяков.
«Я тебя слушаю», — хотела произнести Кассандра, но поняла, что Солас стоит прямо перед ней и держит за руку, а их тела соприкасаются, доверительно, почти интимно.
— Закрой глаза, сосредоточься.
Его голос обволакивал. От него исходила сила, огромная, теплая и надежная. Кассандра поразилась, что магия, которой она привыкла опасаться, способна вызвать подобные чувства. Во рту пересохло.
Солас по-прежнему держал ее за руку, властно и крепко сжимая запястье.
— А теперь смотри.
Кассандра послушно открыла глаза и пошатнулась, потрясенная. Бездумно обняв Соласа за талию, она смотрела вниз и видела Тень, расстилавшуюся под ногами.
— Не бойся. Просто смотри и слушай. Запоминай.
Это была не та привычная Тень, которую она знала: призрачная, изменчивая, плывущая перед глазами, точно морок, искусно наведенная иллюзия. Она была — живая, реальная настолько, что собственная ладонь показалась Кассандре бледной и размытой.
Мир, открывшийся перед Кассандрой был, — одни лишь безграничные скалы, безжизненный пористый камень, окутанный синими прожилками. В сером небе мелькали темные стреловидные силуэты.
Солас заговорил. Голос его стал печальным, слегка надтреснутым.
— Все началось с эпохи Древних. Мир тогда еще не принадлежал живым, им правили боги-драконы, бессмертные и всемогущие.
Рожденные магией его рассказа образы всплывали у Кассандры перед глазами.
— Их было семеро: Думат, Первый из Древних, Дракон Тишины, Зазикель, Дракон Хаоса, породившего скверну. Тот, Дракон Огня, отец пламени жизни; Андорал, Дракон Рабов, повелитель Камня; Уртемиэль, Дракон Красоты, властелин небес; Разикаль, Драконица Тайны, хранительница душ, и Лусакан, Дракон Тьмы, страж Запретного.
Кассандра видела их, наяву. Гордые змеиные шеи, увенчанные шипастыми головами, мощные тела и крылья.
— Но однажды глубоко под корнями вечных деревьев зародился огонь...
Сгусток синего пламени тлел среди камня.
— …он пробудил созданий, каждое из которых отыскало в пламени свою душу.
Эльгарнан, Лук Зари, повелитель света, колдунья Митал со своими дочерьми, и Двуликий Фалон'Дин, наполовину живой, наполовину мертвец. Был и еще один, карлик, чье имя осталось неизвестным, который нашел в пламени особенную, отмеченную Пустотой душу.
Трое вышли на поверхность, уверенные, что мир принадлежит им, и бросили вызов богам-драконам. Началась война. Но рожденные в огне не в силах были противостоять бессмертию и неуязвимости Древних.
Огненные стрелы Эльгарнана не могли пробить драконий панцирь, плоть драконов была неподвластна магии Митал, болезни, которые насылал Фалон'Дин не причиняли им ни малейшего вреда.
— Но среди Древних был еще некто, чье имя с тех пор забыто.
продолжение в комментариях
суббота, 18 марта 2017
Название: Выпускники
Автор: Loreley Lee
Иллюстратор: Aihito (ссылка на арт)
Бета: старая кошёлка
Размер: ~32 940 слов
Персонажи/Пейринг: Андерс/фемХоук, Каллен/фем!Амелл, Йован/фем!Сурана, Алистер/фем!Сурана, Финн, Ирвинг, Грегор, Орсино, Мередит и другие
Категория: джен, гет
Жанр: МодернАУ, драма, романс, character study, slice of life, немного экшена и приключений
Рейтинг: R
Саммари: Пятого мора не было. Зато были реформы Верховной Жрицы Джустинии V. События происходят спустя шестьсот лет после Века Дракона. Выпускники Кинлоха - одного из лучших магических университетов Тедаса - после получения диплома должны три года отработать по распределению. Лучшие студенты имеют право выбирать первыми, кто-то заранее знает свою дальнейшую судьбу, а кому-то придется довольствоваться работой в глуши, где единственный целитель полагается на несколько деревень в радиусе десятка миль и эта должность вакантна уже несколько лет. Эта история - своего рода "срез поколения".
Предупреждения/примечания: 1. Наличие оригинальных персонажей, возможна вольная трактовка канона, применительно к МодернАУ
2. Автор не имеет ни малейшего отношения к медицине, военному делу или науке. Матчасть автор курил, но не уверен, что все правильно понял в силу незнания. В случае обнаружения вопиющего несоответствия матчасти, автор будет благодарен за сообщение об этом несоответствии.
3. Автор просит прощения за задержку. Внешние факторы очень хотели не дать автору закончить текст, но автор таки превозмог.
Ссылка на скачивание: doc | fb2 | pdf
После завершения выпускных экзаменов в Кинлохе на одну ночь воцаряется хаос.
В обычное время тут нельзя распивать спиртное и устраивать вечеринки в комнатах студентов, тем более — в главном холле, но только не в ночь между выпускными экзаменами и распределением. Никто, конечно, не отменяет правила, но даже если весь личный состав храмовников дружно займет свои посты — это все равно не поможет. Опьяненные радостью после сданных экзаменов, окрыленные амбициозными надеждами и заинтригованные грядущим распределением, выпускники все равно найдут способ отметить завершение студенческой жизни. В такие дни, как этот, рыцарь-командор слегка усиливает охрану, чтобы предотвратить возможные драки и совсем уж запредельные бесчинства, но приказывает храмовникам Кинлоха следить в первую очередь за тем, чтобы празднующие ненароком не покалечились сами и не покалечили кого-нибудь еще. И, конечно же, чтобы никто не ломал мебель и не бил стекол в окнах и бутылок на лестницах. В остальном древняя твердыня сдается на милость победителям, готовящимся покинуть ее стены и нести в мир славу Ферелденского круга магов.
Вдоволь наплясавшись на импровизированной дискотеке в главном холле, налюбовавшись фейерверками и бесчинствами, к двум часам ночи Андерс чувствует, что достиг идеальной кондиции — голову наполняет легкий и приятный гул, в теле образуется невероятная легкость, собеседники кажутся умнее, а девушки — красивее, чем они есть на самом деле. Он почти абсолютно счастлив сейчас: он сидит за столом, полным спиртного и закусок, утащенных с фуршета, его рука обнимает талию прелестной девушки, которая, когда все разойдутся, останется и проведет остаток ночи в его постели, рядом сидят его друзья — чудесные, замечательные люди и эльфы, из динамиков приемника льется чарующий голос известной эльфийской певицы, поющей о ветре, что наполняет паруса аравелей, и о дальних странствиях.
— Выключите это кто-нибудь, — злобно шипит Нерия Сурана. — Или меня сейчас вырвет!
Спорить с ней, отличающейся взрывным характером и отличным хуком справа, никто не решается.
— Тебя бесит сама Ашали или долийская культура? — Финн переключает радио на станцию, передающую легкую инструментальную классику.
— Финн, ты идиот? Долийская культура не может меня бесить по определению. У меня бабушка — бывшая кочевая долийка. Просто вот это вот, по радио, не имеет к долийской культуре ни малейшего отношения. И, к слову, в начальной школе я училась с этой Ашали в одном классе и ее звали Матильдой. Это теперь она себе рожу раскрасила и строит из себя в телевизоре знатока культуры древних эльфов.
— Все равно песня красивая! — Финн опустошает свой стакан и оглядывает стол, явно размышляя чего бы еще себе налить. — Кстати, как думаете, что нам завтра предложат на распределении? В смысле, должны же предлагать какой-то выбор?
— Создателевы яйца, Финн, ты уже такой большой мальчик, выпускник, а все в сказки веришь, — смеется Йован. — Ставлю два рояла против дырявого носка, что у деканата все давным-давно распределено.
— В смысле?
— В смысле, кого куда отправить. Спорим, тебе, как одному из лучших студентов, завтра предложат на выбор несколько вариантов, каждый из которых будет в Денериме и связан с серьезными государственными организациями?
— С чего это? — Финн недоверчиво качает головой.
— С того, что у тебя, Флориан Финнеас Горацио Альдебрант эсквайр, очень влиятельные родители, которые не допустят, чтобы их кровиночка работала в забытой Создателем конторке по учету детей, проявивших магические способности где-нибудь в Морозных горах. Это недостойно их фамилии.
— Как это грубо, — надувается Финн, — намекать на то, что я пользуюсь влиянием родителей.
— Я не говорю, что ты пользуешься им. Я говорю, что они пользуются своими возможностями, чтобы влиять на тебя.
— Охренеть ты умный, — хохочет Сурана, обнимая Йована. — Расскажи тогда, что предложат мне?
— Тебе, моя дорогая, — Йован улыбается и слегка целует ее в уголок рта, — предложат отправиться или стажером в полицию, или в армию, или вообще в секретную службу какую-нибудь. Все варианты будут сводиться к этому.
— Это еще почему?
— Потому, моя радость, что ты не только умница и красавица, ты еще и самый мощный маг-стихийник на нашем потоке. Когда ты одной молнией превратила тренировочный манекен в угли — у Ирвинга, наверное, чуть родимчик не приключился от расстройства за инвентарь.
Андерсу на миг кажется, что по лицу Сураны проскальзывает замешательство, но она передергивает плечами и улыбается Йовану в ответ.
— То есть ты думаешь, что меня возьмут в спецагенты, только потому, что я не ленюсь тренироваться в применении боевых заклинаний? Хорошо. А остальные?
Йован оглядывает присутствующих, пристально всматривается в лица, останавливает взгляд на Андерсе.
— Андерса наверняка загонят в какую-нибудь жопу мира, где он все три года будет подыхать от скуки и лечить насморк, повышенное давление и геморрой у местных старух.
— Согласен, — откликается Андерс. — После моего последнего эпического выступления и пересдачи половины сессии осенью, меня точно не числят в лучших студентах, которым достаются самые хорошие предложения.
— Ты так говоришь, словно это фигня, а не три года, выброшенные впустую! — горячится Сурана.
— Это действительно фигня. Я знал, что прогулы и отлучки из Кинлоха на концерты в Денерим или погулять по Вал-Руайо не пройдут даром. Просто был готов заплатить эту цену ради впечатлений здесь и сейчас. Возможно, Йован прав и мне придется поехать на дальние выселки лечить селян. Но зато у меня сразу будет практика в реальных условиях, которая зачтется мне за интернатуру по общей терапии, кардиологии и проктологии, если речь и правда пойдет о старушках с насморком, давлением и геморроем. Зато потом я буду нарасхват, а бедняги, которых запихают в крупные клиники, лет пять будут таскать инструменты за тамошними светилами, приносить им кофе, делать бумажную работу и, в лучшем случае, выполнять простенькие назначения.
— Но разве вы, целители, не практикуетесь тут, в университетской клинике? — подает голос Сильвия, его сегодняшняя подружка. Она учится тремя курсами младше и в восторге от того, что спит не просто с выпускником, а с известным на весь Кинлох бунтарем и заводилой.
— Практикуемся, конечно. Целитель должен совершенствоваться постоянно, иначе из него нихрена не выйдет. Но одно дело университетская клиника в период учебы, и совсем другое — возможность лечить пациентов самостоятельно.
— Ну ладно, — перебивает Сурана. — А что насчет Сол?
Солона Амелл отрывается от созерцания льдинок в своем стакане и рассеянно улыбается.
— Сол, я думаю, останется здесь, — уверенно говорит Йован. — На кафедре энтропии одно свободное место для диссертанта, и оно достанется ей, наверняка. Потому что ну кому еще? Герде? У нее средний балл на одну десятую ниже, и она не любимица Ирвинга, как наша Сол. Про Этана я вообще молчу — против лучшей студентки выпуска у него нет ни одного шанса.
— Создателю твои слова в уши, Йован! Как бы я хотела, чтобы ты был прав! — отзывается Амелл. — Потому что я ужасно, просто ужасно боюсь.
— Слушай, монна всезнайка, уж тебе-то чего бояться, — хохочет Сурана, хлопая подругу по плечу. — Кто еще будет двигать науку, если не ты?
— Я боюсь, что мои родители договорились с Ирвингом, и он отправит меня в Киркволл.
Финн оживляется.
— А что? Тоже шикарный вариант, между прочим, — говорит он. — Я даже хотел перевестись туда, но родители уговорили остаться здесь. Там отличная научная база. И публикаций за последние два года у них больше, чем у нас. Да и финансирование получше, скажем прямо. Киркволл все-таки.
— Финн, ты не понимаешь, — по голосу Солоны Андерс догадывается, что она совершенно пьяна. — Там… там мама.
— В смысле? — хлопает глазами Финн. — Я всегда думал, что ты любишь родителей.
— Люблю. Просто… — Она вздыхает, и залпом выпивает свой коктейль. — Слушайте, я такая пьяная! Налейте еще.
— Чего замолчала? — Йован пододвигает ей новый стакан, и выразительно смотрит, ожидая продолжения.
— Уф-ф, ладно, — сдается Солона. — Я люблю родителей. Но моя мама — она… обволакивает. Знаете, как в «Жизни животных» показывали удава, который жрет нага. Он его обвивает своими кольцами, а потом заглатывает, начиная с головы. Пара минут — и только ножки из пасти торчат и дергаются. Мне иногда кажется, что, если бы она могла — она бы засунула меня обратно в свой живот, чтобы я никуда не делась. Когда я приезжаю домой, я чувствую себя так, словно меня заперли в аквариум, и стенки этого аквариума тихонько сжимаются. Знаете, как мне удалось перевестись в Кинлох? Я пересказывала маме сплетни о том, что Орсино, первый чародей — на самом деле не ученый, а пустое место, и занял свой пост только потому, что женат на Мередит — тамошнем Рыцаре-командоре. Что он убивает научный процесс, присваивая чужие наработки, а вопросы обучения не контролирует вообще. Мама решила, что учиться я должна в престижном месте, а Казематы с таким первым чародеем не подходят под заданные параметры.
— Нифига себе! — хохочет Андерс. — Сколько лет тебе было?
— Двенадцать.
— И ты уже была законченной интриганкой!
— Мамина школа, — вздыхает Солона. — И потом, дело не только в маме. Вы все знаете почему я хочу тут остаться.
— Каллен? — наивно интересуется Финн.
— Ну а то! Конечно, наш симпатичный кудряшка! — глумливо ржет Сурана. — Кстати, о симпатичных, — Она запускает руку под футболку Йовану и принимается его щекотать. — А что насчет тебя?
— Нерия, хватит! Прекрати! — Йован заставляет ее сесть ровно и довольно улыбается. — Я, безусловно, останусь на кафедре магии крови. Учитывая, что за три последних выпуска я — единственный, кто выбрал эту специальность, а два предыдущих диссертанта уже защитились и теперь один преподает в Неварре, а другой в Старкхевене.
— Чувак, я всегда знал, что ты — конченый извращенец, — говорит Андерс. — Магия крови, охренеть можно. Я первую вводную лекцию общей теории до сих пор с ужасом вспоминаю.
— Основа основ для желающего творить на крови — «Двадцать семь принципов безопасности», — занудным, гнусавым голосом затягивает Финн, подражая Ульдреду — профессору магии крови, но не выдерживает и заливается хохотом.
— Во-во, двадцать семь гребаных принципов безопасности, — подхватывает Андерс. — А еще там было что-то про сорок три принципа разумности и еще какая-то херня.
— Это не херня, — отмахивается Йован, кажется, совершенно не обиженный за пренебрежение к его специализации. — Это то, что позволяет магу не дать демонам сожрать его заживо.
— Магу многое помогает не дать демонам, — глумливо ржет Сурана. — Молнии и огонь на них, знаешь ли, нехило действуют, если не ошибиться в применении.
— Вы все не понимаете, — с выражением бесконечного терпения на лице говорит Йован. — Я не о том, что демон вылезет и укусит меня за жопу. Я о том, что любой демон мечтает сожрать наш мозг, наше сознание, нашу личность, наконец. Когда ты, Андерс, призываешь духов тени, чтобы усилить целительские заклинания — ты привлекаешь также внимание демонов. Когда Нерия заставляет стихии подчиняться жестам ее прелестных пальчиков — она привлекает внимание демонов. Когда Сол почти сворачивает в трубочку пространство, кастуя массовый паралич, она привлекает внимание демонов. Это все знают. Но, когда я прокалываю палец, чтобы сотворить заклинание на капле своей крови — я привлекаю в десятки раз больше демонов, чем каждый из вас. Демоны до сих пор думают, что каждый маг крови — идиот, лопающийся от тщеславия или зеленеющий от зависти, не способный как-то еще подчинить себе окружающий мир. И это даже хорошо, потому что, когда они допрут что к чему — они придумают новые способы присесть нам на уши, и тогда лично я не дам за жизнь любого мага крови и дырявого медяка.
— А мне было жалко ту демонессу, которую Ульдред призвал, когда у нас была вводная лекция, — вдруг говорит Сильвия. — Она была такая грустная. Говорят, Ульдред ее постоянно призывает.
— Ты про Дезире? — интересуется Финн.
Сильвия кивает.
— Вот поэтому — очень хорошо, что ты не выбрала своей специализацией магию крови, — наставительно говорит Йован. — Ульдред и правда всегда призывает ее, чтобы продемонстрировать первогодкам настоящего демона желания. Но жалеть ее — нонсенс. Она просто демон, который, если представится возможность, превратит твое хорошенькое личико и красивую фигурку в уродливую, бесформенную тушу — безумную груду мяса. Опять же, поэтому маг крови должен быть отчасти циником и пофигистом.
— А еще лучше — психопатом, — вворачивает Андерс.
— Нет, психопатия не подходит, — серьезно отвечает Йован, таким тоном, словно всерьез размышлял — не обзавестись ли ему самому этим расстройством. — Психопат плохо контролирует фрустрацию, и запросто ловится на простенькие психологические крючки…
Дверь распахивается, пропуская внутрь Каллена, любовника Солоны — храмовника, атлета и просто хорошего парня.
— Привет всем, — улыбается он, усаживаясь рядом с Сол — та тоже расцветает обворожительной улыбкой.
— Привет чувак, — отзывается Андерс. — Налей себе чего-нибудь.
— Не, спасибо. Я, пожалуй, воздержусь. Голова как чугунная — только сменился.
— Каллен, тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком правильный? — ехидно осведомляется Йован.
— Ты же и говоришь постоянно.
— И вот как прикажете вести легкую застольную беседу с таким человеком? — картинно прикладывает руку к лицу Йован. — Если он на риторический вопрос серьезно отвечает!
— Вот поэтому, — Солона с довольной физиономией поднимает вверх палец. — Поэтому, несмотря на все твое ерничанье, нету у тебя силы против моего парня.
Она обвивает руками шею Каллена и звонко чмокает его в гладко выбритую щеку.
— У-уууууу, Сол, ты пьяна как сапожник, — он слегка морщится, принюхиваясь.
— Как два сапожника, милый, — отзывается она и тихонько икает.
— Она завтрашнего распределения боится, — встревает Андерс. — Потому и нажралась.
— Знаете, я ее, пожалуй, заберу, — Каллен решительно встает и подает руку Солоне. Та пытается последовать за ним, поднимается и тут же падает обратно на диван.
— Разъеби меня Создатель, — ржет Андерс. — Первый раз вижу, чтобы наша Сол накидалась до такой степени.
— Да ладно тебе, — укоризненно качает головой Каллен. — Ну боится человек. Короче, пойдем мы. Поздравляю и все такое.
С этими словами он подхватывает Солону на руки и несет к выходу.
Торжественный вынос Солоны Амелл словно дает сигнал к концу вечеринки. Сперва, хихикая и тискаясь, уходят Нерия и Йован, вслед за ними степенно удаляется Финн.
Андерс запирает дверь, радуясь, что не нужно договариваться с соседом, чтобы он куда-нибудь свалил. Его сосед — Карл Текла — выпустился прошлым летом и последний год Андерс жил один. Сильвия подходит к нему, прижимается всем телом и, запрокинув голову, подставляет губы для поцелуя.
— Ну, мы идем в постель? — капризно осведомляется она, когда он отрывается от ее губ.
— Конечно, идем. Завтра меня, возможно, распределят в зажопинские выселки, и мы еще долго не увидимся.
— Ты ведь будешь мне звонить и писать?
— Непременно, — автоматически откликается Андерс, стаскивая с нее футболку.
Каллен по привычке просыпается за две минуты до звонка будильника. На часах 7:58, за окном сияет летнее утро. Рядом, зарывшись в подушку и натянув одеяло чуть ли не до носа, спит Солона. Каллен чувствует, как его губы сами собой растягиваются в улыбке, осторожно пропускает между пальцами прядь ее волос, легко целует в висок. Он успевает заткнуть будильник за миг до того, как тот зазвонит, и выбирается из постели с предчувствием хорошего дня.
Умывшись холодной водой, чтобы разогнать остатки сонливости, он чистит зубы, натягивает штаны и майку, сует ноги в кроссовки, и отправляется на пробежку.
Обогнув башню Кинлоха с востока, он выходит к роскошному спорткомплексу, построенному на деньги родителей Финна: засеянное ярко-зеленой травой поле стадиона окаймляют беговые дорожки, трибуны готовы в любой момент принять до восьмисот зрителей, панорамные окна тренажерного зала отражают солнечные лучи. Перед входом установлена полированная медная табличка, сообщающая, что все это великолепие подарено Кинлоху четой Альдебрантов. Каллен проходит мимо трибун и начинает размеренно наматывать круги по беговой дорожке. Сначала ему тяжело — плохо разогретые мышцы каменеют, требуя прекратить издевательство, дыхание норовит сбиться, но вскоре он входит в ритм и все неприятные ощущения испаряются, оставляя только удовольствие от физической нагрузки и контраста ощущений прохладного утреннего ветерка на разгоряченной коже.
Когда он завершает пятый круг, за спиной слышится легкое дыхание и справа от него появляется Нерия Сурана, подстраивается под его скорость и ритм. Каллен кивает ей, чтобы разговором не сбить дыхание, но молчать явно не в ее планах.
— Твоя еще дрыхнет? — насмешливо осведомляется Нерия.
— Угу, — снова кивает он.
— Как проснется — будет головой мучиться. Забеги потом на кухню, попроси рассольчику для бедной девушки.
— Забегу, — отвечает Каллен на выдохе.
— Давай наперегонки, что ли? А то скучно. Три круга?
Он кивает, и Нерия резко набирает скорость, мгновенно опережая его на пару ярдов. Каллен продолжает бежать ровно, экономя силы. Мелкая даже для эльфийки, она весит вдвое меньше него и пользуется своим преимуществом, уверенно держась впереди. Так они завершают один круг и пробегают две трети второго. Каллен медленно наращивает скорость, сокращая отрыв. К середине третьего круга Нерия начинает выдыхаться, основательно выложившись в начале, и он позволяет себе еще приблизиться, готовится выдать мощный спурт перед финишем. Нерия оглядывается и прибавляет скорость, понимая, что он задумал, но разрыв неуклонно сокращается. За пять ярдов до финиша Каллен резко ускоряется, вкладывает в рывок все силы. Финиша они достигают почти одновременно. Несмотря на усталость, Нерия — великолепная бегунья: тренированная, выносливая, азартная, так что ему едва удается обойти ее на полкорпуса. Остановившись, они оба упираются ладонями в колени, выравнивая дыхание.
— Чувак, ты крут, — выдыхает Нерия. — Я была уверена, что сегодня обгоню тебя.
— Ты зря растрачиваешь силы на старте, — отвечает Каллен. — Вовсе не обязательно сразу делать такой разрыв.
Она усмехается и, переведя дух, кивает в сторону турника, установленного на площадке перед тренажерным залом, Каллен кивает в ответ.
Спустя десять минут, подтянувшись сотню раз, он чувствует, что выполнил поставленную задачу и соскакивает с турника. Сурана из вредности подтягивается еще раз и спрыгивает рядом с довольной физиономией.
— Ну хоть тут я тебя сделала, господин храмовник!
— Ты невероятно крута, госпожа маг! — улыбается он и отправляется обратно в башню, чтобы принять душ.
Выйдя из душевой Каллен нос к носу сталкивается с Йованом, подпирающим стену напротив.
— Привет, чувак. Как твои спортивные успехи? — по губам Йована змеится ехидная ухмылка, ясно показывающая, что он считает утренние пробежки глупой тратой времени и сил.
— Неплохо, — отвечает Каллен. — А ты тут откуда в такую рань?
— Да вот, принес тебе благую весть. Сегодня утром я почти как Андрасте, возвещающая рабам об освобождении.
— О чем это ты?
— О том, что я знаю способ как гарантировать, что Сол не распределят в Киркволл или еще куда-нибудь.
— И как же?
— Да все просто, — Йован загадочно улыбается. — Ты же влюблен в нее, а она в тебя, наверняка вы, голубки, планировали пожениться.
— Планировали, — кивает Каллен, проглатывая рвущуюся с языка ответную колкость — в словесном поединке с Йованом у него мало шансов.
— Так почему бы вам не пожениться прямо сегодня?
— Зачем? — искренне удивляется Каллен.
— Затем, дурья башка, что в этом случае Сол сможет потребовать распределения по месту службы мужа. Которое находится — дай-ка подумать — здесь, в Кинлохе.
Улыбка Йована делается невыносимо самодовольной. На какой-то миг Каллену хочется резко осадить его, сказав что-то типа: «Не лезь в нашу личную жизнь» или «Мы сами разберемся, когда нам жениться», но он понимает, что Йован прав, и это действительно хороший вариант. Вот только…
— Как ты себе это представляешь? — интересуется Каллен. — Распределение в полдень, сейчас десять минут одиннадцатого. Где мы, по-твоему, можем пожениться за оставшееся время?
— На этот счет не волнуйся, — Йован покровительственно хлопает его по плечу. — Я обо всем уже договорился. Приходите в часовню через сорок минут и все вам будет.
— Хорошо, — ошеломленно кивает Каллен. — Но смотри, если это твоя очередная шуточка…
— Сегодня такое чудесное утро, Каллен. Стоит ли омрачать его глупыми угрозами? Да и с чего бы мне так шутить над Сол? Она мой друг.
— Спасибо, Йован, — Каллен пожимает ему руку и отправляется в свою комнату.
Солона еще спит, плотно завернутая в одеяло. Каллен с удовольствием наблюдает за ней, с улыбкой вспоминая, как Кэррол, его сосед по комнате, увидев его ночью с Солоной на руках, сделал трагическое лицо и, ворча что-то в духе «Замучили со своими любовями», ретировался спать к кому-то из сослуживцев.
— Эй, соня, пора вставать, — Каллен целует ее в висок, проводит пальцем по щеке, осторожно сжимает ее плечо.
— Который час? — Просыпаться ей явно не хочется.
— Десять двадцать. Через час сорок распределение, а у нас еще есть одно важное дело.
— Ты о чем? — Она садится в постели. Растрепанные волосы падают на лицо и плечи каштановой пеленой. Пальцы рук прижаты к вискам — очевидно после вчерашнего у нее болит голова.
— Есть способ сделать так, чтобы тебя точно оставили тут на кафедре.
— Серьезно? — с Солоны мигом слетает вся сонливость. — И как же?
— Нам надо пожениться.
— Ты шутишь что ли? При чем тут это?
— Я не шучу. Йован сказал, если мы поженимся, ты сможешь потребовать распределения туда, где служу я. То есть остаться тут. Так что… — с этими словами он, порывшись в ящике своего комода, достает маленькую коробочку, обтянутую фиолетовым бархатом.
Держа коробочку в руках, он опускается на колено и протягивает её Сол, откинув крышку. Внутри располагается прабабушкино кольцо, которое мама выслала ему два месяца назад. Крошечный бриллиант, меньше четверти карата, рассыпает искры с полированных граней.
— Солона Амелл, я люблю тебя и хочу на тебе жениться, — торжественно произносит Каллен. — Ты выйдешь за меня?
Сол застывает на миг, прижав пальцы к губам, потом кивает, берет кольцо и надевает его на палец. Каллен поднимается и, осторожно обняв ее, бережно целует. Мысли в его голове путаются, взрываются ярким фейерверком, рассыпаются ворохом цветов и сердечек, словно в детских мультиках.
— У нас мало времени, — шепчет он ей на ухо.
— Поняла, — почему-то тоже шепотом отвечает она и отправляется умываться.
В часовню они приходят ровно без десяти одиннадцать. Йован и Нерия уже ждут их.
— А вот и наши будущие молодожены, — хихикает Нерия. — Ну что, пошли жениться?
Красивая молоденькая послушница (кажется, ее зовут Лили) провожает их к алтарю, где ожидает преподобная мать Электра. Каллен чувствует себя на удивление спокойно, хотя раньше, когда он размышлял о свадьбе с Сол, полагал что будет нервничать. Она держит его за руку, ее пальцы слегка дрожат.
После короткой церемонии мать Электра предлагает жениху поцеловать невесту. Они с Сол быстро целуются, и она прижимает к груди свидетельство о браке.
— Теперь тебе осталось только сообщить Ирвингу, — встревает Йован. — Он поймет, не дурак.
— Спасибо тебе, Йован, — искренне говорит Каллен. — Пойдемте что ли?
— Идите, я догоню, — отмахивается он.
Каллен с Солоной и Нерией выходят из часовни и направляются наверх к залу Истязаний, где будет происходить распределение, но на полпути Нерия вдруг останавливается.
— Я… забыла кое-что, — говорит она, странно дергая плечом. — Подойду позже.
С этими словами она разворачивается и уносится со всех ног обратно в сторону часовни. Солона задумчиво смотрит ей вслед.
— Что такое? — Каллен тоже начинает беспокоиться.
— Ничего… Не знаю. Ладно, пойдем.
Перед массивными дверями уже собираются выпускники, разбиваясь на группки по интересам. Кто-то обсуждает политику, кто-то кино или книги, кто-то — как здорово оторвались накануне. В углу перед лестницей, за шатким столом с разложенными на нем буклетами, со скучающим видом сидит симпатичный рыжеватый парень в серой футболке, обтягивающей впечатляюще рельефную мускулатуру, с эмблемой Серых Стражей на груди.
— О, смотри-ка, — Солона дергает Каллена за рукав. — Стражи в этом году прислали новенького. Раньше был такой бородатый возрастной мужчина, помнишь?
— Помню, конечно. Интересно, почему заменили?
Они проталкиваются к столику и встречают удивленный взгляд светло-карих глаз стража.
— Простите, можно спросить? — вежливо обращается к нему Солона.
— Конечно. Думаете присоединиться к нашему ордену?
— Нет, мы хотели узнать насчет стража, который был раньше. Такой… смуглый, бородатый брюнет.
— Дункан, — кивает молодой страж. — Он в этом году немного занят, решили послать меня. Возможно, надеялись, что мне удастся привлечь немного симпатичных девушек в наши ряды.
— У вас в ордене нехватка женщин? — улыбается Солона.
— Вы не представляете, какая, — сверкает ответной улыбкой страж. — Если бы их было еще меньше — про нас бы распускали слухи, что мы… ну… друг с другом… Если вы понимаете, о чем я.
Каллен хочет сказать, что подобные слухи и так ходят, и не только про стражей, но вокруг вдруг начинается толкотня и какие-то крики. Он машинально задвигает Сол себе за спину и пробирается сквозь уплотнившуюся толпу.
У входа в холл беснуется Нерия Сурана, разъяренным мабари наскакивая на Йована и размахивая руками.
— Что, не нравится, мудак тупой? — вопит она. — Блядун гребаный! Охренеть устроился!
— Тебе не кажется… — начинает было Йован, но договорить ему не дают.
— Мне кажется, что тебе давно пора наподдать, — вопит Сурана и, подтверждая свои слова, резко и коротко бьет Йована в лицо. Тот хватается за нос, между пальцев просачивается тяжелая капля крови. Каллен с тревогой видит как в его взгляде мелькает что-то нехорошее, что-то, напоминающее готовность уничтожить обидчицу на месте. Он проталкивается вперед сгребает Сурану в охапку и тащит ее прочь от Йована, в угол. Солона следует за ними, возбужденно гудящая толпа смыкается за ее спиной.
— Пусти! — вырывается Нерия. — Я еще не все говно из этого урода вышибла!
— Перестань! Хватит уже! — пытается вразумить ее Каллен.
— Отпусти меня! — почти рычит она. — Или хуже будет!
— Нерия, да что случилось, объясни? — Сол обнимает подругу за плечи, помогая Каллену удерживать ее.
— Что случилось? Случилось то, что я любила мудака! — вопит Сурана. — Ты представь — возвращаюсь я в часовню. Хотела обсудить с ним один вопрос. Захожу и слышу его голос — он какой-то бабе втирает: «Люблю, трамвай куплю», да «Ты самая прекрасная, никто с тобой не сравнится». А баба аж течет вся, чуть не мурлычет ему в ответ какой он охуенный и клевый. Я так и застыла. Сразу в голове паззл сложился из всяких мелких моментов, от которых я отмахивалась. Ну я подкралась тихонько, за угол заглянула, а он там с послушницей из часовни лижется — с этой коровой сисястой.
— Создателева срань! — вырывается у Каллена.
— Именно, чувак, — внезапно всхлипывает Сурана. — Она самая. Я и так на нервах была из-за распределения. Думала попроситься куда-нибудь поближе. Вон хоть в Редклифф. Чтобы с ним, мудаком, чаще видеться. А он, скотина, уже другую бабу клеит. Ну да, кто же ему, козлу винторогому, постельку греть будет, когда я свалю.
С каждым словом из ее глаз все сильнее катятся слезы. Она закрывает лицо руками и утыкается в грудь Солоне. Та гладит ее по плечам.
Каллен чувствует себя ужасно неловко — не знает, что сказать или сделать, но внезапно его осеняет. Он снова пробирается сквозь толпу к выходу — Йован, окруженный группой сочувствующих, кидает на него неприязненный взгляд и прижимает к носу пакетик со льдом. Спустившись на пару этажей ниже, Каллен находит кофейный автомат, кидает в прорезь пару монет и, спустя минуту, вытаскивает из окошечка картонный стаканчик, увенчанный шапкой молочной пены. Стараясь не расплескать, он возвращается назад и застает Солону и Нерию в компании молодого стража.
— … еще неизвестно кому повезло, — говорит страж, лучезарно улыбаясь. — Мне кажется, что такая милая и отважная девушка обязательно встретит мужчину, который сможет оценить ее по достоинству!
— Что-то мне сдается, — угрюмо отвечает Нерия, — будто ты на себя намекаешь.
— А что если и так? — страж вдруг заливается румянцем.
— Хм… не знаю, — Нерия поворачивает голову и смотрит ему в лицо. — Ты это серьезно?
— Нет, конечно, — идет на попятную страж. — По крайней мере не так сразу. Надо будет тебя с начальством познакомить. Вдруг оно не одобрит.
— А чего не с родителями? — улыбается Нерия.
— А я сирота, — в тон ей отвечает страж.
Каллен вежливо кашляет, чтобы обратить на себя внимание.
— Вот, — он протягивает стаканчик с кофе Нерии. — Выпей.
— Ага, — она берет стаканчик и делает глоток. — Офигенно! Спасибо, чувак. Ты настоящий друг.
— Всегда пожалуйста. Сол, можно тебя на минутку? — Каллен берет жену под локоть и отводит в сторонку.
— Тебе пора? — спрашивает она.
— Да, у нас сегодня стрельбы. В общем… удачи тебе на распределении. У тебя теперь все козыри, — кивает он на свидетельство, торчащее из кармана ее джинсов. — Буду ждать известий, монна Резерфорд!
— Мне нравится как это звучит, — улыбается она, притягивает его к себе за шею и легонько целует в губы. — Ступай. Увидимся вечером, дорогой муж.
— Мне тоже нравится как это звучит, — отзывается он и направляется к выходу. «Дай-ка мне почитать ваш буклетик», — слышит он, проходя мимо Сураны, все еще беседующей с молодым стражем.
Ближе к вечеру довольный Каллен направляется к себе, чтобы переодеться в цивильное, и пригласить молодую жену — само слово «жена» вызывает у него в животе сладко тянущее ощущение — в кино. Его бойцы отстрелялись на отлично, и ему хочется позволить себе маленький загул. Спустившись на этаж, где расположены комнаты студентов-старшекурсников, он поворачивает за угол и нос к носу сталкивается с сэром Грегором — рыцарем-командором Кинлоха.
— Лейтенант Резерфорд! — рявкает тот.
— Сэр! — Каллен вытягивается во фрунт и щелкает каблуками.
— Вольно! Из твоих сегодня трое дежурят?
— Так точно, сэр!
— Остальные?
— Свободное время, сэр.
— Отлично. Значит у тебя тоже. Давай-ка пройдемся, — с этими словами сэр Грегор разворачивается и, не оглядываясь, направляется к другой лестнице. Каллен пристраивается рядом и удивленно смотрит на командира.
— Я слышал тебя можно поздравить, лейтенант, — лицо Грегора непроницаемо как вырезанная из дерева маска.
— Да сэр, спасибо сэр.
— То, что ты женился — это хорошо. Офицер, желающий сделать карьеру, должен быть женат. Это производит хорошее впечатление на командование, — он поворачивает голову и, неожиданно, улыбается так, словно Каллен лично на него произвел хорошее впечатление, женившись на Сол. — Да и жену ты себе выбрал правильно. Хорошая девочка, вырастет в большого ученого.
— Я, когда женился, думал не об этом, сэр.
— Знаю я, о чем ты думал. Не дурнее тебя. В общем, для тебя с этой женитьбой все сложилось вполне удачно. И вот почему — меня тут попросили посоветовать толкового молодого офицера на свободную должность. Должность капитанская. Что это значит — объяснять, думаю, не надо.
У Каллена перехватывает дыхание. Капитанская должность означает следующее звание без полной выслуги лет. Как минимум на два года раньше. А то и на три.
— Вот я и подумал о тебе. Парень ты толковый, отличный офицер, ребята твои натасканы как надо. Да и амбиций ты не лишен.
— Я… Сэр, я не знаю что сказать.
— Не строй из себя целку, Резерфорд. Я тридцать лет тут командую. Видел, как ты на свои лейтенантские нашивки поглядываешь. Ничего плохого в этом нет. Из солдата, который не мечтает стать генералом, выйдет пшик. Так что думаешь?
— Я польщен, сэр. Это огромная честь.
— Рад, что ты понимаешь. Вот мы и пришли. Заходи, давай.
Отвлекшийся Каллен всего мгновение удивленно смотрит на дверь кабинета Первого Чародея Ирвинга, а потом решительно входит, вслед за командиром. Внутри, напротив Ирвинга, сидит удивленная Солона.
— Сэр Грегор, сэр Каллен, как чудесно, что вы смогли нас навестить, — расплывается в добродушной улыбке Ирвинг. — Прошу, присаживайтесь. Чаю? Кофе?
Каллен вежливо отказывается и усаживается на стул рядом с Сол, та вцепляется в его руку холодными дрожащими пальцами. Явно нервничает.
— Дети мои, в первую очередь я хотел бы вас поздравить, — лицо Ирвинга лучится, кажется, неподдельной радостью. — Как приятно смотреть на вас — таких юных, только начинающих настоящую, взрослую жизнь.
— Спасибо, — бормочет Сол. Каллен сдержанно кивает.
— Но все же, — продолжает Ирвинг, его взгляд становится острым и цепким, — у меня есть определенные обязанности, и я хотел бы обсудить с вами один вопрос.
— С вами связывались мои родители? — упавшим голосом спрашивает Сол.
— Да, детка, связывались. Но это неважно. То, что я хочу тебе предложить, не зависит от просьб твоей милой матушки. Дело в том, что в Киркволле…
— Сэр, вы это нарочно подстроили? — Каллен чувствует себя одураченным.
— Резерфорд, — одергивает его сэр Грегор. — Веди себя достойно.
— Но сэр…
— Ничего, Грегор. Все в порядке, — снова улыбается Ирвинг. — Нет, молодой человек, я ничего не подстраивал. И искренне собирался предоставить вашей милой супруге место на кафедре энтропии, как и планировал. Но информация о подходящей вакансии в Киркволле для вас заставила меня пересмотреть планы.
Он замолкает и долгим, внимательным взглядом смотрит на них с Сол.
— То есть вы хотите отправить меня в Киркволл, потому что там есть место для Каллена? — глаза Солоны влажно блестят. Кажется, еще миг — и она разрыдается. — Но что там делать мне? Разве вы не знаете, что говорят о тамошнем Первом Чародее?
— Солона, детка, послушай, — голос Ирвинга делается еще мягче. — Если бы в этих слухах была хотя бы малейшая доля правды — я бы ни в коем случае не допустил этого. Но, поверь, это все наглая ложь. Орсино — блестящий ученый, один из великолепнейших умов нашего времени. Просто ему повезло, или не повезло — это уж как посмотреть, жениться на рыцаре-командоре Мередит, которая на тот момент, конечно же, еще не была рыцарем-командором и даже не рассматривалась на эту должность. Жена профессора Орсино — невероятно красивая и популярная женщина. И то, что она выбрала в мужья не какого-нибудь известного политика или кинозвезду, а малоизвестного ученого, многим не дает спать спокойно. В общем, это давняя и некрасивая история, которая не имеет отношения к твоему вопросу. А то, что я скажу дальше — имеет, причем самое прямое. Дело в том, что Орсино сейчас работает над серией очень интересных экспериментов. Мы с ним часто переписываемся, и я думаю, что он нащупал новое и перспективное направление. Ему нужен в помощники талантливый диссертант, а я не знаю никого талантливее тебя, детка. Только представь будущие возможности — публикации, соавторство, думаю, ты защитишься значительно быстрее, чем если бы осталась тут. Кроме того, подумай о своем муже. Это назначение позволит ему сделать отличную карьеру. Хотя, судя по всему, он уже готов ради тебя отказаться. Что очень благородно, но весьма неосмотрительно — такие шансы выпадают не каждый день.
Каллен хочет возмутиться такой явной манипуляцией, но Грегор предостерегающе смотрит на него, и привычка подчиняться приказам командира перевешивает. Он только сильнее сжимает пальцы Сол, чтобы дать ей почувствовать поддержку.
— Хорошо, — тяжело вздыхает она. — Я согласна.
Утром на третий день после распределения Нерия Сурана складывает в чемодан последние вещи, пристраивает сверху дорожный несессер с умывальными принадлежностями, и скептически оглядывает получившуюся конструкцию. Закрыть чемодан будет сложно — получившаяся куча вещей высится над бортиками словно хребет Морозных гор. От раздумий о том, как справиться с задачей ее отвлекает шорох. Алистер — молодой Серый Страж, утешавший ее перед распределением, стоит в дверном проеме, привалившись к косяку мощным плечом.
— Уже собралась? — Он улыбается. — Здорово. Ехать нам далеко, сама знаешь.
— Собралась, — отвечает Нерия, чувствуя, как ее губы расползаются в ответной улыбке. — Только вот не знаю, как теперь чемодан закрыть.
— Ну это не проблема. Сейчас мы его в два счета, — Алистер решительно берется за крышку, накрывает ей гору вещей и изо всех сил надавливает сверху. Удивительным образом крышка почти достигает бортика. — Чего стоишь? Закрывай.
Нерия спохватывается, и принимается застегивать молнию. Замок скрипит, но все же поддается, хоть и с трудом. Трудясь над замком, она улыбается, вспоминая ошарашенные лица преподавателей и представителей министерства, что были на распределении, когда она заявила, что хочет присоединиться к ордену Серых Стражей. Как закудахтал Ирвинг, спрашивая хорошо ли она подумала и понимает ли, что означает ее поступок. В тот момент она, несмотря на все произошедшее, чувствовала себя победительницей.
— Ну вот, я же говорил, — Алистер подхватывает закрытый чемодан. — Пойдем?
Нерия кивает, окидывает прощальным взглядом комнату, в которой прожила последние три года, и направляется вслед за Алистером. В башне царит гулкая пустота. Студенты уже разъехались на каникулы, часть преподавателей — тоже. Пустой главный холл, пронизанный солнечными лучами из высоких стрельчатых окон, выглядит невероятно торжественно. Нерия заскакивает к коменданту, чтобы отдать ключи от комнаты, и останавливается посреди холла, задрав голову, и разглядывая лепнину на высоком сводчатом потолке. Ей хочется попрощаться с Кинлохом, словно башня — живое существо, способное понять ее чувства. Алистер стоит рядом с ее чемоданом в руке и тоже с интересом разглядывает потолок.
— Кис-кис-кис, иди сюда, маленький, — голос Андерса отвлекает ее от созерцания. Сам Андерс появляется в дверях с сэром Пушистиусом — местным котом — на руках. Сэр Пушистиус явно недоволен, что его поймали — выражение его мордочки словно намекает, что при первой же возможности он сожрал бы наглого человека, посмевшего схватить своими грубыми лапами благородное животное. Андерс, впрочем, на недовольство кота внимания не обращает — его лицо в этот момент лучится нежностью. С видом заговорщика он извлекает из кармана пакетик дорогущего лакомства для кошек — хрустящих подушечек с начинкой из паштета, вскрывает его, и подносит к недовольной кошачьей морде. Пушистиус еще несколько мгновений продолжает делать вид, что его разгневали, но, принюхавшись, меняет гнев на милость и снисходительно мяукает. Андерс достает одну подушечку и предлагает коту. Тот, не заставляя себя больше упрашивать, с хрустом съедает предложенное лакомство.
— Андерс, что ты делаешь? — интересуется Нерия.
— Прощаюсь с котиком, — отвечает Андерс, не отрывая от Пушистиуса влюбленного взгляда.
— Ты же его перекормишь. Он и так толстый.
— И ничего не толстый. Он просто пушистый. Хороший, маленький котик.
— Что-то у меня подозрения, что ты собрался похитить кота, — ехидничает Нерия.
— Я бы с удовольствием, — совершенно серьезным тоном отвечает Андерс. — Но мне ехать слишком далеко — это было бы для него ужасным стрессом само по себе. Да еще и адаптация на новом месте. Нет, я не заберу его.
С последними словами он тяжело вздыхает, продолжая скармливать Пушистиусу лакомство. На кошачьей морде сохраняется выражение презрительной снисходительности, но ест он, тем не менее, с большим аппетитом.
— Ты собрался уже? — снова окликает Андерса Нерия.
— Да. Я хотел еще вчера уехать, но попросили задержаться, чтобы захватить для тамошнего медпункта медикаменты и оборудование.
— А куда тебя загнали?
— Хэтфилд. Это сорок миль к югу от Остагара.
— Нихрена себе.
— Да все нормально. Отличное место, чтобы начать самостоятельную практику. — Андерс легкомысленно улыбается.
— Ну, удачи тебе, — Нерия хлопает Андерса по плечу, и собирается уходить, когда в холле появляются Каллен, нагруженный двумя здоровенными дорожными сумками и рюкзаком, Сол, держащая в руках еще одну небольшую сумку, Финн, за которым тащит чемоданы надменного вида парень в дорогом костюме, и — сердце Нерии пропускает удар — Йован с небольшим чемоданом на колесиках. На носу у Йована красуются большие солнцезащитные очки, но здоровенный синяк, расплывшийся под оба глаза, все равно предательски выглядывает из-под их нижней кромки.
— О, и вы здесь! — улыбается Сол. — Нерия, ты ключ сдала?
— Ага, — кивает она, старательно делая вид, что не замечает Йована.
— Слушайте, — говорит Андерс, — А давайте сфотографируемся все вместе. На память о том, как здорово мы тут тусовались!
— Как ты себе это представляешь? — в голосе Йована как обычно сквозит ехидство. Кто-то же должен держать фотоаппарат.
— Йован, — снисходительно качает головой Андерс. — Будь проще, и люди к тебе потянутся.
С этими словами он, по-прежнему прижимая к себе сэра Пушистиуса, оглядывается, выуживает из кармана джинсов телефон и протягивает его Алистеру.
— Снимите нас, пожалуйста.
— Без проблем, — откликается Алистер, опускает на пол ее чемодан и берет телефон. — Вставайте поближе друг к другу.
Андерс деловито машет рукой, призывая всех встать возле него. Нерия дожидается, когда Йован встанет рядом с Финном и пристраивается с другой стороны, об руку с Сол. Алистер делает несколько снимков, отдает телефон Андерсу и тот пересылает всем фотографию.
— Нерия, — окликает ее Йован.
— Чего тебе? — она чувствует себя неуютно, воздух между ними сгустился, кажется, настолько, что его можно резать ножом.
— Я хотел тебе кое-что сказать. Отойдем в сторонку?
Нерия кивает и идет за ним к окну.
— Нерия, послушай. Я… Мне нужно столько тебе сказать, — он пытается взять ее за руку.
— Не трогай меня, — она отступает на шаг. — Говори, что хотел.
— Я понимаю, что поступил отвратительно, и ты вряд ли меня простишь. Но все же хочу сказать «прости меня». Оправданий я не ищу, да и чем тут можно оправдаться. Просто… Просто я хочу, чтобы ты знала, что я горько сожалею о том, что все так получилось. Я не хотел. Честно.
— Я не сержусь, — тихо говорит она, хотя на самом деле не просто сердится, а прямо сейчас испытывает желание снова расквасить ему нос. — Все уже в прошлом, Йован.
— Но… Ты вступила в орден Серых. Если это из-за меня, из-за того, что я сделал, то тебе еще не поздно отказаться. Ты всегда была импульсивна, и я не прощу себе, если ты упустишь хорошие перспективы ради желания…
— Замолчи, Йован, — перебивает она. — Мир не крутится вокруг тебя. Я сделала свой выбор сама. Не льсти себе, что это жест отчаяния от того, что ты мне изменял. Я взрослая, совершеннолетняя, дипломированный маг. Ты на мои поступки не влияешь. Ни сейчас, ни в будущем.
— Но…
— Хватит. Мне пора идти. Меня ждут.
Она направляется к выходу, и чувствует как внутри бурлит и искрится невероятная радость. Стать одной из Серых Стражей, понимает она, и правда ее собственный выбор, не связанный ни с Йованом, ни с кем-то еще. Гордая собой невероятно, она выходит из-под сумрачных сводов башни в яркий, звенящий птичьими трелями день. Алистер уже ждет ее у внедорожника военного образца, с гербом ордена на крышке капота.
— Запрыгивай, — говорит он, улыбаясь. Нерия улыбается ему в ответ и оглядывается.
Йован, вышедший вслед за ней, не спеша направляется к длинному мосту через озеро, который приводит в крохотный городок Стоунволл. Каллен запихивает сумки и рюкзак в багажник своего древнего полноприводного «Бронто». Андерс, чья не менее древняя, но очень изящная и вычурная «Галла» с откинутым верхом, битком набита какими-то коробками, проверяет веревки, которыми они привязаны для надежности. Финн, для которого тип в дорогом костюме уже открыл дверь здоровенного, наглухо затонированного родительского «Бриджстоуна», оглядывается, отмахивается от своего провожатого и, подойдя к Нерии, обнимает ее.
— Мне будет тебя не хватать, — тихо шепчет он.
— Мне тоже, Финн, — также шепотом откликается она и целует его в щеку.
— Удачи тебе, Нерия Сурана. У тебя все получится, — с этими словами он, больше не оглядываясь, направляется к машине.
Обескураженная, Нерия забирается на пассажирское сиденье и опускает стекло.
— Йован, — слышит она голос Финна. — Тебя подвезти?
— Нет, спасибо, — откликается Йован, уже почти дошедший до моста.
— Ну что, поехали? — Нерия поворачивается к Алистеру, тот подмигивает ей.
— Поехали, — он резко трогает с места и, проезжая мимо Йована, слегка принимает вправо, окатывая того веером брызг из почти высохшей лужи перед самым мостом. Не в силах сдержать смех, Нерия высовывается в окно, и, наблюдая как Йован отряхивается, чувствует, что ее отпустило — она действительно больше не злится на него. Усевшись поудобнее и пристегнувшись, она улыбается в ответ на озорную улыбку Алистера, достает телефон и открывает присланный Андерсом файл. Фото получилось красивое — они шестеро стоят посреди огромного, залитого солнечными лучами зала на фоне великолепного витража. Нерия увеличивает фото и всматривается в лица — она сама выглядит задумчивой, Сол и Каллен словно светятся изнутри, Андерс прижимает к себе сэра Пушистиуса, на морде которого написано бесконечное терпение, Финн безмятежно улыбается, а Йован, несмотря на темные очки и выглядывающий из-под них синяк выглядит, как всегда, образцом самодовольства.
Я буду скучать по ним, думает она, убирая телефон.
Автор: Loreley Lee
Иллюстратор: Aihito (ссылка на арт)
Бета: старая кошёлка
Размер: ~32 940 слов
Персонажи/Пейринг: Андерс/фемХоук, Каллен/фем!Амелл, Йован/фем!Сурана, Алистер/фем!Сурана, Финн, Ирвинг, Грегор, Орсино, Мередит и другие
Категория: джен, гет
Жанр: МодернАУ, драма, романс, character study, slice of life, немного экшена и приключений
Рейтинг: R
Саммари: Пятого мора не было. Зато были реформы Верховной Жрицы Джустинии V. События происходят спустя шестьсот лет после Века Дракона. Выпускники Кинлоха - одного из лучших магических университетов Тедаса - после получения диплома должны три года отработать по распределению. Лучшие студенты имеют право выбирать первыми, кто-то заранее знает свою дальнейшую судьбу, а кому-то придется довольствоваться работой в глуши, где единственный целитель полагается на несколько деревень в радиусе десятка миль и эта должность вакантна уже несколько лет. Эта история - своего рода "срез поколения".
Предупреждения/примечания: 1. Наличие оригинальных персонажей, возможна вольная трактовка канона, применительно к МодернАУ
2. Автор не имеет ни малейшего отношения к медицине, военному делу или науке. Матчасть автор курил, но не уверен, что все правильно понял в силу незнания. В случае обнаружения вопиющего несоответствия матчасти, автор будет благодарен за сообщение об этом несоответствии.
3. Автор просит прощения за задержку. Внешние факторы очень хотели не дать автору закончить текст, но автор таки превозмог.
Ссылка на скачивание: doc | fb2 | pdf
Год 15:29, 19 Фервентиса
После завершения выпускных экзаменов в Кинлохе на одну ночь воцаряется хаос.
В обычное время тут нельзя распивать спиртное и устраивать вечеринки в комнатах студентов, тем более — в главном холле, но только не в ночь между выпускными экзаменами и распределением. Никто, конечно, не отменяет правила, но даже если весь личный состав храмовников дружно займет свои посты — это все равно не поможет. Опьяненные радостью после сданных экзаменов, окрыленные амбициозными надеждами и заинтригованные грядущим распределением, выпускники все равно найдут способ отметить завершение студенческой жизни. В такие дни, как этот, рыцарь-командор слегка усиливает охрану, чтобы предотвратить возможные драки и совсем уж запредельные бесчинства, но приказывает храмовникам Кинлоха следить в первую очередь за тем, чтобы празднующие ненароком не покалечились сами и не покалечили кого-нибудь еще. И, конечно же, чтобы никто не ломал мебель и не бил стекол в окнах и бутылок на лестницах. В остальном древняя твердыня сдается на милость победителям, готовящимся покинуть ее стены и нести в мир славу Ферелденского круга магов.
Вдоволь наплясавшись на импровизированной дискотеке в главном холле, налюбовавшись фейерверками и бесчинствами, к двум часам ночи Андерс чувствует, что достиг идеальной кондиции — голову наполняет легкий и приятный гул, в теле образуется невероятная легкость, собеседники кажутся умнее, а девушки — красивее, чем они есть на самом деле. Он почти абсолютно счастлив сейчас: он сидит за столом, полным спиртного и закусок, утащенных с фуршета, его рука обнимает талию прелестной девушки, которая, когда все разойдутся, останется и проведет остаток ночи в его постели, рядом сидят его друзья — чудесные, замечательные люди и эльфы, из динамиков приемника льется чарующий голос известной эльфийской певицы, поющей о ветре, что наполняет паруса аравелей, и о дальних странствиях.
— Выключите это кто-нибудь, — злобно шипит Нерия Сурана. — Или меня сейчас вырвет!
Спорить с ней, отличающейся взрывным характером и отличным хуком справа, никто не решается.
— Тебя бесит сама Ашали или долийская культура? — Финн переключает радио на станцию, передающую легкую инструментальную классику.
— Финн, ты идиот? Долийская культура не может меня бесить по определению. У меня бабушка — бывшая кочевая долийка. Просто вот это вот, по радио, не имеет к долийской культуре ни малейшего отношения. И, к слову, в начальной школе я училась с этой Ашали в одном классе и ее звали Матильдой. Это теперь она себе рожу раскрасила и строит из себя в телевизоре знатока культуры древних эльфов.
— Все равно песня красивая! — Финн опустошает свой стакан и оглядывает стол, явно размышляя чего бы еще себе налить. — Кстати, как думаете, что нам завтра предложат на распределении? В смысле, должны же предлагать какой-то выбор?
— Создателевы яйца, Финн, ты уже такой большой мальчик, выпускник, а все в сказки веришь, — смеется Йован. — Ставлю два рояла против дырявого носка, что у деканата все давным-давно распределено.
— В смысле?
— В смысле, кого куда отправить. Спорим, тебе, как одному из лучших студентов, завтра предложат на выбор несколько вариантов, каждый из которых будет в Денериме и связан с серьезными государственными организациями?
— С чего это? — Финн недоверчиво качает головой.
— С того, что у тебя, Флориан Финнеас Горацио Альдебрант эсквайр, очень влиятельные родители, которые не допустят, чтобы их кровиночка работала в забытой Создателем конторке по учету детей, проявивших магические способности где-нибудь в Морозных горах. Это недостойно их фамилии.
— Как это грубо, — надувается Финн, — намекать на то, что я пользуюсь влиянием родителей.
— Я не говорю, что ты пользуешься им. Я говорю, что они пользуются своими возможностями, чтобы влиять на тебя.
— Охренеть ты умный, — хохочет Сурана, обнимая Йована. — Расскажи тогда, что предложат мне?
— Тебе, моя дорогая, — Йован улыбается и слегка целует ее в уголок рта, — предложат отправиться или стажером в полицию, или в армию, или вообще в секретную службу какую-нибудь. Все варианты будут сводиться к этому.
— Это еще почему?
— Потому, моя радость, что ты не только умница и красавица, ты еще и самый мощный маг-стихийник на нашем потоке. Когда ты одной молнией превратила тренировочный манекен в угли — у Ирвинга, наверное, чуть родимчик не приключился от расстройства за инвентарь.
Андерсу на миг кажется, что по лицу Сураны проскальзывает замешательство, но она передергивает плечами и улыбается Йовану в ответ.
— То есть ты думаешь, что меня возьмут в спецагенты, только потому, что я не ленюсь тренироваться в применении боевых заклинаний? Хорошо. А остальные?
Йован оглядывает присутствующих, пристально всматривается в лица, останавливает взгляд на Андерсе.
— Андерса наверняка загонят в какую-нибудь жопу мира, где он все три года будет подыхать от скуки и лечить насморк, повышенное давление и геморрой у местных старух.
— Согласен, — откликается Андерс. — После моего последнего эпического выступления и пересдачи половины сессии осенью, меня точно не числят в лучших студентах, которым достаются самые хорошие предложения.
— Ты так говоришь, словно это фигня, а не три года, выброшенные впустую! — горячится Сурана.
— Это действительно фигня. Я знал, что прогулы и отлучки из Кинлоха на концерты в Денерим или погулять по Вал-Руайо не пройдут даром. Просто был готов заплатить эту цену ради впечатлений здесь и сейчас. Возможно, Йован прав и мне придется поехать на дальние выселки лечить селян. Но зато у меня сразу будет практика в реальных условиях, которая зачтется мне за интернатуру по общей терапии, кардиологии и проктологии, если речь и правда пойдет о старушках с насморком, давлением и геморроем. Зато потом я буду нарасхват, а бедняги, которых запихают в крупные клиники, лет пять будут таскать инструменты за тамошними светилами, приносить им кофе, делать бумажную работу и, в лучшем случае, выполнять простенькие назначения.
— Но разве вы, целители, не практикуетесь тут, в университетской клинике? — подает голос Сильвия, его сегодняшняя подружка. Она учится тремя курсами младше и в восторге от того, что спит не просто с выпускником, а с известным на весь Кинлох бунтарем и заводилой.
— Практикуемся, конечно. Целитель должен совершенствоваться постоянно, иначе из него нихрена не выйдет. Но одно дело университетская клиника в период учебы, и совсем другое — возможность лечить пациентов самостоятельно.
— Ну ладно, — перебивает Сурана. — А что насчет Сол?
Солона Амелл отрывается от созерцания льдинок в своем стакане и рассеянно улыбается.
— Сол, я думаю, останется здесь, — уверенно говорит Йован. — На кафедре энтропии одно свободное место для диссертанта, и оно достанется ей, наверняка. Потому что ну кому еще? Герде? У нее средний балл на одну десятую ниже, и она не любимица Ирвинга, как наша Сол. Про Этана я вообще молчу — против лучшей студентки выпуска у него нет ни одного шанса.
— Создателю твои слова в уши, Йован! Как бы я хотела, чтобы ты был прав! — отзывается Амелл. — Потому что я ужасно, просто ужасно боюсь.
— Слушай, монна всезнайка, уж тебе-то чего бояться, — хохочет Сурана, хлопая подругу по плечу. — Кто еще будет двигать науку, если не ты?
— Я боюсь, что мои родители договорились с Ирвингом, и он отправит меня в Киркволл.
Финн оживляется.
— А что? Тоже шикарный вариант, между прочим, — говорит он. — Я даже хотел перевестись туда, но родители уговорили остаться здесь. Там отличная научная база. И публикаций за последние два года у них больше, чем у нас. Да и финансирование получше, скажем прямо. Киркволл все-таки.
— Финн, ты не понимаешь, — по голосу Солоны Андерс догадывается, что она совершенно пьяна. — Там… там мама.
— В смысле? — хлопает глазами Финн. — Я всегда думал, что ты любишь родителей.
— Люблю. Просто… — Она вздыхает, и залпом выпивает свой коктейль. — Слушайте, я такая пьяная! Налейте еще.
— Чего замолчала? — Йован пододвигает ей новый стакан, и выразительно смотрит, ожидая продолжения.
— Уф-ф, ладно, — сдается Солона. — Я люблю родителей. Но моя мама — она… обволакивает. Знаете, как в «Жизни животных» показывали удава, который жрет нага. Он его обвивает своими кольцами, а потом заглатывает, начиная с головы. Пара минут — и только ножки из пасти торчат и дергаются. Мне иногда кажется, что, если бы она могла — она бы засунула меня обратно в свой живот, чтобы я никуда не делась. Когда я приезжаю домой, я чувствую себя так, словно меня заперли в аквариум, и стенки этого аквариума тихонько сжимаются. Знаете, как мне удалось перевестись в Кинлох? Я пересказывала маме сплетни о том, что Орсино, первый чародей — на самом деле не ученый, а пустое место, и занял свой пост только потому, что женат на Мередит — тамошнем Рыцаре-командоре. Что он убивает научный процесс, присваивая чужие наработки, а вопросы обучения не контролирует вообще. Мама решила, что учиться я должна в престижном месте, а Казематы с таким первым чародеем не подходят под заданные параметры.
— Нифига себе! — хохочет Андерс. — Сколько лет тебе было?
— Двенадцать.
— И ты уже была законченной интриганкой!
— Мамина школа, — вздыхает Солона. — И потом, дело не только в маме. Вы все знаете почему я хочу тут остаться.
— Каллен? — наивно интересуется Финн.
— Ну а то! Конечно, наш симпатичный кудряшка! — глумливо ржет Сурана. — Кстати, о симпатичных, — Она запускает руку под футболку Йовану и принимается его щекотать. — А что насчет тебя?
— Нерия, хватит! Прекрати! — Йован заставляет ее сесть ровно и довольно улыбается. — Я, безусловно, останусь на кафедре магии крови. Учитывая, что за три последних выпуска я — единственный, кто выбрал эту специальность, а два предыдущих диссертанта уже защитились и теперь один преподает в Неварре, а другой в Старкхевене.
— Чувак, я всегда знал, что ты — конченый извращенец, — говорит Андерс. — Магия крови, охренеть можно. Я первую вводную лекцию общей теории до сих пор с ужасом вспоминаю.
— Основа основ для желающего творить на крови — «Двадцать семь принципов безопасности», — занудным, гнусавым голосом затягивает Финн, подражая Ульдреду — профессору магии крови, но не выдерживает и заливается хохотом.
— Во-во, двадцать семь гребаных принципов безопасности, — подхватывает Андерс. — А еще там было что-то про сорок три принципа разумности и еще какая-то херня.
— Это не херня, — отмахивается Йован, кажется, совершенно не обиженный за пренебрежение к его специализации. — Это то, что позволяет магу не дать демонам сожрать его заживо.
— Магу многое помогает не дать демонам, — глумливо ржет Сурана. — Молнии и огонь на них, знаешь ли, нехило действуют, если не ошибиться в применении.
— Вы все не понимаете, — с выражением бесконечного терпения на лице говорит Йован. — Я не о том, что демон вылезет и укусит меня за жопу. Я о том, что любой демон мечтает сожрать наш мозг, наше сознание, нашу личность, наконец. Когда ты, Андерс, призываешь духов тени, чтобы усилить целительские заклинания — ты привлекаешь также внимание демонов. Когда Нерия заставляет стихии подчиняться жестам ее прелестных пальчиков — она привлекает внимание демонов. Когда Сол почти сворачивает в трубочку пространство, кастуя массовый паралич, она привлекает внимание демонов. Это все знают. Но, когда я прокалываю палец, чтобы сотворить заклинание на капле своей крови — я привлекаю в десятки раз больше демонов, чем каждый из вас. Демоны до сих пор думают, что каждый маг крови — идиот, лопающийся от тщеславия или зеленеющий от зависти, не способный как-то еще подчинить себе окружающий мир. И это даже хорошо, потому что, когда они допрут что к чему — они придумают новые способы присесть нам на уши, и тогда лично я не дам за жизнь любого мага крови и дырявого медяка.
— А мне было жалко ту демонессу, которую Ульдред призвал, когда у нас была вводная лекция, — вдруг говорит Сильвия. — Она была такая грустная. Говорят, Ульдред ее постоянно призывает.
— Ты про Дезире? — интересуется Финн.
Сильвия кивает.
— Вот поэтому — очень хорошо, что ты не выбрала своей специализацией магию крови, — наставительно говорит Йован. — Ульдред и правда всегда призывает ее, чтобы продемонстрировать первогодкам настоящего демона желания. Но жалеть ее — нонсенс. Она просто демон, который, если представится возможность, превратит твое хорошенькое личико и красивую фигурку в уродливую, бесформенную тушу — безумную груду мяса. Опять же, поэтому маг крови должен быть отчасти циником и пофигистом.
— А еще лучше — психопатом, — вворачивает Андерс.
— Нет, психопатия не подходит, — серьезно отвечает Йован, таким тоном, словно всерьез размышлял — не обзавестись ли ему самому этим расстройством. — Психопат плохо контролирует фрустрацию, и запросто ловится на простенькие психологические крючки…
Дверь распахивается, пропуская внутрь Каллена, любовника Солоны — храмовника, атлета и просто хорошего парня.
— Привет всем, — улыбается он, усаживаясь рядом с Сол — та тоже расцветает обворожительной улыбкой.
— Привет чувак, — отзывается Андерс. — Налей себе чего-нибудь.
— Не, спасибо. Я, пожалуй, воздержусь. Голова как чугунная — только сменился.
— Каллен, тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком правильный? — ехидно осведомляется Йован.
— Ты же и говоришь постоянно.
— И вот как прикажете вести легкую застольную беседу с таким человеком? — картинно прикладывает руку к лицу Йован. — Если он на риторический вопрос серьезно отвечает!
— Вот поэтому, — Солона с довольной физиономией поднимает вверх палец. — Поэтому, несмотря на все твое ерничанье, нету у тебя силы против моего парня.
Она обвивает руками шею Каллена и звонко чмокает его в гладко выбритую щеку.
— У-уууууу, Сол, ты пьяна как сапожник, — он слегка морщится, принюхиваясь.
— Как два сапожника, милый, — отзывается она и тихонько икает.
— Она завтрашнего распределения боится, — встревает Андерс. — Потому и нажралась.
— Знаете, я ее, пожалуй, заберу, — Каллен решительно встает и подает руку Солоне. Та пытается последовать за ним, поднимается и тут же падает обратно на диван.
— Разъеби меня Создатель, — ржет Андерс. — Первый раз вижу, чтобы наша Сол накидалась до такой степени.
— Да ладно тебе, — укоризненно качает головой Каллен. — Ну боится человек. Короче, пойдем мы. Поздравляю и все такое.
С этими словами он подхватывает Солону на руки и несет к выходу.
Торжественный вынос Солоны Амелл словно дает сигнал к концу вечеринки. Сперва, хихикая и тискаясь, уходят Нерия и Йован, вслед за ними степенно удаляется Финн.
Андерс запирает дверь, радуясь, что не нужно договариваться с соседом, чтобы он куда-нибудь свалил. Его сосед — Карл Текла — выпустился прошлым летом и последний год Андерс жил один. Сильвия подходит к нему, прижимается всем телом и, запрокинув голову, подставляет губы для поцелуя.
— Ну, мы идем в постель? — капризно осведомляется она, когда он отрывается от ее губ.
— Конечно, идем. Завтра меня, возможно, распределят в зажопинские выселки, и мы еще долго не увидимся.
— Ты ведь будешь мне звонить и писать?
— Непременно, — автоматически откликается Андерс, стаскивая с нее футболку.
Год 15:29, 20 Фервентиса
Каллен по привычке просыпается за две минуты до звонка будильника. На часах 7:58, за окном сияет летнее утро. Рядом, зарывшись в подушку и натянув одеяло чуть ли не до носа, спит Солона. Каллен чувствует, как его губы сами собой растягиваются в улыбке, осторожно пропускает между пальцами прядь ее волос, легко целует в висок. Он успевает заткнуть будильник за миг до того, как тот зазвонит, и выбирается из постели с предчувствием хорошего дня.
Умывшись холодной водой, чтобы разогнать остатки сонливости, он чистит зубы, натягивает штаны и майку, сует ноги в кроссовки, и отправляется на пробежку.
Обогнув башню Кинлоха с востока, он выходит к роскошному спорткомплексу, построенному на деньги родителей Финна: засеянное ярко-зеленой травой поле стадиона окаймляют беговые дорожки, трибуны готовы в любой момент принять до восьмисот зрителей, панорамные окна тренажерного зала отражают солнечные лучи. Перед входом установлена полированная медная табличка, сообщающая, что все это великолепие подарено Кинлоху четой Альдебрантов. Каллен проходит мимо трибун и начинает размеренно наматывать круги по беговой дорожке. Сначала ему тяжело — плохо разогретые мышцы каменеют, требуя прекратить издевательство, дыхание норовит сбиться, но вскоре он входит в ритм и все неприятные ощущения испаряются, оставляя только удовольствие от физической нагрузки и контраста ощущений прохладного утреннего ветерка на разгоряченной коже.
Когда он завершает пятый круг, за спиной слышится легкое дыхание и справа от него появляется Нерия Сурана, подстраивается под его скорость и ритм. Каллен кивает ей, чтобы разговором не сбить дыхание, но молчать явно не в ее планах.
— Твоя еще дрыхнет? — насмешливо осведомляется Нерия.
— Угу, — снова кивает он.
— Как проснется — будет головой мучиться. Забеги потом на кухню, попроси рассольчику для бедной девушки.
— Забегу, — отвечает Каллен на выдохе.
— Давай наперегонки, что ли? А то скучно. Три круга?
Он кивает, и Нерия резко набирает скорость, мгновенно опережая его на пару ярдов. Каллен продолжает бежать ровно, экономя силы. Мелкая даже для эльфийки, она весит вдвое меньше него и пользуется своим преимуществом, уверенно держась впереди. Так они завершают один круг и пробегают две трети второго. Каллен медленно наращивает скорость, сокращая отрыв. К середине третьего круга Нерия начинает выдыхаться, основательно выложившись в начале, и он позволяет себе еще приблизиться, готовится выдать мощный спурт перед финишем. Нерия оглядывается и прибавляет скорость, понимая, что он задумал, но разрыв неуклонно сокращается. За пять ярдов до финиша Каллен резко ускоряется, вкладывает в рывок все силы. Финиша они достигают почти одновременно. Несмотря на усталость, Нерия — великолепная бегунья: тренированная, выносливая, азартная, так что ему едва удается обойти ее на полкорпуса. Остановившись, они оба упираются ладонями в колени, выравнивая дыхание.
— Чувак, ты крут, — выдыхает Нерия. — Я была уверена, что сегодня обгоню тебя.
— Ты зря растрачиваешь силы на старте, — отвечает Каллен. — Вовсе не обязательно сразу делать такой разрыв.
Она усмехается и, переведя дух, кивает в сторону турника, установленного на площадке перед тренажерным залом, Каллен кивает в ответ.
Спустя десять минут, подтянувшись сотню раз, он чувствует, что выполнил поставленную задачу и соскакивает с турника. Сурана из вредности подтягивается еще раз и спрыгивает рядом с довольной физиономией.
— Ну хоть тут я тебя сделала, господин храмовник!
— Ты невероятно крута, госпожа маг! — улыбается он и отправляется обратно в башню, чтобы принять душ.
***
Выйдя из душевой Каллен нос к носу сталкивается с Йованом, подпирающим стену напротив.
— Привет, чувак. Как твои спортивные успехи? — по губам Йована змеится ехидная ухмылка, ясно показывающая, что он считает утренние пробежки глупой тратой времени и сил.
— Неплохо, — отвечает Каллен. — А ты тут откуда в такую рань?
— Да вот, принес тебе благую весть. Сегодня утром я почти как Андрасте, возвещающая рабам об освобождении.
— О чем это ты?
— О том, что я знаю способ как гарантировать, что Сол не распределят в Киркволл или еще куда-нибудь.
— И как же?
— Да все просто, — Йован загадочно улыбается. — Ты же влюблен в нее, а она в тебя, наверняка вы, голубки, планировали пожениться.
— Планировали, — кивает Каллен, проглатывая рвущуюся с языка ответную колкость — в словесном поединке с Йованом у него мало шансов.
— Так почему бы вам не пожениться прямо сегодня?
— Зачем? — искренне удивляется Каллен.
— Затем, дурья башка, что в этом случае Сол сможет потребовать распределения по месту службы мужа. Которое находится — дай-ка подумать — здесь, в Кинлохе.
Улыбка Йована делается невыносимо самодовольной. На какой-то миг Каллену хочется резко осадить его, сказав что-то типа: «Не лезь в нашу личную жизнь» или «Мы сами разберемся, когда нам жениться», но он понимает, что Йован прав, и это действительно хороший вариант. Вот только…
— Как ты себе это представляешь? — интересуется Каллен. — Распределение в полдень, сейчас десять минут одиннадцатого. Где мы, по-твоему, можем пожениться за оставшееся время?
— На этот счет не волнуйся, — Йован покровительственно хлопает его по плечу. — Я обо всем уже договорился. Приходите в часовню через сорок минут и все вам будет.
— Хорошо, — ошеломленно кивает Каллен. — Но смотри, если это твоя очередная шуточка…
— Сегодня такое чудесное утро, Каллен. Стоит ли омрачать его глупыми угрозами? Да и с чего бы мне так шутить над Сол? Она мой друг.
— Спасибо, Йован, — Каллен пожимает ему руку и отправляется в свою комнату.
Солона еще спит, плотно завернутая в одеяло. Каллен с удовольствием наблюдает за ней, с улыбкой вспоминая, как Кэррол, его сосед по комнате, увидев его ночью с Солоной на руках, сделал трагическое лицо и, ворча что-то в духе «Замучили со своими любовями», ретировался спать к кому-то из сослуживцев.
— Эй, соня, пора вставать, — Каллен целует ее в висок, проводит пальцем по щеке, осторожно сжимает ее плечо.
— Который час? — Просыпаться ей явно не хочется.
— Десять двадцать. Через час сорок распределение, а у нас еще есть одно важное дело.
— Ты о чем? — Она садится в постели. Растрепанные волосы падают на лицо и плечи каштановой пеленой. Пальцы рук прижаты к вискам — очевидно после вчерашнего у нее болит голова.
— Есть способ сделать так, чтобы тебя точно оставили тут на кафедре.
— Серьезно? — с Солоны мигом слетает вся сонливость. — И как же?
— Нам надо пожениться.
— Ты шутишь что ли? При чем тут это?
— Я не шучу. Йован сказал, если мы поженимся, ты сможешь потребовать распределения туда, где служу я. То есть остаться тут. Так что… — с этими словами он, порывшись в ящике своего комода, достает маленькую коробочку, обтянутую фиолетовым бархатом.
Держа коробочку в руках, он опускается на колено и протягивает её Сол, откинув крышку. Внутри располагается прабабушкино кольцо, которое мама выслала ему два месяца назад. Крошечный бриллиант, меньше четверти карата, рассыпает искры с полированных граней.
— Солона Амелл, я люблю тебя и хочу на тебе жениться, — торжественно произносит Каллен. — Ты выйдешь за меня?
Сол застывает на миг, прижав пальцы к губам, потом кивает, берет кольцо и надевает его на палец. Каллен поднимается и, осторожно обняв ее, бережно целует. Мысли в его голове путаются, взрываются ярким фейерверком, рассыпаются ворохом цветов и сердечек, словно в детских мультиках.
— У нас мало времени, — шепчет он ей на ухо.
— Поняла, — почему-то тоже шепотом отвечает она и отправляется умываться.
***
В часовню они приходят ровно без десяти одиннадцать. Йован и Нерия уже ждут их.
— А вот и наши будущие молодожены, — хихикает Нерия. — Ну что, пошли жениться?
Красивая молоденькая послушница (кажется, ее зовут Лили) провожает их к алтарю, где ожидает преподобная мать Электра. Каллен чувствует себя на удивление спокойно, хотя раньше, когда он размышлял о свадьбе с Сол, полагал что будет нервничать. Она держит его за руку, ее пальцы слегка дрожат.
После короткой церемонии мать Электра предлагает жениху поцеловать невесту. Они с Сол быстро целуются, и она прижимает к груди свидетельство о браке.
— Теперь тебе осталось только сообщить Ирвингу, — встревает Йован. — Он поймет, не дурак.
— Спасибо тебе, Йован, — искренне говорит Каллен. — Пойдемте что ли?
— Идите, я догоню, — отмахивается он.
Каллен с Солоной и Нерией выходят из часовни и направляются наверх к залу Истязаний, где будет происходить распределение, но на полпути Нерия вдруг останавливается.
— Я… забыла кое-что, — говорит она, странно дергая плечом. — Подойду позже.
С этими словами она разворачивается и уносится со всех ног обратно в сторону часовни. Солона задумчиво смотрит ей вслед.
— Что такое? — Каллен тоже начинает беспокоиться.
— Ничего… Не знаю. Ладно, пойдем.
Перед массивными дверями уже собираются выпускники, разбиваясь на группки по интересам. Кто-то обсуждает политику, кто-то кино или книги, кто-то — как здорово оторвались накануне. В углу перед лестницей, за шатким столом с разложенными на нем буклетами, со скучающим видом сидит симпатичный рыжеватый парень в серой футболке, обтягивающей впечатляюще рельефную мускулатуру, с эмблемой Серых Стражей на груди.
— О, смотри-ка, — Солона дергает Каллена за рукав. — Стражи в этом году прислали новенького. Раньше был такой бородатый возрастной мужчина, помнишь?
— Помню, конечно. Интересно, почему заменили?
Они проталкиваются к столику и встречают удивленный взгляд светло-карих глаз стража.
— Простите, можно спросить? — вежливо обращается к нему Солона.
— Конечно. Думаете присоединиться к нашему ордену?
— Нет, мы хотели узнать насчет стража, который был раньше. Такой… смуглый, бородатый брюнет.
— Дункан, — кивает молодой страж. — Он в этом году немного занят, решили послать меня. Возможно, надеялись, что мне удастся привлечь немного симпатичных девушек в наши ряды.
— У вас в ордене нехватка женщин? — улыбается Солона.
— Вы не представляете, какая, — сверкает ответной улыбкой страж. — Если бы их было еще меньше — про нас бы распускали слухи, что мы… ну… друг с другом… Если вы понимаете, о чем я.
Каллен хочет сказать, что подобные слухи и так ходят, и не только про стражей, но вокруг вдруг начинается толкотня и какие-то крики. Он машинально задвигает Сол себе за спину и пробирается сквозь уплотнившуюся толпу.
У входа в холл беснуется Нерия Сурана, разъяренным мабари наскакивая на Йована и размахивая руками.
— Что, не нравится, мудак тупой? — вопит она. — Блядун гребаный! Охренеть устроился!
— Тебе не кажется… — начинает было Йован, но договорить ему не дают.
— Мне кажется, что тебе давно пора наподдать, — вопит Сурана и, подтверждая свои слова, резко и коротко бьет Йована в лицо. Тот хватается за нос, между пальцев просачивается тяжелая капля крови. Каллен с тревогой видит как в его взгляде мелькает что-то нехорошее, что-то, напоминающее готовность уничтожить обидчицу на месте. Он проталкивается вперед сгребает Сурану в охапку и тащит ее прочь от Йована, в угол. Солона следует за ними, возбужденно гудящая толпа смыкается за ее спиной.
— Пусти! — вырывается Нерия. — Я еще не все говно из этого урода вышибла!
— Перестань! Хватит уже! — пытается вразумить ее Каллен.
— Отпусти меня! — почти рычит она. — Или хуже будет!
— Нерия, да что случилось, объясни? — Сол обнимает подругу за плечи, помогая Каллену удерживать ее.
— Что случилось? Случилось то, что я любила мудака! — вопит Сурана. — Ты представь — возвращаюсь я в часовню. Хотела обсудить с ним один вопрос. Захожу и слышу его голос — он какой-то бабе втирает: «Люблю, трамвай куплю», да «Ты самая прекрасная, никто с тобой не сравнится». А баба аж течет вся, чуть не мурлычет ему в ответ какой он охуенный и клевый. Я так и застыла. Сразу в голове паззл сложился из всяких мелких моментов, от которых я отмахивалась. Ну я подкралась тихонько, за угол заглянула, а он там с послушницей из часовни лижется — с этой коровой сисястой.
— Создателева срань! — вырывается у Каллена.
— Именно, чувак, — внезапно всхлипывает Сурана. — Она самая. Я и так на нервах была из-за распределения. Думала попроситься куда-нибудь поближе. Вон хоть в Редклифф. Чтобы с ним, мудаком, чаще видеться. А он, скотина, уже другую бабу клеит. Ну да, кто же ему, козлу винторогому, постельку греть будет, когда я свалю.
С каждым словом из ее глаз все сильнее катятся слезы. Она закрывает лицо руками и утыкается в грудь Солоне. Та гладит ее по плечам.
Каллен чувствует себя ужасно неловко — не знает, что сказать или сделать, но внезапно его осеняет. Он снова пробирается сквозь толпу к выходу — Йован, окруженный группой сочувствующих, кидает на него неприязненный взгляд и прижимает к носу пакетик со льдом. Спустившись на пару этажей ниже, Каллен находит кофейный автомат, кидает в прорезь пару монет и, спустя минуту, вытаскивает из окошечка картонный стаканчик, увенчанный шапкой молочной пены. Стараясь не расплескать, он возвращается назад и застает Солону и Нерию в компании молодого стража.
— … еще неизвестно кому повезло, — говорит страж, лучезарно улыбаясь. — Мне кажется, что такая милая и отважная девушка обязательно встретит мужчину, который сможет оценить ее по достоинству!
— Что-то мне сдается, — угрюмо отвечает Нерия, — будто ты на себя намекаешь.
— А что если и так? — страж вдруг заливается румянцем.
— Хм… не знаю, — Нерия поворачивает голову и смотрит ему в лицо. — Ты это серьезно?
— Нет, конечно, — идет на попятную страж. — По крайней мере не так сразу. Надо будет тебя с начальством познакомить. Вдруг оно не одобрит.
— А чего не с родителями? — улыбается Нерия.
— А я сирота, — в тон ей отвечает страж.
Каллен вежливо кашляет, чтобы обратить на себя внимание.
— Вот, — он протягивает стаканчик с кофе Нерии. — Выпей.
— Ага, — она берет стаканчик и делает глоток. — Офигенно! Спасибо, чувак. Ты настоящий друг.
— Всегда пожалуйста. Сол, можно тебя на минутку? — Каллен берет жену под локоть и отводит в сторонку.
— Тебе пора? — спрашивает она.
— Да, у нас сегодня стрельбы. В общем… удачи тебе на распределении. У тебя теперь все козыри, — кивает он на свидетельство, торчащее из кармана ее джинсов. — Буду ждать известий, монна Резерфорд!
— Мне нравится как это звучит, — улыбается она, притягивает его к себе за шею и легонько целует в губы. — Ступай. Увидимся вечером, дорогой муж.
— Мне тоже нравится как это звучит, — отзывается он и направляется к выходу. «Дай-ка мне почитать ваш буклетик», — слышит он, проходя мимо Сураны, все еще беседующей с молодым стражем.
***
Ближе к вечеру довольный Каллен направляется к себе, чтобы переодеться в цивильное, и пригласить молодую жену — само слово «жена» вызывает у него в животе сладко тянущее ощущение — в кино. Его бойцы отстрелялись на отлично, и ему хочется позволить себе маленький загул. Спустившись на этаж, где расположены комнаты студентов-старшекурсников, он поворачивает за угол и нос к носу сталкивается с сэром Грегором — рыцарем-командором Кинлоха.
— Лейтенант Резерфорд! — рявкает тот.
— Сэр! — Каллен вытягивается во фрунт и щелкает каблуками.
— Вольно! Из твоих сегодня трое дежурят?
— Так точно, сэр!
— Остальные?
— Свободное время, сэр.
— Отлично. Значит у тебя тоже. Давай-ка пройдемся, — с этими словами сэр Грегор разворачивается и, не оглядываясь, направляется к другой лестнице. Каллен пристраивается рядом и удивленно смотрит на командира.
— Я слышал тебя можно поздравить, лейтенант, — лицо Грегора непроницаемо как вырезанная из дерева маска.
— Да сэр, спасибо сэр.
— То, что ты женился — это хорошо. Офицер, желающий сделать карьеру, должен быть женат. Это производит хорошее впечатление на командование, — он поворачивает голову и, неожиданно, улыбается так, словно Каллен лично на него произвел хорошее впечатление, женившись на Сол. — Да и жену ты себе выбрал правильно. Хорошая девочка, вырастет в большого ученого.
— Я, когда женился, думал не об этом, сэр.
— Знаю я, о чем ты думал. Не дурнее тебя. В общем, для тебя с этой женитьбой все сложилось вполне удачно. И вот почему — меня тут попросили посоветовать толкового молодого офицера на свободную должность. Должность капитанская. Что это значит — объяснять, думаю, не надо.
У Каллена перехватывает дыхание. Капитанская должность означает следующее звание без полной выслуги лет. Как минимум на два года раньше. А то и на три.
— Вот я и подумал о тебе. Парень ты толковый, отличный офицер, ребята твои натасканы как надо. Да и амбиций ты не лишен.
— Я… Сэр, я не знаю что сказать.
— Не строй из себя целку, Резерфорд. Я тридцать лет тут командую. Видел, как ты на свои лейтенантские нашивки поглядываешь. Ничего плохого в этом нет. Из солдата, который не мечтает стать генералом, выйдет пшик. Так что думаешь?
— Я польщен, сэр. Это огромная честь.
— Рад, что ты понимаешь. Вот мы и пришли. Заходи, давай.
Отвлекшийся Каллен всего мгновение удивленно смотрит на дверь кабинета Первого Чародея Ирвинга, а потом решительно входит, вслед за командиром. Внутри, напротив Ирвинга, сидит удивленная Солона.
— Сэр Грегор, сэр Каллен, как чудесно, что вы смогли нас навестить, — расплывается в добродушной улыбке Ирвинг. — Прошу, присаживайтесь. Чаю? Кофе?
Каллен вежливо отказывается и усаживается на стул рядом с Сол, та вцепляется в его руку холодными дрожащими пальцами. Явно нервничает.
— Дети мои, в первую очередь я хотел бы вас поздравить, — лицо Ирвинга лучится, кажется, неподдельной радостью. — Как приятно смотреть на вас — таких юных, только начинающих настоящую, взрослую жизнь.
— Спасибо, — бормочет Сол. Каллен сдержанно кивает.
— Но все же, — продолжает Ирвинг, его взгляд становится острым и цепким, — у меня есть определенные обязанности, и я хотел бы обсудить с вами один вопрос.
— С вами связывались мои родители? — упавшим голосом спрашивает Сол.
— Да, детка, связывались. Но это неважно. То, что я хочу тебе предложить, не зависит от просьб твоей милой матушки. Дело в том, что в Киркволле…
— Сэр, вы это нарочно подстроили? — Каллен чувствует себя одураченным.
— Резерфорд, — одергивает его сэр Грегор. — Веди себя достойно.
— Но сэр…
— Ничего, Грегор. Все в порядке, — снова улыбается Ирвинг. — Нет, молодой человек, я ничего не подстраивал. И искренне собирался предоставить вашей милой супруге место на кафедре энтропии, как и планировал. Но информация о подходящей вакансии в Киркволле для вас заставила меня пересмотреть планы.
Он замолкает и долгим, внимательным взглядом смотрит на них с Сол.
— То есть вы хотите отправить меня в Киркволл, потому что там есть место для Каллена? — глаза Солоны влажно блестят. Кажется, еще миг — и она разрыдается. — Но что там делать мне? Разве вы не знаете, что говорят о тамошнем Первом Чародее?
— Солона, детка, послушай, — голос Ирвинга делается еще мягче. — Если бы в этих слухах была хотя бы малейшая доля правды — я бы ни в коем случае не допустил этого. Но, поверь, это все наглая ложь. Орсино — блестящий ученый, один из великолепнейших умов нашего времени. Просто ему повезло, или не повезло — это уж как посмотреть, жениться на рыцаре-командоре Мередит, которая на тот момент, конечно же, еще не была рыцарем-командором и даже не рассматривалась на эту должность. Жена профессора Орсино — невероятно красивая и популярная женщина. И то, что она выбрала в мужья не какого-нибудь известного политика или кинозвезду, а малоизвестного ученого, многим не дает спать спокойно. В общем, это давняя и некрасивая история, которая не имеет отношения к твоему вопросу. А то, что я скажу дальше — имеет, причем самое прямое. Дело в том, что Орсино сейчас работает над серией очень интересных экспериментов. Мы с ним часто переписываемся, и я думаю, что он нащупал новое и перспективное направление. Ему нужен в помощники талантливый диссертант, а я не знаю никого талантливее тебя, детка. Только представь будущие возможности — публикации, соавторство, думаю, ты защитишься значительно быстрее, чем если бы осталась тут. Кроме того, подумай о своем муже. Это назначение позволит ему сделать отличную карьеру. Хотя, судя по всему, он уже готов ради тебя отказаться. Что очень благородно, но весьма неосмотрительно — такие шансы выпадают не каждый день.
Каллен хочет возмутиться такой явной манипуляцией, но Грегор предостерегающе смотрит на него, и привычка подчиняться приказам командира перевешивает. Он только сильнее сжимает пальцы Сол, чтобы дать ей почувствовать поддержку.
— Хорошо, — тяжело вздыхает она. — Я согласна.
Год 15:29, 23 Фервентиса
Утром на третий день после распределения Нерия Сурана складывает в чемодан последние вещи, пристраивает сверху дорожный несессер с умывальными принадлежностями, и скептически оглядывает получившуюся конструкцию. Закрыть чемодан будет сложно — получившаяся куча вещей высится над бортиками словно хребет Морозных гор. От раздумий о том, как справиться с задачей ее отвлекает шорох. Алистер — молодой Серый Страж, утешавший ее перед распределением, стоит в дверном проеме, привалившись к косяку мощным плечом.
— Уже собралась? — Он улыбается. — Здорово. Ехать нам далеко, сама знаешь.
— Собралась, — отвечает Нерия, чувствуя, как ее губы расползаются в ответной улыбке. — Только вот не знаю, как теперь чемодан закрыть.
— Ну это не проблема. Сейчас мы его в два счета, — Алистер решительно берется за крышку, накрывает ей гору вещей и изо всех сил надавливает сверху. Удивительным образом крышка почти достигает бортика. — Чего стоишь? Закрывай.
Нерия спохватывается, и принимается застегивать молнию. Замок скрипит, но все же поддается, хоть и с трудом. Трудясь над замком, она улыбается, вспоминая ошарашенные лица преподавателей и представителей министерства, что были на распределении, когда она заявила, что хочет присоединиться к ордену Серых Стражей. Как закудахтал Ирвинг, спрашивая хорошо ли она подумала и понимает ли, что означает ее поступок. В тот момент она, несмотря на все произошедшее, чувствовала себя победительницей.
— Ну вот, я же говорил, — Алистер подхватывает закрытый чемодан. — Пойдем?
Нерия кивает, окидывает прощальным взглядом комнату, в которой прожила последние три года, и направляется вслед за Алистером. В башне царит гулкая пустота. Студенты уже разъехались на каникулы, часть преподавателей — тоже. Пустой главный холл, пронизанный солнечными лучами из высоких стрельчатых окон, выглядит невероятно торжественно. Нерия заскакивает к коменданту, чтобы отдать ключи от комнаты, и останавливается посреди холла, задрав голову, и разглядывая лепнину на высоком сводчатом потолке. Ей хочется попрощаться с Кинлохом, словно башня — живое существо, способное понять ее чувства. Алистер стоит рядом с ее чемоданом в руке и тоже с интересом разглядывает потолок.
— Кис-кис-кис, иди сюда, маленький, — голос Андерса отвлекает ее от созерцания. Сам Андерс появляется в дверях с сэром Пушистиусом — местным котом — на руках. Сэр Пушистиус явно недоволен, что его поймали — выражение его мордочки словно намекает, что при первой же возможности он сожрал бы наглого человека, посмевшего схватить своими грубыми лапами благородное животное. Андерс, впрочем, на недовольство кота внимания не обращает — его лицо в этот момент лучится нежностью. С видом заговорщика он извлекает из кармана пакетик дорогущего лакомства для кошек — хрустящих подушечек с начинкой из паштета, вскрывает его, и подносит к недовольной кошачьей морде. Пушистиус еще несколько мгновений продолжает делать вид, что его разгневали, но, принюхавшись, меняет гнев на милость и снисходительно мяукает. Андерс достает одну подушечку и предлагает коту. Тот, не заставляя себя больше упрашивать, с хрустом съедает предложенное лакомство.
— Андерс, что ты делаешь? — интересуется Нерия.
— Прощаюсь с котиком, — отвечает Андерс, не отрывая от Пушистиуса влюбленного взгляда.
— Ты же его перекормишь. Он и так толстый.
— И ничего не толстый. Он просто пушистый. Хороший, маленький котик.
— Что-то у меня подозрения, что ты собрался похитить кота, — ехидничает Нерия.
— Я бы с удовольствием, — совершенно серьезным тоном отвечает Андерс. — Но мне ехать слишком далеко — это было бы для него ужасным стрессом само по себе. Да еще и адаптация на новом месте. Нет, я не заберу его.
С последними словами он тяжело вздыхает, продолжая скармливать Пушистиусу лакомство. На кошачьей морде сохраняется выражение презрительной снисходительности, но ест он, тем не менее, с большим аппетитом.
— Ты собрался уже? — снова окликает Андерса Нерия.
— Да. Я хотел еще вчера уехать, но попросили задержаться, чтобы захватить для тамошнего медпункта медикаменты и оборудование.
— А куда тебя загнали?
— Хэтфилд. Это сорок миль к югу от Остагара.
— Нихрена себе.
— Да все нормально. Отличное место, чтобы начать самостоятельную практику. — Андерс легкомысленно улыбается.
— Ну, удачи тебе, — Нерия хлопает Андерса по плечу, и собирается уходить, когда в холле появляются Каллен, нагруженный двумя здоровенными дорожными сумками и рюкзаком, Сол, держащая в руках еще одну небольшую сумку, Финн, за которым тащит чемоданы надменного вида парень в дорогом костюме, и — сердце Нерии пропускает удар — Йован с небольшим чемоданом на колесиках. На носу у Йована красуются большие солнцезащитные очки, но здоровенный синяк, расплывшийся под оба глаза, все равно предательски выглядывает из-под их нижней кромки.
— О, и вы здесь! — улыбается Сол. — Нерия, ты ключ сдала?
— Ага, — кивает она, старательно делая вид, что не замечает Йована.
— Слушайте, — говорит Андерс, — А давайте сфотографируемся все вместе. На память о том, как здорово мы тут тусовались!
— Как ты себе это представляешь? — в голосе Йована как обычно сквозит ехидство. Кто-то же должен держать фотоаппарат.
— Йован, — снисходительно качает головой Андерс. — Будь проще, и люди к тебе потянутся.
С этими словами он, по-прежнему прижимая к себе сэра Пушистиуса, оглядывается, выуживает из кармана джинсов телефон и протягивает его Алистеру.
— Снимите нас, пожалуйста.
— Без проблем, — откликается Алистер, опускает на пол ее чемодан и берет телефон. — Вставайте поближе друг к другу.
Андерс деловито машет рукой, призывая всех встать возле него. Нерия дожидается, когда Йован встанет рядом с Финном и пристраивается с другой стороны, об руку с Сол. Алистер делает несколько снимков, отдает телефон Андерсу и тот пересылает всем фотографию.
— Нерия, — окликает ее Йован.
— Чего тебе? — она чувствует себя неуютно, воздух между ними сгустился, кажется, настолько, что его можно резать ножом.
— Я хотел тебе кое-что сказать. Отойдем в сторонку?
Нерия кивает и идет за ним к окну.
— Нерия, послушай. Я… Мне нужно столько тебе сказать, — он пытается взять ее за руку.
— Не трогай меня, — она отступает на шаг. — Говори, что хотел.
— Я понимаю, что поступил отвратительно, и ты вряд ли меня простишь. Но все же хочу сказать «прости меня». Оправданий я не ищу, да и чем тут можно оправдаться. Просто… Просто я хочу, чтобы ты знала, что я горько сожалею о том, что все так получилось. Я не хотел. Честно.
— Я не сержусь, — тихо говорит она, хотя на самом деле не просто сердится, а прямо сейчас испытывает желание снова расквасить ему нос. — Все уже в прошлом, Йован.
— Но… Ты вступила в орден Серых. Если это из-за меня, из-за того, что я сделал, то тебе еще не поздно отказаться. Ты всегда была импульсивна, и я не прощу себе, если ты упустишь хорошие перспективы ради желания…
— Замолчи, Йован, — перебивает она. — Мир не крутится вокруг тебя. Я сделала свой выбор сама. Не льсти себе, что это жест отчаяния от того, что ты мне изменял. Я взрослая, совершеннолетняя, дипломированный маг. Ты на мои поступки не влияешь. Ни сейчас, ни в будущем.
— Но…
— Хватит. Мне пора идти. Меня ждут.
Она направляется к выходу, и чувствует как внутри бурлит и искрится невероятная радость. Стать одной из Серых Стражей, понимает она, и правда ее собственный выбор, не связанный ни с Йованом, ни с кем-то еще. Гордая собой невероятно, она выходит из-под сумрачных сводов башни в яркий, звенящий птичьими трелями день. Алистер уже ждет ее у внедорожника военного образца, с гербом ордена на крышке капота.
— Запрыгивай, — говорит он, улыбаясь. Нерия улыбается ему в ответ и оглядывается.
Йован, вышедший вслед за ней, не спеша направляется к длинному мосту через озеро, который приводит в крохотный городок Стоунволл. Каллен запихивает сумки и рюкзак в багажник своего древнего полноприводного «Бронто». Андерс, чья не менее древняя, но очень изящная и вычурная «Галла» с откинутым верхом, битком набита какими-то коробками, проверяет веревки, которыми они привязаны для надежности. Финн, для которого тип в дорогом костюме уже открыл дверь здоровенного, наглухо затонированного родительского «Бриджстоуна», оглядывается, отмахивается от своего провожатого и, подойдя к Нерии, обнимает ее.
— Мне будет тебя не хватать, — тихо шепчет он.
— Мне тоже, Финн, — также шепотом откликается она и целует его в щеку.
— Удачи тебе, Нерия Сурана. У тебя все получится, — с этими словами он, больше не оглядываясь, направляется к машине.
Обескураженная, Нерия забирается на пассажирское сиденье и опускает стекло.
— Йован, — слышит она голос Финна. — Тебя подвезти?
— Нет, спасибо, — откликается Йован, уже почти дошедший до моста.
— Ну что, поехали? — Нерия поворачивается к Алистеру, тот подмигивает ей.
— Поехали, — он резко трогает с места и, проезжая мимо Йована, слегка принимает вправо, окатывая того веером брызг из почти высохшей лужи перед самым мостом. Не в силах сдержать смех, Нерия высовывается в окно, и, наблюдая как Йован отряхивается, чувствует, что ее отпустило — она действительно больше не злится на него. Усевшись поудобнее и пристегнувшись, она улыбается в ответ на озорную улыбку Алистера, достает телефон и открывает присланный Андерсом файл. Фото получилось красивое — они шестеро стоят посреди огромного, залитого солнечными лучами зала на фоне великолепного витража. Нерия увеличивает фото и всматривается в лица — она сама выглядит задумчивой, Сол и Каллен словно светятся изнутри, Андерс прижимает к себе сэра Пушистиуса, на морде которого написано бесконечное терпение, Финн безмятежно улыбается, а Йован, несмотря на темные очки и выглядывающий из-под них синяк выглядит, как всегда, образцом самодовольства.
Я буду скучать по ним, думает она, убирая телефон.
среда, 25 января 2017
К человеку с топором обращаются на вы
Название: Бросить вызов льву
Переводчик: Мэй_Чен
Иллюстратор: ohmydragonlords, (Арт)
Оригинал: To Beard the Lion, автор wargoddess, запрос на перевод отправлен.
Размер: 24179 слов в оригинале, 19 455 слов в переводе
Персонажи/Пейринг: Каллен/Дориан, упоминается Дориан/Феликс.
Категория: слэш
Жанр: романс, драма
Рейтинг: NC-17
Саммари: Как будто Дориан раньше не спал с кем-то, кто хочет его убить. Ха.
Предупреждение: дабкон, упоминания изнасилований, которые случались в Казематах.
Примечания от переводчика:
1. Переведено в подарок для Mor-Rigan
2. Название — отсылка к английской идиоме "beard the lion in his den", дословно: "Бросить вызов льву в его логове". Означает "вступать в конфронтацию с опасным/влиятельным оппонентом на его территории", употребляется так же в значении "смело подходить к кому-то опасному".
3. Перевод достаточно вольный, текст небечен, переводчик будет рад указаниям на недочёты.
Ссылки на скачивание: docx | pdf | txt | epub | fb2
Глава 1
— Я ценю твою дружбу, — говорит Каллен Тревельяну. — Но боюсь, что не могу предложить большего. Я верю, что ты поймешь.
Слова звучат мягко, но холодно, как раз под стать двору для тренировок в этом ледяном нигде, в котором так гордо располагается Убежище.
Метафорически холодные, эмоционально ледяные, как холод вокруг. Дориан прислушивается к разговору и улыбается, в основном потому, что рад возможности немного отвлечься от вездесущего холода, а командующий Инквизицией разбивает амурные надежды инквизиторского… вестника? кем бы ни был Тревельян… Это отвлекает Дориана от чувства жжения в пальцах ног. (Возможно, это фантомное обморожение. Или аллергия на блох. Одна Андрасте знает точно).
Ему чуждо наслаждение чужими страданиями, и потому часть Дориана рада тому, что Тревельян улыбается после отказа, тут же меняет тему на что-то безобидное и в конце концов отступает, более-менее сохранив достоинство. Другая часть Дориана делает мысленную пометку позже утешить Тревельяна — но не сейчас, когда он так уязвим; Дориан не варвар. (Но довольно скоро. Слишком уж хорош он со спины.) Однако не это заставляет его рассмеяться. Нет, то, от чего из глубины его живота вырывается смех такой сильный, что он прикусывает язык и делает вид, что закашлялся, чтобы никто не заметил — это глаза Каленна, неотрывно следящие за уходящим Треверьяном. Заметно, с каким усилием он отводит взгляд.
И по пути он встречается глазами с Дорианом. В них мелькает удивление, затем Каллен прищуривается, словно подозревает что-то. Будто Дориан не только тевинтерский маг крови и демон, пожирающий детей, или о чём там ещё думают люди, видя Дориана. В этом взгляде на мгновение появляется вспышка застарелой беспричинной ненависти — и затем с таким же трудом, как Каллен отвернулся от Тревельяна, он отстраняется от ненависти. Вот он уже выглядит просто уставшим, покорным и чуть смущённым. Смущённым? Чем, плохо скрываемым интересом Дориана к его великолепной высокородной заднице? Или тем, что Дориан захватил мгновение фанатического «я убью тебя»?
Будто Дориан никогда раньше не спал с тем, кто хотел убить его. Ха.
Командир возвращается к тем, кем он командует, а Дориан отправляется искать что-нибудь достаточно тёплое для того, чтобы помочь ему вспомнить, каково это: чувствовать свои ступни.
#
Конечно, он флиртует с Калленом. Он никогда не мог противиться вызову, а Каллен куда милееТревельяна.
Это настоящая катастрофа. Отказывая ему, Каллен уже не так нежен.
— Я польщён, сэр, — говорит он, и «но» так и звучит в этих словах, — но, как вы уже знаете, я не могу предложить ничего, кроме дружбы.
Они сейчас во внутреннем дворе наполовину разрушенного замка; они много раз спасли друг другу жизнь во время изматывающего путешествия из Убежища. (Пусть южане уже забудут этот кровавый замок). Тревельян совсем не ревнует, и это хорошо: он до смешного благороден. (Он бы и дня не протянул в Минратосе). Когда Тревельян желает сыграть, Дориан милостиво уступает ему своё место, тем более что он уже почти проиграл. Да и беседа с Калленом становится всё более опасной. Так что Дориан отступает и, устроившись напротив стены, чтобы наблюдать за их игрой, внезапно понимает, что именно Каллен сказал.
Потому что Тревельян, который на глазах у Дориана с криком бросался на дракона, рыцарь-чародей со свойственной этому титулу жестокостью, хороший стратег, который легко заставил бы Каллена попотеть за его деньги… даёт ему выиграть.
И Каллен видит это. Каллен видит это и ничего не говорит. У Дориана появляется мысль, что Каллен ожидал этого.
Разумеется, как же иначе.
Когда Тревельян уходит, Каллен глядит ему вслед как человек, который страстно ищет искупления, поэтому Дориан чуть шевелится, чтобы напомнить Каллену, что он здесь. Взгляд Каллена мгновенно перемещается на него, в нём испуг (забыл, что тевинтерский маг наблюдает за ним; Дориан даже чуть сожалеет об этом безумии, словно не он сам несёт это бремя каждый день), и удивление.
— Когда победишь меня, — тихо говорит Дориан как мужчина мужчине, равный равному, — знай, что это будет заслуженная победа. И дело не в том, что я гонюсь за любовью Создателя.
С лица Каллена пропадает любезность. Её сменяет не гнев, хотя… нет, даже близко не это. Разве что это гнев, похожий на голод, смешанный с желанием, виной и снова голодом, грубым горячим желанием, таким мощным, что Дориан едва не вздрагивает. Взгляд Каллена почти течёт по телу Дориана. Дориан видит, каких усилий Каллену стоит остановиться на его груди и вернуть взгляд на доску. Затем он поднимается, обходит доску и становится вплотную к Дориану — не совсем за спиной, не желая припереть его к стенке, но достаточно близко, чтобы положить руку на живот Дориана. Говорит он почти в ухо Дориану. Дориан чувствует это «почти» так остро, что кожу покалывает от воображаемого прикосновения.
— Вот почему, — говорит Каллен низким и почти ласковым голосом,- я никогда больше не сыграю с тобой.
После чего он разворачивается и уходит.
Это ещё не поражение.
#
— Я знаю, что ты делаешь, — говорит Лелиана. Она говорит это из тени около его любимого уголка в библиотеке, где она пряталась довольно долго, прежде чем он заметил ее, и делает она это, без сомнения, чтобы до смерти его напугать. У нее это отлично получается.
— Правда? — тут же откликается он, желая скрыть унизительный страх. — Даже я сам не уверен в этом, дорогая леди.
Она подходит ближе, у нее низкий голос. Будь Дориан более темпераментным, его возбудило бы сочетание её акцента и мягкой угрозы в словах. А может, он испугался бы так же, как и сейчас; у страха нет предпочтений. — Каллен через многое прошёл, альтус Павус. Я не хочу видеть, как из него делают… игрушку.
— Игрушку? — Дориану не приходится изображать смех; это нервы. — Я не уверен, что вы видите, но я и не собираюсь этого делать, госпожа Соловей. Он могущественный храмовник, пусть больше и не соблюдает обеты, и он поразительно крупный, разве нет? Всего святого ради, чем вы кормите своих мужчин? Такой потрясающий, ослепительный и деликатный маг, как я, просто обязан…
— Он ненавидит таких, как ты, — говорит она. Говорит с улыбкой. Разве это не плохой знак? Конечно, плохой. Но не только бравада заставляет Дориана препираться с ней. Это просто привычка. И немного — уязвленная гордость.
— Каких же это «таких»? — Дориан встаёт, наверное, слишком резко, но ему никогда не нравится, когда его равняют с наполовину рабами, которые зовутся магами в этих краях. (Он понимает, что это… немилосердно. Но он тот, кто он есть). — Отступников? Но я технически всё ещё член Круга Минратоса, я-то думал, вы знаете. Тевинтерцев? Вообще всех магов? Тогда ему в первую очередь стоит быть настороже с Тревельяном.
Она наклоняется достаточно низко, чтобы он почувствовал ее дыхание на своей щеке.
— Магов крови.
Он чувствует, как она наблюдает, оценивает, ждёт, какие секреты можно выведать этими словами. И — о — её когти впились очень глубоко.
— Госпожа, — произносит он, понизив голос и думая о своём отце, о ритуале, о предательствах и людях, которые любят, несмотря ни на что, а не только тогда, когда ты меняешься, — если вы ещё раз так меня назовёте, я найду способ прикончить вас, даже если это будет стоить жизни мне самому.
Она наклоняет голову с интересом, почти кокетливо. Она охотнее верит угрозе смерти, чем любой попытке оправдать себя.
— Я слежу за тобой, — наконец говорит она.
Дориан выдыхает и опирается о перила балкона. Так она не может видеть его трясущиеся руки, даже если уже заметила их.
— Он уже взрослый человек, — наконец мягко говорит он. — Старше меня более чем на десять лет. В любом случае, думаю, мы оба понимаем, что он сам знает, что для него лучше, а что нет, и поступит соответственно этому.
За его спиной тишина. Когда он оборачивается, её уже нет.
Что же. Это даже чем-то похоже на одобрение. В конце концов, он пока ещё жив.
#
Во время флирта и переглядок Дориан, конечно, обратил внимание на трясущиеся руки. Не так трудно заметить дрожь, мышечные спазмы и мучение от фантомных болей, которые может провоцировать лириум. Немало пожилых альтусов в Тевинтере приходят к этому после многолетнего сидения на лириуме, и Дориан думает, что с этим можно сделать. Это не кажется ему чем-то пошлым и вульгарным, в отличие от всего остального на юге.
Поэтому он обшаривает все крошечные лавочки Вал Руайо, когда попадает туда с Тревельяном, и находит наконец у одного из торговцев в Скайхолде последний ингредиент, чтобы создать задуманное зелье. Когда Дориан ставит флакон на стол Каллена, который снова скорчился от очередного приступа боли, то впервые думает не о том, чтобы соблазнить его. Он всего лишь хочет облегчить страдания друга. В конце концов, у них ведь такие отношения? Дружеские.
Поэтому Дориан не готов ко внезапной вспышке ярости в глазах Каллена, пока он объясняет, что во флаконе. Он совершенно потрясен, когда Каллен хватает флакон и швыряет его о стену с такой силой, что осколки стекла разлетаются по всей комнате. И он… взволнован, да, это хороший эвфемизм для выражения «до полусмерти напуган», когда Каллен неожиданно тащит его через всю комнату и припирает к стене совсем рядом с пятном лириума, прижимая к горлу предплечье, из-за доспехов похожее на Великую Стену Кваринуса.
— Кто тебе сказал? — рычит Каллен.
— Сказал мне что? — говорит Дориан… то есть пытается, но не может. Из гортани не доносится ни звука, лишь шевелятся губы. Хорошо бы южных храмовников учили читать по губам, учитывая их страсть затыкать всех несогласных. — Коммандер, это … правда…
— Это Кассандра? Нет, не может быть. Тревельян? — он прищуривает глаза. Довольно красивые глаза, Дориан даже сейчас замечает это, орехового цвета и с длинными ресницами, пусть в них и сверкает безумная ярость. Глаза его сужаются. Ничего удивительного, что Дориан до сих пор желает его, несмотря на все его магофобные настроения. Дориан умеет выбирать, правда, при выборе руководствуется он отнюдь не мудростью.
— Тревельян, — делает Каллен вывод по молчанию (задушенному) Дориана. —Мне не стоило доверять ему …
Дориан пытается выскользнуть из захвата, но Каллена так много, и свободной рукой он прижимает правую руку Дориана — ту, которой он создаёт заклинания, конечно, о ней стоит позаботиться в первую очередь — к стене. Но что может сделать Дориан, кроме «взрыва разума» или каких-нибудь иных заклинаний? Которые, он абсолютно уверен, могли бы лишь временно вывести Каллена из строя, а потом он спокойно убил бы его и посолил его пепел.
— Н-нет, — кое-как выдавливает из себя Дориан. — Не Тревельян. Угадал.
— Что? — Каллен моргает и от удивления ослабляет хватку. Дориан немедленно делает отчаянный вдох.
— Я угадал, — снова говорит он. Делает вдох, и ему становится легче, и немного отпускает душащий страх. Каллен слушает. Он более-менее спокоен, Дориан старается говорить быстро, пока окно здравого смысла открыто. — Думаешь, я не … в-видел лириумную зависимость раньше? Иначе как я мог узнать способ защиты? — Вместе с воздухом к нему возвращается его язвительность. — Ты феерический варвар-идиот.
Каллен вздрагивает, и Дориан никак не может объяснить себе мимолётное выражение стыда на его лице.
— Тогда всё понятно.
Дориан недоверчиво глядит на него. Каллен не собирается извиняться за то, что впечатал его в стену? Тем более что он до сих пор прижимает Дориана к ней.
— Что понятно? Что я оказал тебе большую услугу из личной симпатии, приложил большие усилия, а ты подтёрся ей, и после напал на меня? Да, благодарю, яснее некуда. А теперь прочь от меня!
К его огромному облегчению, Каллен снова вздрагивает и опускает его, отступив на шаг.
— Я … извини меня, — говорит он, отводя взгляд, и в этом есть что-то и от щенка, которого пнули, и от покалеченного ветерана войны, которого снова ранят, и гнев отпускает Дориана. — Я не … Это всё только потому, что… Я думал, никто не знает о моём позоре. А ты так легко меня раскусил.
Позоре? Дориан озадачен. Он не может понять сути, но жить на юге — значит примириться с множеством вещей, которые ему не постичь.
— Не скажу, что это было легко, — говорит Дориан, приводя в порядок свой воротник и своё достоинство. — Сначала я решил, что у тебя приступы мигрени, или у тебя слишком долго не было достойных товарищей. Создателя ради, зачем ты слез с лириума, если тебе так плохо, а в Инквизиции его полным полно?
— Это цепь, — говорит Каллен. Его взгляд становится тёмным и тяжёлым, и ненависть на лице наконец-то относится не к Дориану. — Он разрушает разум.
— Это всегда было цепью, и ты знал, что оно разрушит твой разум, когда присягал храмовникам. — Жестоко, да, но у Дориана до сих пор слишком болит горло, чтобы церемониться. Он всё ещё напряжён, слишком — пульс учащён, челюсти сводит. Он не уверен, чувствует ли только злость или… что-то другое. Определённо, другое. Он чувствует, что близко подобрался к чему-то, к пониманию того, что раньше ускользало от него. Создатель, как же страшно танцевать вокруг этого человека. И как волнующе. Дориана охватывает совершенно неуместное волнение, но он стряхивает его с себя. — Что-то подтолкнуло тебя к этому решению?
На лице у Каллена отнюдь не улыбка. Почему, о, почему Дориан так хочет его? На свете есть и более сильные челюсти, плечи пошире и руки с длинными пальцами, которые не норовят то и дело сжаться вокруг горла мага. Вся эта осада — чистейшее безумие.
— Киркволл, — наконец говорит Каллен.
Все кусочки мозаики ложатся на своё место. Наконец Дориан видит это. Но лишь он постигает это чудо межкультурного понимания, Каллен бросает на него такой горький взгляд, перед которым померк бы и взор унижаемого раба.
— Держись от меня подальше, — говорит он, и отворачивается, чтобы вернуться к столу.
Уходи, говорят Дориану все его инстинкты. Каллен слегка намекнул на это, и предельно ясно, что с этим человеком что-то не так. Лириумная ломка всё только усугубляет. И очень большая вероятность, что Каллен сделает что-нибудь, о чём он будет сожалеть, но — какая жалость! — Дориан уже умрёт.
Ну … и пускай. Прислушивайся Дориан к своим инстинктам, жил бы до сих пор в Минатросе, женатый и на пути к лёгкой смерти от цирроза. Поэтому он следует за Калленом, стуча каблуками, говоря практически ему в затылок, атакуя его словами, потому что раз он собрался станцевать с демоном, это должен быть треклятый вальс.
— Ты не потому отказал Тревельяну, что он тебе не нравился. Ты отказал ему потому, что он маг, а ты считаешь магов чем-то таким, к чему нельзя прикасаться!
Каллен останавливается, и Дориан тоже, но не прекращает говорить ему в спину.
— Но я-то не один из тех стадных дрессированных животных, которых вы используете. Меня не смог засадить в клетку мой собственный отец, хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится! И я рос без мыслей о том, что я ущербный — по крайней мере, не по этой треклятой причине. Ты не можешь запугать меня, коммандер. Ты не можешь заставить меня уйти, не можешь сделать так, чтобы я исчез. Если ты захочешь снова напасть на меня, я хорошенько прожарю тебя или, по крайней мере, постараюсь перед смертью. Тебе меня не победить.
Длинные, красивые пальцы Каллена сжимаются в кулаки. Но сейчас Дориан готов, и он даёт себе волю. Он ухмыляется, как обычно перед поединком, как всегда в случае, если есть большая вероятность, что жить ему осталось минут пять. О Создатель, как же у него стоит. Отец ошибался во многих мелочах, но в целом он был прав: у Дориана не всё в порядке с головой.
— Киркволл? — он смеётся, подталкивая, подталкивая, наблюдая, как напрягаются перед ним могучие львиные плечи. — Ах, дорогой мой коммандер, Казематы известны даже в Тевинтере. Я сомневаюсь, что вы участвовали в тамошних милых и весёлых играх; вы не того сорта людей, что пристают к мальчикам–малефикарам или пачкают себя отношениями с бездушными секс-рабами. Но около семи лет вы жили среди убийц и мучителей, слыша крики, переступая через тела. Даже когда вы сплёвывали кровь, во рту оставался её вкус. Запретное удовольствие! Ты никогда не трогал, никогда не брал, но как тебе хотелось…
Каллен оборачивается и идёт к нему, но Дориан готов. О Андрасте, он готов. Однако на лице Каллена не злость, и его движения не агрессивны, когда он хватает Дориана за одежду и снова толкает к стене, и опять прижимает к ней. Он не жесток, просто неумолим. Дориан тяжело дышит после своей тирады, но не только поэтому. Каллен тоже, то ли оттого, что сдерживается, то ли от пожирающих его побуждений и импульсов. Это почти банально. Тело, прижимающееся к нему, давит бронёй и эрекцией, да, это она, а Дориан должен оставаться мягким. Это выбор. Он делает его сознательно. Коммандер жаждет его подчинения — подчинения мага, не просто любого, а того, которого не заставишь, если он сам не захочет этого… И Дориан поддается, и подчиняется, потому что только так можно соблазнить бывшего тюремного надзирателя одной из самых магоненавидящих мест. У бывшего тюремного надзирателя до сих пор должно оставаться ощущение целостности мира.
Дыхание Каллена учащается, когда он чувствует, что Дориан стал более сговорчивым, о да, так и есть. Он наклоняется ближе, и если всё пойдёт как обычно, сейчас он поцелует Дориана. Поцелуй будет нежным, Дориан растает, на нём порвут одежду, а потом завалят на стол, с которого мелодраматично полетят бумаги, которые по-любому пришлось бы убрать, потому что никто на приказах не должно быть следов пота и спермы. Но всё не как обычно. Каллен выдыхает, глядя на рот Дориана:
— Открой его для меня.
Дориан криво улыбается. Послушание — это ловушка.
— А ты заставь меня.
Комната расплывается перед глазами от толчка. Дориан задыхается от того, что Каллен толкает его вперёд и тянет назад, кладёт пальцы на его лицо. Рот Каллена мажет по его рту, размыкая губы, его дыхание горячее, поцелуй завлекающий, мягкий, фаста васс, этот мужчина целуется так, как Дориан сосёт член. Затем Каллен поворачивает его голову так, чтобы выдохнуть в ухо:
— Сопротивляйся, или я возьму тебя сам.
Дориан смеётся. О Создатель, как же он был прав насчёт этого человека.
— То есть если я сделаю это по твоему приказу, это будет настоящий бой?
Каллен рычит и поворачивает его лицом к стене, прижимается сильнее.
— Скажи, чтобы я остановился, — говорит он, хотя трётся о задницу Дориана. — Скажи, чтобы не делал этого.
Если бы можно было умереть от потери крови в мозгу, потому что вся она утекла в член, Дориан умер бы.
— Но так нечестно, мой дорогой главнокомандующий… Однако … — Он сглатывает слюну. — Давай условимся так: если ты делаешь то, что мне не нравится… я подожгу твои волосы. Так пойдёт?
Это определенно подходит им. Каллен начинает расстёгивать кожаную одежду Дориана, расшнуровывая тунику и задирая нижнее бельё. Дориан опускает руку, чтобы расстегнуть собственные штаны, но Каллен отталкивает её, дёргает штаны, и вот уже его пальцы сомкнулись вокруг члена Дориана. Это неожиданно; слишком много властности, слишком мало ласки. Может быть, раньше он не трогал другого мужчину за гениталии, или он хочет сделать Дориану больно, или не рассчитал собственной силы. Но это так чертовски хорошо, что Дориан толкается в эту тесноту, издавая грубые хриплые звуки, которые могут быть только стонами. И Каллен, пожалуй, не такой и неопытный, как кажется поначалу, потому что он ласкает Дориана, словно доит животное с фермы. Словно Дориан его собственность, с которой он может развлекаться как хочет. И это уже не так и возбуждает.
Но нет, нет, Дориану хочется большего, и он не может позволить этому продолжаться. Он пытается отстраниться от сжатой руки, но Каллен толкает его на неё, трахая его через одежду.
— Погоди, — пытается выдохнуть он, но внятных слов не получается, или Каллен все же понимает, потому что он издает звук, похожий на рычание, и двигает рукой быстрее, сжимая кулак. При таком темпе Дориан готов вот-вот кончить, а он не хочет. Ему хочется, чтобы Каллен был внутри, а не этого мучения. Он упирается одной рукой о стену, тяжело дыша, потому что грудь Каллена давит на его спину, кольчуга упирается в лопатки, или, возможно, он дышит так трудно, потому что слишком долго мечтал об этом. Он пытается коснуться Каллена, но не может двинуться; Каллен слишком сильно прижал его к стене. Будь это кто другой, Дориан умолял бы его, просил о возможности расстегнуть штаны и взять его, пусть даже без масла, даже в этом позорном кабинете, куда в любой момент может зайти один из подчиненных — но умолять его значило бы угодить в очередную ловушку. Каллен хочет завоевать, а не принять. Поэтому Дориан опирается свободной рукой о стену и отталкивает спиной Каллена, пусть тот больше и сильнее, и он понимает, что это бесполезно. Ему не хочется на самом деле уйти. Но так приятно слышать, как учащается дыхание Каллена, как он рычит и только сильнее прижимает Дориана к древнему камню, пока он не перестаёт сопротивляться.
— Постой, — пробует он снова, пусть это и неправильно. Мысли путаются. Он трахается с рукой Каллена снова, теперь уже по своей воле и в том бешеном темпе, что задают бёдра Каллена. Больше он ничем не может помочь себе. — Погоди, пожалуйста, я х-хочу…
— Думаешь, твои желания меня волнуют, маг? - Его пальцы сжимают волосы Дориана, оттягивая его голову назад почти до боли. — Я могу усмирить тебя прямо сейчас. Даже без лириума.
Неужели правда? Живот Дориана на мгновение сводит от самого настоящего страха. Говорят же, что лириум не всегда нужен для этого… Но зубы Каллена впиваются в его шею, и это оказывается очередной ловушкой. Как тяжело разгадывать правила этой игры, когда они только зарождаются. Дориан пытается снова рассмеяться и сглатывает. Создатель, он так близок, а рука Каллена неумолима. — Если… если ты попытаешься… хнн… тогда я… закусаю тебя до смерти, если придётся!
Как же жалко и смехотворно звучат эти угрозы.
Но Каллен не смеётся. Его рука снова накрывает лицо Дориана; два пальца проскальзывают между губ. Предлагает укусить его? Дориан едва не захлёбывается истерическим смехом. Он слышит, как Каллен сглатывает. Ласкающая рука горячая, как огонь, и Дориана трясёт от невозможности разрядки. Он лижет пальцы Каллена, отчаянно сосёт их, а Каллен шипит и отдёргивает их, словно Дориан укусил его. Дориан не хочет, чтобы Каллен останавливался — хоть когда-нибудь.
— Скажи мне остановиться, — выдыхает Каллен снова.
— Никогда, — кричит Дориан, и он отступает.
Камень холодит его лоб, пока он приходит в себя. Колени не подгибаются; это похвально, учитывая обстоятельства. В частности, то, что Каллен больше не держит его, его вообще ничего не держит, кроме стены. Восстановив дыхание и сделав поистине андрастианское усилие, Дориан оборачивается и видит, что Каллен у стола надевает перчатки и наручи.
— Мне очень жаль, — произносит он, не поворачиваясь. — Тебе следует держаться от меня подальше.
Дориан пытается рассмеяться, но выдаёт только придушенное, измученное «ха». Неужели Каллен действительно думает, что делал что-то против воли Дориана? Его следует в этом разуверить.
— Я не подчиняюсь вашим приказам, главнокомандующий.
Каллен мгновение медлит, но не разворачивается. Он проверяет пряжки на наручах, глядит, чтобы ремни плотно прилегали к телу. Это практически медитация.
— Это не было для меня просто игрой, Дориан.
О Создатель, нет, не было. Дориан чувствует правду за словами его угроз. Но он облизывает губы. Он никогда не был мудрым человеком.
— Это я и имел в виду, когда сказал, что не поддамся тебе.
О, вот оно. Небольшое несовершенство в этих плечах. Это дрожь.
— Я думал прийти к тебе ночью, — снова говорит Каллен после паузы. — Взломать твою дверь, если… ты запираешь её.
— Полагаю, магам в Круге не разрешалось запирать двери? У тебя должен быть опыт в выбивании дверей. — он пожимает плечами, позабавленный услышанным. Хотя, пожалуй, ради спокойствия мастера по замкам отныне стоит оставлять дверь незапертой. Снова эта дрожь. Каллен очарователен, когда разгромлен.
— Ты понятия не имеешь, что у меня в голове — шепчет он. — Какие вещи я… — он обрывает сам себя. Неспособный даже описать "эти вещи" словами.
Дориан трясёт головой. Подтягивает штаны, поправляет одежду. Он оставил подарок на стене рядом с потёками зелья, но раз это всё вина Каллена, ему и прибираться. Храмовники ведь этим занимаются? Прибираются за магами и за тем, что остаётся от магов.
— Тогда приди и возьми меня, — говорит Дориан, направляясь к двери. — Возьми снова и снова, заставь часами склоняться перед тобой, заставь меня сделать всё, что придёт тебе в твою привлекательную светловолосую безумную голову, друг мой. Всё, что храмовник может сделать с таким магом, как я.
Он открывает дверь и глядит назад черед плечо — о, какие большие, какие сверкающие и голодные глаза у этого льва. Шею Дориана покалывает от воспоминания о его зубах.
Затем он прибавляет со всей злостью, что способен вложить в свои слова:
— Если сможешь.
С этими словами он запирает дверь и направляется в свою комнату — готовиться к битве.
2 глава
Маг, который жил свободным всю жизнь.
Маг, который никогда не испытывал страха — ни перед храмовниками, ни перед своим народом, который возненавидел бы его, ни даже перед демонами. Маг, который держал рабов, но никогда не был им сам. В этом есть какая-то чистота.
В своих мечтах Каллен уничтожал эту чистоту снова, и снова, и снова. Он в застенках Каземат, а Дориан сидит перед ним, привязанный к стулу, с запястьями, скованными наручниками, на которые нанесены руны. Он в камере Каземат — в камере Дориана, хотя этот маг никогда не был в плену, и жить ему осталось недолго — приказывает Дориану повернуться лицом к решётке. Каллен, пересекающий внутренний двор и не обращающий внимания на пронзительные вопли человека, привязанного к столбу, которого избивают, у которого смуглая кожа и такой знакомый голос.
В этих мечтах Каллен никогда не покидал Казематы и даже не думал об этом.
(Однажды он застукал Карраса. Оттащил его от мага, в надежде на наказание попросил Мередит исключить его из храмовников, но отступил: на допросе выяснилось, что жертва была магом крови, и любое проявление симпатии к нему Мередит расценила бы как повод выгнать самого Каллена. Он боялся остаться без лириума и в следующий раз проигнорировал звуки борьбы, доносящиеся из комнаты, сопение и приглушённые рыдания. Наказанием за его грехи стала картинка, навсегда оставшаяся в его памяти: сгорбленный и отчаявшийся маг, и Каррас, грубо берущий его сзади. Наказание Каллена в том, чтобы видеть это снова, и снова, и снова, и чувствовать… нет. Он не желает быть монстром, но он чувствует… о Создатель, что он чувствует…)
«Дориан сам желал этого. Он… Я сказал ему держаться от меня подальше, а он предпочёл остаться. Он сам захотел. Я сказал ему сопротивляться, и если бы он начал, я остановился бы».
Но Каллен не уверен в этом до конца. Те, на кого нападают, не всегда дают отпор. Маги иногда так запуганы храмовниками, что делают то, чего не хотят. Вот почему Каллен отказался от Тревельяна, не позволил себе коснуться Амелл, запретил себе мечтать о Хоуке; с магами, которые познали ужас храмовников, ни в чём нельзя быть уверенным. Дориан мог симулировать желание, притворяться довольным, терпя похоть Каллена лишь до тех пор, пока не было возможности бежать…
Нет. Нет. Дориан понятия не имел о храмовниках с юга: преследователях, охотниках, тюремщиках, палачах. Вот почему Каллен позволил себе это… это… с ним. Если Дориан выдержал, значит, он этого хотел.
Именно так.
Каллен ходит кругами по кабинету, покусывая костяшку большого пальца. Там уже мозоль; обычно он так делает, когда вспоминает о лириуме. Ну и чудеса: за весь вечер он ни разу о нём не подумал. С тех пор, как… Он останавливается и смотрит на стену кабинета. Около неё стоит ведро с мыльной водой и лежит щётка, которой он оттирал следы от подарка Дориана… и другие следы Дориана со стены.
То, чего он так желает, лириум не сможет заменить даже отчасти.
«Приди и возьми меня, — сказал маг, — если сможешь. Я не дам тебе выиграть».
— Андрасте, укажи мне путь, — выдыхает он в тишину, но на самом деле мысли его вовсе не об Андрасте. «Дориан. Не дай мне согрешить».
Затем осторожным продуманным движением он открывает, а после закрывает за собой дверь кабинета и направляется к главному зданию Скайхолда.
#
Дориан живёт в одной из маленьких комнат с окном, выходящим в сад. Отчего-то Каллена удивляет его выбор. Дориан никогда не производил на него впечатления набожного человека, а он ведь должен был слушать бесконечные проповеди и песнопения матери Жизель и её помощниц каждый вечер.
Затем он снова начинает считать и глядит на балкон, чтобы запомнить расположение, и… а, вот оно. Часовня Скайхолда под комнатой Дориана, и все плотские утехи происходят прямиком над головой Андрасте. Да, это многое объясняет.
Каллен останавливается перед дверью, сглатывает, его ладони потеют. Маг внутри, бродит там, что-то напевает. Трудно расслышать. Двери Скайхолда толстые, кладка основательная. Никто не узнает, что происходит внутри, если соблюдать осторожность.
Будет ли дверь закрыта?
Если будет, говорит он себе твёрдо, то он уйдёт. Он больше никогда не заговорит с Дорианом о том, что случилось, разве что извинится за это. Формально закончится и их дружба, и он предоставит Кассандре судить его за принуждение союзника Инквизиции к неуместному роману.
Он поворачивает защёлку. Та легко открывается.
Когда он тихо заходит внутрь, то видит мага у противоположной стены комнаты, стоящего перед зеркалом высотой во весь рост и бережно наносящего воск на свои усы. Ноги босые, из одежды на нём только брюки; на ночном столике неподалёку — влажное полотенце и туалетные принадлежности, недавно использованные. В воздухе витает запах дорогой туалетной воды. Когда Каллен закрывает дверь, глаза мага встречаются с ним в зеркале, и выражение лица за мгновение становится непроницаемым. Каллен пытается поймать малейшие признаки неприязни или самодовольства. Первое означает, что ему тут не рады. Второе — что маг даже не подозревает о нависшей над ним опасности
После небольшой заминки Дориан продолжает приводить в порядок усы.
— Неужели ни у кого из вас, южан, нет хороших манер? Ты хотя бы постучал перед тем, как войти.
Высокомерие: это одновременно и бесит, и как бальзам на раны. Каллен возвращается к двери, чтобы запереть, и его радует, что Дориан задумчиво наблюдает за ним. Каллен говорит:
— Храмовники не стучат, когда заходят в жилище мага.
Он ходит по комнате, кружит вокруг шкафа без особой причины. Цивилизованность. Он напоминает себе, что он цивилизован. Он никогда не был раньше в комнате Дориана. Она обставлена ещё более скудно, чем его уголок в библиотеке; Каллен замечает там лютню, а ещё обитый бархатом стул, который точно не остался от прежних обитателей Скайхолда, он просто рассохся бы за столетия. Здесь лишь несколько личных вещей: набор по уходу на комоде, посох в углу, один из вездесущих портретов странного человека на стене, который у Дориана почему-то висит вниз головой. Каллен открывает шкаф в углу и видит только две смены одежды. Брюки на Дориане — единственные, что у него есть. .
— Да, но ты больше не… — его голос осекается, и мгновением позже он прямо перед Калленом, отталкивает его и захлопывает шкаф. — Извини-ка! В Круге магов нет такого понятия, как «приватность»?
— Нет, — совершенно бездумно Каллен так перемещает вес, чтобы отрезать Дориану путь к отступлению. — В Кинлохе мы смотрели, пока они ели, рожали детей, испражнялись. В Казематах их комнаты запирались только снаружи.
Дориан выглядит искренне удивлённым — и затем его глаза сужаются, когда он замечет, что Каллен намеренно вторгается в его личное пространство. Он делает шаг назад; дыхание Каллена учащается.
— Какие же колдовские трюки маг может провернуть, сидя на горшке, скажи на милость? Разве что читать гримуар, чтобы скоротать время.
— Это касалось не того, что маг может сделать. — Он преследует Дориана, подходя ближе, медленно загоняя его, пока тот не упирается спиной в шкаф. Когда-то его натаскивали на это. Способ вывести мага из равновесия, заставить нервничать, ослабить его магию, поддерживаемую волей. — Смысл был в том, чтобы напомнить: Создатель следит за ними даже тогда, и они не могут ничего спрятать от Него.
Дориан принимает это во внимание и ловко обходит Каллена, даже не оглядываясь, чтобы узнать, преследуют ли его. Даже если это и так. Это красиво; Каллен поворачивается, следуя этому танцу, и сам себе улыбается. Рот его увлажняется, когда Дориан фыркает:
— Вы не Создатель, мой дорогой коммандер.
Это не случайность, думает он, что Дориан полностью отворачивается, пока говорит. Позволяя Каллену разглядеть чистые линии его тела, изгиб ягодиц, собственную уверенность, которая буквально кричит: «Конечно, я прекрасен!» — без единого намёка на скромность. И он прекрасен, его гладкую смуглую кожу не портят даже резкие, странные линии татуировок, идущих через плечо и вниз по груди и животу. Он сложен удивительно хорошо для мага — но затем Каллен думает, что отступники всегда выглядят свежее, здоровее, сильнее. Жизнь расцветает, когда она не заперта в клетке.
— Создатель ведёт меня, — произносит Каллен, хотя он сомневается, что Создатель сейчас с ним в его одержимости.
— Зачем, чтобы посмотреть, как я испражняюсь? Полагаю, Создатель мог бы получше распорядиться своим временем.
Дориан переходит к штучкам по уходу за собой, чистит крошечную расчёску для усов. Татуировка идёт через его спину, исчезая за поясом штанов. Каллен чувствует, что у неё магическое назначение, хоть и не может опознать здесь руны эльфов, гномов или магии крови. Просто геометрические фигуры — круги, треугольники и прямые линии разного цвета, расположенные в произвольном порядке, не складывающиеся в узор. Каллен придвигается ближе, изучая их.
— Наблюдение нужно для защиты магов, — говорит Каллен. Он больше ничего не может поделать с собой. Он поднимает руку — перчатки и наручи оставил в кабинете, всё, кроме нагрудника, потому что этот маг опасен, и он не позволит себе забыть об этом — и проводит пальцем по плечу Дориана, следуя одной из красных линий. Прикоснувшись, он понимает, что это одна из тевинтерских штучек; красная линия концентрирует огненную магию в левой руке Дориана, чёрная направляет некромантию в правую. Зелёная и синяя линии явно относятся к магии элементов или духовной магии. Дориан напрягается под его рукой, и некой части Каллена это нравится.
Он продолжает:
— Храмовник может осмотреть тело любого мага, если это нужно во время исполнения его обязанностей. От мага требуется только получше подготовиться к этому.
— Что? — Дориан чуть поворачивает голову; Каллен видит искреннее любопытство на его лице. — Хочешь сказать, что в Круге ты просто заходил в любую комнату мага, какую ни пожелаешь, говорил им снимать штаны, и они это делали? Во имя Андрасте, что ты там искал?
— Подозрительные отметины. — Он оглаживает татуированный бицепс Дориана, задевает грудные мышцы. Крошечное золотое кольцо блестит в соске мага, Каллен щиплет его кончик. — Необычные изменения тела. Знаки магии крови.
Дориан вздрагивает. Ему нравится, когда его касаются подобным образом? Но затем он говорит:
— Звучит как удобный предлог. Зашёл в комнату мага и твори что хочешь, прикрываясь долгом.
Каллен обхватывает его целиком, прижимая ладонь к животу, и притягивает к себе поближе, так он может поцеловать место соединения шеи и плеча. Вблизи туалетная вода Дориана пахнет миррой и, пожалуй, корицей; Каллен хочет укусить его.
— Да. Это было удобным поводом для разных вещей.
Дориан позволяет трогать себя, уступая ему, хотя держится ещё немного скованно. Напряжённость возбуждает Каллена; уступчивость обнадёживает.
— И ты делал эти вещи? — спрашивает Дориан.
Опасный вопрос.
— Какие вещи? — он снова щёлкает по кольцу в соске Дориана, а затем поддаётся искушению: нежно проходится зубами по линиям, которые заканчиваются на шее Дориана там, где был бы воротник, надень тот рубашку. Дориан чуть вздрагивает, дыхание его сбивается и учащается.
— Врывался в комнату мага, — говорит Дориан. Его голос становится ниже, мягче; Создатель, как же Каллен хочет его. — Обыскивал их по какому-то поводу. Эти обыски были… тщательными?
Слишком много намёков, слишком изощрённая пытка. Каллен толкает Дориана вперёд, тот задыхается и оказывается прижат к комоду. Средства по уходу звенят и гремят, перемешиваясь в беспорядке. Когда Дориан пытается выпрямиться, Каллен прижимает его правую руку к комоду, раздвигает его ноги и пытается приспустить штаны. Он стаскивает их со стройных бёдер мага. Это трудно, потому что Дориан сопротивляется и потому что штаны цепляются за его член.
— Возможно, тебе станет понятнее на наглядном примере, — шепчет Каллен в шею Дориану.
Но внезапно Дориан резко подаётся назад. Он достаточно силён, чтобы оттолкнуть Каллена, и это бесит. Этот маг смеет противостоять ему! Дориан опирается о туалетный столик, и Каллен взмахивает рукой, чтобы лишить его равновесия. Дориан охает и едва не падает на туалетный столик, и в то же время пытается развернуться, а вес Каллена давит, заставляя его наполовину лечь, неуклюже выкрутившись.
— Проклятье! Чёртов варвар, я просто хочу…
— Я уже сказал тебе, что мне всё равно, чего ты хочешь. — Кровь стучит в ушах Каллена. Маг сражался с ним. Маг сопротивляется роли, что предназначил дл него Создатель, и… Каллен ослабляет давление, переворачивает его на спину так, что он почти вытягивается на туалетном столике. Маг должен выучиться. Дориан открывает рот, чтобы снова запротестовать, и Каллен закрывает его своим, заставляет молчать языком и зубами, придерживая голову одной рукой, чтобы он не смог отодвинуться.
Однако Дориан всё равно пытается, осыпая его проклятиями на своём декадентском языке, прежде чем вспоминает, что Каллен не говорит на нём.
— Эти грёбаные ножницы воткнулись мне в спину, ты, тупой…
Каллен поднимает его достаточно долго, чтобы смести кожаный футляр и его содержимое на пол, затем крепко прижимает к себе и возвращается к его рту. У Дориана всегда вкус вина. Каллен проникает глубже в поисках других вкусов, тщательно выискивая следы запрещённых веществ или крови. Но это только вино, и Дориан, кисло-сладкий, как хурма.
Когда Каллен заканчивает оральную инспекцию к своему полному удовлетворению, он отстраняется. Дориан тяжело дышит из-за их потасовки, а может, из-за поцелуя, и смотрит на Каллена сердито, но не испуганно. Хорошо. Да.
— Ты отказываешь мне в праве обыска, маг? — выдыхает Каллен в его ухо. Ему хочется сделать сразу столько всего.
Дориан усмехается.
— Право на то, право на сё. Храмовники могут оправдывать всё, что делают, каким-то мифическим «правом», но их слова ничего не изменят.
Каллен никогда не слышал ничего умнее, но обсуждение не вписывается в их нынешнюю игру.
— Почему ты сопротивляешься?
— Потому что я хочу лежать на моей треклятой постели. Я деликатный аристократ, и у меня легко появляются синяки, благодарю.
Свободной рукой Каллен освобождает Дориана из плена штанов, массируя его более нежно, чем он делал это ранее в кабинете.
— Я хочу тебя здесь, — говорит Каллен.
Веки закрытых глаз Дориана подрагивают.
— Ты сказать, тебе плевать, чего я хочу. — Он сглатывает. — Но мне дико хочется коснуться тебя.
Каллену тоже до ужаса хочется коснуться его. Повинуясь импульсу, он выпускает член Дориана, скользит рукой через середину его торса к соску, который он дразнил ранее. Золотое колечко зачаровывает его. Он оттягивает его и замечает, как Дориан прикусывает губу, чтобы сдержать стон. Каллен может целыми днями играть с телом этого мага, открывая все его прелестные секреты, но прямо сейчас он жаждет вовсе не этого.
— Дотронуться здесь? — спрашивает он, обводя языком вокруг кольца. Дориан выгибается, и Каллен чувствует, как его руки цепляются за нагрудник.
— Везде, мать твою, — судя по голосу Дориана, он изнемогает от желания. — Почему ты носишь латы?
— Потому что маги опасны. — Каллен перестаёт тянуть за кольцо и вместо этого смыкает вокруг соска губы, посасывая и щекоча его языком. Дориан шипит проклятье, и это красиво. Это звучит так сдержанно и пресыщенно; но сейчас в руках Каллена он теряет контроль. — Только идиот может забыть об этом.
Каллен не идиот, но он и не жесток, а Дориан сказал, что хочет его коснуться. В голову Каллена приходит мысль, уродливая, кошмарная. Она заставляет Каллена оставить в покое сосок Дориана, а руки — трястись. Но она слишком сильна и… и… Дориан остановит его, если ему не понравится. Дориан опасный тевинтерский маг, и он не потерпит плохого обращения.
Поэтому он отступает, тянет Дориана прочь от туалетного столика. Маг встаёт, подчиняясь Каллену, пошатываясь и тяжело дыша. И он насторожен. Хорошо. Каллен не хочет, чтобы Дориан расслаблялся с ним. Это небезопасно.
Он скользит рукой по голове Дориана, запуская пальцы в его волосы. Затем он тянет эту голову вниз, расстёгивая свои штаны другой рукой.
Дориан сразу же понимает, что нужно Каллену, и на мгновение игра прерывается; глаза его горят, он исполнен желания. Затем он ловит взгляд Каллена, и это просто волшебство, как он чувствует, что нужно Каллену.
Неожиданно он начинает сопротивляться, напрягая спину в ответ на попытки Каллена нагнуть его. Каллен давит сильнее, подступает ближе в молчаливой угрозе; он запоздало понимает, что скалит зубы. Дориан мешкает, но отталкивает подбородком руку Каллена. Его глаза сверкают, его магия приходит в движение, и каждый из старых инстинктов Каллена вопит, и он готовится, даже не отдавая себе в этом отчёта.
Атака «взрывом разума» выходит очень мягкой. Дориан осторожен. Каллен прекрасно знает, что маг калибра Дориана мог бы сделать с мозгом слабовольного или неподготовленного человека; это словно опытный мечник слегка касается оружием. Но. Каллен легко отводит удар, словно у него всё ещё лириум в крови, словно он всё ещё храмовник, и пьянящее осознание силы и ярости, потому что «он атаковал меня» — бьёт по нему, переполняет его. Он рычит и бьёт Дориана по ноге сзади; маг скулит и опускается на колено. Крепко держа его за волосы, Каллен наклоняется.
— Укусишь меня, и я тебя разорву.
Как ни странно, но Дориан смеётся, хотя лицо покраснело от напряжения и боли; под коленями нет ковра, и Каллен тянет его за волосы, не церемонясь. Он рвано дышит, пока возится со своей одеждой — и толкается магу в рот. Он слышит, как Дориан давится, но его это не волнует. Он суёт свой член глубже, не оставляя Дориану времени подготовиться, и удерживает его за волосы, пока тот задыхается.
Но та часть Каллена, которая потрясена, которая помнит, что он не монстр, вновь заявляет о себе, и он отступает. Это ужасно. Он — ужасен. Он, он…
Дориан откашливается, затем глядит на него.
— Это всё, на что ты способен, коммандер?
Он тянется к бёдрам Каллена и открывает свой рот.
О, Андрасте. Всё тело Каллена звенит, когда мягкое тепло охватывает его, скользит вниз, лижет вверху. Он против воли закрывает глаза, хоть это и опасно; он не может удержаться от слабого стона, хотя это показывает его слабость; он ослабляет хватку пальцев и беспомощно двигает бёдрами, и это полный крах самоконтроля. Дориан сосёт с наслаждением, одной рукой обхватив основание члена Каллена и массируя его так хорошо и умело, что становится ясно — он делал это много, много раз. Очевидно, что он тоже наслаждается процессом. Он на мгновение выпускает изо рта член, чтобы поцеловать его нижнюю часть, усы щекочут чувствительную кожу и заставляют Каллена вздрогнуть. Как же это хорошо. Благость, шок и удовольствие обезоруживают его. Если Дориан маг крови, самое время ему взять под контроль разум Каллена. К счастью, Дориан сейчас, похоже, желает контролировать тело Каллена.
Это… недопустимо. Каллен кусает губу, фокусирует волю, и всё равно оттолкнуть Дориана — это как разбередить открытую рану. Ему нужно кое-что ещё. Он хочет, Дориан хочет…
— В постель, — говорит Каллен между вздохами, оттягивая Дориана за волосы и практически толкая его через комнату. — Сейчас, живо.
Дориан спотыкается, и Каллен хватает его за руку, частично чтобы поддержать, частично — направляя его вперёд, и отчасти потому, что так он может сохранять контакт со сладкой кожей мага. Он наполовину обезумел, неспособный думать ни о чём, кроме удовольствия, а Дориан в его руках, на коленях, под ним…
как и должно магу…
О Создатель, нет, это ужасно, хотя Дориан стонет, когда Каллен опускается перед ним и снимает брюки. и проводит языком по спине. Но он не монстр, и он заставляет себя сказать в эту кожу:
— Взять тебя, здесь, мне нужно.
Дориан хрюкает, и тянется куда-то назад, и что-то холодное утыкается в руку Каллена. Он резко отдёргивает её, потом понимает, что это маленькая глиняная баночка с широкой пробковой крышкой. Его пальцы трясутся, когда он пытается открыть — это занимает целых три попытки — и зачерпывает что-то густое и жирное, пахнущее мятой. (Это то же массажное масло, которым пользуется Дориан. Он истерически смеётся). Дориан тоже вертит баночку в руках:
— Венедис, да я помру от промедления! — но Каллен уже намазал себя и начал входить в него ко времени, когда Дориан заканчивает фразу.
Это нужно делать не так, он знает. Столько времени прошло с тех пор, как он занимался этим, беззаботные деньки в Кинлохе перед Концом. Одна ночь отчаянья в подсобке с буфетчиком, чьё имя он сейчас не назовёт, но Каллен всё же знает, что должен быть медленнее, чтобы дать магу время приспособиться, он не маленький. Но что-то в нём радуется тому, как Дориан шипит от боли, как вздрагивает под ним. Кто-то в нём хватает бёдра Дориана, тянет назад, и удерживает на месте, и требует наказания, заставляя Дориана смириться или быть проклятым, ясно давая понять всем телом, что желания мага не имеют значения. Здесь нет нежности. Хоть бы зеркало в углу было повёрнуло к кровати — хоть бы. Может, Дориану нравится наблюдать.
Он храмовник независимо от того, соблюдает он обеты или нет. В доспехе и почти полностью одетый, на коленях позади голого мага, который скулит и дёргается под ним. Одна рука лежит на загривке Дориана. Другая удерживает его во время грубых движений.
Спаси его Андрасте. Каллен в нерешительности останавливается, рука соскальзывает с головы Дориана, когда он видит себя со стороны. Раскрасневшееся лицо, жестокий взгляд, дикие движения. Совсем как Каррас. Посмотрите только, что он сделал. Точь-в-точь Каррас.
Но затем Дориан разворачивается, грациозный как танцор. Он откидывается на нагрудник Каллена, стараясь коснуться ладонью его щеки. Его глаза наполовину прикрыты веками, мутные от исступления, из открытого рта вырываются вздохи. Он поворачивает голову ко рту Каллена, нагло вымогая поцелуй. Каллен не может отвести глаз от зеркала, но в узком кусочке стекла Дориан поворачивает лицо Каллена так, чтобы их рты встретились, и Дориан пьёт тепло с его губ. Бездумно Каллен обвивает вокруг него руку, поглаживая плоский живот, а рука Дориана накрывает его ладонь, направляя её по линии татуировки, вниз к дорожке тёмных волос под пупком. Член мага толстый, коричневый и напряжённый, увенчаный шокирующе розовым над валиком крайней плоти. Возглас удовольствия, с которым Дориан тянет руку Каллена — ответ на его невысказанный вопрос.
Удовольствие. Желание. Этот маг, Дориан, желает его.
Создатель, это совсем не то, что творил Каррас.
Со стоном Каллен обвивает руки вокруг Дориана, овладевает его ртом и им самим, и толкается, толкается, толкается до тех пор, пока маг не начинает издавать мягкие рваные звуки, бормоча его имя умоляющим голосом, двигаясь ему навстречу. Когда Каллен свободной рукой обрисовывает магические линии — которые сейчас светятся, греют пальцы и покалывают их, Создатель, он должен был догадаться, что тату тоже эротичны — и снова обрисовывает круги вокруг его сосков, Дориан стонет и дёргается, и изливается на его пальцы. Это не подобает магу. Он не должен получать удовольствие, когда храмовник берёт его. Это не тот ужас, которого жаждал Каллен, которого он боялся и за который ненавидел себя.
Это намного, намного лучше.
Когда оргазм ломает как в лихорадке, когда удовольствие омывает его, это благословение. Он прижимается лицом к шее Дориана и всхлипывает, когда его бёдра толкаются, а яички ударяются, а мысли распадаются и снова складываются в свежевыжженную картину, которая прикрывает собой старую, кошмарную, в почти молитву: «Спасибо тебе».
Он благодарит не Андрасте или Создателя. Он даже не произносит это вслух. Маг и так достаточно высокого мнения о себе.
Но он отпускает Дориана, хотя собственные руки дрожат и он едва может оставаться в вертикальном положении после такой мощной разрядки. Часть Каллена хочет бросить мага в этой куче простыней. Просто натянуть штаны и уйти, пусть маг знает, что он — ничто… Но эту часть себя неожиданно легко игнорировать. Вместо этого он идёт к туалетному столику и назад возвращается с влажной тряпкой, чтобы обтереть тело Дориана. Он оставил так много синяков, красных полумесяцев и даже один укус на повреждённой коже между шеей и плечом. (Он не помнит, как делал это. Он рад, что не зашёл слишком далеко). На холсте кожи Дориана, на каллиграфии его татуировок эти отметины выглядят как часть узора. Он садится на постель рядом с ничком лежащим Дорианом и, нахмурившись, касается края багрового укуса.
Дориан, который лежит лениво, пока Каллен обтирает его, приоткрывает один глаз. Каллен спрашивает:
— Ты умеешь излечивать?
— Совершенно нет, — бормочет Дориан в скрещённые руки. — Плохо сочетается с некромантией. Восставшим мертвецам это не нужно, сам понимаешь.
Он замолкает, и Каллен молчит, сидя рядом с ним и расковыривая свою рану. Его челюсти сжаты.
Дориан вскидывает бровь.
— Подумываешь попросить прощения, коммандер? Храмовники даже это могут сделать с магами?
Каллен пытается расслабить челюсти и не может, даже чтобы что-то сказать. Он хочет сказать, что большинство храмовников не извиняются перед магом, но он другой. И потому Каллен не может заставить себя сказать это. Потому что он не отличается от остальных. Он отводит взгляд и нехотя убирает руку от кожи Дориана.
Дориан страдальчески вздыхает.
— Ты, случайно, не заметил, что я ни разу не подпалил твою шевелюру?
«Сделаешь что-нибудь, что мне не понравится, и я подожгу твои волосы».
Это самая интимная вещь, которую они могут себе позволить друг с другом, не нарушая безопасности. И это очень важно. Настолько, что Каллен говорит:
— Да. И… я никогда не усмирю тебя. Мне не стоило говорит этого тогда.
Брови мага поднимаются почти до самых волос. Он перекатывается на бок, подпирает голову кулаком и задумчиво смотрит на Каллена. Затем он говорит:
— Если ты готов снять эту треклятую броню, можешь даже остаться на ночь.
Дориан произносит это великодушным тоном, но это не часть их игры. Это… Каллен весь холодеет. Лечь вместе с магом, стать уязвимым? Спать с ним, зная, что в сне могут слететься демоны, искушая его и пытаясь захватить? Или, в самом худшем случае, пойти на риск. что маг увидит его сны и поймёт, какие кошмары живут в душе Каллена?
Он вздрагивает и коротко мотает головой. Он осознаёт, что Дориан может посчитать это проявлением отвращения к нему — и действительно, улыбка Дориана тускнеет, он чуть отодвигается, и в узком пространстве между ними возникает чувство хрупкой боли.
— Повеселился, да? — преувеличенно легкомысленно говорит он. — Ну и хватит. Дай знать, если захочешь поиграть в шахматы… или как сегодня.
Нет.
— Нет, — говорит Каллен. — Я не могу…
Стены Кинлоха, живые и гноящиеся, окружают его. Клетка с невидимыми ему решётчатыми стенами. Когти демонов, раздирающие его разум… Он делает резкий вздох, закрывает глаза и шепчет:
— Благословенны те, кто встаёт против зла и скверны и не отступает.
И так только хуже, потому что теперь Дориан будет думать, что это его Каллен называет злым и осквернённым, и он слышит, как маг гневно бормочет проклятье и садится, вероятно, чтобы выпроводить его. Нет, Каллен уже достаточно боли причинил многим магам. Он не может снова совершить это, только не с этим магом. Дориан заслуживает правды.
Он шепчет с закрытыми глазами:
— Я не хочу тебя бояться.
Его ждёт сюрприз. Шелест покрывала и прогнувшаяся под весом тела постель. Он представляет себе руку Дориана, которая снова ложится на его плечо, этот жест сочится жалостью — и не может. Он вскакивает на ноги и уже наполовину пересекает комнату, когда Дориан настигает его мягким:
— Создатель, что они сделали с тобой?
Он останавливается в нерешительности.
Слишком. Это слишком. Это больше не игра, это больше не безопасно. В голосе Дориана слишком много заботы. Вот почему маги и храмовники не должны спать друг с другом; теперь чистота Дориана запятнана. Каллен не может больше доверять этому магу настолько, чтобы убить его, когда будет нужно.
Ему вдруг отчаянно хочется лириума. И сердце болит, хотя он знает, что не заслуживает ничего, кроме долга и раскаянья.
— Тебе стоит держаться от меня подальше, — снова говорит Каллен с горечью. И сбегает в ночь, разбитый и одинокий.
Глава 3
Каллен избегает его.
Неделя идёт за неделей, и это становится невыносимо. Дориан не привык к отказу — всё-таки это взаимное использование, можно сказать, дружеские отношения, как принято в Тевинтере. У него были любовники, которые покидали его, пока его тело ещё подрагивало от оргазма; по крайней мере, Каллен остался с ним ещё на какое-то время, и нежно гладил его, и переживал из-за его синяков. Но уйти после этого… Зачем, это же просто смешно. Человек, который заходит так далеко, захочет ещё как минимум разок покувыркаться.
Но Каллен не желает ещё раз покувыркаться. Это… больно. Как ни удивительно. Дориан не ходит в его кабинет; он не желает преследовать его, потому что это нарушает правила игры и потому что это выглядит жалко. Однако он отправляет посыльного с предложением поиграть в шахматы, и тот возвращается с высокопарной запиской о том, что Каллен ценит предложение, но не имеет на это времени. Вот так вот. И Дориан иногда мельком видит его в коридорах Скайхолда, и даже раз или два ловит его взгляд, когда идёт в таверну, а Каллен возвращается в свою… колокольню или как там её. Каллен отводит глаза быстрее, чем влюблённый школяр. Это смотрелось бы мило, если бы… Если бы.
Дориан должен быть счастлив, что ублюдок ничего больше не хочет. Он твердит себе это в первые день-два, пока лечит синяки и покрывает мазью укус на плече, который натирает одеждой. Когда спишь с человеком, желающим тебя убить — раны неизбежны. Но когда боль утихает, он лежит по утрам в постели и, вспоминая эти мягкий звук, с которым Каллен так жадно лизал его соски, единственный, кто догадался, что яркие золотые кольца в них — чёткое послание, что Дориан обожает игры с сосками, однако примечательно, что большая часть любовников просто игноровала эти треклятые штуки, с большим успехом он мог повесить коровьи колокольчики, они хотя бы звенели… Он вздыхает и пытается смириться с тем, что никогда больше не будет этого удовольствия. Никогда не почувствует этот тяжёлый, толстый, потрясающий член, который вторгается внутрь и заставляет его испытать оргазм независимо от того, готов он или нет. Никогда эти прекрасные карие глаза не поглядят на него с затаёнными ужасными мыслями; никогда он не ощутит прикосновение этих длиннопалых рук, таких сдержанно-жестоких…
Создатель, я должен радоваться, что я остался цел и невредим, говорит он себе, предаваясь утренним воспоминаниям. Затем он засовывает руки под одеяло и трогает соски, и сжимает член, и стонет, представляя себе зубы, кусающие его плоть.
И после того, как кончает, он раздумывает, что же он сделал не так.
Это гиблое дело. Гиблое настолько, что он чувствует себя старым и больным, хотя всё не так; такое гиблое, что даже Железный Бык перестаёт с ним флиртовать. Однажды ночью в таверне он спрашивает об этом, и Бык, приподняв бровь, говорит:
— Э, так ведь я не тот, кто тебе сейчас нужен.
(Дориана бесит, что это правда. Проклятый Бык). Всё так плохо, что Лелиана останавливается неподалёку от Дориана, рассматривающего библиотеку и не понимающего ни слова на корешках. Он тяжело смотрит на неё, гадая, скажет ли она: «Я же говорила», — или просто прирежет его и покончит с этим.
— Возможно, я зря волновалась за Каллена, — тянет она и отворачивается от него прежде, чем он соображает, что сказать в ответ.
Хуже всего становится, когда он засыпает. Он привыкает к демонам желания; конечно, они его величайшая слабость, и где бы в Тени он ни находился, они преследуют его как щенки, вечно маячат перед глазами в виде того, чего он так страстно желает. Одобрение его отца, прозрение его народа, овладение этим фокусом второго уровня, с которым у него всегда были проблемы и который точно его убьёт. Они редко искушают его настоящими объектами его вожделения, потому что это слишком очевидно; он смеялся, когда один из них впервые пытался соблазнить, представ в облике красивого младшего сына магистра Ниввуса, и об этом стало известно во всей Тени, потому что они больше не пытались снова. Но в первый раз один из них предстаёт в облике Каллена перед Дорианом, он едва не принимает жадность в глазах за голод, который испытывает настоящий Каллен, и… что ж. Он осознаёт ошибку в тот момент, когда их губы соприкасаются, и демон не любит его рот так, как отчаянно жаждет этого Дориан. Так, как делает это Каллен. К счастью, огонь в Тени сжигает так же хорошо, как и настоящий.
Но это предупреждение ему. Эта… тоска, эта боль, что он чувствует — это становится опасным. Ему нужно противостоять этому, победить это или… сделать что-то ещё. Ему просто нужно что-то сделать.
Только он не знает, что.
Переводчик: Мэй_Чен
Иллюстратор: ohmydragonlords, (Арт)
Оригинал: To Beard the Lion, автор wargoddess, запрос на перевод отправлен.
Размер: 24179 слов в оригинале, 19 455 слов в переводе
Персонажи/Пейринг: Каллен/Дориан, упоминается Дориан/Феликс.
Категория: слэш
Жанр: романс, драма
Рейтинг: NC-17
Саммари: Как будто Дориан раньше не спал с кем-то, кто хочет его убить. Ха.
Предупреждение: дабкон, упоминания изнасилований, которые случались в Казематах.
Примечания от переводчика:
1. Переведено в подарок для Mor-Rigan
2. Название — отсылка к английской идиоме "beard the lion in his den", дословно: "Бросить вызов льву в его логове". Означает "вступать в конфронтацию с опасным/влиятельным оппонентом на его территории", употребляется так же в значении "смело подходить к кому-то опасному".
3. Перевод достаточно вольный, текст небечен, переводчик будет рад указаниям на недочёты.
Ссылки на скачивание: docx | pdf | txt | epub | fb2
Глава 1
— Я ценю твою дружбу, — говорит Каллен Тревельяну. — Но боюсь, что не могу предложить большего. Я верю, что ты поймешь.
Слова звучат мягко, но холодно, как раз под стать двору для тренировок в этом ледяном нигде, в котором так гордо располагается Убежище.
Метафорически холодные, эмоционально ледяные, как холод вокруг. Дориан прислушивается к разговору и улыбается, в основном потому, что рад возможности немного отвлечься от вездесущего холода, а командующий Инквизицией разбивает амурные надежды инквизиторского… вестника? кем бы ни был Тревельян… Это отвлекает Дориана от чувства жжения в пальцах ног. (Возможно, это фантомное обморожение. Или аллергия на блох. Одна Андрасте знает точно).
Ему чуждо наслаждение чужими страданиями, и потому часть Дориана рада тому, что Тревельян улыбается после отказа, тут же меняет тему на что-то безобидное и в конце концов отступает, более-менее сохранив достоинство. Другая часть Дориана делает мысленную пометку позже утешить Тревельяна — но не сейчас, когда он так уязвим; Дориан не варвар. (Но довольно скоро. Слишком уж хорош он со спины.) Однако не это заставляет его рассмеяться. Нет, то, от чего из глубины его живота вырывается смех такой сильный, что он прикусывает язык и делает вид, что закашлялся, чтобы никто не заметил — это глаза Каленна, неотрывно следящие за уходящим Треверьяном. Заметно, с каким усилием он отводит взгляд.
И по пути он встречается глазами с Дорианом. В них мелькает удивление, затем Каллен прищуривается, словно подозревает что-то. Будто Дориан не только тевинтерский маг крови и демон, пожирающий детей, или о чём там ещё думают люди, видя Дориана. В этом взгляде на мгновение появляется вспышка застарелой беспричинной ненависти — и затем с таким же трудом, как Каллен отвернулся от Тревельяна, он отстраняется от ненависти. Вот он уже выглядит просто уставшим, покорным и чуть смущённым. Смущённым? Чем, плохо скрываемым интересом Дориана к его великолепной высокородной заднице? Или тем, что Дориан захватил мгновение фанатического «я убью тебя»?
Будто Дориан никогда раньше не спал с тем, кто хотел убить его. Ха.
Командир возвращается к тем, кем он командует, а Дориан отправляется искать что-нибудь достаточно тёплое для того, чтобы помочь ему вспомнить, каково это: чувствовать свои ступни.
#
Конечно, он флиртует с Калленом. Он никогда не мог противиться вызову, а Каллен куда милееТревельяна.
Это настоящая катастрофа. Отказывая ему, Каллен уже не так нежен.
— Я польщён, сэр, — говорит он, и «но» так и звучит в этих словах, — но, как вы уже знаете, я не могу предложить ничего, кроме дружбы.
Они сейчас во внутреннем дворе наполовину разрушенного замка; они много раз спасли друг другу жизнь во время изматывающего путешествия из Убежища. (Пусть южане уже забудут этот кровавый замок). Тревельян совсем не ревнует, и это хорошо: он до смешного благороден. (Он бы и дня не протянул в Минратосе). Когда Тревельян желает сыграть, Дориан милостиво уступает ему своё место, тем более что он уже почти проиграл. Да и беседа с Калленом становится всё более опасной. Так что Дориан отступает и, устроившись напротив стены, чтобы наблюдать за их игрой, внезапно понимает, что именно Каллен сказал.
Потому что Тревельян, который на глазах у Дориана с криком бросался на дракона, рыцарь-чародей со свойственной этому титулу жестокостью, хороший стратег, который легко заставил бы Каллена попотеть за его деньги… даёт ему выиграть.
И Каллен видит это. Каллен видит это и ничего не говорит. У Дориана появляется мысль, что Каллен ожидал этого.
Разумеется, как же иначе.
Когда Тревельян уходит, Каллен глядит ему вслед как человек, который страстно ищет искупления, поэтому Дориан чуть шевелится, чтобы напомнить Каллену, что он здесь. Взгляд Каллена мгновенно перемещается на него, в нём испуг (забыл, что тевинтерский маг наблюдает за ним; Дориан даже чуть сожалеет об этом безумии, словно не он сам несёт это бремя каждый день), и удивление.
— Когда победишь меня, — тихо говорит Дориан как мужчина мужчине, равный равному, — знай, что это будет заслуженная победа. И дело не в том, что я гонюсь за любовью Создателя.
С лица Каллена пропадает любезность. Её сменяет не гнев, хотя… нет, даже близко не это. Разве что это гнев, похожий на голод, смешанный с желанием, виной и снова голодом, грубым горячим желанием, таким мощным, что Дориан едва не вздрагивает. Взгляд Каллена почти течёт по телу Дориана. Дориан видит, каких усилий Каллену стоит остановиться на его груди и вернуть взгляд на доску. Затем он поднимается, обходит доску и становится вплотную к Дориану — не совсем за спиной, не желая припереть его к стенке, но достаточно близко, чтобы положить руку на живот Дориана. Говорит он почти в ухо Дориану. Дориан чувствует это «почти» так остро, что кожу покалывает от воображаемого прикосновения.
— Вот почему, — говорит Каллен низким и почти ласковым голосом,- я никогда больше не сыграю с тобой.
После чего он разворачивается и уходит.
Это ещё не поражение.
#
— Я знаю, что ты делаешь, — говорит Лелиана. Она говорит это из тени около его любимого уголка в библиотеке, где она пряталась довольно долго, прежде чем он заметил ее, и делает она это, без сомнения, чтобы до смерти его напугать. У нее это отлично получается.
— Правда? — тут же откликается он, желая скрыть унизительный страх. — Даже я сам не уверен в этом, дорогая леди.
Она подходит ближе, у нее низкий голос. Будь Дориан более темпераментным, его возбудило бы сочетание её акцента и мягкой угрозы в словах. А может, он испугался бы так же, как и сейчас; у страха нет предпочтений. — Каллен через многое прошёл, альтус Павус. Я не хочу видеть, как из него делают… игрушку.
— Игрушку? — Дориану не приходится изображать смех; это нервы. — Я не уверен, что вы видите, но я и не собираюсь этого делать, госпожа Соловей. Он могущественный храмовник, пусть больше и не соблюдает обеты, и он поразительно крупный, разве нет? Всего святого ради, чем вы кормите своих мужчин? Такой потрясающий, ослепительный и деликатный маг, как я, просто обязан…
— Он ненавидит таких, как ты, — говорит она. Говорит с улыбкой. Разве это не плохой знак? Конечно, плохой. Но не только бравада заставляет Дориана препираться с ней. Это просто привычка. И немного — уязвленная гордость.
— Каких же это «таких»? — Дориан встаёт, наверное, слишком резко, но ему никогда не нравится, когда его равняют с наполовину рабами, которые зовутся магами в этих краях. (Он понимает, что это… немилосердно. Но он тот, кто он есть). — Отступников? Но я технически всё ещё член Круга Минратоса, я-то думал, вы знаете. Тевинтерцев? Вообще всех магов? Тогда ему в первую очередь стоит быть настороже с Тревельяном.
Она наклоняется достаточно низко, чтобы он почувствовал ее дыхание на своей щеке.
— Магов крови.
Он чувствует, как она наблюдает, оценивает, ждёт, какие секреты можно выведать этими словами. И — о — её когти впились очень глубоко.
— Госпожа, — произносит он, понизив голос и думая о своём отце, о ритуале, о предательствах и людях, которые любят, несмотря ни на что, а не только тогда, когда ты меняешься, — если вы ещё раз так меня назовёте, я найду способ прикончить вас, даже если это будет стоить жизни мне самому.
Она наклоняет голову с интересом, почти кокетливо. Она охотнее верит угрозе смерти, чем любой попытке оправдать себя.
— Я слежу за тобой, — наконец говорит она.
Дориан выдыхает и опирается о перила балкона. Так она не может видеть его трясущиеся руки, даже если уже заметила их.
— Он уже взрослый человек, — наконец мягко говорит он. — Старше меня более чем на десять лет. В любом случае, думаю, мы оба понимаем, что он сам знает, что для него лучше, а что нет, и поступит соответственно этому.
За его спиной тишина. Когда он оборачивается, её уже нет.
Что же. Это даже чем-то похоже на одобрение. В конце концов, он пока ещё жив.
#
Во время флирта и переглядок Дориан, конечно, обратил внимание на трясущиеся руки. Не так трудно заметить дрожь, мышечные спазмы и мучение от фантомных болей, которые может провоцировать лириум. Немало пожилых альтусов в Тевинтере приходят к этому после многолетнего сидения на лириуме, и Дориан думает, что с этим можно сделать. Это не кажется ему чем-то пошлым и вульгарным, в отличие от всего остального на юге.
Поэтому он обшаривает все крошечные лавочки Вал Руайо, когда попадает туда с Тревельяном, и находит наконец у одного из торговцев в Скайхолде последний ингредиент, чтобы создать задуманное зелье. Когда Дориан ставит флакон на стол Каллена, который снова скорчился от очередного приступа боли, то впервые думает не о том, чтобы соблазнить его. Он всего лишь хочет облегчить страдания друга. В конце концов, у них ведь такие отношения? Дружеские.
Поэтому Дориан не готов ко внезапной вспышке ярости в глазах Каллена, пока он объясняет, что во флаконе. Он совершенно потрясен, когда Каллен хватает флакон и швыряет его о стену с такой силой, что осколки стекла разлетаются по всей комнате. И он… взволнован, да, это хороший эвфемизм для выражения «до полусмерти напуган», когда Каллен неожиданно тащит его через всю комнату и припирает к стене совсем рядом с пятном лириума, прижимая к горлу предплечье, из-за доспехов похожее на Великую Стену Кваринуса.
— Кто тебе сказал? — рычит Каллен.
— Сказал мне что? — говорит Дориан… то есть пытается, но не может. Из гортани не доносится ни звука, лишь шевелятся губы. Хорошо бы южных храмовников учили читать по губам, учитывая их страсть затыкать всех несогласных. — Коммандер, это … правда…
— Это Кассандра? Нет, не может быть. Тревельян? — он прищуривает глаза. Довольно красивые глаза, Дориан даже сейчас замечает это, орехового цвета и с длинными ресницами, пусть в них и сверкает безумная ярость. Глаза его сужаются. Ничего удивительного, что Дориан до сих пор желает его, несмотря на все его магофобные настроения. Дориан умеет выбирать, правда, при выборе руководствуется он отнюдь не мудростью.
— Тревельян, — делает Каллен вывод по молчанию (задушенному) Дориана. —Мне не стоило доверять ему …
Дориан пытается выскользнуть из захвата, но Каллена так много, и свободной рукой он прижимает правую руку Дориана — ту, которой он создаёт заклинания, конечно, о ней стоит позаботиться в первую очередь — к стене. Но что может сделать Дориан, кроме «взрыва разума» или каких-нибудь иных заклинаний? Которые, он абсолютно уверен, могли бы лишь временно вывести Каллена из строя, а потом он спокойно убил бы его и посолил его пепел.
— Н-нет, — кое-как выдавливает из себя Дориан. — Не Тревельян. Угадал.
— Что? — Каллен моргает и от удивления ослабляет хватку. Дориан немедленно делает отчаянный вдох.
— Я угадал, — снова говорит он. Делает вдох, и ему становится легче, и немного отпускает душащий страх. Каллен слушает. Он более-менее спокоен, Дориан старается говорить быстро, пока окно здравого смысла открыто. — Думаешь, я не … в-видел лириумную зависимость раньше? Иначе как я мог узнать способ защиты? — Вместе с воздухом к нему возвращается его язвительность. — Ты феерический варвар-идиот.
Каллен вздрагивает, и Дориан никак не может объяснить себе мимолётное выражение стыда на его лице.
— Тогда всё понятно.
Дориан недоверчиво глядит на него. Каллен не собирается извиняться за то, что впечатал его в стену? Тем более что он до сих пор прижимает Дориана к ней.
— Что понятно? Что я оказал тебе большую услугу из личной симпатии, приложил большие усилия, а ты подтёрся ей, и после напал на меня? Да, благодарю, яснее некуда. А теперь прочь от меня!
К его огромному облегчению, Каллен снова вздрагивает и опускает его, отступив на шаг.
— Я … извини меня, — говорит он, отводя взгляд, и в этом есть что-то и от щенка, которого пнули, и от покалеченного ветерана войны, которого снова ранят, и гнев отпускает Дориана. — Я не … Это всё только потому, что… Я думал, никто не знает о моём позоре. А ты так легко меня раскусил.
Позоре? Дориан озадачен. Он не может понять сути, но жить на юге — значит примириться с множеством вещей, которые ему не постичь.
— Не скажу, что это было легко, — говорит Дориан, приводя в порядок свой воротник и своё достоинство. — Сначала я решил, что у тебя приступы мигрени, или у тебя слишком долго не было достойных товарищей. Создателя ради, зачем ты слез с лириума, если тебе так плохо, а в Инквизиции его полным полно?
— Это цепь, — говорит Каллен. Его взгляд становится тёмным и тяжёлым, и ненависть на лице наконец-то относится не к Дориану. — Он разрушает разум.
— Это всегда было цепью, и ты знал, что оно разрушит твой разум, когда присягал храмовникам. — Жестоко, да, но у Дориана до сих пор слишком болит горло, чтобы церемониться. Он всё ещё напряжён, слишком — пульс учащён, челюсти сводит. Он не уверен, чувствует ли только злость или… что-то другое. Определённо, другое. Он чувствует, что близко подобрался к чему-то, к пониманию того, что раньше ускользало от него. Создатель, как же страшно танцевать вокруг этого человека. И как волнующе. Дориана охватывает совершенно неуместное волнение, но он стряхивает его с себя. — Что-то подтолкнуло тебя к этому решению?
На лице у Каллена отнюдь не улыбка. Почему, о, почему Дориан так хочет его? На свете есть и более сильные челюсти, плечи пошире и руки с длинными пальцами, которые не норовят то и дело сжаться вокруг горла мага. Вся эта осада — чистейшее безумие.
— Киркволл, — наконец говорит Каллен.
Все кусочки мозаики ложатся на своё место. Наконец Дориан видит это. Но лишь он постигает это чудо межкультурного понимания, Каллен бросает на него такой горький взгляд, перед которым померк бы и взор унижаемого раба.
— Держись от меня подальше, — говорит он, и отворачивается, чтобы вернуться к столу.
Уходи, говорят Дориану все его инстинкты. Каллен слегка намекнул на это, и предельно ясно, что с этим человеком что-то не так. Лириумная ломка всё только усугубляет. И очень большая вероятность, что Каллен сделает что-нибудь, о чём он будет сожалеть, но — какая жалость! — Дориан уже умрёт.
Ну … и пускай. Прислушивайся Дориан к своим инстинктам, жил бы до сих пор в Минатросе, женатый и на пути к лёгкой смерти от цирроза. Поэтому он следует за Калленом, стуча каблуками, говоря практически ему в затылок, атакуя его словами, потому что раз он собрался станцевать с демоном, это должен быть треклятый вальс.
— Ты не потому отказал Тревельяну, что он тебе не нравился. Ты отказал ему потому, что он маг, а ты считаешь магов чем-то таким, к чему нельзя прикасаться!
Каллен останавливается, и Дориан тоже, но не прекращает говорить ему в спину.
— Но я-то не один из тех стадных дрессированных животных, которых вы используете. Меня не смог засадить в клетку мой собственный отец, хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится! И я рос без мыслей о том, что я ущербный — по крайней мере, не по этой треклятой причине. Ты не можешь запугать меня, коммандер. Ты не можешь заставить меня уйти, не можешь сделать так, чтобы я исчез. Если ты захочешь снова напасть на меня, я хорошенько прожарю тебя или, по крайней мере, постараюсь перед смертью. Тебе меня не победить.
Длинные, красивые пальцы Каллена сжимаются в кулаки. Но сейчас Дориан готов, и он даёт себе волю. Он ухмыляется, как обычно перед поединком, как всегда в случае, если есть большая вероятность, что жить ему осталось минут пять. О Создатель, как же у него стоит. Отец ошибался во многих мелочах, но в целом он был прав: у Дориана не всё в порядке с головой.
— Киркволл? — он смеётся, подталкивая, подталкивая, наблюдая, как напрягаются перед ним могучие львиные плечи. — Ах, дорогой мой коммандер, Казематы известны даже в Тевинтере. Я сомневаюсь, что вы участвовали в тамошних милых и весёлых играх; вы не того сорта людей, что пристают к мальчикам–малефикарам или пачкают себя отношениями с бездушными секс-рабами. Но около семи лет вы жили среди убийц и мучителей, слыша крики, переступая через тела. Даже когда вы сплёвывали кровь, во рту оставался её вкус. Запретное удовольствие! Ты никогда не трогал, никогда не брал, но как тебе хотелось…
Каллен оборачивается и идёт к нему, но Дориан готов. О Андрасте, он готов. Однако на лице Каллена не злость, и его движения не агрессивны, когда он хватает Дориана за одежду и снова толкает к стене, и опять прижимает к ней. Он не жесток, просто неумолим. Дориан тяжело дышит после своей тирады, но не только поэтому. Каллен тоже, то ли оттого, что сдерживается, то ли от пожирающих его побуждений и импульсов. Это почти банально. Тело, прижимающееся к нему, давит бронёй и эрекцией, да, это она, а Дориан должен оставаться мягким. Это выбор. Он делает его сознательно. Коммандер жаждет его подчинения — подчинения мага, не просто любого, а того, которого не заставишь, если он сам не захочет этого… И Дориан поддается, и подчиняется, потому что только так можно соблазнить бывшего тюремного надзирателя одной из самых магоненавидящих мест. У бывшего тюремного надзирателя до сих пор должно оставаться ощущение целостности мира.
Дыхание Каллена учащается, когда он чувствует, что Дориан стал более сговорчивым, о да, так и есть. Он наклоняется ближе, и если всё пойдёт как обычно, сейчас он поцелует Дориана. Поцелуй будет нежным, Дориан растает, на нём порвут одежду, а потом завалят на стол, с которого мелодраматично полетят бумаги, которые по-любому пришлось бы убрать, потому что никто на приказах не должно быть следов пота и спермы. Но всё не как обычно. Каллен выдыхает, глядя на рот Дориана:
— Открой его для меня.
Дориан криво улыбается. Послушание — это ловушка.
— А ты заставь меня.
Комната расплывается перед глазами от толчка. Дориан задыхается от того, что Каллен толкает его вперёд и тянет назад, кладёт пальцы на его лицо. Рот Каллена мажет по его рту, размыкая губы, его дыхание горячее, поцелуй завлекающий, мягкий, фаста васс, этот мужчина целуется так, как Дориан сосёт член. Затем Каллен поворачивает его голову так, чтобы выдохнуть в ухо:
— Сопротивляйся, или я возьму тебя сам.
Дориан смеётся. О Создатель, как же он был прав насчёт этого человека.
— То есть если я сделаю это по твоему приказу, это будет настоящий бой?
Каллен рычит и поворачивает его лицом к стене, прижимается сильнее.
— Скажи, чтобы я остановился, — говорит он, хотя трётся о задницу Дориана. — Скажи, чтобы не делал этого.
Если бы можно было умереть от потери крови в мозгу, потому что вся она утекла в член, Дориан умер бы.
— Но так нечестно, мой дорогой главнокомандующий… Однако … — Он сглатывает слюну. — Давай условимся так: если ты делаешь то, что мне не нравится… я подожгу твои волосы. Так пойдёт?
Это определенно подходит им. Каллен начинает расстёгивать кожаную одежду Дориана, расшнуровывая тунику и задирая нижнее бельё. Дориан опускает руку, чтобы расстегнуть собственные штаны, но Каллен отталкивает её, дёргает штаны, и вот уже его пальцы сомкнулись вокруг члена Дориана. Это неожиданно; слишком много властности, слишком мало ласки. Может быть, раньше он не трогал другого мужчину за гениталии, или он хочет сделать Дориану больно, или не рассчитал собственной силы. Но это так чертовски хорошо, что Дориан толкается в эту тесноту, издавая грубые хриплые звуки, которые могут быть только стонами. И Каллен, пожалуй, не такой и неопытный, как кажется поначалу, потому что он ласкает Дориана, словно доит животное с фермы. Словно Дориан его собственность, с которой он может развлекаться как хочет. И это уже не так и возбуждает.
Но нет, нет, Дориану хочется большего, и он не может позволить этому продолжаться. Он пытается отстраниться от сжатой руки, но Каллен толкает его на неё, трахая его через одежду.
— Погоди, — пытается выдохнуть он, но внятных слов не получается, или Каллен все же понимает, потому что он издает звук, похожий на рычание, и двигает рукой быстрее, сжимая кулак. При таком темпе Дориан готов вот-вот кончить, а он не хочет. Ему хочется, чтобы Каллен был внутри, а не этого мучения. Он упирается одной рукой о стену, тяжело дыша, потому что грудь Каллена давит на его спину, кольчуга упирается в лопатки, или, возможно, он дышит так трудно, потому что слишком долго мечтал об этом. Он пытается коснуться Каллена, но не может двинуться; Каллен слишком сильно прижал его к стене. Будь это кто другой, Дориан умолял бы его, просил о возможности расстегнуть штаны и взять его, пусть даже без масла, даже в этом позорном кабинете, куда в любой момент может зайти один из подчиненных — но умолять его значило бы угодить в очередную ловушку. Каллен хочет завоевать, а не принять. Поэтому Дориан опирается свободной рукой о стену и отталкивает спиной Каллена, пусть тот больше и сильнее, и он понимает, что это бесполезно. Ему не хочется на самом деле уйти. Но так приятно слышать, как учащается дыхание Каллена, как он рычит и только сильнее прижимает Дориана к древнему камню, пока он не перестаёт сопротивляться.
— Постой, — пробует он снова, пусть это и неправильно. Мысли путаются. Он трахается с рукой Каллена снова, теперь уже по своей воле и в том бешеном темпе, что задают бёдра Каллена. Больше он ничем не может помочь себе. — Погоди, пожалуйста, я х-хочу…
— Думаешь, твои желания меня волнуют, маг? - Его пальцы сжимают волосы Дориана, оттягивая его голову назад почти до боли. — Я могу усмирить тебя прямо сейчас. Даже без лириума.
Неужели правда? Живот Дориана на мгновение сводит от самого настоящего страха. Говорят же, что лириум не всегда нужен для этого… Но зубы Каллена впиваются в его шею, и это оказывается очередной ловушкой. Как тяжело разгадывать правила этой игры, когда они только зарождаются. Дориан пытается снова рассмеяться и сглатывает. Создатель, он так близок, а рука Каллена неумолима. — Если… если ты попытаешься… хнн… тогда я… закусаю тебя до смерти, если придётся!
Как же жалко и смехотворно звучат эти угрозы.
Но Каллен не смеётся. Его рука снова накрывает лицо Дориана; два пальца проскальзывают между губ. Предлагает укусить его? Дориан едва не захлёбывается истерическим смехом. Он слышит, как Каллен сглатывает. Ласкающая рука горячая, как огонь, и Дориана трясёт от невозможности разрядки. Он лижет пальцы Каллена, отчаянно сосёт их, а Каллен шипит и отдёргивает их, словно Дориан укусил его. Дориан не хочет, чтобы Каллен останавливался — хоть когда-нибудь.
— Скажи мне остановиться, — выдыхает Каллен снова.
— Никогда, — кричит Дориан, и он отступает.
Камень холодит его лоб, пока он приходит в себя. Колени не подгибаются; это похвально, учитывая обстоятельства. В частности, то, что Каллен больше не держит его, его вообще ничего не держит, кроме стены. Восстановив дыхание и сделав поистине андрастианское усилие, Дориан оборачивается и видит, что Каллен у стола надевает перчатки и наручи.
— Мне очень жаль, — произносит он, не поворачиваясь. — Тебе следует держаться от меня подальше.
Дориан пытается рассмеяться, но выдаёт только придушенное, измученное «ха». Неужели Каллен действительно думает, что делал что-то против воли Дориана? Его следует в этом разуверить.
— Я не подчиняюсь вашим приказам, главнокомандующий.
Каллен мгновение медлит, но не разворачивается. Он проверяет пряжки на наручах, глядит, чтобы ремни плотно прилегали к телу. Это практически медитация.
— Это не было для меня просто игрой, Дориан.
О Создатель, нет, не было. Дориан чувствует правду за словами его угроз. Но он облизывает губы. Он никогда не был мудрым человеком.
— Это я и имел в виду, когда сказал, что не поддамся тебе.
О, вот оно. Небольшое несовершенство в этих плечах. Это дрожь.
— Я думал прийти к тебе ночью, — снова говорит Каллен после паузы. — Взломать твою дверь, если… ты запираешь её.
— Полагаю, магам в Круге не разрешалось запирать двери? У тебя должен быть опыт в выбивании дверей. — он пожимает плечами, позабавленный услышанным. Хотя, пожалуй, ради спокойствия мастера по замкам отныне стоит оставлять дверь незапертой. Снова эта дрожь. Каллен очарователен, когда разгромлен.
— Ты понятия не имеешь, что у меня в голове — шепчет он. — Какие вещи я… — он обрывает сам себя. Неспособный даже описать "эти вещи" словами.
Дориан трясёт головой. Подтягивает штаны, поправляет одежду. Он оставил подарок на стене рядом с потёками зелья, но раз это всё вина Каллена, ему и прибираться. Храмовники ведь этим занимаются? Прибираются за магами и за тем, что остаётся от магов.
— Тогда приди и возьми меня, — говорит Дориан, направляясь к двери. — Возьми снова и снова, заставь часами склоняться перед тобой, заставь меня сделать всё, что придёт тебе в твою привлекательную светловолосую безумную голову, друг мой. Всё, что храмовник может сделать с таким магом, как я.
Он открывает дверь и глядит назад черед плечо — о, какие большие, какие сверкающие и голодные глаза у этого льва. Шею Дориана покалывает от воспоминания о его зубах.
Затем он прибавляет со всей злостью, что способен вложить в свои слова:
— Если сможешь.
С этими словами он запирает дверь и направляется в свою комнату — готовиться к битве.
2 глава
Маг, который жил свободным всю жизнь.
Маг, который никогда не испытывал страха — ни перед храмовниками, ни перед своим народом, который возненавидел бы его, ни даже перед демонами. Маг, который держал рабов, но никогда не был им сам. В этом есть какая-то чистота.
В своих мечтах Каллен уничтожал эту чистоту снова, и снова, и снова. Он в застенках Каземат, а Дориан сидит перед ним, привязанный к стулу, с запястьями, скованными наручниками, на которые нанесены руны. Он в камере Каземат — в камере Дориана, хотя этот маг никогда не был в плену, и жить ему осталось недолго — приказывает Дориану повернуться лицом к решётке. Каллен, пересекающий внутренний двор и не обращающий внимания на пронзительные вопли человека, привязанного к столбу, которого избивают, у которого смуглая кожа и такой знакомый голос.
В этих мечтах Каллен никогда не покидал Казематы и даже не думал об этом.
(Однажды он застукал Карраса. Оттащил его от мага, в надежде на наказание попросил Мередит исключить его из храмовников, но отступил: на допросе выяснилось, что жертва была магом крови, и любое проявление симпатии к нему Мередит расценила бы как повод выгнать самого Каллена. Он боялся остаться без лириума и в следующий раз проигнорировал звуки борьбы, доносящиеся из комнаты, сопение и приглушённые рыдания. Наказанием за его грехи стала картинка, навсегда оставшаяся в его памяти: сгорбленный и отчаявшийся маг, и Каррас, грубо берущий его сзади. Наказание Каллена в том, чтобы видеть это снова, и снова, и снова, и чувствовать… нет. Он не желает быть монстром, но он чувствует… о Создатель, что он чувствует…)
«Дориан сам желал этого. Он… Я сказал ему держаться от меня подальше, а он предпочёл остаться. Он сам захотел. Я сказал ему сопротивляться, и если бы он начал, я остановился бы».
Но Каллен не уверен в этом до конца. Те, на кого нападают, не всегда дают отпор. Маги иногда так запуганы храмовниками, что делают то, чего не хотят. Вот почему Каллен отказался от Тревельяна, не позволил себе коснуться Амелл, запретил себе мечтать о Хоуке; с магами, которые познали ужас храмовников, ни в чём нельзя быть уверенным. Дориан мог симулировать желание, притворяться довольным, терпя похоть Каллена лишь до тех пор, пока не было возможности бежать…
Нет. Нет. Дориан понятия не имел о храмовниках с юга: преследователях, охотниках, тюремщиках, палачах. Вот почему Каллен позволил себе это… это… с ним. Если Дориан выдержал, значит, он этого хотел.
Именно так.
Каллен ходит кругами по кабинету, покусывая костяшку большого пальца. Там уже мозоль; обычно он так делает, когда вспоминает о лириуме. Ну и чудеса: за весь вечер он ни разу о нём не подумал. С тех пор, как… Он останавливается и смотрит на стену кабинета. Около неё стоит ведро с мыльной водой и лежит щётка, которой он оттирал следы от подарка Дориана… и другие следы Дориана со стены.
То, чего он так желает, лириум не сможет заменить даже отчасти.
«Приди и возьми меня, — сказал маг, — если сможешь. Я не дам тебе выиграть».
— Андрасте, укажи мне путь, — выдыхает он в тишину, но на самом деле мысли его вовсе не об Андрасте. «Дориан. Не дай мне согрешить».
Затем осторожным продуманным движением он открывает, а после закрывает за собой дверь кабинета и направляется к главному зданию Скайхолда.
#
Дориан живёт в одной из маленьких комнат с окном, выходящим в сад. Отчего-то Каллена удивляет его выбор. Дориан никогда не производил на него впечатления набожного человека, а он ведь должен был слушать бесконечные проповеди и песнопения матери Жизель и её помощниц каждый вечер.
Затем он снова начинает считать и глядит на балкон, чтобы запомнить расположение, и… а, вот оно. Часовня Скайхолда под комнатой Дориана, и все плотские утехи происходят прямиком над головой Андрасте. Да, это многое объясняет.
Каллен останавливается перед дверью, сглатывает, его ладони потеют. Маг внутри, бродит там, что-то напевает. Трудно расслышать. Двери Скайхолда толстые, кладка основательная. Никто не узнает, что происходит внутри, если соблюдать осторожность.
Будет ли дверь закрыта?
Если будет, говорит он себе твёрдо, то он уйдёт. Он больше никогда не заговорит с Дорианом о том, что случилось, разве что извинится за это. Формально закончится и их дружба, и он предоставит Кассандре судить его за принуждение союзника Инквизиции к неуместному роману.
Он поворачивает защёлку. Та легко открывается.
Когда он тихо заходит внутрь, то видит мага у противоположной стены комнаты, стоящего перед зеркалом высотой во весь рост и бережно наносящего воск на свои усы. Ноги босые, из одежды на нём только брюки; на ночном столике неподалёку — влажное полотенце и туалетные принадлежности, недавно использованные. В воздухе витает запах дорогой туалетной воды. Когда Каллен закрывает дверь, глаза мага встречаются с ним в зеркале, и выражение лица за мгновение становится непроницаемым. Каллен пытается поймать малейшие признаки неприязни или самодовольства. Первое означает, что ему тут не рады. Второе — что маг даже не подозревает о нависшей над ним опасности
После небольшой заминки Дориан продолжает приводить в порядок усы.
— Неужели ни у кого из вас, южан, нет хороших манер? Ты хотя бы постучал перед тем, как войти.
Высокомерие: это одновременно и бесит, и как бальзам на раны. Каллен возвращается к двери, чтобы запереть, и его радует, что Дориан задумчиво наблюдает за ним. Каллен говорит:
— Храмовники не стучат, когда заходят в жилище мага.
Он ходит по комнате, кружит вокруг шкафа без особой причины. Цивилизованность. Он напоминает себе, что он цивилизован. Он никогда не был раньше в комнате Дориана. Она обставлена ещё более скудно, чем его уголок в библиотеке; Каллен замечает там лютню, а ещё обитый бархатом стул, который точно не остался от прежних обитателей Скайхолда, он просто рассохся бы за столетия. Здесь лишь несколько личных вещей: набор по уходу на комоде, посох в углу, один из вездесущих портретов странного человека на стене, который у Дориана почему-то висит вниз головой. Каллен открывает шкаф в углу и видит только две смены одежды. Брюки на Дориане — единственные, что у него есть. .
— Да, но ты больше не… — его голос осекается, и мгновением позже он прямо перед Калленом, отталкивает его и захлопывает шкаф. — Извини-ка! В Круге магов нет такого понятия, как «приватность»?
— Нет, — совершенно бездумно Каллен так перемещает вес, чтобы отрезать Дориану путь к отступлению. — В Кинлохе мы смотрели, пока они ели, рожали детей, испражнялись. В Казематах их комнаты запирались только снаружи.
Дориан выглядит искренне удивлённым — и затем его глаза сужаются, когда он замечет, что Каллен намеренно вторгается в его личное пространство. Он делает шаг назад; дыхание Каллена учащается.
— Какие же колдовские трюки маг может провернуть, сидя на горшке, скажи на милость? Разве что читать гримуар, чтобы скоротать время.
— Это касалось не того, что маг может сделать. — Он преследует Дориана, подходя ближе, медленно загоняя его, пока тот не упирается спиной в шкаф. Когда-то его натаскивали на это. Способ вывести мага из равновесия, заставить нервничать, ослабить его магию, поддерживаемую волей. — Смысл был в том, чтобы напомнить: Создатель следит за ними даже тогда, и они не могут ничего спрятать от Него.
Дориан принимает это во внимание и ловко обходит Каллена, даже не оглядываясь, чтобы узнать, преследуют ли его. Даже если это и так. Это красиво; Каллен поворачивается, следуя этому танцу, и сам себе улыбается. Рот его увлажняется, когда Дориан фыркает:
— Вы не Создатель, мой дорогой коммандер.
Это не случайность, думает он, что Дориан полностью отворачивается, пока говорит. Позволяя Каллену разглядеть чистые линии его тела, изгиб ягодиц, собственную уверенность, которая буквально кричит: «Конечно, я прекрасен!» — без единого намёка на скромность. И он прекрасен, его гладкую смуглую кожу не портят даже резкие, странные линии татуировок, идущих через плечо и вниз по груди и животу. Он сложен удивительно хорошо для мага — но затем Каллен думает, что отступники всегда выглядят свежее, здоровее, сильнее. Жизнь расцветает, когда она не заперта в клетке.
— Создатель ведёт меня, — произносит Каллен, хотя он сомневается, что Создатель сейчас с ним в его одержимости.
— Зачем, чтобы посмотреть, как я испражняюсь? Полагаю, Создатель мог бы получше распорядиться своим временем.
Дориан переходит к штучкам по уходу за собой, чистит крошечную расчёску для усов. Татуировка идёт через его спину, исчезая за поясом штанов. Каллен чувствует, что у неё магическое назначение, хоть и не может опознать здесь руны эльфов, гномов или магии крови. Просто геометрические фигуры — круги, треугольники и прямые линии разного цвета, расположенные в произвольном порядке, не складывающиеся в узор. Каллен придвигается ближе, изучая их.
— Наблюдение нужно для защиты магов, — говорит Каллен. Он больше ничего не может поделать с собой. Он поднимает руку — перчатки и наручи оставил в кабинете, всё, кроме нагрудника, потому что этот маг опасен, и он не позволит себе забыть об этом — и проводит пальцем по плечу Дориана, следуя одной из красных линий. Прикоснувшись, он понимает, что это одна из тевинтерских штучек; красная линия концентрирует огненную магию в левой руке Дориана, чёрная направляет некромантию в правую. Зелёная и синяя линии явно относятся к магии элементов или духовной магии. Дориан напрягается под его рукой, и некой части Каллена это нравится.
Он продолжает:
— Храмовник может осмотреть тело любого мага, если это нужно во время исполнения его обязанностей. От мага требуется только получше подготовиться к этому.
— Что? — Дориан чуть поворачивает голову; Каллен видит искреннее любопытство на его лице. — Хочешь сказать, что в Круге ты просто заходил в любую комнату мага, какую ни пожелаешь, говорил им снимать штаны, и они это делали? Во имя Андрасте, что ты там искал?
— Подозрительные отметины. — Он оглаживает татуированный бицепс Дориана, задевает грудные мышцы. Крошечное золотое кольцо блестит в соске мага, Каллен щиплет его кончик. — Необычные изменения тела. Знаки магии крови.
Дориан вздрагивает. Ему нравится, когда его касаются подобным образом? Но затем он говорит:
— Звучит как удобный предлог. Зашёл в комнату мага и твори что хочешь, прикрываясь долгом.
Каллен обхватывает его целиком, прижимая ладонь к животу, и притягивает к себе поближе, так он может поцеловать место соединения шеи и плеча. Вблизи туалетная вода Дориана пахнет миррой и, пожалуй, корицей; Каллен хочет укусить его.
— Да. Это было удобным поводом для разных вещей.
Дориан позволяет трогать себя, уступая ему, хотя держится ещё немного скованно. Напряжённость возбуждает Каллена; уступчивость обнадёживает.
— И ты делал эти вещи? — спрашивает Дориан.
Опасный вопрос.
— Какие вещи? — он снова щёлкает по кольцу в соске Дориана, а затем поддаётся искушению: нежно проходится зубами по линиям, которые заканчиваются на шее Дориана там, где был бы воротник, надень тот рубашку. Дориан чуть вздрагивает, дыхание его сбивается и учащается.
— Врывался в комнату мага, — говорит Дориан. Его голос становится ниже, мягче; Создатель, как же Каллен хочет его. — Обыскивал их по какому-то поводу. Эти обыски были… тщательными?
Слишком много намёков, слишком изощрённая пытка. Каллен толкает Дориана вперёд, тот задыхается и оказывается прижат к комоду. Средства по уходу звенят и гремят, перемешиваясь в беспорядке. Когда Дориан пытается выпрямиться, Каллен прижимает его правую руку к комоду, раздвигает его ноги и пытается приспустить штаны. Он стаскивает их со стройных бёдер мага. Это трудно, потому что Дориан сопротивляется и потому что штаны цепляются за его член.
— Возможно, тебе станет понятнее на наглядном примере, — шепчет Каллен в шею Дориану.
Но внезапно Дориан резко подаётся назад. Он достаточно силён, чтобы оттолкнуть Каллена, и это бесит. Этот маг смеет противостоять ему! Дориан опирается о туалетный столик, и Каллен взмахивает рукой, чтобы лишить его равновесия. Дориан охает и едва не падает на туалетный столик, и в то же время пытается развернуться, а вес Каллена давит, заставляя его наполовину лечь, неуклюже выкрутившись.
— Проклятье! Чёртов варвар, я просто хочу…
— Я уже сказал тебе, что мне всё равно, чего ты хочешь. — Кровь стучит в ушах Каллена. Маг сражался с ним. Маг сопротивляется роли, что предназначил дл него Создатель, и… Каллен ослабляет давление, переворачивает его на спину так, что он почти вытягивается на туалетном столике. Маг должен выучиться. Дориан открывает рот, чтобы снова запротестовать, и Каллен закрывает его своим, заставляет молчать языком и зубами, придерживая голову одной рукой, чтобы он не смог отодвинуться.
Однако Дориан всё равно пытается, осыпая его проклятиями на своём декадентском языке, прежде чем вспоминает, что Каллен не говорит на нём.
— Эти грёбаные ножницы воткнулись мне в спину, ты, тупой…
Каллен поднимает его достаточно долго, чтобы смести кожаный футляр и его содержимое на пол, затем крепко прижимает к себе и возвращается к его рту. У Дориана всегда вкус вина. Каллен проникает глубже в поисках других вкусов, тщательно выискивая следы запрещённых веществ или крови. Но это только вино, и Дориан, кисло-сладкий, как хурма.
Когда Каллен заканчивает оральную инспекцию к своему полному удовлетворению, он отстраняется. Дориан тяжело дышит из-за их потасовки, а может, из-за поцелуя, и смотрит на Каллена сердито, но не испуганно. Хорошо. Да.
— Ты отказываешь мне в праве обыска, маг? — выдыхает Каллен в его ухо. Ему хочется сделать сразу столько всего.
Дориан усмехается.
— Право на то, право на сё. Храмовники могут оправдывать всё, что делают, каким-то мифическим «правом», но их слова ничего не изменят.
Каллен никогда не слышал ничего умнее, но обсуждение не вписывается в их нынешнюю игру.
— Почему ты сопротивляешься?
— Потому что я хочу лежать на моей треклятой постели. Я деликатный аристократ, и у меня легко появляются синяки, благодарю.
Свободной рукой Каллен освобождает Дориана из плена штанов, массируя его более нежно, чем он делал это ранее в кабинете.
— Я хочу тебя здесь, — говорит Каллен.
Веки закрытых глаз Дориана подрагивают.
— Ты сказать, тебе плевать, чего я хочу. — Он сглатывает. — Но мне дико хочется коснуться тебя.
Каллену тоже до ужаса хочется коснуться его. Повинуясь импульсу, он выпускает член Дориана, скользит рукой через середину его торса к соску, который он дразнил ранее. Золотое колечко зачаровывает его. Он оттягивает его и замечает, как Дориан прикусывает губу, чтобы сдержать стон. Каллен может целыми днями играть с телом этого мага, открывая все его прелестные секреты, но прямо сейчас он жаждет вовсе не этого.
— Дотронуться здесь? — спрашивает он, обводя языком вокруг кольца. Дориан выгибается, и Каллен чувствует, как его руки цепляются за нагрудник.
— Везде, мать твою, — судя по голосу Дориана, он изнемогает от желания. — Почему ты носишь латы?
— Потому что маги опасны. — Каллен перестаёт тянуть за кольцо и вместо этого смыкает вокруг соска губы, посасывая и щекоча его языком. Дориан шипит проклятье, и это красиво. Это звучит так сдержанно и пресыщенно; но сейчас в руках Каллена он теряет контроль. — Только идиот может забыть об этом.
Каллен не идиот, но он и не жесток, а Дориан сказал, что хочет его коснуться. В голову Каллена приходит мысль, уродливая, кошмарная. Она заставляет Каллена оставить в покое сосок Дориана, а руки — трястись. Но она слишком сильна и… и… Дориан остановит его, если ему не понравится. Дориан опасный тевинтерский маг, и он не потерпит плохого обращения.
Поэтому он отступает, тянет Дориана прочь от туалетного столика. Маг встаёт, подчиняясь Каллену, пошатываясь и тяжело дыша. И он насторожен. Хорошо. Каллен не хочет, чтобы Дориан расслаблялся с ним. Это небезопасно.
Он скользит рукой по голове Дориана, запуская пальцы в его волосы. Затем он тянет эту голову вниз, расстёгивая свои штаны другой рукой.
Дориан сразу же понимает, что нужно Каллену, и на мгновение игра прерывается; глаза его горят, он исполнен желания. Затем он ловит взгляд Каллена, и это просто волшебство, как он чувствует, что нужно Каллену.
Неожиданно он начинает сопротивляться, напрягая спину в ответ на попытки Каллена нагнуть его. Каллен давит сильнее, подступает ближе в молчаливой угрозе; он запоздало понимает, что скалит зубы. Дориан мешкает, но отталкивает подбородком руку Каллена. Его глаза сверкают, его магия приходит в движение, и каждый из старых инстинктов Каллена вопит, и он готовится, даже не отдавая себе в этом отчёта.
Атака «взрывом разума» выходит очень мягкой. Дориан осторожен. Каллен прекрасно знает, что маг калибра Дориана мог бы сделать с мозгом слабовольного или неподготовленного человека; это словно опытный мечник слегка касается оружием. Но. Каллен легко отводит удар, словно у него всё ещё лириум в крови, словно он всё ещё храмовник, и пьянящее осознание силы и ярости, потому что «он атаковал меня» — бьёт по нему, переполняет его. Он рычит и бьёт Дориана по ноге сзади; маг скулит и опускается на колено. Крепко держа его за волосы, Каллен наклоняется.
— Укусишь меня, и я тебя разорву.
Как ни странно, но Дориан смеётся, хотя лицо покраснело от напряжения и боли; под коленями нет ковра, и Каллен тянет его за волосы, не церемонясь. Он рвано дышит, пока возится со своей одеждой — и толкается магу в рот. Он слышит, как Дориан давится, но его это не волнует. Он суёт свой член глубже, не оставляя Дориану времени подготовиться, и удерживает его за волосы, пока тот задыхается.
Но та часть Каллена, которая потрясена, которая помнит, что он не монстр, вновь заявляет о себе, и он отступает. Это ужасно. Он — ужасен. Он, он…
Дориан откашливается, затем глядит на него.
— Это всё, на что ты способен, коммандер?
Он тянется к бёдрам Каллена и открывает свой рот.
О, Андрасте. Всё тело Каллена звенит, когда мягкое тепло охватывает его, скользит вниз, лижет вверху. Он против воли закрывает глаза, хоть это и опасно; он не может удержаться от слабого стона, хотя это показывает его слабость; он ослабляет хватку пальцев и беспомощно двигает бёдрами, и это полный крах самоконтроля. Дориан сосёт с наслаждением, одной рукой обхватив основание члена Каллена и массируя его так хорошо и умело, что становится ясно — он делал это много, много раз. Очевидно, что он тоже наслаждается процессом. Он на мгновение выпускает изо рта член, чтобы поцеловать его нижнюю часть, усы щекочут чувствительную кожу и заставляют Каллена вздрогнуть. Как же это хорошо. Благость, шок и удовольствие обезоруживают его. Если Дориан маг крови, самое время ему взять под контроль разум Каллена. К счастью, Дориан сейчас, похоже, желает контролировать тело Каллена.
Это… недопустимо. Каллен кусает губу, фокусирует волю, и всё равно оттолкнуть Дориана — это как разбередить открытую рану. Ему нужно кое-что ещё. Он хочет, Дориан хочет…
— В постель, — говорит Каллен между вздохами, оттягивая Дориана за волосы и практически толкая его через комнату. — Сейчас, живо.
Дориан спотыкается, и Каллен хватает его за руку, частично чтобы поддержать, частично — направляя его вперёд, и отчасти потому, что так он может сохранять контакт со сладкой кожей мага. Он наполовину обезумел, неспособный думать ни о чём, кроме удовольствия, а Дориан в его руках, на коленях, под ним…
как и должно магу…
О Создатель, нет, это ужасно, хотя Дориан стонет, когда Каллен опускается перед ним и снимает брюки. и проводит языком по спине. Но он не монстр, и он заставляет себя сказать в эту кожу:
— Взять тебя, здесь, мне нужно.
Дориан хрюкает, и тянется куда-то назад, и что-то холодное утыкается в руку Каллена. Он резко отдёргивает её, потом понимает, что это маленькая глиняная баночка с широкой пробковой крышкой. Его пальцы трясутся, когда он пытается открыть — это занимает целых три попытки — и зачерпывает что-то густое и жирное, пахнущее мятой. (Это то же массажное масло, которым пользуется Дориан. Он истерически смеётся). Дориан тоже вертит баночку в руках:
— Венедис, да я помру от промедления! — но Каллен уже намазал себя и начал входить в него ко времени, когда Дориан заканчивает фразу.
Это нужно делать не так, он знает. Столько времени прошло с тех пор, как он занимался этим, беззаботные деньки в Кинлохе перед Концом. Одна ночь отчаянья в подсобке с буфетчиком, чьё имя он сейчас не назовёт, но Каллен всё же знает, что должен быть медленнее, чтобы дать магу время приспособиться, он не маленький. Но что-то в нём радуется тому, как Дориан шипит от боли, как вздрагивает под ним. Кто-то в нём хватает бёдра Дориана, тянет назад, и удерживает на месте, и требует наказания, заставляя Дориана смириться или быть проклятым, ясно давая понять всем телом, что желания мага не имеют значения. Здесь нет нежности. Хоть бы зеркало в углу было повёрнуло к кровати — хоть бы. Может, Дориану нравится наблюдать.
Он храмовник независимо от того, соблюдает он обеты или нет. В доспехе и почти полностью одетый, на коленях позади голого мага, который скулит и дёргается под ним. Одна рука лежит на загривке Дориана. Другая удерживает его во время грубых движений.
Спаси его Андрасте. Каллен в нерешительности останавливается, рука соскальзывает с головы Дориана, когда он видит себя со стороны. Раскрасневшееся лицо, жестокий взгляд, дикие движения. Совсем как Каррас. Посмотрите только, что он сделал. Точь-в-точь Каррас.
Но затем Дориан разворачивается, грациозный как танцор. Он откидывается на нагрудник Каллена, стараясь коснуться ладонью его щеки. Его глаза наполовину прикрыты веками, мутные от исступления, из открытого рта вырываются вздохи. Он поворачивает голову ко рту Каллена, нагло вымогая поцелуй. Каллен не может отвести глаз от зеркала, но в узком кусочке стекла Дориан поворачивает лицо Каллена так, чтобы их рты встретились, и Дориан пьёт тепло с его губ. Бездумно Каллен обвивает вокруг него руку, поглаживая плоский живот, а рука Дориана накрывает его ладонь, направляя её по линии татуировки, вниз к дорожке тёмных волос под пупком. Член мага толстый, коричневый и напряжённый, увенчаный шокирующе розовым над валиком крайней плоти. Возглас удовольствия, с которым Дориан тянет руку Каллена — ответ на его невысказанный вопрос.
Удовольствие. Желание. Этот маг, Дориан, желает его.
Создатель, это совсем не то, что творил Каррас.
Со стоном Каллен обвивает руки вокруг Дориана, овладевает его ртом и им самим, и толкается, толкается, толкается до тех пор, пока маг не начинает издавать мягкие рваные звуки, бормоча его имя умоляющим голосом, двигаясь ему навстречу. Когда Каллен свободной рукой обрисовывает магические линии — которые сейчас светятся, греют пальцы и покалывают их, Создатель, он должен был догадаться, что тату тоже эротичны — и снова обрисовывает круги вокруг его сосков, Дориан стонет и дёргается, и изливается на его пальцы. Это не подобает магу. Он не должен получать удовольствие, когда храмовник берёт его. Это не тот ужас, которого жаждал Каллен, которого он боялся и за который ненавидел себя.
Это намного, намного лучше.
Когда оргазм ломает как в лихорадке, когда удовольствие омывает его, это благословение. Он прижимается лицом к шее Дориана и всхлипывает, когда его бёдра толкаются, а яички ударяются, а мысли распадаются и снова складываются в свежевыжженную картину, которая прикрывает собой старую, кошмарную, в почти молитву: «Спасибо тебе».
Он благодарит не Андрасте или Создателя. Он даже не произносит это вслух. Маг и так достаточно высокого мнения о себе.
Но он отпускает Дориана, хотя собственные руки дрожат и он едва может оставаться в вертикальном положении после такой мощной разрядки. Часть Каллена хочет бросить мага в этой куче простыней. Просто натянуть штаны и уйти, пусть маг знает, что он — ничто… Но эту часть себя неожиданно легко игнорировать. Вместо этого он идёт к туалетному столику и назад возвращается с влажной тряпкой, чтобы обтереть тело Дориана. Он оставил так много синяков, красных полумесяцев и даже один укус на повреждённой коже между шеей и плечом. (Он не помнит, как делал это. Он рад, что не зашёл слишком далеко). На холсте кожи Дориана, на каллиграфии его татуировок эти отметины выглядят как часть узора. Он садится на постель рядом с ничком лежащим Дорианом и, нахмурившись, касается края багрового укуса.
Дориан, который лежит лениво, пока Каллен обтирает его, приоткрывает один глаз. Каллен спрашивает:
— Ты умеешь излечивать?
— Совершенно нет, — бормочет Дориан в скрещённые руки. — Плохо сочетается с некромантией. Восставшим мертвецам это не нужно, сам понимаешь.
Он замолкает, и Каллен молчит, сидя рядом с ним и расковыривая свою рану. Его челюсти сжаты.
Дориан вскидывает бровь.
— Подумываешь попросить прощения, коммандер? Храмовники даже это могут сделать с магами?
Каллен пытается расслабить челюсти и не может, даже чтобы что-то сказать. Он хочет сказать, что большинство храмовников не извиняются перед магом, но он другой. И потому Каллен не может заставить себя сказать это. Потому что он не отличается от остальных. Он отводит взгляд и нехотя убирает руку от кожи Дориана.
Дориан страдальчески вздыхает.
— Ты, случайно, не заметил, что я ни разу не подпалил твою шевелюру?
«Сделаешь что-нибудь, что мне не понравится, и я подожгу твои волосы».
Это самая интимная вещь, которую они могут себе позволить друг с другом, не нарушая безопасности. И это очень важно. Настолько, что Каллен говорит:
— Да. И… я никогда не усмирю тебя. Мне не стоило говорит этого тогда.
Брови мага поднимаются почти до самых волос. Он перекатывается на бок, подпирает голову кулаком и задумчиво смотрит на Каллена. Затем он говорит:
— Если ты готов снять эту треклятую броню, можешь даже остаться на ночь.
Дориан произносит это великодушным тоном, но это не часть их игры. Это… Каллен весь холодеет. Лечь вместе с магом, стать уязвимым? Спать с ним, зная, что в сне могут слететься демоны, искушая его и пытаясь захватить? Или, в самом худшем случае, пойти на риск. что маг увидит его сны и поймёт, какие кошмары живут в душе Каллена?
Он вздрагивает и коротко мотает головой. Он осознаёт, что Дориан может посчитать это проявлением отвращения к нему — и действительно, улыбка Дориана тускнеет, он чуть отодвигается, и в узком пространстве между ними возникает чувство хрупкой боли.
— Повеселился, да? — преувеличенно легкомысленно говорит он. — Ну и хватит. Дай знать, если захочешь поиграть в шахматы… или как сегодня.
Нет.
— Нет, — говорит Каллен. — Я не могу…
Стены Кинлоха, живые и гноящиеся, окружают его. Клетка с невидимыми ему решётчатыми стенами. Когти демонов, раздирающие его разум… Он делает резкий вздох, закрывает глаза и шепчет:
— Благословенны те, кто встаёт против зла и скверны и не отступает.
И так только хуже, потому что теперь Дориан будет думать, что это его Каллен называет злым и осквернённым, и он слышит, как маг гневно бормочет проклятье и садится, вероятно, чтобы выпроводить его. Нет, Каллен уже достаточно боли причинил многим магам. Он не может снова совершить это, только не с этим магом. Дориан заслуживает правды.
Он шепчет с закрытыми глазами:
— Я не хочу тебя бояться.
Его ждёт сюрприз. Шелест покрывала и прогнувшаяся под весом тела постель. Он представляет себе руку Дориана, которая снова ложится на его плечо, этот жест сочится жалостью — и не может. Он вскакивает на ноги и уже наполовину пересекает комнату, когда Дориан настигает его мягким:
— Создатель, что они сделали с тобой?
Он останавливается в нерешительности.
Слишком. Это слишком. Это больше не игра, это больше не безопасно. В голосе Дориана слишком много заботы. Вот почему маги и храмовники не должны спать друг с другом; теперь чистота Дориана запятнана. Каллен не может больше доверять этому магу настолько, чтобы убить его, когда будет нужно.
Ему вдруг отчаянно хочется лириума. И сердце болит, хотя он знает, что не заслуживает ничего, кроме долга и раскаянья.
— Тебе стоит держаться от меня подальше, — снова говорит Каллен с горечью. И сбегает в ночь, разбитый и одинокий.
Глава 3
Каллен избегает его.
Неделя идёт за неделей, и это становится невыносимо. Дориан не привык к отказу — всё-таки это взаимное использование, можно сказать, дружеские отношения, как принято в Тевинтере. У него были любовники, которые покидали его, пока его тело ещё подрагивало от оргазма; по крайней мере, Каллен остался с ним ещё на какое-то время, и нежно гладил его, и переживал из-за его синяков. Но уйти после этого… Зачем, это же просто смешно. Человек, который заходит так далеко, захочет ещё как минимум разок покувыркаться.
Но Каллен не желает ещё раз покувыркаться. Это… больно. Как ни удивительно. Дориан не ходит в его кабинет; он не желает преследовать его, потому что это нарушает правила игры и потому что это выглядит жалко. Однако он отправляет посыльного с предложением поиграть в шахматы, и тот возвращается с высокопарной запиской о том, что Каллен ценит предложение, но не имеет на это времени. Вот так вот. И Дориан иногда мельком видит его в коридорах Скайхолда, и даже раз или два ловит его взгляд, когда идёт в таверну, а Каллен возвращается в свою… колокольню или как там её. Каллен отводит глаза быстрее, чем влюблённый школяр. Это смотрелось бы мило, если бы… Если бы.
Дориан должен быть счастлив, что ублюдок ничего больше не хочет. Он твердит себе это в первые день-два, пока лечит синяки и покрывает мазью укус на плече, который натирает одеждой. Когда спишь с человеком, желающим тебя убить — раны неизбежны. Но когда боль утихает, он лежит по утрам в постели и, вспоминая эти мягкий звук, с которым Каллен так жадно лизал его соски, единственный, кто догадался, что яркие золотые кольца в них — чёткое послание, что Дориан обожает игры с сосками, однако примечательно, что большая часть любовников просто игноровала эти треклятые штуки, с большим успехом он мог повесить коровьи колокольчики, они хотя бы звенели… Он вздыхает и пытается смириться с тем, что никогда больше не будет этого удовольствия. Никогда не почувствует этот тяжёлый, толстый, потрясающий член, который вторгается внутрь и заставляет его испытать оргазм независимо от того, готов он или нет. Никогда эти прекрасные карие глаза не поглядят на него с затаёнными ужасными мыслями; никогда он не ощутит прикосновение этих длиннопалых рук, таких сдержанно-жестоких…
Создатель, я должен радоваться, что я остался цел и невредим, говорит он себе, предаваясь утренним воспоминаниям. Затем он засовывает руки под одеяло и трогает соски, и сжимает член, и стонет, представляя себе зубы, кусающие его плоть.
И после того, как кончает, он раздумывает, что же он сделал не так.
Это гиблое дело. Гиблое настолько, что он чувствует себя старым и больным, хотя всё не так; такое гиблое, что даже Железный Бык перестаёт с ним флиртовать. Однажды ночью в таверне он спрашивает об этом, и Бык, приподняв бровь, говорит:
— Э, так ведь я не тот, кто тебе сейчас нужен.
(Дориана бесит, что это правда. Проклятый Бык). Всё так плохо, что Лелиана останавливается неподалёку от Дориана, рассматривающего библиотеку и не понимающего ни слова на корешках. Он тяжело смотрит на неё, гадая, скажет ли она: «Я же говорила», — или просто прирежет его и покончит с этим.
— Возможно, я зря волновалась за Каллена, — тянет она и отворачивается от него прежде, чем он соображает, что сказать в ответ.
Хуже всего становится, когда он засыпает. Он привыкает к демонам желания; конечно, они его величайшая слабость, и где бы в Тени он ни находился, они преследуют его как щенки, вечно маячат перед глазами в виде того, чего он так страстно желает. Одобрение его отца, прозрение его народа, овладение этим фокусом второго уровня, с которым у него всегда были проблемы и который точно его убьёт. Они редко искушают его настоящими объектами его вожделения, потому что это слишком очевидно; он смеялся, когда один из них впервые пытался соблазнить, представ в облике красивого младшего сына магистра Ниввуса, и об этом стало известно во всей Тени, потому что они больше не пытались снова. Но в первый раз один из них предстаёт в облике Каллена перед Дорианом, он едва не принимает жадность в глазах за голод, который испытывает настоящий Каллен, и… что ж. Он осознаёт ошибку в тот момент, когда их губы соприкасаются, и демон не любит его рот так, как отчаянно жаждет этого Дориан. Так, как делает это Каллен. К счастью, огонь в Тени сжигает так же хорошо, как и настоящий.
Но это предупреждение ему. Эта… тоска, эта боль, что он чувствует — это становится опасным. Ему нужно противостоять этому, победить это или… сделать что-то ещё. Ему просто нужно что-то сделать.
Только он не знает, что.
@темы: слэш, dragon age, DAI
пятница, 13 января 2017
UPD:
Работа по саммари №30 переносится на 21 января. Оставшиеся две работы (саммари №4 и №24) планируются к выкладке в течение недели.
Приносим извинения за подобные сдвиги. Они обусловлены внешними обстоятельствами.
___
неактуальноеРабота по саммари №9 авторства LenaSt также переносится и ориентировочно будет выложена после Нового Года.
___
Доброго времени суток, дорогие авторы, артеры и читатели.
Несмотря на проблемы, с которыми столкнулся корабль нашего феста, мы остаёмся на плаву. Сводка событий на данный момент.
Работа по саммари №24 за авторством Loreley Lee, которая должна было быть выложена 23.12, выложена всё равно будет. С учётом резко усложнившихся обстоятельств, мы не будем называть точной даты, просто чтобы случайно вам не соврать. Однако работу принесут, и мы обязательно её выложим.
Выкладка работы по саммари №30 за авторством Мэй_Чен также переносится, причём аж на 14.01.17. Разобравшись в ситуации, сложившейся у команды автор-артеры, работающей над данным переводом, мы пришли к выводу, что перенос работы разрешить возможно. Считайте её подарком фандому на Старый Новый Год.
Выкладка работы по саммари №4 авторства Неудачный день планируется по графику, 29.12.
___
UPD: Обновлено расписание выкладок.
___
Первое: Саммари №25 от Стеснительного автора, которое должно было быть выложено сегодня, сошло с дистанции, так что выкладки не будет.
Второе: судя по всему, Саммари №5 за авторством Dead Sun также сходит с дистанции. Если автор всё-таки решит закончить и принести работу, мы будем безмерно рады.
Объявление третье и самое важное: в связи с определёнными обстоятельствами мы вынуждены несколько видоизменить расписание выкладок. Теперь оно выглядит следующим образом:
Новое расписание7.12 Саммари №1 — Автор: Ханна Нираи — Артер: wolvenstorm
11.12 Саммари №10 — Автор: yisandra — Артер: Aihito
15.12 Саммари №17 — Автор: Элайджа Бейли & holeeful — Артер: Shoemaker
23.12 Саммари №24 — Автор: Loreley Lee — Артер: Aihito
25.12 Саммари №30 — Автор: Мэй_Чен — Артер: ohmydragonlords & Mor-Rigan
27.12 Саммари №9 — Автор: LenaSt — Артер: Русалка Милюля
29.12 Саммари №4 — Автор: Неудачный день — Артер: Morwgh, Mor-Rigan
Если Вас что-то не устраивает – обязательно сообщайте об этом в комментариях к записи или в umail сообщества.
Да пребудет с Вами сила и вдохновение!
Работа по саммари №30 переносится на 21 января. Оставшиеся две работы (саммари №4 и №24) планируются к выкладке в течение недели.
Приносим извинения за подобные сдвиги. Они обусловлены внешними обстоятельствами.
___
неактуальноеРабота по саммари №9 авторства LenaSt также переносится и ориентировочно будет выложена после Нового Года.
___
Доброго времени суток, дорогие авторы, артеры и читатели.
Несмотря на проблемы, с которыми столкнулся корабль нашего феста, мы остаёмся на плаву. Сводка событий на данный момент.
Работа по саммари №24 за авторством Loreley Lee, которая должна было быть выложена 23.12, выложена всё равно будет. С учётом резко усложнившихся обстоятельств, мы не будем называть точной даты, просто чтобы случайно вам не соврать. Однако работу принесут, и мы обязательно её выложим.
Выкладка работы по саммари №30 за авторством Мэй_Чен также переносится, причём аж на 14.01.17. Разобравшись в ситуации, сложившейся у команды автор-артеры, работающей над данным переводом, мы пришли к выводу, что перенос работы разрешить возможно. Считайте её подарком фандому на Старый Новый Год.
Выкладка работы по саммари №4 авторства Неудачный день планируется по графику, 29.12.
___
UPD: Обновлено расписание выкладок.
___
Дорогие наши читатели, артеры и, в первую очередь, авторы!
У нас для вас три объявления!
У нас для вас три объявления!
Первое: Саммари №25 от Стеснительного автора, которое должно было быть выложено сегодня, сошло с дистанции, так что выкладки не будет.
Второе: судя по всему, Саммари №5 за авторством Dead Sun также сходит с дистанции. Если автор всё-таки решит закончить и принести работу, мы будем безмерно рады.
Объявление третье и самое важное: в связи с определёнными обстоятельствами мы вынуждены несколько видоизменить расписание выкладок. Теперь оно выглядит следующим образом:
Новое расписание7.12 Саммари №1 — Автор: Ханна Нираи — Артер: wolvenstorm
11.12 Саммари №10 — Автор: yisandra — Артер: Aihito
15.12 Саммари №17 — Автор: Элайджа Бейли & holeeful — Артер: Shoemaker
23.12 Саммари №24 — Автор: Loreley Lee — Артер: Aihito
25.12 Саммари №30 — Автор: Мэй_Чен — Артер: ohmydragonlords & Mor-Rigan
27.12 Саммари №9 — Автор: LenaSt — Артер: Русалка Милюля
29.12 Саммари №4 — Автор: Неудачный день — Артер: Morwgh, Mor-Rigan
Если Вас что-то не устраивает – обязательно сообщайте об этом в комментариях к записи или в umail сообщества.
Да пребудет с Вами сила и вдохновение!
@темы: организационное
четверг, 29 декабря 2016
Название: Переписывая время
Автор: Неудачный день
Бета: Ара-Ара
Иллюстраторы: Mor-Rigan (Арт 1, Арт 1,2), Morwgh (Арт 2, Арт 3, Арт4)
Категория: слэш
Рейтинг R - NC-17
Жанр: ангст, драма
Персонажи/Пейринг: Каллен/Дориан
Саммари: Старший явился из Чёрного города и заставил весь мир склониться перед собой. Небо разрывают раны, открывающие дорогу демонам, а земля и люди гибнут от красного лириума, прорастающего из них. И в этом умирающем мире альтус смог уговорить красного храмовника найти потерянный амулет и повернуть время вспять.
Предупреждения/примечания: насилие, много смертей (как в каноне)
Глава №1
Ветки, собранные для костра, были влажными, и их не сразу получилось поджечь, да и потом они больше чадили, чем горели. Впрочем, в огне не было никакой надобности: красный лириум согревал изнутри. Они разводили костры по привычке, а ещё для тех из магов, которых Старший оградил от принятия красной отравы, посчитав достаточно ценными. Почти все избранные маги были бывшими тевинтерцами. Ходили слухи, что Старший тоже был родом из Империи. Но мало кто верил в эти слухи — Старший был богом, а у богов нет родины, им принадлежит весь мир.
— Узнаю этот взгляд, капитан. Задумались о смысле бытия?
— Разве вы не должны сейчас спать и набираться сил перед завтрашним марш-броском, господин магистр?
— Альтус, — раздражённо поправил маг, присаживаясь на расстеленный возле костра плащ красного храмовника. — Так близко к разрывам сон скорее вымотает, чем придаст сил. Надоело ночи напролёт отбиваться от кучки озабоченных демонов, которые почему-то уверены, что миска винограда и накачанные торсы заставят меня потерять голову и сказать им «да». А почему вы не спите, капитан? Тоже досаждают демоны?
— У меня бессонница. Побочный эффект от принятия красного лириума.
— Так у вас красные глаза из-за недосыпа? — у мага были серые глаза, оттенка грозового неба. Бывшему храмовнику почти нравилось смотреть в них, потому что это были, чуть ли не первые за последние полгода, глаза человека не светящиеся изнутри красным светом.
— Нет, из-за лириума, — красный храмовник улыбнулся, протягивая руку. — Каллен Резерфорд.
— Дориан Павус, — пальцы мага были унизаны золотыми перстнями, а сама ладонь была прохладной в противовес пылающей жаром кожи Каллена. — О, да вы греете лучше этого загасающего костра, капитан!
— Это из-за лириума.
Павус наклонился вперёд и лукаво улыбнулся.
— Я знаю.
От мага пахло вереском и немного пылью и потом, но не было и намёка на горьковато-кислый дурман лириума. Ни красного. Ни синего. В последнее время сложно было встретить человека с настолько чистой кровью. И это должно было насторожить: так сильно в новом мире оберегали только ближайшее окружение Старшего.
«Нет», — Каллен мысленно себя одёрнул. — «Старший не стал бы рисковать одним из своих Родоначальников. Скорее всего, этот маг не отец будущих поколений, а просто крайне везучий тевинтерский маг».
— Что думаете о нашем задании, капитан Резерфорд? — маг не спешил вырывать свою ладонь из пальцев Каллена и красный храмовник сам аккуратно отстранился. Встав, он отошёл к своей палатке, но лишь затем, чтобы вернуться с ещё одним плащом и накинуть его на плечи Павуса.
— Ваше обнажённое плечо буквально кричало, что ему холодно. Весьма непрактичный наряд для марш-броска.
Маг склонил голову набок, потёршись щекой о меховой воротник плаща. Глаза у него при этом были чрезвычайно лукавые. Каллен так давно не видел глаз, не переполненных болью, яростью или отчаянием, что сейчас чувствовал себя утопающим, которому наконец-то удалось глотнуть немного спасительного воздуха.
— Так что вы думаете о нашем задании, капитан Резерфорд?
— На всё воля Старшего.
Павус фыркнул, как кот, наступивший в лужу и раздражённо отряхивающий лапу.
— Не смейте включать тупого солдафона, Каллен. Вам не идёт. Или вы боитесь, что я доносчик?
— В моём отряде и так достаточно доносчиков, чтобы подсылать ещё и вас, магистр.
— Альтус. А лучше просто «Дориан». Эти расшаркивание и бесконечные «вы» нагоняют на меня сон, а спать мне нельзя.
— Я мог бы помочь с демонами, если бы вы… ты… взял меня в свой сон.
— Ферелденец, который напрашивается на использование магии. Если до этого я сомневался, то теперь точно уверен — мир сошёл с ума.
— А ведь я ещё храмовник.
— Я заметил, — маг улыбнулся, но затем уже серьёзно уточнил: — или ты намекаешь на то, что был храмовником и до Великого Преображения?
— Служба лжепророчице Андрасте, церковные обеты и ловля магов, сбежавших из Круга. Всё как в героических балладах.
— На моей родине такие рассказы считались страшилками, — Павус встал, кутаясь в плащ Каллена. — Твоя палатка ближе, но в моей явно лучше постель. Пошли, если не передумал насчёт помощи с демонами.
— Что-то мне подсказывает, что ты изначально подсел ко мне для того, чтобы ей заручиться.
— Я не настолько коварен. Просто хотел поговорить с чуть ли не единственным человеком в этом отряде, который всё ещё выглядит как человек, а не как красный лириум на ножках.
— Маги не выглядят как лириум на ножках, а их тут больше одного.
— Ну что тут скажешь, у меня есть слабость к мужчинам в доспехах.
Каллен снова улыбнулся, поймав себя на том, что за этот вечер он улыбался чаще, чем за весь последний год.
Шатёр Павуса был фиолетовым с золотыми узорами и внутри весь устлан коврами, шкурами и подушками. Лишь в углу нашлось место для двух сундуков, на одном из которых сейчас лежало зеркало. Каллен поспешно отвернулся, не желая видеть свою бледную кожу и красные глаза, а ещё черный доспех с пылающим мечом — символ красных храмовников. Павус разлил по серебряным кубкам вино, протянув один Каллену.
— Ты же понимаешь, что это напрасная трата продукта? Вкусовые рецепторы атрофируются у принимающих красный лириум одними из первых.
— Этот вкус ты почувствуешь, — маг отсалютовал своим кубком. — За крепкий сон без демонов.
Резерфорд усмехнулся, делая глоток, и подавился от неожиданности, потому что на языке расцвёл давно забытый вкус антиванского золотистого вина.
— Я же говорил, — Павус выглядел чрезвычайно самодовольным. — Моя последняя разработка. Несколько капель моего особого зелья в любое питьё и можно наслаждаться самыми изысканными вкусами. К сожалению, с твёрдой пищей пока что не получается, но я над этим работаю. Считай это платой за помощь с демонами.
Маг опустился на шкуры, подтягивая к себе поближе подушки. Каллен лёг рядом, решив не снимать доспех. Зрачки в серых глазах Дориана пульсировали в такт дыханию, а ещё он буквально мурлыкал заклинание, усыпляя.
**************
Красный храмовник открыл глаза уже в просторных апартаментах какого-то дворца. Из окон в комнату лился тёплый свет, а небо было чисто-голубым без малейшего намёка на зелень многочисленных разрывов.
— Красивый сон, Дориан.
— Если бы ты знал, как он мне приелся, — маг встал за плечом Каллена, тоже смотря в окно. — Но ты прав, кое-что здесь довольно красиво. Я, например.
Храмовник обернулся, разгадывая Павуса. Чёрное одеяние мужчины стало белого цвета, но в остальном осталось таким же — даже оголённое правое плечо присутствовало. Разве что здесь, во сне, кожа Дориана была более смуглой, как топлёные сливки. А в остальном тот же лукавый блеск серых глаз, идеально уложенная причёска и усы. Разве что на пальцах не осталось ни одного перстня.
— Так и знал, что у тебя голубые глаза.
Каллен вздрогнул, понимая, что потусторонний мир «смыл» с него изменения последних лет. Даже доспех сейчас был старый — лейтенанта-храмовника из Киркволла. Вокруг пахло благовониями и слышалось пение птиц. Дориан вёл его по просторным коридорам, рассказывая о каких-то проделках своих школьных лет, но Каллен просто слушал его голос, не вникая в слова.
— Я настолько скучный собеседник?
— Нет, просто…
— Синее небо и нормальный воздух. Это шокирует и опьяняет, — Павус махнул рукой в сторону бокового коридора и Каллен успел заметить, как лицо с фиолетовыми глазами растворилось в воздухе. — Не забывай, что мы в моём сне. Они только и ждут, когда мы полностью расслабимся. Эти твари умеют подгадывать момент.
Каллен мысленно отвесил себе подзатыльник. Как он умудрился настолько расслабиться? Повёл себя хуже мальчишки-новобранца.
Они ещё немного побродили по коридорам, прежде чем выйти в просторную залу с кушетками и фонтанами. На кушетках лежали красивые полуобнажённые мужчины. Проходя мимо одного из них, Дориан забрал протянутую ему чашу с очищенным виноградом.
— Хочешь?
— Твоё зелье же не срабатывает с твёрдой пищей.
— Это мой сон и мои правила.
Храмовник положил в рот пару виноградин. Ещё до Великого Преобразования он редко позволял себе вкусовые изыски, соблюдая многочисленные религиозные посты, а теперь жалел об этом, утратив навсегда способность наслаждаться вкусом пищи.
— Дориан, как я рад тебя видеть! — быстрым шагом к ним двинулся молодой мужчина с очень коротко подстриженными тёмными волосами, одетый как тевинтерский аристократ.
— А вот это уже слишком, Прелесть, — зло процедил Павус, роняя чашу с виноградом на мраморный пол. На кончиках его пальцев забегали искорки готовой сорваться электрической молнии.
— Дориан, это же я. Феликс, — мужчина протянул ладонь, явно намереваясь погладить мага по щеке, но тот отстранился.
— Каллен, я не смогу ударить эту тварь, когда она выглядит, как… выглядит вот так.
Меч у красного храмовника тоже изменился — не иссиня-чёрный клинок с драконом на рукояти, а серебристо-белый с головой льва. Старое, проверенное в многочисленных схватках оружие. Им было легко перерубить демона Искушения пополам.
— А сейчас повеселимся! — заклятие молнии прорезало залу, раня сразу нескольких вскочивших с кушеток мужчин. Впрочем, они недолго оставались мужчинами. Их тела изогнулись, деформируясь, и уже через пару мгновений альтус и храмовник оказались в окружении крылатых демониц с фиолетовой кожей.
— Ты так ослаб, наш прекрасный Дориан.
— Тебе понадобилась помощь храмовника, маг?
— Тебе больно вспоминать Феликса, наш любимый альтус?
— Ты плохой друг, Дориан.
— Ты неблагодарный сын, Дориан.
— Ты так слаб…
— Придумайте что-нибудь новенькое. Повторяетесь, — во сне магу был не нужен посох, чтобы колдовать, но всё же через пару заклятий длинный посох с тремя изогнутыми чёрными змеями на навершии материализовался в руках Павуса. Каллен встал спиной к Дориану, не чувствуя по этому поводу никакой неуверенности. Такое забытое ощущение. Как давно он позволял кому-либо прикрывать свою спину?
Когти у демониц острее бритвы и режут металлический доспех как бумагу. Каллен знает, что раны исчезнут, как только они проснутся, но это всё равно больно. Впрочем, последние пару лет боль его постоянный спутник, ведь красный лириум, пускает в нём свои корни и лишь вопрос времени, когда кристаллы начнут прорывать кожу, прорастая наружу.
— Мы будем ждать тебя, Дориан! Мы всегда будем ждать тебя здесь, наш прекрасный альтус!
Резерфорд открыл глаза одновременно с Павусом. В ушах ещё звенели истошные вопли демониц, упустивших добычу.
— И так каждую ночь?
— Только если рядом разрывы.
— Сейчас сложно найти место, рядом с которым нет разрывов.
— Парочка таких есть, — Дориан явно не хотел заострять на этом внимания и Каллен решил не настаивать, тем более что несмотря ни на что впервые за месяц чувствовал себя по-настоящему выспавшимся. — Капитан, да ведь ты провёл у меня всю ночь. Уверен, мы положили начало жутким и пикантным слухам.
— Не будет никаких слухов.
— Люди резко перестали любить сплетни?
— Мои люди знают, что сплетничать обо мне чревато, — храмовник встал, невольно бросая взгляд в зеркало — никаких голубых глаз, они снова красные. — Мне понравилось вино. Две бутылки — и я готов приходить в твои сны каждую ночь. Только с одним условием.
— И каким же?
— В следующий раз ты дашь мне время насладиться виноградом.
Дориан засмеялся, снимая с себя плащ Каллена, но, не отдавая его храмовнику, а пряча в один из сундуков.
— Что? У тебя всё равно их два, а я мёрзну ночами.
— Всё тевинтерские маги такие наглые?
— Все, но я особенно, — Дориан уселся возле зеркала, разложив рядом с собой какие-то баночки, расчёски и щётки. Посчитав это более чем непрозрачным намёком, храмовник покинул его шатёр. На востоке уже занимался рассвет и лагерь постепенно просыпался. Маги пока что не вылезли из своих шатров, но храмовники уже чистили и поили лошадей, готовя их к дальней дороге.
— Хорошо провели время, капитан? — храмовник с перекошенным из-за проросшего кристалла лицом пошло усмехнулся, косясь в сторону шатра Дориана. Не сбавляя шага, Каллен обнажил меч и ударил наискосок. Иссиня-чёрный клинок резал плоть подчинённого так же легко как и его серебристо-белый собрат — демонов Искушения.
Глава №2
Это задание красные храмовники получили в непримечательном сером конверте с такой магической защитой, что капитан Резерфорд смог прочитать его лишь оставшись в своём кабинете один и намазав восковую печать письма своей кровью. Приказ был написан мелким, кривоватым почерком Самсона — самого верного и приближенного к Старшему храмовника. Разведка доложила, что близ Редклифа снова начали пропадать храмовники и венатори и что на этот раз это происки не повстанцев, а предателя из магов. Некого Гериона Алексиуса. Был приказ захватить, допросить и доставить в Башню Старшего для ещё одного допроса и последующего суда. Бог нового мира не жаловал предателей и весьма показательно разбирался с ними. Для поимки предателя Старший даже выделил восемь магов и лишь двое из них были со следами красного лириума на лице. В этом деле за милю воняло политикой, а Каллен, еще будучи простым храмовников в Редклифском Круге, уяснил, что обычным воякам лучше держаться от политики подальше.
— И снова мысли о бренности бытия, — Дориан слегка дёрнул поводья и его конь стал идти вровень с жеребцом Резерфорда. На волосах мага, а так же ресницах и усах поблёскивали снежинки. Снег шёл с самого утра, сильно выматывая лошадей и замедляя продвижение. Маги пару раз пытались наколдовать нужную погоду, но после часа затишья снег начинал сыпать в два раза сильнее, как если бы природа пыталась восполнить минуты простоя.
— Никаких мыслей.
— Да неужели? — альтус широко распахнул глаза, деланно удивляясь. Как успел заметить храмовник, Дориан вообще любил театральность в жестах и мимике. Зачастую подобное в людях Резерфорда раздражало, но у Павуса всё смотрелось настолько к месту, что вызывало совсем противоположные чувства.
— Ни за что не поверю, что под этими золотыми кудряшками гуляет ветер.
— Там настоящий ураган.
Маг улыбнулся, пряча улыбку в пушистый воротник не так давно конфискованного у Каллена плаща.
— Дориан, я хотел спросить… — Резерфорд резко оборвал себя и поднял руку раскрытой ладонью вверх, приказывая отряду остановиться. — Нас окружили.
Павус молниеносно выхватил прикреплённый за спиной посох — полностью идентичный тому, что был у него в сновидениях.
— Но, капитан, здесь нико… — один из красных храмовников повернулся к Каллену, но так и не успел договорить свою фразу, получив стрелу в шею.
Резерфорд пришпорил коня, приказывая всем следовать за собой. Сейчас они находились в низине, представляя собой прекрасные мишени. Чтобы дать достойный отпор им нужно выбраться на возвышенность. Вокруг капитана вспыхнуло синее поле магического барьера. Захотелось оглянуться и убедиться, что его накинул Дориан, но храмовник на корню подавил настолько глупый порыв.
— Взять двоих живьём! — прорычал Каллен, натягивая уздечку и заставляя коня остановиться лишь пару метров не добежав до мерцающей в снегу руны огненной ловушки. — Дориан?
— Такие нужно замораживать. Холод не моя специализация, — маг нахмурился, а затем его лицо озарила самодовольная улыбка. Один взмах рукой — и двое ближайших мертвецов резво вскочили на ноги и бросились в ловушку, сгорая, но при этом полностью истощая её. Теперь путь был открыт. Засада в удачном месте помогла неприятелю получить преимущество в первые минуты атаки, но затем красные храмовники и маги выбрались из низины и расклад полностью поменялся. Резерфорд понимал, что если бы не магическая поддержка, то его отряду вполне мог бы наступить конец, ведь пока они поднимались, на них дважды обрушивали камни, которые испепеляли или вымораживали маги. Среди нападавших тоже был маг, точнее магесса. Пожилая, седовласая женщина чем-то напомнившая Винн — целительницу из Ферелденского Круга. Её и ещё троих повстанцев удалось взять живыми. К магессе сразу же применили «иссушение», лишая возможности колдовать.
— Мне нужны лишь двое.
Дориан шумно выдохнул, когда лейтенант-храмовник снёс головы двоим повстанцам. Капли их крови веером разлетелись по снегу, почти касаясь мысков чёрных сапог Павуса. Маг остался стоять на месте, но Каллен был готов поклясться правой рукой, что альтус хотел отступить назад.
— Будьте вы прокляты, — прорычал оставшийся в живых повстанец. У него был изношенный доспех, всклоченная борода и полубезумный взгляд. А ещё по краям его зрачков был красноватый ободок. Мужчина явно был из бывших шахтёров. Заразился лириумом, не принимая, а добывая его.
— Я капитан красных храмовников Каллен Резерфорд и я обещаю, что если вы ответите на мои вопросы, то умрёте быстро и безболезненно. Однако если вам захочется геройствовать, то вас начнут пытать. По очереди. За каждый ответ, который мне не понравится, у вашего товарища будут вырезать кусок плоти и скармливать вам.
— Чудовище, — женщина окинула Каллена ледяным взглядом полным бессильной ярости и презрения. — Можешь резать нас, можешь скормить своим монстрам или сжечь, но мы ничего тебе не скажем.
— Сколько вас? Где расположено ваше убежище? Откуда вы знали о том, что мы пойдём этой дорогой?
Женщина поджала губы, а мужчина презрительно сплюнул кровавую слюну под ноги Каллену. Резерфорд кивнул, и его исполнительный лейтенант достал кинжал и отрезал повстанцу ухо. Сразу же двое храмовников подскочили к женщине: один заламывал ей руки, а второй пытался разжать лезвием зубы, чтобы запихнуть в рот отрезанное ухо.
— Умеете вы испортить аппетит, капитан. Теперь сутки есть точно не смогу, — Дориан поморщился, стягивая с плеч плащ Каллена. — Возвращаю. Боюсь, что меня на него сейчас стошнит.
— Неженка, — усмехнулся кто-то из храмовников и его поддержали нестройным хором смешков.
— Надеюсь, ваш допрос не затянется надолго, капитан. У нашего отряда есть более важное дело и с каждой минутой его удачное завершение становится всё более сомнительным. Как вы собираетесь объяснять Старшему, что упустили предателя, потому что были заняты пытками деревенщины и старухи?
Каллен уловил периферийным зрением движение в воздухе и успел толкнуть альтуса в снег. Кинжал, который метнула разбойница, до этого весьма успешно скрывавшаяся от всех «теневым плащом», пролетел поверх плеча Резерфорда. Женщина разочаровано вскрикнула и бросилась в атаку с пустыми руками. Она явно хотела схватить Павуса за шею. Маг вскинул руку, отбрасывая её в сторону звуковым ударом. Возникшей суматохой воспользовалась старая магесса. Она выхватила меч у ослабившего бдительность храмовника и порезала себе вены. Воздух сразу же задрожал от использования самого мерзкого вида магии — магии крови.
— Малефикар, — Дориан откатился в сторону, избегая столкновения с летящим ему в грудь «каменным кулаком». — Даже в этом гнилом мире вы остаётесь самыми паршивыми тварями.
Магесса засмеялась, сильнее вдавливая лезвие в руку и практически перерубая её напополам. Мужчина-повстанец тоже попытался завладеть оружием, но в этот раз храмовники были начеку и ему перерезали горло раньше, чем он смог помочь своим соратникам. С разбойницей же, оказалось неожиданно сложно справиться. Она ловко уворачивалась от ударов клинков закованных в массивную броню храмовников. От заклинаний магов её успевала защитить магесса.
— Кажется, эти дамы нацелились на тебя, Дориан, — Каллен рывком задвинул Павуса себе за спину, решив, что маг способен бросаться своими заклинаниями и из-за его плеча, но так его шансы дожить до окончания битвы намного выше.
— Могу отметить, что у них великолепный вкус.
Потеряв остатки благоразумия, малефикар призвала на свою защиту демонов отчаяния, которые, подчиняясь воле призвавшей из магессы, практически игнорировали остальных людей, стремясь добраться до Дориана. Их истошные крики и исходящий от них промозглый холод вызывали у Резерфорда глухое раздражение, как паутина, прилипшая к меховому воротнику.
— Раздели их, — обронил храмовник, уверенный, что, несмотря на шум сражения, Павус его услышит. — Ледяная стена подойдёт.
— Я же говорил, холод — не моя специализация, — Дориан ударил концом посоха по земле, оплавляя снег. От его ног к магессе и разбойнице зазмеилась красная трещина, которая взмыла ввысь огнём, отделяя женщин друг от друга.
— Малефикара беру на себя, — Каллен бросился к старухе, творя на ходу «святую кару». Почти забытое умение сорвалось с кончика клинка, когда тот уже пронзил грудь магессы. Та даже не успела охнуть, молча завалившись набок с начавшими стекленеть глазами. Демоны, лишившись привязки к вызвавшему их магу, разлетелись в разные стороны, атакуя теперь не только выжигающего их огнём Павуса.
— Синти! — разбойница бросилась к старухе, но огненная стена не позволила ей приблизиться. Бессильно топнув ногой, женщина поймала взгляд Каллена, а затем её силуэт подёрнулся серой дымкой и стал практически неразличим за магическим пламенем. Времени, которое понадобилось Резерфорду, чтобы оббежать огонь, женщине хватило, чтобы покинуть место схватки.
— В следующий раз её поймаешь, Каллен. Малефикар явно была ей дорога. Теперь она будет мстить.
— Я понял, почему они устроили засаду. Они хотели убить тебя, — храмовник вытер лезвие меча снегом. — Есть догадки?
— Одна.
— Дориан, мне каждое слово из тебя вытягивать?
— А ты отрежь мне ухо и попытайся меня им накормить. Вдруг быстрей дело пойдёт, — когда Павус злится, глаза у него светлеют.
— Отвратительные вещи быстрее развязывают языки, — Резерфорд подозвал к себе своего жеребца и, вскочив в седло, подхватил не успевшего возразить Павуса и усадил перед собой.
— Вот теперь слухов точно не оберёшься, — по тону было непонятно, злится маг, или уже успокоился.
— Я говорил: мои подчинённые не посмеют сплетничать, — держа одной рукой поводья, а второй придерживая Дориана за талию, храмовник направил коня вперёд, подальше от тел повстанцев. — Николас, Гейнар, Рефорд! Обыщите трупы, а затем сожгите! Остальным пройти сто вёрст вперёд и разбить лагерь! Нужно позаботься о раненых… Дориан, ты случайно не целитель?
— Я — некромант. У магов моей специализации крайне плохо обстоит дело с лечением. Могу разве что синяки убрать и зелье сварить, — альтус оглянулся через плечо, хмуря красиво очерченные брови. — Остальные повернули направо.
— Просто хочу тебе кое-что показать… Я был в этих местах, когда ещё служил в Редклифском Круге. Оттуда сбежал один маг. Тот ещё мастер побегов, — Каллен тряхнул головой, прогоняя непрошенные воспоминания, ведь рядом с именем этого мага-беглеца было похоронено в задворках сознание имя ещё одного мага… нет, не вспоминать. — Так вот… наш отряд облазил эти края вдоль и поперек, и я запомнил пару неплохих мест.
— Где-то здесь прячется разбойница, чью подругу ты убил.
— Уверен, она сбежала планировать месть подальше от нас. Если когда и нужно её остерегаться, то не сегодня.
Следующие восемь минут они ехали молча. Каллен пару раз подался вперёд, касаясь кончиком носа волос Дориана. От мага совершенно не пахло лириумом, и эта чистота буквально сводила с ума.
— Пещера. Серьёзно?
— Самое лучшее — внутри, — Резерфорд слез с жеребца, и Павус тоже спрыгнул на землю. — Чувствуешь?
— Влагу? Да. Здесь подземная река? С чего ты взял, что мне это будет… — альтус замолчал, разглядывая представшее его взору озеро с поднимающимся от поверхности белым паром.
— То ли древняя магия, то ли шутка природы, но здесь бьют горячие ключи. Они и нагревают озеро.
Дориан засмеялся.
— А ты умеешь использовать не только «кнут», но и «пряник». Обману, если скажу, что такой вид допроса нравится мне не больше чем пытки, которым ты пытался подвергнуть повстанцев. Так любишь быть в курсе всего, капитан?
— Положение и должность обязывают.
Дориан присел на корточки у кромки берега, опуская ладонь в воду.
— Ты хотел узнать у повстанцев, от кого они получили сведения о нашем маршруте?.. От меня.
Каллен положил ладонь на рукоять меча.
— Не нужно шутить такими вещами, Дориан. Старший жестоко карает предателей.
Павус снял с шеи мутно-белый кулон на цепочке.
— Старая магия. Переговорное устройство. Оно всегда парное. Через него можно связаться с человеком хоть за тысячу миль, а можно выследить его местоположение.
— Второй находится у Гериона Алексиуса? — Каллен протянул руку, и маг вложил ему в ладонь свой амулет. — Связь работает в оба направления? Значит, ты можешь сказать, где находится мятежник?
— Не могу. Он испорчен. Работает только на приём.
— Так почему ты его не выбросил? Сохраняя его, ты подвергаешь всех нас опасности. Сколько ещё засад Алексиус сможет организовать, доподлинно зная наш маршрут?
— Я знаю, что совершил глупость! — Дориан сжал ладони так сильно, что у него побелели костяшки пальцев. — Но я просто не мог избавиться от последнего подарка своего друга! Вот такой я сентиментальный идиот!
Каллен бросил амулет под ноги, а затем наступил на него, кроша в пыль хрупкую конструкцию. Павус отвернулся, не спеша раздеваясь. Одежду он сложил на ближайшем камне, а затем шагнул в воду, погружаясь по пояс. Резерфорд рассматривал широкие плечи и красиво очерченные мускулы. Без одежды Дориан был ещё красивее, чем в ней.
— Не присоединишься, Каллен?
— Не люблю горячую воду.
— Зато любишь наблюдать?
— Если бы ты не хотел, чтобы я смотрел, то сказал бы мне отвернуться.
— А ты бы послушался?
— Я убийца, палач, наркоман, изъеденный красным лириумом, но не насильник. Я понимаю, когда мне говорят «нет». Ты не говоришь.
Павус тихо засмеялся, беря горсть воды в ладони и умывая лицо.
— Почему Алексиус хочет тебя убить?
— Он винит меня в смерти своего сына… Алексиус был моим учителем. Он принял меня в свою семью, а его сын — Феликс — стал мне другом. Единственным. Как маг он был крайне слаб, но зато увлекался математикой и был просто замечательным человеком, — Дориан обернулся, его губы искривила горькая усмешка. — Я не буду изливать тебе душу, храмовник. Ты хотел знать, почему тот отряд пытался меня убить? Теперь знаешь: потому что их послал человек, ненавидящий меня больше всего на свете.
Каллен сел на каменный пол пещеры. Холод от камней он практически не чувствовал — горящий в крови лириум согревал достаточно сильно. А вот вода в озере доставила бы массу неприятных ощущений. Резерфорд уже больше года мог умываться только тёплой или холодной водой.
— Я не подумал о полотенце.
— У меня есть подходящее заклинание, — Павус поморщился, ступая босыми ногами на холодные камни. Один щелчок пальцев и вокруг него вспыхнул рой из огненных искорок, мгновенно высушивая.
— Вишанте каффар! … после озера, кажется, что стало ещё холодней.
— Магистр, подхвативший простуду. У моих подчинённых будет повод позубоскалить.
— Альтус, — Дориан принялся одеваться. Его кожа покрылась мурашками, и он так торопился, что не смог сразу попасть руками в рукава.
— Алексиус уже должен был заметить, что мой амулет разрушен. Теперь он затаится так, что мы вечность будем его искать.
— Не затаится, — Каллен свистнул, подзывая жеребца. — Ты сам сказал, что он ненавидит тебя больше всего на свете. Он сам станет искать нас, чтобы отомстить.
— Ты прав, — на этот раз Павус увернулся, не позволяя храмовнику затащить себя на коня. Он забрался сам, прижавшись грудью к спине Резерфорда. — Нам пора в лагерь. И если ты способен заставить молчать своих подчинённых, то я такой властью над собратьями-магами не обладаю. Хватит давать им повод для сплетен.
— Тебе настолько не всё равно, что они скажут или подумают?
— Не в этом дело.… Считай, что я о твоей безопасности беспокоюсь.
— Ты женат, и твоя жена может превратить меня из ревности в лягушку?
— Жена? — Павус засмеялся. — Нет-нет… Женщины — это…
— Не твоя специализация.
— Можно и так сказать.
— Значит, ревнивый любовник?
— Скажем так, начальник.
— Какое ему дело до того, с кем ты проводишь время?
— Это долгая история, — по тону Павуса было понятно, что он не намерен углубляться в эту тему.
— Ты помнишь, что должен мне вино?
— О вине я никогда не забываю. У меня припрятана бутылочка настоящего тевинтерского и доска с фигурами. Сыграем?
— Сыграем, — Каллен посмотрел на покрытое разрывами небо. За последние пару лет он возненавидел зелёный цвет. Хорошо, что у Дориана серые глаза.
Теперь, когда Павус сидел сзади, Каллен не мог вдыхать его запах, поэтому он не видел смысла растягивать прогулку и пришпорил коня, заставляя того перейти на галоп. Холод не мешал Резерфорду, но он понимал, что разгорячённому после купания в озере Павусу лучше скорее оказаться в тепле шатра с бокалом вина в руке. А уж Каллен составит ему компанию. Правда уже, после того как переговорит с глазу на глаз с остальными магами и убедит их, что сплетничать невежливо, и вообще, сплетни плохо влияют на здоровье и продолжительность жизни.
Глава №3
В лакированном ящике с серебряной защёлкой самая нужная и самая отвратительная в жизни Резерфорда вещь — набор для обработки лириума. Символ его ничтожности и зависимости. Каллен аккуратно соскребает с красного кристалла стружку в пробирку, а затем закрепляет её в штативе и нагревает. Лириум извивается как живой. Впрочем, одна из теорий о лириуме гласит, что он представляет собой некое подобие жизни. Эту необходимую для жизни отраву нужно применять в жидком виде. По консистенции он как кисель. Вот только кисель не выворачивает все внутренности наизнанку, не бежит огнём по пищеводу и венам, не скручивает тело дикой смесью боли, ложного ощущения всемогущества и похоти. Сегодня день выдачи лириума храмовникам. Вначале Каллен позволял подчинённым самим решать, сколько и когда они принимают, но быстро понял, что у многих не хватает выдержки вовремя остановиться, и взял приём лириума под свой контроль. Теперь половина храмовников получала его в четверг, а остальные в воскресенье — каждую неделю на вечерней стоянке перед сном. Давать лириум всем одновременно было бы опасно. Слишком агрессивными и неуравновешенными становились храмовники на ближайшие пять часов после его приёма. А так одна половина отряда могла проконтролировать вторую. Но, несмотря на все предостережения, всё равно случались стычки, драки и изнасилования. Последние — если рядом с храмовниками оказывались мирные жители или провинившиеся маги, которые чем-то насолили начальству из венатори.
Каллен залпом выпил свою порцию лириума, привычно обжигая язык. Пригибающая последнее три дня к земле слабость сразу же исчезла, так же как и изнуряющая, но давно привычная боль. Впрочем, боль ушла не вся, но стала практически незаметна под ворохом нахлынувших ощущений. Каллен аккуратно промыл и насухо вытер набор, прежде чем убрать его в ящик до следующего четверга. Накинув плащ, скорее в силу привычки, а не потому, что он был ему нужен, Резерфорд покинул свою палатку. Остановился он уже схватившись пальцами за полог шатра Дориана. Нет. Слишком опасно. Слишком велик соблазн и ослаблен самоконтроль. Развернувшись, Каллен отправился к импровизированной тренировочной площадке, на которой принявшие сегодня лириум храмовники пытались спустить пар.
— Капитан, — лейтенант отсалютовал Резерфорду мечом, предлагая поединок. — На что спорим сегодня?
— Могу предложить зелье, которое позволит насладиться питьём, как в старые времена. Есть равноценная ставка?
Лейтенант нахмурился, честно пытаясь вспомнить, есть ли у него что-нибудь достаточно ценное.
— К сожалению, — мужчина развёл руками. — Впрочем.… У меня остался набор ароматических масел от той куртизанки, что я таскал с собой те два месяца в Орлее.
— Задница Андрасты, с чего ты решил, что подобное может мне понравиться?
— Не тебе, капитан, — в красных глазах лейтенанта читался более чем прозрачный намёк. — Сделаешь своему магу подарок. Он у тебя такой холёный. Явно привык, чтобы его баловали.
— Знаешь, я убил рядового за подобные намёки.
— Он насмехался, а я завидую. И я не из тех, кто будет обсуждать это с кем-то кроме тебя. Так ставка принята?
— Да, — пока Каллен снимал плащ и регулировал крепления на щите, лейтенант заплёл свои золотисто-рыжие волосы в косу, чтобы они не мешали ему во время поединка. — Отрезал бы ты их, Максвелл.
— В роду Тревелиан всегда носили длинные волосы.
— Однажды ты из-за них лишишься головы.
— Все умирают, капитан, а в нашем случае мы уже наполовину мертвецы.
— Только наполовину? Да ты оптимист, — усмехнулся Резерфорд, обнажая меч. Ему нравилось участвовать в поединках с Тревелианом. Тот был всего лишь новобранцем, когда в мир явился Старший и совершил Великое Преображение. Он чуть не умер в темнице, до последнего не желая добровольно принимать красный лириум, но сдался, когда ему показали заражённых скверной сестёр. Максвелл не был предан Старшему, но он был предан лично Резерфорду, ведь тогда, после первого приёма лириума, именно Каллен взял под своё командование юношу, а затем помог ему найти тех, кто заразил его сестёр.
Клинки звонко столкнулись, и Каллен выбросил руку со щитом вперёд, собираясь ударить лейтенанта в грудь, но тот вовремя отскочил. Они закружили вокруг друг друга как хищные звери. В какой-то момент Резерфорд поймал себя на желании вцепиться зубами в бьющуюся венку на шее Максвелла, и прокусить её. С трудом, но ему удалось задвинуть кровавый порыв в тёмные глубины своей души. Удар, поворот, принять на щит, совершить обманный выпад… Каллен увидел шанс для быстрой победы. Он бросил щит и, схватив освободившейся рукой лейтенанта за косу, дёрнул, прижимая к его горлу меч.
— Моя победа.
— Как всегда великолепный бой, капитан, — Максвелл поморщился, когда, прежде чем отпустить его, Каллен ещё раз больно дёрнул его за волосы.
После поединка с лейтенантом, Резерфорд изрубил в крошево соломенное чучело и обтёрся снегом. В шатёр Дориана он пришёл только когда на небе зажглись звёзды.
— Разведчики доложили, что видели небольшую группу повстанцев в двух днях пути отсюда. Их вёл маг в тевинтерской робе, — Каллен положил на шкуры рядом с Павусом шкатулку с маслами. — Как я и предполагал, оставшись без возможности следить за нами с помощью амулета, предатель решил подобраться поближе.
— Значит, скоро встретимся.
— Ты не выглядишь довольным.
— Он был моим учителем. Заменил мне отца. Был отцом моего друга. Я не хочу видеть, как его будут пытать. И на его казнь смотреть не хочу.
— Тебя никто не заставляет.
Дориан горько засмеялся, покачав головой.
— Это было одним из условий, позволившим мне принять участие в этой операции, а то так бы и торчал до сих пор в библиотеке Башни и… Фаста васс!
— Башня? — Каллен нахмурился, а затем его озарило понимание. — Значит, женщины — не твоя специализация? Странные слова для одного из отцов будущих поколений.
— Это был не мой выбор. Меня должны были запереть в Подземельях и выращивать на мне лириум, потому что я оказался одним из тех максималистов, которые выступали против новоиспечённого бога и его режима. Вот только Старший решил провести вместо этого показательную казнь, но увидел меня и передумал. Ему понравились мои глаза. Он сказал, что желает, чтобы у его последователей были такие же. Знаешь, сколько у меня родилось детей? Триста девять. А сколько унаследовали мой цвет глаз? Сто восемь. Как думаешь, что сделали с «бракованным товаром»?
— Дориан, — Каллен протянул руку, пытаясь погладить мага, но тот хлёстко ударил его по ладони.
— Их пустили на удобрения для лириума! Лириум, вырастающий из младенцев, самый лучший! Знаешь, почему офицеры-храмовники так долго сохраняют человеческий вид? Просто вам поставляют самый лучший лириум! Лириум, выращенный из моих детей!
Резерфорд схватил Павуса за воротник туники и дёрнул его, прижимая к своей груди. Маг попытался вырваться и даже ударил храмовника молнией, но переполненное силой недавно принятого лириума тело справилось с последствиями быстро и он не ослабил хватку.
— Я подошёл к тебе, потому что думал, что демоны убьют тебя в моём сне, — прошептал Дориан, шумно выдыхая в шею Каллену. — Я хотел, чтобы ты умер.
— А я пошёл за тобой, потому что меня повело от твоего запаха. Такого чистого… Считай, квиты, — Каллен поцеловал мага в висок, успокаивающе поглаживая его по спине.
***********************
Столкновение с Герионом Алексиусом произошло через два дня. Рядом с предателем-магом Каллен заметил женщину-разбойницу, сбежавшую от них в прошлый раз. Их взгляды пересеклись, и храмовник был готов поклясться, что физически почувствовал её ненависть. Кем же для неё была убитая старуха? Подруга, родственница или возлюбленная? Уже не важно.
— Будьте готовы к тому, что предатель попытается использовать магию крови. Помните: у нас приказ схватить его живым. Тот, кто убьёт предателя, займёт его место на показательной казни, — Каллен построил свой отряд клином, на острие атаки поставив тех храмовников, которые недавно приняли лириум, а в центр поместил магов, обеспечив им дополнительную защиту. Павус всё рвался вперёд, и Каллену пришлось приставить к нему своего лейтенанта, чтобы тот не позволил альтусу совершить какую-нибудь глупость, поддавшись эмоциям.
Большинство повстанцев были бывшими фермерами и ремесленниками, поэтому не могли похвастаться хорошей военной выучкой. Храмовники буквально смели отряд Алексиуса. И Резерфорд сразу же заподозрил, что что-то не так. Да, предатель одержим жаждой мести, но он не дурак, и не ринулся бы в настолько бессмысленный бой, если бы у него не было припрятано какого-нибудь козыря. Поэтому Каллен старался не вступать в затяжные схватки с повстанцами, продвигаясь ближе к магу.
— Герион Алексиус, если вы сдадитесь, то вам позволят высказаться в свою защиту во время суда.
— Какое щедрое предложение, храмовник! — магистр засмеялся, срывая с шеи наливающийся светом амулет. — Воспользуйся им, когда предстанешь перед судом за дезертирство!
— Нет! — Дориан и не уследивший за ним Максвелл бросились к предателю. Альтус запустил молнией в амулет, а затем всё пропало во вспышке белого света.
— Я приказал тебе следить за ним! — прорычал Резерфорд, как только к нему вернулась способность видеть и слышать.
— Я и следил! — лейтенант стащил с головы шлем, оглядываясь. — Куда все делись?
Каллен тоже снял шлем. Они стояли на каменистом поле с чахлыми деревцами в отдалении. И здесь не было и намёка на их отряд.
— Если судить по всеми любимому нами разрыву в небе, то мы явно не в прошлом. Там небо было бы нормальным. Значит, будущее. Вот только непонятно, на какой срок нас закинуло, — Дориан улыбнулся. — Не волнуйтесь, я смогу вас защитить.
— Капитан, я ему сейчас врежу.
— Я тебе руку сломаю.
— Отлично! Разбирайся сам со своим психованным магистром!
— Я — альтус, — Павус приложил ко лбу ладонь, вглядываясь вдаль. — Нужно найти Алексиуса, если он ещё жив. Или хотя бы амулет.
— Дориан, просто объясни, что произошло.
— Мы с Алексиусом работали над разными забытыми аспектами магии. В том числе и над магией времени, способной забросить в прошлое или будущее. После заражения Феликса учитель пытался изменить прошлое, но амулет не переносил его дальше событий приведших к взрыву на Конклаве. И тогда он начал искать другие пути. Даже связался со Старшим, пока мы с Феликсом пытались вести партизанскую войну.… В общем, он сделал только хуже. Пытаясь спасти сына, он… изменил его. Феликс стал лишь бессловесной оболочкой себя, и я… Смерть для Феликса стала спасением. А Алексиус поклялся мне отомстить… Он воспользовался силой амулета и перебросил нас в будущее. Нам нужно найти амулет и вернуться назад.
— И где мы будем его искать?
— В Башне. Если Алексиуса схватили и казнили, то его вещи сейчас находятся в Хранилище.
— А если он сбежал? — Максвелл нахмурился.
— Будем искать. У нас всё равно нет другого выхода.
— А разве нельзя просто жить здесь?
— Каллен, объясни ты своему наивному лейтенанту, что вы сейчас дезертиры и никто не будет разбираться, по своей воле или из-за заклятий магистра. Вас просто казнят.
— Капитан?
— Дориан прав. Помнишь, как Стенли и Кевина опоили и ограбили гулящие девки? Они пропустили два дня службы и вернулись, как только пришли в себя, вот только им это не помогло. Их казнили как дезертиров.
— Трусики Андрасте! Ненавижу магию!
Каллен накинул свой плащ на плечи Дориану.
— Пошли.
— А твой лейтенант?
— Догонит. Сейчас ему нужно побыть одному, — Резерфорд поймал взгляд Павуса. Если у них ничего не получится с возвращением амулета, придётся оправить Дориана в какое-нибудь безопасное место. Вот только остались ли в этом загнившем мире безопасные места?
Глава №4
Доспехи со знаками отличия капитана и лейтенанта слишком бросались с глаза, поэтому Каллену и Максвеллу пришлось избавиться от них, продав за четверть их настоящей цены какому-то мутному типу в ближайшем городишке. Им удалось выяснить, какой сейчас год. Оказалось, что предатель забросил их в будущее на два года вперёд. Но, оглядываясь вокруг, Резерфорд отгонял от себя ощущение, что прошло как минимум лет двадцать — настолько всё пришло в запустение. Если раньше мир казался умирающим, то сейчас он уже был мёртв и просто догнивал в агонии. Треть встреченных ими людей и эльфов оказались одержимыми, а остальные демонстрировали разную степень заражения лириумом. Даже совсем маленькие дети. В такой обстановке чистая кожа и серые глаза Дориана привлекали излишнее внимание. Поэтому на деньги, вырученные от продажи доспехов, они купили альтусу плащ с капюшоном, полумаску орлейского аристократа и чёрные перчатки. Путь до Башни занял у них почти две недели, и Каллен смог сполна почувствовать разницу между лириумом, который давали офицерам, и который они смогли купить. Такой агонии после принятия лириума у него не было даже в самый первый раз. К тому же, постоянное чувство ярости и возбуждения изматывали не хуже, чем ломающая суставы боль по ночам. Теперь Резерфорд лучше понимал своих подчиненных, для которых каждое принятие лириума заканчивалось кровавыми драками или изнасилованиями. Ему приходилось прилагать вдвое больше усилий, чтобы держать себя в руках и следить при этом за Максвеллом, не оставляя того никогда наедине с Павусом. Хотя и казалось, что лейтенант себя контролирует, рисковать Каллен не хотел.
Они остановились на ночлег в таверне близ Башни. Цены здесь были запредельные, потому что эти места были чуть ли не единственные в новой Империи, где не было многочисленных разрывов, и лириум не рос из земли, отравляя всё вокруг. Зачастую здесь останавливались те, кто шёл в Башню с каким-либо прошением. Также здесь селились офицеры из храмовников и магистры из венатори, которым хотелось обыденных развлечений — таверна совмещала в себе ещё и бордель, где можно было снять на ночь любую служанку или слугу.
— Нам не попасть в Башню без разрешения, — Каллен методично ел мутную кашу. Они с Максвеллом заказали себе самую дешёвую еду, потому что всё равно не различали вкусов и к тому же так они смогли наскрести на нормальный обед для Павуса.
— Это через центральный вход, а есть ещё и служебный, — Дориан улыбнулся самыми кончиками губ и продемонстрировал храмовникам свою ладонь с унизанными перстнями пальцами. Дотрагиваясь до каждого из них, он пояснял. — Пропуск на первый ярус. Разрешение на посещение внутренних двориков. Пропуск в Библиотеку, а эти два — от Западного и Восточного крыла Хранилища.
— Они всё ещё действительны, ведь ты пропал для них на два года?
— Да хоть на сто. Их чаровал Мэддокс — личный помощник Самсона. По приказу Старшего. И они работают только на моей руке. Если их попытается надеть кто-то ещё, то он сожжёт себе руки.
— Сиськи Андрасты, кто ты такой?! — встрепенулся Максвелл, но сразу же вернул всё своё внимание каше под тяжёлым взглядом Каллена.
— Хорошо. Мы окажемся внутри. Есть идеи, как искать амулет?
— Рядом с ним время ощущается по-другому. Мы должны заметить.
— Плохой план. Слишком много зависит от удачи. Ведь нужно учитывать вариант, что амулет был уничтожен два года назад. Или его поместили не в Хранилище, а отдали для экспериментов венатори.
— Можно ещё попросить помощи у духов.
— Никакой магии крови.
— Я не собираюсь использовать магию крови, — Дориан фыркнул. — Магия крови — это прибежище слабых духом. То, что я планирую, всего лишь раздел подзабытой, а вовсе не запретной магии. Духи отличаются от демонов. Они помогают, а не искушают.
Каллен кивнул, всё ещё терзаясь сомнением. Для него разницы между духом и демоном не существовало. Они — мерзость. Они должны быть уничтожены. И если будет нужно, он использует на Дориане «святую кару» и убьёт духа раньше, чем тот попытается что-нибудь сделать его альтусу.
*******************
Дориан обожал принимать ванны и втирать в кожу ароматические масла. Две недели, пока они ночевали под открытым небом или в дешёвых забегаловках, он был лишён потворствования своим маленьким слабостям, но перед проникновением в Башню решил себя побаловать. Каллен не возражал, хотя ему и пришлось заложить из-за этого ростовщику свой кинжал. В конце концов, у него ещё оставались щит и меч. Он отправил Максвелла вниз, а сам встал у двери, подперев её спиной, посчитав, что просто закрыть замок недостаточно.
— Опять наблюдаем, Каллен.
— Тебе это нравится.
Дориан засмеялся. Закрыв глаза, он откинулся на бортик деревянной ванны. Пока он лежал, Резерфорд разглядывал его лицо. Не то чтобы он не успел его выучить до последней чёрточки… Просто ему действительно нравилось смотреть на Дориана.
— Знаешь, когда я служил храмовником в Редклифском Круге, то был влюблён в одну магессу. Может, ты слышал о ней — Серый страж Амелл.
— Героиня Ферелдена? А ты не ищешь лёгких путей.
— Когда я служил в Киркволле, то снова влюбился. В мага-отступника — Гаррета Хоука из рода Амеллов.
— Защитник Киркволла, — Дориан открыл глаза. — Почему ты мне это рассказываешь?
— Просто хотел узнать, род Павус случайно не родня Амеллов?
Альтус нахмурился, а затем в серых глазах промелькнуло искренне изумление.
— Знаешь, это самое запутанное признание, которое ты только мог сказать.
— Просто сейчас мы ещё можем сделать вид, что ты ничего не понял, а я просто рассказывал о своей жизни.
— Иди сюда.
Дориан встал в полный рост, и Каллен подал ему руку, помогая выбраться из ванны. Затем он взял полотенце и вытер Павуса.
— Пошли спать, капитан.
— Мы можем завтра умереть.
— Поэтому нужно набраться сил, чтобы шансы выжить были выше, — Дориан лукаво улыбнулся. — Сегодня в моём сне не будет демонов, и драться не придётся. Но я могу предложить кое-что поинтересней драки.
Они улеглись рядом на узкой кровати. Зрачки в серых глазах Дориана пульсировали в такт дыханию, а ещё он буквально мурлыкал заклинание, усыпляя.
— На этот раз без замка? — Резерфорд огляделся. Они оказались посередине лесной чащи в самый разгар летнего дня.
— Он мне приелся до оскомины, — на Дориане снова белые одежды и нет перстней, а его кожа как топлёные сливки. Маг отстёгивает перевязь с мечом от доспеха Каллена, пока храмовник возится с многочисленными ремешками на его мантии. Было бы намного быстрее, если бы они разделись сами, а не пытались раздеть друг друга, но на это просто не хватает силы воли. Во сне Резерфорд может себя не сдерживать. Здесь у него нет извращённых порывов причинить боль: укусить до крови или засунуть член в рот Павусу так, чтобы слёзы полились из серых глаз. Здесь он освобождён от лириумной ярости, и от этого каждое прикосновение к желанному телу прекрасней вдвойне. Он пропускает сквозь пальцы темные волосы. Гладит мускулистые плечи и спину. Павус тихо смеётся, запрокидывая голову, и Каллен целует его в шею, а затем проводит языком, упиваясь его вкусом и запахом. Во сне Дориан пахнет так же притягательно, как и в реальном мире.
— Голубые глаза тебе подходят больше, чем красные, — произносит альтус, обхватывая ладонями лицо Резерфорда. — Скажи, что завтра у нас всё получится.
— У нас всё получится, Дориан.
— Я тебе верю.
Каллен целует Павуса, мешая ему ещё что-то спросить. Слова только всё портят. Они могут проснуться в любой момент. Их даже может разбудить Максвелл, которому надоест торчать в обеденной комнате наедине с кружкой пива, вкуса которой он всё равно не чувствует. Поэтому Каллен целует и целует, касаясь своим языком языка Дориана и сжимая ладонями его ягодицы. В какой-то момент Павус отстраняется и толкает храмовника ладонями в грудь. Каллен падает, ожидая болезненного столкновения с землёй, но под спиной оказывается мягкая кровать с шёлковой простынёй.
— Мой сон — мои правила, — Дориан усаживается сверху, обхватив бёдра Резерфорда своими ногами. Они оба полностью обнажены, хотя Каллен точно помнит, что раздеться они так и не успели. Он решает, что у секса во сне есть много преимуществ. Когда Павус прижимает к губам храмовника свои пальцы, тот сразу берёт их в рот, посасывая. При этом он, не отрываясь, смотрит в глаза Дориану. Зрачки у мага расширены и в серых глубинах бушует желание. Каллен готов поклясться, что в его собственных глазах отражаются те же страсти. У Павуса тёмные ареолы сосков и Резерфорду хочется поласкать их языком, но его рот занят пальцами мага, поэтому он трогает затвердевшие горошины сосков ладонями. Он гладит Дориана по бокам, сжимает его бёдра до синяков и чувствует, что ему слишком мало. Ему нужно больше.
— Дориан…
— Знаю, — Павус щурится, растягивая себя влажными от слюны храмовника пальцами.
Каллен стонет, когда его член погружается в Дориана. Маг шумно выдыхает и начинает двигаться, опираясь ладонями о пресс Резерфорда. Храмовник пытается схватить Павуса за плечи и перевернуть, подминая под себя, но тот рычит и целует его, прокусывая нижнюю губу. Более чем непрозрачный намёк.
— В следующий раз будет по-моему, — обещает Каллен, слизывая свою кровь с губ Павуса. Внутри Дориана узко. Горячо. Можно только стонать от наслаждения. В его объятьях можно потерять себя. Резерфорд кричит, чувствуя, как Павус сжимается вокруг его члена. Его накрывает оргазм, и он кончает, просыпаясь. Всё тело гудит от пережитого удовольствия, а в штанах липко от спермы. Дориан лежит рядом на боку, положив руку под голову.
— Понравился сон, капитан?
— Более чем.
— Не стыдно?
— За что?
— За ночные поллюции, как у подростка.
— Смешно. Как будто у тебя не тоже самое.
— Кто знает, — Дориан улыбается, но на одно краткое мгновение Каллену чудится в его словах какая-то застаревшая горечь. — Иди, проверь как там твой лейтенант. Может, красные храмовники и не чувствуют вкуса, но напиваться всё равно умудряются, а с похмельем он нам завтра только мешать будет.
Резерфорд вытирается полотенцем под пристальным взглядом Дориана и старается при этом не покраснеть. Почти забытое, но такое приятно чувство смущения. Каллену казалось, что он уже на него не способен. Дориан как будто заново вдохнул в него жизнь. Склеил осколки, которые оставили после себя Амелл, Хоук и лириум.
Глава №5
На рассвете Дориан чертит мелом, взятым у дочки хозяина таверны, пентаграмму на полу их комнаты. Он зажигает в воздухе магические огоньки и читает заклинание. Когда рядом с Павусом материализуется серебристый полупрозрачный силуэт духа, Резерфорд обнажает меч, в любой момент ожидая, что дух попытается навредить его альтусу. Но тот лишь отвечает на вопросы тихим, шелестящим голосом, а затем исчезает. Храмовник всё ещё считает, что вызов духа был рискованной идеей, но зато теперь они знают, где находится нужный им амулет.
Они отправляются в Башню за час до полудня. Каллен сам выбрал это время суток. Оно самое удобное для нападения: ночной караул более бдительный, при свете дня никто не ждёт беды. Тем более что так они могут смешаться с толпой пришедших просить подачек дворян. Они проходят к Башне через неприметную калитку в саду, которая так сильно покрыта магической защитой, что у Резерфорда мурашки бегут по коже. Но Дориан касается её перстнем и калитка открывается. Это так легко, что у Каллена сердце сжимается от дурного предчувствия. Ему не терпится обнажить обмотанный в ткань меч, спрятанный под плащом, но они не просто так переоделись в лорда и прислугу. Поэтому ему остаётся лишь бессильно сжимать кулаки, сохраняя маскировку. Он опускает взгляд в пол, выказывая ложное смирение, когда они попадаются на глаза храмовникам. Пара из них — в лейтенантских доспехах — явно хотят развлечений. Один хватает Максвелла за косу, но второй отрицательно качает головой и восторженно присвистывает, снимая с Дориана маску.
— Я четвёртый сын тейна Марлиуса. И приехал сюда вместе со слугами, как почётный гость, — Павус пренебрежительно морщится, не выходя из роли. Маг явно пытается сохранить их инкогнито как можно дольше, ведь они не прошли и треть пути до Хранилища.
— Ты чище первого снега, сын тейна… Какая у твоего отца просьба к Совету? Я могу замолвить за тебя словечко, если ты будешь сговорчивым, — храмовник стягивает с руки латную перчатку, чтобы дотронуться до щеки Дориана. — Ты ведь понимаешь, о чём я?
— Лари, — второй рыцарь тянет друга в сторону.
— Квентин, от него же совсем не пахнет лириумом.… Не смей врать, что тебе это не нравится.
— И много ты знаешь людей с такой чистой кровью? — храмовник понижает голос, но Каллен всё равно его слышит. — У него серые глаза как у тех детей, что живут в Башне. Развлечения со слугами или мелкими лордами это одно, но если мы тронем одного из возможных «отцов», то наша смерть будет очень медленной. Помнишь, что случилось с Георгом, когда он попытался распустить руки с женщиной, которую Старший включил в список «матерей»?
Храмовник оглядывается на Павуса, и в его рубиново-красных глазах отчётливо видна борьба осторожности с похотью. Однако лейтенантами, даже в этом загнивающем мире, не назначают совсем уж идиотов. Поэтому осторожность побеждает, и храмовники не трогают Дориана. Они даже отпускают Максвелла, хотя одному из них явно понравились его рыжие волосы.
— Если в своём времени встречу этих идиотов, то поломаю им руки, — рычит Максвелл, перебрасывая косу через плечо. — А потом выбью зубы и заставлю…
— Тише. Нас могут услышать, — Дориан снова скрывает маской лицо и оставшийся путь до огромных двухстворчатых дверей, возле которых стоят магические стражи в виде каменных грифонов, готовых убить любого воришку, они доходят без происшествий. Павус мимоходом хлопает одну из оживших статуй по носу, и те лишь поворачивают каменные головы, пропуская их.
— Я думал, что в Хранилище никого не будет, — Каллен невольно хмурится, замечая возле одного из стеллажей женщину в чёрном платье с красными узорами.
— Оно не закрыто от посещений. Старший считает, что избранные должны иметь свободный доступ к научным исследованиям. Это нам на руку. В противном случае амулет был бы под такой защитой и охраной, что нам бы и армия не смогла помочь до него добраться.
Они проходят несколько залов, заполненных стеллажами с артефактами и книгами, пока не находят тот, на который указывал вызванный Дорианом дух. Павус берёт амулет и внимательно рассматривает его. По тому, как напрягаются его плечи, храмовник понимает, что что-то не так.
— Дориан?
— На нём сигнальные чары. Они ждали, что я приду за ним, — маг сжимает амулет в ладони. — Мне нужно время, чтобы отправить нас обратно.
— Значит, будем отбиваться или прятаться, — Каллен хватает Павуса под локоть и практически тащит за собой. — Колдуй.
В прорезях маски серые глаза кажутся более насыщенного цвета. Резерфорд вглядывается в зрачки мага, ища признаки паники, но Дориан спокоен. Он начинает творить заклинание, а Каллен и Максвелл достают мечи, потому что слышат приближающие шаги закованных в броню войнов.
— Дориан! — впереди красных храмовников выступает пожилой мужчина в тёмной мантии и с магическим посохом с рубином на вершине. Павус раздражённо дёргает плечом, продолжая скороговоркой произносить заклинание.
— Тебе не нужно возвращаться назад, сын мой. Старший, в милости своей, не винит тебя в побеге. Он даже согласен помиловать этих храмовников.… Не делай глупостей, сын.
Каллен кидает «иссушение» и заклинание мужчины рассеивается, так и не достигнув Дориана.
— Капитан Резерфорд, не так ли? Вы же понимаете, что вам незачем возвращаться. Вас не объявят дезертиром. Вам даже дадут повышение за возвращение Родоначальника, — мужчина улыбается, но взгляд у него такой, что можно порезаться.
— Я привык не доверять магистрам.
— Но моему сыну вы же поверили.
— А он не магистр, — Каллен улыбнулся. — Он альтус.
— Что ж, я давал вам шанс.… Не вини меня потом в их смерти, Дориан, — мужчина машет рукой, и храмовники обступают их полукругом, тесня к стене. Они не особо спешат нападать, уверенные, что добыча не скроется.
— Ты не сможешь завершить заклинание, сын.
— Ты всегда меня недооценивал, отец, — Дориан бросает амулет, но тот не падает, а зависает в воздухе. Свечение вокруг него усиливается, превращаясь в зелёный вихрь временного портала.
— Что? Как? — пожилой маг подаётся вперёд. — Я лично испортил амулет. Он не должен был сработать! Остановите их! Сейчас же!
Каллен скрещивает клинки с ближайшим храмовником, отступая. Лишь увидев, что Дориан шагнул внутрь, капитан полоснул клинком по лицу одного из особо настырных войнов и бросился к порталу. Толчок.… Перед глазами начинает темнеть. Краем ускользающего сознания он уловил боль в спине. Кто-то напоследок сумел его достать.
Автор: Неудачный день
Бета: Ара-Ара
Иллюстраторы: Mor-Rigan (Арт 1, Арт 1,2), Morwgh (Арт 2, Арт 3, Арт4)
Категория: слэш
Рейтинг R - NC-17
Жанр: ангст, драма
Персонажи/Пейринг: Каллен/Дориан
Саммари: Старший явился из Чёрного города и заставил весь мир склониться перед собой. Небо разрывают раны, открывающие дорогу демонам, а земля и люди гибнут от красного лириума, прорастающего из них. И в этом умирающем мире альтус смог уговорить красного храмовника найти потерянный амулет и повернуть время вспять.
Предупреждения/примечания: насилие, много смертей (как в каноне)
Ветки, собранные для костра, были влажными, и их не сразу получилось поджечь, да и потом они больше чадили, чем горели. Впрочем, в огне не было никакой надобности: красный лириум согревал изнутри. Они разводили костры по привычке, а ещё для тех из магов, которых Старший оградил от принятия красной отравы, посчитав достаточно ценными. Почти все избранные маги были бывшими тевинтерцами. Ходили слухи, что Старший тоже был родом из Империи. Но мало кто верил в эти слухи — Старший был богом, а у богов нет родины, им принадлежит весь мир.
— Узнаю этот взгляд, капитан. Задумались о смысле бытия?
— Разве вы не должны сейчас спать и набираться сил перед завтрашним марш-броском, господин магистр?
— Альтус, — раздражённо поправил маг, присаживаясь на расстеленный возле костра плащ красного храмовника. — Так близко к разрывам сон скорее вымотает, чем придаст сил. Надоело ночи напролёт отбиваться от кучки озабоченных демонов, которые почему-то уверены, что миска винограда и накачанные торсы заставят меня потерять голову и сказать им «да». А почему вы не спите, капитан? Тоже досаждают демоны?
— У меня бессонница. Побочный эффект от принятия красного лириума.
— Так у вас красные глаза из-за недосыпа? — у мага были серые глаза, оттенка грозового неба. Бывшему храмовнику почти нравилось смотреть в них, потому что это были, чуть ли не первые за последние полгода, глаза человека не светящиеся изнутри красным светом.
— Нет, из-за лириума, — красный храмовник улыбнулся, протягивая руку. — Каллен Резерфорд.
— Дориан Павус, — пальцы мага были унизаны золотыми перстнями, а сама ладонь была прохладной в противовес пылающей жаром кожи Каллена. — О, да вы греете лучше этого загасающего костра, капитан!
— Это из-за лириума.
Павус наклонился вперёд и лукаво улыбнулся.
— Я знаю.
От мага пахло вереском и немного пылью и потом, но не было и намёка на горьковато-кислый дурман лириума. Ни красного. Ни синего. В последнее время сложно было встретить человека с настолько чистой кровью. И это должно было насторожить: так сильно в новом мире оберегали только ближайшее окружение Старшего.
«Нет», — Каллен мысленно себя одёрнул. — «Старший не стал бы рисковать одним из своих Родоначальников. Скорее всего, этот маг не отец будущих поколений, а просто крайне везучий тевинтерский маг».
— Что думаете о нашем задании, капитан Резерфорд? — маг не спешил вырывать свою ладонь из пальцев Каллена и красный храмовник сам аккуратно отстранился. Встав, он отошёл к своей палатке, но лишь затем, чтобы вернуться с ещё одним плащом и накинуть его на плечи Павуса.
— Ваше обнажённое плечо буквально кричало, что ему холодно. Весьма непрактичный наряд для марш-броска.
Маг склонил голову набок, потёршись щекой о меховой воротник плаща. Глаза у него при этом были чрезвычайно лукавые. Каллен так давно не видел глаз, не переполненных болью, яростью или отчаянием, что сейчас чувствовал себя утопающим, которому наконец-то удалось глотнуть немного спасительного воздуха.
— Так что вы думаете о нашем задании, капитан Резерфорд?
— На всё воля Старшего.
Павус фыркнул, как кот, наступивший в лужу и раздражённо отряхивающий лапу.
— Не смейте включать тупого солдафона, Каллен. Вам не идёт. Или вы боитесь, что я доносчик?
— В моём отряде и так достаточно доносчиков, чтобы подсылать ещё и вас, магистр.
— Альтус. А лучше просто «Дориан». Эти расшаркивание и бесконечные «вы» нагоняют на меня сон, а спать мне нельзя.
— Я мог бы помочь с демонами, если бы вы… ты… взял меня в свой сон.
— Ферелденец, который напрашивается на использование магии. Если до этого я сомневался, то теперь точно уверен — мир сошёл с ума.
— А ведь я ещё храмовник.
— Я заметил, — маг улыбнулся, но затем уже серьёзно уточнил: — или ты намекаешь на то, что был храмовником и до Великого Преображения?
— Служба лжепророчице Андрасте, церковные обеты и ловля магов, сбежавших из Круга. Всё как в героических балладах.
— На моей родине такие рассказы считались страшилками, — Павус встал, кутаясь в плащ Каллена. — Твоя палатка ближе, но в моей явно лучше постель. Пошли, если не передумал насчёт помощи с демонами.
— Что-то мне подсказывает, что ты изначально подсел ко мне для того, чтобы ей заручиться.
— Я не настолько коварен. Просто хотел поговорить с чуть ли не единственным человеком в этом отряде, который всё ещё выглядит как человек, а не как красный лириум на ножках.
— Маги не выглядят как лириум на ножках, а их тут больше одного.
— Ну что тут скажешь, у меня есть слабость к мужчинам в доспехах.
Каллен снова улыбнулся, поймав себя на том, что за этот вечер он улыбался чаще, чем за весь последний год.
Шатёр Павуса был фиолетовым с золотыми узорами и внутри весь устлан коврами, шкурами и подушками. Лишь в углу нашлось место для двух сундуков, на одном из которых сейчас лежало зеркало. Каллен поспешно отвернулся, не желая видеть свою бледную кожу и красные глаза, а ещё черный доспех с пылающим мечом — символ красных храмовников. Павус разлил по серебряным кубкам вино, протянув один Каллену.
— Ты же понимаешь, что это напрасная трата продукта? Вкусовые рецепторы атрофируются у принимающих красный лириум одними из первых.
— Этот вкус ты почувствуешь, — маг отсалютовал своим кубком. — За крепкий сон без демонов.
Резерфорд усмехнулся, делая глоток, и подавился от неожиданности, потому что на языке расцвёл давно забытый вкус антиванского золотистого вина.
— Я же говорил, — Павус выглядел чрезвычайно самодовольным. — Моя последняя разработка. Несколько капель моего особого зелья в любое питьё и можно наслаждаться самыми изысканными вкусами. К сожалению, с твёрдой пищей пока что не получается, но я над этим работаю. Считай это платой за помощь с демонами.
Маг опустился на шкуры, подтягивая к себе поближе подушки. Каллен лёг рядом, решив не снимать доспех. Зрачки в серых глазах Дориана пульсировали в такт дыханию, а ещё он буквально мурлыкал заклинание, усыпляя.
**************
Красный храмовник открыл глаза уже в просторных апартаментах какого-то дворца. Из окон в комнату лился тёплый свет, а небо было чисто-голубым без малейшего намёка на зелень многочисленных разрывов.
— Красивый сон, Дориан.
— Если бы ты знал, как он мне приелся, — маг встал за плечом Каллена, тоже смотря в окно. — Но ты прав, кое-что здесь довольно красиво. Я, например.
Храмовник обернулся, разгадывая Павуса. Чёрное одеяние мужчины стало белого цвета, но в остальном осталось таким же — даже оголённое правое плечо присутствовало. Разве что здесь, во сне, кожа Дориана была более смуглой, как топлёные сливки. А в остальном тот же лукавый блеск серых глаз, идеально уложенная причёска и усы. Разве что на пальцах не осталось ни одного перстня.
— Так и знал, что у тебя голубые глаза.
Каллен вздрогнул, понимая, что потусторонний мир «смыл» с него изменения последних лет. Даже доспех сейчас был старый — лейтенанта-храмовника из Киркволла. Вокруг пахло благовониями и слышалось пение птиц. Дориан вёл его по просторным коридорам, рассказывая о каких-то проделках своих школьных лет, но Каллен просто слушал его голос, не вникая в слова.
— Я настолько скучный собеседник?
— Нет, просто…
— Синее небо и нормальный воздух. Это шокирует и опьяняет, — Павус махнул рукой в сторону бокового коридора и Каллен успел заметить, как лицо с фиолетовыми глазами растворилось в воздухе. — Не забывай, что мы в моём сне. Они только и ждут, когда мы полностью расслабимся. Эти твари умеют подгадывать момент.
Каллен мысленно отвесил себе подзатыльник. Как он умудрился настолько расслабиться? Повёл себя хуже мальчишки-новобранца.
Они ещё немного побродили по коридорам, прежде чем выйти в просторную залу с кушетками и фонтанами. На кушетках лежали красивые полуобнажённые мужчины. Проходя мимо одного из них, Дориан забрал протянутую ему чашу с очищенным виноградом.
— Хочешь?
— Твоё зелье же не срабатывает с твёрдой пищей.
— Это мой сон и мои правила.
Храмовник положил в рот пару виноградин. Ещё до Великого Преобразования он редко позволял себе вкусовые изыски, соблюдая многочисленные религиозные посты, а теперь жалел об этом, утратив навсегда способность наслаждаться вкусом пищи.
— Дориан, как я рад тебя видеть! — быстрым шагом к ним двинулся молодой мужчина с очень коротко подстриженными тёмными волосами, одетый как тевинтерский аристократ.
— А вот это уже слишком, Прелесть, — зло процедил Павус, роняя чашу с виноградом на мраморный пол. На кончиках его пальцев забегали искорки готовой сорваться электрической молнии.
— Дориан, это же я. Феликс, — мужчина протянул ладонь, явно намереваясь погладить мага по щеке, но тот отстранился.
— Каллен, я не смогу ударить эту тварь, когда она выглядит, как… выглядит вот так.
Меч у красного храмовника тоже изменился — не иссиня-чёрный клинок с драконом на рукояти, а серебристо-белый с головой льва. Старое, проверенное в многочисленных схватках оружие. Им было легко перерубить демона Искушения пополам.
— А сейчас повеселимся! — заклятие молнии прорезало залу, раня сразу нескольких вскочивших с кушеток мужчин. Впрочем, они недолго оставались мужчинами. Их тела изогнулись, деформируясь, и уже через пару мгновений альтус и храмовник оказались в окружении крылатых демониц с фиолетовой кожей.
— Ты так ослаб, наш прекрасный Дориан.
— Тебе понадобилась помощь храмовника, маг?
— Тебе больно вспоминать Феликса, наш любимый альтус?
— Ты плохой друг, Дориан.
— Ты неблагодарный сын, Дориан.
— Ты так слаб…
— Придумайте что-нибудь новенькое. Повторяетесь, — во сне магу был не нужен посох, чтобы колдовать, но всё же через пару заклятий длинный посох с тремя изогнутыми чёрными змеями на навершии материализовался в руках Павуса. Каллен встал спиной к Дориану, не чувствуя по этому поводу никакой неуверенности. Такое забытое ощущение. Как давно он позволял кому-либо прикрывать свою спину?
Когти у демониц острее бритвы и режут металлический доспех как бумагу. Каллен знает, что раны исчезнут, как только они проснутся, но это всё равно больно. Впрочем, последние пару лет боль его постоянный спутник, ведь красный лириум, пускает в нём свои корни и лишь вопрос времени, когда кристаллы начнут прорывать кожу, прорастая наружу.
— Мы будем ждать тебя, Дориан! Мы всегда будем ждать тебя здесь, наш прекрасный альтус!
Резерфорд открыл глаза одновременно с Павусом. В ушах ещё звенели истошные вопли демониц, упустивших добычу.
— И так каждую ночь?
— Только если рядом разрывы.
— Сейчас сложно найти место, рядом с которым нет разрывов.
— Парочка таких есть, — Дориан явно не хотел заострять на этом внимания и Каллен решил не настаивать, тем более что несмотря ни на что впервые за месяц чувствовал себя по-настоящему выспавшимся. — Капитан, да ведь ты провёл у меня всю ночь. Уверен, мы положили начало жутким и пикантным слухам.
— Не будет никаких слухов.
— Люди резко перестали любить сплетни?
— Мои люди знают, что сплетничать обо мне чревато, — храмовник встал, невольно бросая взгляд в зеркало — никаких голубых глаз, они снова красные. — Мне понравилось вино. Две бутылки — и я готов приходить в твои сны каждую ночь. Только с одним условием.
— И каким же?
— В следующий раз ты дашь мне время насладиться виноградом.
Дориан засмеялся, снимая с себя плащ Каллена, но, не отдавая его храмовнику, а пряча в один из сундуков.
— Что? У тебя всё равно их два, а я мёрзну ночами.
— Всё тевинтерские маги такие наглые?
— Все, но я особенно, — Дориан уселся возле зеркала, разложив рядом с собой какие-то баночки, расчёски и щётки. Посчитав это более чем непрозрачным намёком, храмовник покинул его шатёр. На востоке уже занимался рассвет и лагерь постепенно просыпался. Маги пока что не вылезли из своих шатров, но храмовники уже чистили и поили лошадей, готовя их к дальней дороге.
— Хорошо провели время, капитан? — храмовник с перекошенным из-за проросшего кристалла лицом пошло усмехнулся, косясь в сторону шатра Дориана. Не сбавляя шага, Каллен обнажил меч и ударил наискосок. Иссиня-чёрный клинок резал плоть подчинённого так же легко как и его серебристо-белый собрат — демонов Искушения.
Глава №2
Это задание красные храмовники получили в непримечательном сером конверте с такой магической защитой, что капитан Резерфорд смог прочитать его лишь оставшись в своём кабинете один и намазав восковую печать письма своей кровью. Приказ был написан мелким, кривоватым почерком Самсона — самого верного и приближенного к Старшему храмовника. Разведка доложила, что близ Редклифа снова начали пропадать храмовники и венатори и что на этот раз это происки не повстанцев, а предателя из магов. Некого Гериона Алексиуса. Был приказ захватить, допросить и доставить в Башню Старшего для ещё одного допроса и последующего суда. Бог нового мира не жаловал предателей и весьма показательно разбирался с ними. Для поимки предателя Старший даже выделил восемь магов и лишь двое из них были со следами красного лириума на лице. В этом деле за милю воняло политикой, а Каллен, еще будучи простым храмовников в Редклифском Круге, уяснил, что обычным воякам лучше держаться от политики подальше.
— И снова мысли о бренности бытия, — Дориан слегка дёрнул поводья и его конь стал идти вровень с жеребцом Резерфорда. На волосах мага, а так же ресницах и усах поблёскивали снежинки. Снег шёл с самого утра, сильно выматывая лошадей и замедляя продвижение. Маги пару раз пытались наколдовать нужную погоду, но после часа затишья снег начинал сыпать в два раза сильнее, как если бы природа пыталась восполнить минуты простоя.
— Никаких мыслей.
— Да неужели? — альтус широко распахнул глаза, деланно удивляясь. Как успел заметить храмовник, Дориан вообще любил театральность в жестах и мимике. Зачастую подобное в людях Резерфорда раздражало, но у Павуса всё смотрелось настолько к месту, что вызывало совсем противоположные чувства.
— Ни за что не поверю, что под этими золотыми кудряшками гуляет ветер.
— Там настоящий ураган.
Маг улыбнулся, пряча улыбку в пушистый воротник не так давно конфискованного у Каллена плаща.
— Дориан, я хотел спросить… — Резерфорд резко оборвал себя и поднял руку раскрытой ладонью вверх, приказывая отряду остановиться. — Нас окружили.
Павус молниеносно выхватил прикреплённый за спиной посох — полностью идентичный тому, что был у него в сновидениях.
— Но, капитан, здесь нико… — один из красных храмовников повернулся к Каллену, но так и не успел договорить свою фразу, получив стрелу в шею.
Резерфорд пришпорил коня, приказывая всем следовать за собой. Сейчас они находились в низине, представляя собой прекрасные мишени. Чтобы дать достойный отпор им нужно выбраться на возвышенность. Вокруг капитана вспыхнуло синее поле магического барьера. Захотелось оглянуться и убедиться, что его накинул Дориан, но храмовник на корню подавил настолько глупый порыв.
— Взять двоих живьём! — прорычал Каллен, натягивая уздечку и заставляя коня остановиться лишь пару метров не добежав до мерцающей в снегу руны огненной ловушки. — Дориан?
— Такие нужно замораживать. Холод не моя специализация, — маг нахмурился, а затем его лицо озарила самодовольная улыбка. Один взмах рукой — и двое ближайших мертвецов резво вскочили на ноги и бросились в ловушку, сгорая, но при этом полностью истощая её. Теперь путь был открыт. Засада в удачном месте помогла неприятелю получить преимущество в первые минуты атаки, но затем красные храмовники и маги выбрались из низины и расклад полностью поменялся. Резерфорд понимал, что если бы не магическая поддержка, то его отряду вполне мог бы наступить конец, ведь пока они поднимались, на них дважды обрушивали камни, которые испепеляли или вымораживали маги. Среди нападавших тоже был маг, точнее магесса. Пожилая, седовласая женщина чем-то напомнившая Винн — целительницу из Ферелденского Круга. Её и ещё троих повстанцев удалось взять живыми. К магессе сразу же применили «иссушение», лишая возможности колдовать.
— Мне нужны лишь двое.
Дориан шумно выдохнул, когда лейтенант-храмовник снёс головы двоим повстанцам. Капли их крови веером разлетелись по снегу, почти касаясь мысков чёрных сапог Павуса. Маг остался стоять на месте, но Каллен был готов поклясться правой рукой, что альтус хотел отступить назад.
— Будьте вы прокляты, — прорычал оставшийся в живых повстанец. У него был изношенный доспех, всклоченная борода и полубезумный взгляд. А ещё по краям его зрачков был красноватый ободок. Мужчина явно был из бывших шахтёров. Заразился лириумом, не принимая, а добывая его.
— Я капитан красных храмовников Каллен Резерфорд и я обещаю, что если вы ответите на мои вопросы, то умрёте быстро и безболезненно. Однако если вам захочется геройствовать, то вас начнут пытать. По очереди. За каждый ответ, который мне не понравится, у вашего товарища будут вырезать кусок плоти и скармливать вам.
— Чудовище, — женщина окинула Каллена ледяным взглядом полным бессильной ярости и презрения. — Можешь резать нас, можешь скормить своим монстрам или сжечь, но мы ничего тебе не скажем.
— Сколько вас? Где расположено ваше убежище? Откуда вы знали о том, что мы пойдём этой дорогой?
Женщина поджала губы, а мужчина презрительно сплюнул кровавую слюну под ноги Каллену. Резерфорд кивнул, и его исполнительный лейтенант достал кинжал и отрезал повстанцу ухо. Сразу же двое храмовников подскочили к женщине: один заламывал ей руки, а второй пытался разжать лезвием зубы, чтобы запихнуть в рот отрезанное ухо.
— Умеете вы испортить аппетит, капитан. Теперь сутки есть точно не смогу, — Дориан поморщился, стягивая с плеч плащ Каллена. — Возвращаю. Боюсь, что меня на него сейчас стошнит.
— Неженка, — усмехнулся кто-то из храмовников и его поддержали нестройным хором смешков.
— Надеюсь, ваш допрос не затянется надолго, капитан. У нашего отряда есть более важное дело и с каждой минутой его удачное завершение становится всё более сомнительным. Как вы собираетесь объяснять Старшему, что упустили предателя, потому что были заняты пытками деревенщины и старухи?
Каллен уловил периферийным зрением движение в воздухе и успел толкнуть альтуса в снег. Кинжал, который метнула разбойница, до этого весьма успешно скрывавшаяся от всех «теневым плащом», пролетел поверх плеча Резерфорда. Женщина разочаровано вскрикнула и бросилась в атаку с пустыми руками. Она явно хотела схватить Павуса за шею. Маг вскинул руку, отбрасывая её в сторону звуковым ударом. Возникшей суматохой воспользовалась старая магесса. Она выхватила меч у ослабившего бдительность храмовника и порезала себе вены. Воздух сразу же задрожал от использования самого мерзкого вида магии — магии крови.
— Малефикар, — Дориан откатился в сторону, избегая столкновения с летящим ему в грудь «каменным кулаком». — Даже в этом гнилом мире вы остаётесь самыми паршивыми тварями.
Магесса засмеялась, сильнее вдавливая лезвие в руку и практически перерубая её напополам. Мужчина-повстанец тоже попытался завладеть оружием, но в этот раз храмовники были начеку и ему перерезали горло раньше, чем он смог помочь своим соратникам. С разбойницей же, оказалось неожиданно сложно справиться. Она ловко уворачивалась от ударов клинков закованных в массивную броню храмовников. От заклинаний магов её успевала защитить магесса.
— Кажется, эти дамы нацелились на тебя, Дориан, — Каллен рывком задвинул Павуса себе за спину, решив, что маг способен бросаться своими заклинаниями и из-за его плеча, но так его шансы дожить до окончания битвы намного выше.
— Могу отметить, что у них великолепный вкус.
Потеряв остатки благоразумия, малефикар призвала на свою защиту демонов отчаяния, которые, подчиняясь воле призвавшей из магессы, практически игнорировали остальных людей, стремясь добраться до Дориана. Их истошные крики и исходящий от них промозглый холод вызывали у Резерфорда глухое раздражение, как паутина, прилипшая к меховому воротнику.
— Раздели их, — обронил храмовник, уверенный, что, несмотря на шум сражения, Павус его услышит. — Ледяная стена подойдёт.
— Я же говорил, холод — не моя специализация, — Дориан ударил концом посоха по земле, оплавляя снег. От его ног к магессе и разбойнице зазмеилась красная трещина, которая взмыла ввысь огнём, отделяя женщин друг от друга.
— Малефикара беру на себя, — Каллен бросился к старухе, творя на ходу «святую кару». Почти забытое умение сорвалось с кончика клинка, когда тот уже пронзил грудь магессы. Та даже не успела охнуть, молча завалившись набок с начавшими стекленеть глазами. Демоны, лишившись привязки к вызвавшему их магу, разлетелись в разные стороны, атакуя теперь не только выжигающего их огнём Павуса.
— Синти! — разбойница бросилась к старухе, но огненная стена не позволила ей приблизиться. Бессильно топнув ногой, женщина поймала взгляд Каллена, а затем её силуэт подёрнулся серой дымкой и стал практически неразличим за магическим пламенем. Времени, которое понадобилось Резерфорду, чтобы оббежать огонь, женщине хватило, чтобы покинуть место схватки.
— В следующий раз её поймаешь, Каллен. Малефикар явно была ей дорога. Теперь она будет мстить.
— Я понял, почему они устроили засаду. Они хотели убить тебя, — храмовник вытер лезвие меча снегом. — Есть догадки?
— Одна.
— Дориан, мне каждое слово из тебя вытягивать?
— А ты отрежь мне ухо и попытайся меня им накормить. Вдруг быстрей дело пойдёт, — когда Павус злится, глаза у него светлеют.
— Отвратительные вещи быстрее развязывают языки, — Резерфорд подозвал к себе своего жеребца и, вскочив в седло, подхватил не успевшего возразить Павуса и усадил перед собой.
— Вот теперь слухов точно не оберёшься, — по тону было непонятно, злится маг, или уже успокоился.
— Я говорил: мои подчинённые не посмеют сплетничать, — держа одной рукой поводья, а второй придерживая Дориана за талию, храмовник направил коня вперёд, подальше от тел повстанцев. — Николас, Гейнар, Рефорд! Обыщите трупы, а затем сожгите! Остальным пройти сто вёрст вперёд и разбить лагерь! Нужно позаботься о раненых… Дориан, ты случайно не целитель?
— Я — некромант. У магов моей специализации крайне плохо обстоит дело с лечением. Могу разве что синяки убрать и зелье сварить, — альтус оглянулся через плечо, хмуря красиво очерченные брови. — Остальные повернули направо.
— Просто хочу тебе кое-что показать… Я был в этих местах, когда ещё служил в Редклифском Круге. Оттуда сбежал один маг. Тот ещё мастер побегов, — Каллен тряхнул головой, прогоняя непрошенные воспоминания, ведь рядом с именем этого мага-беглеца было похоронено в задворках сознание имя ещё одного мага… нет, не вспоминать. — Так вот… наш отряд облазил эти края вдоль и поперек, и я запомнил пару неплохих мест.
— Где-то здесь прячется разбойница, чью подругу ты убил.
— Уверен, она сбежала планировать месть подальше от нас. Если когда и нужно её остерегаться, то не сегодня.
Следующие восемь минут они ехали молча. Каллен пару раз подался вперёд, касаясь кончиком носа волос Дориана. От мага совершенно не пахло лириумом, и эта чистота буквально сводила с ума.
— Пещера. Серьёзно?
— Самое лучшее — внутри, — Резерфорд слез с жеребца, и Павус тоже спрыгнул на землю. — Чувствуешь?
— Влагу? Да. Здесь подземная река? С чего ты взял, что мне это будет… — альтус замолчал, разглядывая представшее его взору озеро с поднимающимся от поверхности белым паром.
— То ли древняя магия, то ли шутка природы, но здесь бьют горячие ключи. Они и нагревают озеро.
Дориан засмеялся.
— А ты умеешь использовать не только «кнут», но и «пряник». Обману, если скажу, что такой вид допроса нравится мне не больше чем пытки, которым ты пытался подвергнуть повстанцев. Так любишь быть в курсе всего, капитан?
— Положение и должность обязывают.
Дориан присел на корточки у кромки берега, опуская ладонь в воду.
— Ты хотел узнать у повстанцев, от кого они получили сведения о нашем маршруте?.. От меня.
Каллен положил ладонь на рукоять меча.
— Не нужно шутить такими вещами, Дориан. Старший жестоко карает предателей.
Павус снял с шеи мутно-белый кулон на цепочке.
— Старая магия. Переговорное устройство. Оно всегда парное. Через него можно связаться с человеком хоть за тысячу миль, а можно выследить его местоположение.
— Второй находится у Гериона Алексиуса? — Каллен протянул руку, и маг вложил ему в ладонь свой амулет. — Связь работает в оба направления? Значит, ты можешь сказать, где находится мятежник?
— Не могу. Он испорчен. Работает только на приём.
— Так почему ты его не выбросил? Сохраняя его, ты подвергаешь всех нас опасности. Сколько ещё засад Алексиус сможет организовать, доподлинно зная наш маршрут?
— Я знаю, что совершил глупость! — Дориан сжал ладони так сильно, что у него побелели костяшки пальцев. — Но я просто не мог избавиться от последнего подарка своего друга! Вот такой я сентиментальный идиот!
Каллен бросил амулет под ноги, а затем наступил на него, кроша в пыль хрупкую конструкцию. Павус отвернулся, не спеша раздеваясь. Одежду он сложил на ближайшем камне, а затем шагнул в воду, погружаясь по пояс. Резерфорд рассматривал широкие плечи и красиво очерченные мускулы. Без одежды Дориан был ещё красивее, чем в ней.
— Не присоединишься, Каллен?
— Не люблю горячую воду.
— Зато любишь наблюдать?
— Если бы ты не хотел, чтобы я смотрел, то сказал бы мне отвернуться.
— А ты бы послушался?
— Я убийца, палач, наркоман, изъеденный красным лириумом, но не насильник. Я понимаю, когда мне говорят «нет». Ты не говоришь.
Павус тихо засмеялся, беря горсть воды в ладони и умывая лицо.
— Почему Алексиус хочет тебя убить?
— Он винит меня в смерти своего сына… Алексиус был моим учителем. Он принял меня в свою семью, а его сын — Феликс — стал мне другом. Единственным. Как маг он был крайне слаб, но зато увлекался математикой и был просто замечательным человеком, — Дориан обернулся, его губы искривила горькая усмешка. — Я не буду изливать тебе душу, храмовник. Ты хотел знать, почему тот отряд пытался меня убить? Теперь знаешь: потому что их послал человек, ненавидящий меня больше всего на свете.
Каллен сел на каменный пол пещеры. Холод от камней он практически не чувствовал — горящий в крови лириум согревал достаточно сильно. А вот вода в озере доставила бы массу неприятных ощущений. Резерфорд уже больше года мог умываться только тёплой или холодной водой.
— Я не подумал о полотенце.
— У меня есть подходящее заклинание, — Павус поморщился, ступая босыми ногами на холодные камни. Один щелчок пальцев и вокруг него вспыхнул рой из огненных искорок, мгновенно высушивая.
— Вишанте каффар! … после озера, кажется, что стало ещё холодней.
— Магистр, подхвативший простуду. У моих подчинённых будет повод позубоскалить.
— Альтус, — Дориан принялся одеваться. Его кожа покрылась мурашками, и он так торопился, что не смог сразу попасть руками в рукава.
— Алексиус уже должен был заметить, что мой амулет разрушен. Теперь он затаится так, что мы вечность будем его искать.
— Не затаится, — Каллен свистнул, подзывая жеребца. — Ты сам сказал, что он ненавидит тебя больше всего на свете. Он сам станет искать нас, чтобы отомстить.
— Ты прав, — на этот раз Павус увернулся, не позволяя храмовнику затащить себя на коня. Он забрался сам, прижавшись грудью к спине Резерфорда. — Нам пора в лагерь. И если ты способен заставить молчать своих подчинённых, то я такой властью над собратьями-магами не обладаю. Хватит давать им повод для сплетен.
— Тебе настолько не всё равно, что они скажут или подумают?
— Не в этом дело.… Считай, что я о твоей безопасности беспокоюсь.
— Ты женат, и твоя жена может превратить меня из ревности в лягушку?
— Жена? — Павус засмеялся. — Нет-нет… Женщины — это…
— Не твоя специализация.
— Можно и так сказать.
— Значит, ревнивый любовник?
— Скажем так, начальник.
— Какое ему дело до того, с кем ты проводишь время?
— Это долгая история, — по тону Павуса было понятно, что он не намерен углубляться в эту тему.
— Ты помнишь, что должен мне вино?
— О вине я никогда не забываю. У меня припрятана бутылочка настоящего тевинтерского и доска с фигурами. Сыграем?
— Сыграем, — Каллен посмотрел на покрытое разрывами небо. За последние пару лет он возненавидел зелёный цвет. Хорошо, что у Дориана серые глаза.
Теперь, когда Павус сидел сзади, Каллен не мог вдыхать его запах, поэтому он не видел смысла растягивать прогулку и пришпорил коня, заставляя того перейти на галоп. Холод не мешал Резерфорду, но он понимал, что разгорячённому после купания в озере Павусу лучше скорее оказаться в тепле шатра с бокалом вина в руке. А уж Каллен составит ему компанию. Правда уже, после того как переговорит с глазу на глаз с остальными магами и убедит их, что сплетничать невежливо, и вообще, сплетни плохо влияют на здоровье и продолжительность жизни.
Глава №3
В лакированном ящике с серебряной защёлкой самая нужная и самая отвратительная в жизни Резерфорда вещь — набор для обработки лириума. Символ его ничтожности и зависимости. Каллен аккуратно соскребает с красного кристалла стружку в пробирку, а затем закрепляет её в штативе и нагревает. Лириум извивается как живой. Впрочем, одна из теорий о лириуме гласит, что он представляет собой некое подобие жизни. Эту необходимую для жизни отраву нужно применять в жидком виде. По консистенции он как кисель. Вот только кисель не выворачивает все внутренности наизнанку, не бежит огнём по пищеводу и венам, не скручивает тело дикой смесью боли, ложного ощущения всемогущества и похоти. Сегодня день выдачи лириума храмовникам. Вначале Каллен позволял подчинённым самим решать, сколько и когда они принимают, но быстро понял, что у многих не хватает выдержки вовремя остановиться, и взял приём лириума под свой контроль. Теперь половина храмовников получала его в четверг, а остальные в воскресенье — каждую неделю на вечерней стоянке перед сном. Давать лириум всем одновременно было бы опасно. Слишком агрессивными и неуравновешенными становились храмовники на ближайшие пять часов после его приёма. А так одна половина отряда могла проконтролировать вторую. Но, несмотря на все предостережения, всё равно случались стычки, драки и изнасилования. Последние — если рядом с храмовниками оказывались мирные жители или провинившиеся маги, которые чем-то насолили начальству из венатори.
Каллен залпом выпил свою порцию лириума, привычно обжигая язык. Пригибающая последнее три дня к земле слабость сразу же исчезла, так же как и изнуряющая, но давно привычная боль. Впрочем, боль ушла не вся, но стала практически незаметна под ворохом нахлынувших ощущений. Каллен аккуратно промыл и насухо вытер набор, прежде чем убрать его в ящик до следующего четверга. Накинув плащ, скорее в силу привычки, а не потому, что он был ему нужен, Резерфорд покинул свою палатку. Остановился он уже схватившись пальцами за полог шатра Дориана. Нет. Слишком опасно. Слишком велик соблазн и ослаблен самоконтроль. Развернувшись, Каллен отправился к импровизированной тренировочной площадке, на которой принявшие сегодня лириум храмовники пытались спустить пар.
— Капитан, — лейтенант отсалютовал Резерфорду мечом, предлагая поединок. — На что спорим сегодня?
— Могу предложить зелье, которое позволит насладиться питьём, как в старые времена. Есть равноценная ставка?
Лейтенант нахмурился, честно пытаясь вспомнить, есть ли у него что-нибудь достаточно ценное.
— К сожалению, — мужчина развёл руками. — Впрочем.… У меня остался набор ароматических масел от той куртизанки, что я таскал с собой те два месяца в Орлее.
— Задница Андрасты, с чего ты решил, что подобное может мне понравиться?
— Не тебе, капитан, — в красных глазах лейтенанта читался более чем прозрачный намёк. — Сделаешь своему магу подарок. Он у тебя такой холёный. Явно привык, чтобы его баловали.
— Знаешь, я убил рядового за подобные намёки.
— Он насмехался, а я завидую. И я не из тех, кто будет обсуждать это с кем-то кроме тебя. Так ставка принята?
— Да, — пока Каллен снимал плащ и регулировал крепления на щите, лейтенант заплёл свои золотисто-рыжие волосы в косу, чтобы они не мешали ему во время поединка. — Отрезал бы ты их, Максвелл.
— В роду Тревелиан всегда носили длинные волосы.
— Однажды ты из-за них лишишься головы.
— Все умирают, капитан, а в нашем случае мы уже наполовину мертвецы.
— Только наполовину? Да ты оптимист, — усмехнулся Резерфорд, обнажая меч. Ему нравилось участвовать в поединках с Тревелианом. Тот был всего лишь новобранцем, когда в мир явился Старший и совершил Великое Преображение. Он чуть не умер в темнице, до последнего не желая добровольно принимать красный лириум, но сдался, когда ему показали заражённых скверной сестёр. Максвелл не был предан Старшему, но он был предан лично Резерфорду, ведь тогда, после первого приёма лириума, именно Каллен взял под своё командование юношу, а затем помог ему найти тех, кто заразил его сестёр.
Клинки звонко столкнулись, и Каллен выбросил руку со щитом вперёд, собираясь ударить лейтенанта в грудь, но тот вовремя отскочил. Они закружили вокруг друг друга как хищные звери. В какой-то момент Резерфорд поймал себя на желании вцепиться зубами в бьющуюся венку на шее Максвелла, и прокусить её. С трудом, но ему удалось задвинуть кровавый порыв в тёмные глубины своей души. Удар, поворот, принять на щит, совершить обманный выпад… Каллен увидел шанс для быстрой победы. Он бросил щит и, схватив освободившейся рукой лейтенанта за косу, дёрнул, прижимая к его горлу меч.
— Моя победа.
— Как всегда великолепный бой, капитан, — Максвелл поморщился, когда, прежде чем отпустить его, Каллен ещё раз больно дёрнул его за волосы.
После поединка с лейтенантом, Резерфорд изрубил в крошево соломенное чучело и обтёрся снегом. В шатёр Дориана он пришёл только когда на небе зажглись звёзды.
— Разведчики доложили, что видели небольшую группу повстанцев в двух днях пути отсюда. Их вёл маг в тевинтерской робе, — Каллен положил на шкуры рядом с Павусом шкатулку с маслами. — Как я и предполагал, оставшись без возможности следить за нами с помощью амулета, предатель решил подобраться поближе.
— Значит, скоро встретимся.
— Ты не выглядишь довольным.
— Он был моим учителем. Заменил мне отца. Был отцом моего друга. Я не хочу видеть, как его будут пытать. И на его казнь смотреть не хочу.
— Тебя никто не заставляет.
Дориан горько засмеялся, покачав головой.
— Это было одним из условий, позволившим мне принять участие в этой операции, а то так бы и торчал до сих пор в библиотеке Башни и… Фаста васс!
— Башня? — Каллен нахмурился, а затем его озарило понимание. — Значит, женщины — не твоя специализация? Странные слова для одного из отцов будущих поколений.
— Это был не мой выбор. Меня должны были запереть в Подземельях и выращивать на мне лириум, потому что я оказался одним из тех максималистов, которые выступали против новоиспечённого бога и его режима. Вот только Старший решил провести вместо этого показательную казнь, но увидел меня и передумал. Ему понравились мои глаза. Он сказал, что желает, чтобы у его последователей были такие же. Знаешь, сколько у меня родилось детей? Триста девять. А сколько унаследовали мой цвет глаз? Сто восемь. Как думаешь, что сделали с «бракованным товаром»?
— Дориан, — Каллен протянул руку, пытаясь погладить мага, но тот хлёстко ударил его по ладони.
— Их пустили на удобрения для лириума! Лириум, вырастающий из младенцев, самый лучший! Знаешь, почему офицеры-храмовники так долго сохраняют человеческий вид? Просто вам поставляют самый лучший лириум! Лириум, выращенный из моих детей!
Резерфорд схватил Павуса за воротник туники и дёрнул его, прижимая к своей груди. Маг попытался вырваться и даже ударил храмовника молнией, но переполненное силой недавно принятого лириума тело справилось с последствиями быстро и он не ослабил хватку.
— Я подошёл к тебе, потому что думал, что демоны убьют тебя в моём сне, — прошептал Дориан, шумно выдыхая в шею Каллену. — Я хотел, чтобы ты умер.
— А я пошёл за тобой, потому что меня повело от твоего запаха. Такого чистого… Считай, квиты, — Каллен поцеловал мага в висок, успокаивающе поглаживая его по спине.
***********************
Столкновение с Герионом Алексиусом произошло через два дня. Рядом с предателем-магом Каллен заметил женщину-разбойницу, сбежавшую от них в прошлый раз. Их взгляды пересеклись, и храмовник был готов поклясться, что физически почувствовал её ненависть. Кем же для неё была убитая старуха? Подруга, родственница или возлюбленная? Уже не важно.
— Будьте готовы к тому, что предатель попытается использовать магию крови. Помните: у нас приказ схватить его живым. Тот, кто убьёт предателя, займёт его место на показательной казни, — Каллен построил свой отряд клином, на острие атаки поставив тех храмовников, которые недавно приняли лириум, а в центр поместил магов, обеспечив им дополнительную защиту. Павус всё рвался вперёд, и Каллену пришлось приставить к нему своего лейтенанта, чтобы тот не позволил альтусу совершить какую-нибудь глупость, поддавшись эмоциям.
Большинство повстанцев были бывшими фермерами и ремесленниками, поэтому не могли похвастаться хорошей военной выучкой. Храмовники буквально смели отряд Алексиуса. И Резерфорд сразу же заподозрил, что что-то не так. Да, предатель одержим жаждой мести, но он не дурак, и не ринулся бы в настолько бессмысленный бой, если бы у него не было припрятано какого-нибудь козыря. Поэтому Каллен старался не вступать в затяжные схватки с повстанцами, продвигаясь ближе к магу.
— Герион Алексиус, если вы сдадитесь, то вам позволят высказаться в свою защиту во время суда.
— Какое щедрое предложение, храмовник! — магистр засмеялся, срывая с шеи наливающийся светом амулет. — Воспользуйся им, когда предстанешь перед судом за дезертирство!
— Нет! — Дориан и не уследивший за ним Максвелл бросились к предателю. Альтус запустил молнией в амулет, а затем всё пропало во вспышке белого света.
— Я приказал тебе следить за ним! — прорычал Резерфорд, как только к нему вернулась способность видеть и слышать.
— Я и следил! — лейтенант стащил с головы шлем, оглядываясь. — Куда все делись?
Каллен тоже снял шлем. Они стояли на каменистом поле с чахлыми деревцами в отдалении. И здесь не было и намёка на их отряд.
— Если судить по всеми любимому нами разрыву в небе, то мы явно не в прошлом. Там небо было бы нормальным. Значит, будущее. Вот только непонятно, на какой срок нас закинуло, — Дориан улыбнулся. — Не волнуйтесь, я смогу вас защитить.
— Капитан, я ему сейчас врежу.
— Я тебе руку сломаю.
— Отлично! Разбирайся сам со своим психованным магистром!
— Я — альтус, — Павус приложил ко лбу ладонь, вглядываясь вдаль. — Нужно найти Алексиуса, если он ещё жив. Или хотя бы амулет.
— Дориан, просто объясни, что произошло.
— Мы с Алексиусом работали над разными забытыми аспектами магии. В том числе и над магией времени, способной забросить в прошлое или будущее. После заражения Феликса учитель пытался изменить прошлое, но амулет не переносил его дальше событий приведших к взрыву на Конклаве. И тогда он начал искать другие пути. Даже связался со Старшим, пока мы с Феликсом пытались вести партизанскую войну.… В общем, он сделал только хуже. Пытаясь спасти сына, он… изменил его. Феликс стал лишь бессловесной оболочкой себя, и я… Смерть для Феликса стала спасением. А Алексиус поклялся мне отомстить… Он воспользовался силой амулета и перебросил нас в будущее. Нам нужно найти амулет и вернуться назад.
— И где мы будем его искать?
— В Башне. Если Алексиуса схватили и казнили, то его вещи сейчас находятся в Хранилище.
— А если он сбежал? — Максвелл нахмурился.
— Будем искать. У нас всё равно нет другого выхода.
— А разве нельзя просто жить здесь?
— Каллен, объясни ты своему наивному лейтенанту, что вы сейчас дезертиры и никто не будет разбираться, по своей воле или из-за заклятий магистра. Вас просто казнят.
— Капитан?
— Дориан прав. Помнишь, как Стенли и Кевина опоили и ограбили гулящие девки? Они пропустили два дня службы и вернулись, как только пришли в себя, вот только им это не помогло. Их казнили как дезертиров.
— Трусики Андрасте! Ненавижу магию!
Каллен накинул свой плащ на плечи Дориану.
— Пошли.
— А твой лейтенант?
— Догонит. Сейчас ему нужно побыть одному, — Резерфорд поймал взгляд Павуса. Если у них ничего не получится с возвращением амулета, придётся оправить Дориана в какое-нибудь безопасное место. Вот только остались ли в этом загнившем мире безопасные места?
Глава №4
Доспехи со знаками отличия капитана и лейтенанта слишком бросались с глаза, поэтому Каллену и Максвеллу пришлось избавиться от них, продав за четверть их настоящей цены какому-то мутному типу в ближайшем городишке. Им удалось выяснить, какой сейчас год. Оказалось, что предатель забросил их в будущее на два года вперёд. Но, оглядываясь вокруг, Резерфорд отгонял от себя ощущение, что прошло как минимум лет двадцать — настолько всё пришло в запустение. Если раньше мир казался умирающим, то сейчас он уже был мёртв и просто догнивал в агонии. Треть встреченных ими людей и эльфов оказались одержимыми, а остальные демонстрировали разную степень заражения лириумом. Даже совсем маленькие дети. В такой обстановке чистая кожа и серые глаза Дориана привлекали излишнее внимание. Поэтому на деньги, вырученные от продажи доспехов, они купили альтусу плащ с капюшоном, полумаску орлейского аристократа и чёрные перчатки. Путь до Башни занял у них почти две недели, и Каллен смог сполна почувствовать разницу между лириумом, который давали офицерам, и который они смогли купить. Такой агонии после принятия лириума у него не было даже в самый первый раз. К тому же, постоянное чувство ярости и возбуждения изматывали не хуже, чем ломающая суставы боль по ночам. Теперь Резерфорд лучше понимал своих подчиненных, для которых каждое принятие лириума заканчивалось кровавыми драками или изнасилованиями. Ему приходилось прилагать вдвое больше усилий, чтобы держать себя в руках и следить при этом за Максвеллом, не оставляя того никогда наедине с Павусом. Хотя и казалось, что лейтенант себя контролирует, рисковать Каллен не хотел.
Они остановились на ночлег в таверне близ Башни. Цены здесь были запредельные, потому что эти места были чуть ли не единственные в новой Империи, где не было многочисленных разрывов, и лириум не рос из земли, отравляя всё вокруг. Зачастую здесь останавливались те, кто шёл в Башню с каким-либо прошением. Также здесь селились офицеры из храмовников и магистры из венатори, которым хотелось обыденных развлечений — таверна совмещала в себе ещё и бордель, где можно было снять на ночь любую служанку или слугу.
— Нам не попасть в Башню без разрешения, — Каллен методично ел мутную кашу. Они с Максвеллом заказали себе самую дешёвую еду, потому что всё равно не различали вкусов и к тому же так они смогли наскрести на нормальный обед для Павуса.
— Это через центральный вход, а есть ещё и служебный, — Дориан улыбнулся самыми кончиками губ и продемонстрировал храмовникам свою ладонь с унизанными перстнями пальцами. Дотрагиваясь до каждого из них, он пояснял. — Пропуск на первый ярус. Разрешение на посещение внутренних двориков. Пропуск в Библиотеку, а эти два — от Западного и Восточного крыла Хранилища.
— Они всё ещё действительны, ведь ты пропал для них на два года?
— Да хоть на сто. Их чаровал Мэддокс — личный помощник Самсона. По приказу Старшего. И они работают только на моей руке. Если их попытается надеть кто-то ещё, то он сожжёт себе руки.
— Сиськи Андрасты, кто ты такой?! — встрепенулся Максвелл, но сразу же вернул всё своё внимание каше под тяжёлым взглядом Каллена.
— Хорошо. Мы окажемся внутри. Есть идеи, как искать амулет?
— Рядом с ним время ощущается по-другому. Мы должны заметить.
— Плохой план. Слишком много зависит от удачи. Ведь нужно учитывать вариант, что амулет был уничтожен два года назад. Или его поместили не в Хранилище, а отдали для экспериментов венатори.
— Можно ещё попросить помощи у духов.
— Никакой магии крови.
— Я не собираюсь использовать магию крови, — Дориан фыркнул. — Магия крови — это прибежище слабых духом. То, что я планирую, всего лишь раздел подзабытой, а вовсе не запретной магии. Духи отличаются от демонов. Они помогают, а не искушают.
Каллен кивнул, всё ещё терзаясь сомнением. Для него разницы между духом и демоном не существовало. Они — мерзость. Они должны быть уничтожены. И если будет нужно, он использует на Дориане «святую кару» и убьёт духа раньше, чем тот попытается что-нибудь сделать его альтусу.
*******************
Дориан обожал принимать ванны и втирать в кожу ароматические масла. Две недели, пока они ночевали под открытым небом или в дешёвых забегаловках, он был лишён потворствования своим маленьким слабостям, но перед проникновением в Башню решил себя побаловать. Каллен не возражал, хотя ему и пришлось заложить из-за этого ростовщику свой кинжал. В конце концов, у него ещё оставались щит и меч. Он отправил Максвелла вниз, а сам встал у двери, подперев её спиной, посчитав, что просто закрыть замок недостаточно.
— Опять наблюдаем, Каллен.
— Тебе это нравится.
Дориан засмеялся. Закрыв глаза, он откинулся на бортик деревянной ванны. Пока он лежал, Резерфорд разглядывал его лицо. Не то чтобы он не успел его выучить до последней чёрточки… Просто ему действительно нравилось смотреть на Дориана.
— Знаешь, когда я служил храмовником в Редклифском Круге, то был влюблён в одну магессу. Может, ты слышал о ней — Серый страж Амелл.
— Героиня Ферелдена? А ты не ищешь лёгких путей.
— Когда я служил в Киркволле, то снова влюбился. В мага-отступника — Гаррета Хоука из рода Амеллов.
— Защитник Киркволла, — Дориан открыл глаза. — Почему ты мне это рассказываешь?
— Просто хотел узнать, род Павус случайно не родня Амеллов?
Альтус нахмурился, а затем в серых глазах промелькнуло искренне изумление.
— Знаешь, это самое запутанное признание, которое ты только мог сказать.
— Просто сейчас мы ещё можем сделать вид, что ты ничего не понял, а я просто рассказывал о своей жизни.
— Иди сюда.
Дориан встал в полный рост, и Каллен подал ему руку, помогая выбраться из ванны. Затем он взял полотенце и вытер Павуса.
— Пошли спать, капитан.
— Мы можем завтра умереть.
— Поэтому нужно набраться сил, чтобы шансы выжить были выше, — Дориан лукаво улыбнулся. — Сегодня в моём сне не будет демонов, и драться не придётся. Но я могу предложить кое-что поинтересней драки.
Они улеглись рядом на узкой кровати. Зрачки в серых глазах Дориана пульсировали в такт дыханию, а ещё он буквально мурлыкал заклинание, усыпляя.
— На этот раз без замка? — Резерфорд огляделся. Они оказались посередине лесной чащи в самый разгар летнего дня.
— Он мне приелся до оскомины, — на Дориане снова белые одежды и нет перстней, а его кожа как топлёные сливки. Маг отстёгивает перевязь с мечом от доспеха Каллена, пока храмовник возится с многочисленными ремешками на его мантии. Было бы намного быстрее, если бы они разделись сами, а не пытались раздеть друг друга, но на это просто не хватает силы воли. Во сне Резерфорд может себя не сдерживать. Здесь у него нет извращённых порывов причинить боль: укусить до крови или засунуть член в рот Павусу так, чтобы слёзы полились из серых глаз. Здесь он освобождён от лириумной ярости, и от этого каждое прикосновение к желанному телу прекрасней вдвойне. Он пропускает сквозь пальцы темные волосы. Гладит мускулистые плечи и спину. Павус тихо смеётся, запрокидывая голову, и Каллен целует его в шею, а затем проводит языком, упиваясь его вкусом и запахом. Во сне Дориан пахнет так же притягательно, как и в реальном мире.
— Голубые глаза тебе подходят больше, чем красные, — произносит альтус, обхватывая ладонями лицо Резерфорда. — Скажи, что завтра у нас всё получится.
— У нас всё получится, Дориан.
— Я тебе верю.
Каллен целует Павуса, мешая ему ещё что-то спросить. Слова только всё портят. Они могут проснуться в любой момент. Их даже может разбудить Максвелл, которому надоест торчать в обеденной комнате наедине с кружкой пива, вкуса которой он всё равно не чувствует. Поэтому Каллен целует и целует, касаясь своим языком языка Дориана и сжимая ладонями его ягодицы. В какой-то момент Павус отстраняется и толкает храмовника ладонями в грудь. Каллен падает, ожидая болезненного столкновения с землёй, но под спиной оказывается мягкая кровать с шёлковой простынёй.
— Мой сон — мои правила, — Дориан усаживается сверху, обхватив бёдра Резерфорда своими ногами. Они оба полностью обнажены, хотя Каллен точно помнит, что раздеться они так и не успели. Он решает, что у секса во сне есть много преимуществ. Когда Павус прижимает к губам храмовника свои пальцы, тот сразу берёт их в рот, посасывая. При этом он, не отрываясь, смотрит в глаза Дориану. Зрачки у мага расширены и в серых глубинах бушует желание. Каллен готов поклясться, что в его собственных глазах отражаются те же страсти. У Павуса тёмные ареолы сосков и Резерфорду хочется поласкать их языком, но его рот занят пальцами мага, поэтому он трогает затвердевшие горошины сосков ладонями. Он гладит Дориана по бокам, сжимает его бёдра до синяков и чувствует, что ему слишком мало. Ему нужно больше.
— Дориан…
— Знаю, — Павус щурится, растягивая себя влажными от слюны храмовника пальцами.
Каллен стонет, когда его член погружается в Дориана. Маг шумно выдыхает и начинает двигаться, опираясь ладонями о пресс Резерфорда. Храмовник пытается схватить Павуса за плечи и перевернуть, подминая под себя, но тот рычит и целует его, прокусывая нижнюю губу. Более чем непрозрачный намёк.
— В следующий раз будет по-моему, — обещает Каллен, слизывая свою кровь с губ Павуса. Внутри Дориана узко. Горячо. Можно только стонать от наслаждения. В его объятьях можно потерять себя. Резерфорд кричит, чувствуя, как Павус сжимается вокруг его члена. Его накрывает оргазм, и он кончает, просыпаясь. Всё тело гудит от пережитого удовольствия, а в штанах липко от спермы. Дориан лежит рядом на боку, положив руку под голову.
— Понравился сон, капитан?
— Более чем.
— Не стыдно?
— За что?
— За ночные поллюции, как у подростка.
— Смешно. Как будто у тебя не тоже самое.
— Кто знает, — Дориан улыбается, но на одно краткое мгновение Каллену чудится в его словах какая-то застаревшая горечь. — Иди, проверь как там твой лейтенант. Может, красные храмовники и не чувствуют вкуса, но напиваться всё равно умудряются, а с похмельем он нам завтра только мешать будет.
Резерфорд вытирается полотенцем под пристальным взглядом Дориана и старается при этом не покраснеть. Почти забытое, но такое приятно чувство смущения. Каллену казалось, что он уже на него не способен. Дориан как будто заново вдохнул в него жизнь. Склеил осколки, которые оставили после себя Амелл, Хоук и лириум.
Глава №5
На рассвете Дориан чертит мелом, взятым у дочки хозяина таверны, пентаграмму на полу их комнаты. Он зажигает в воздухе магические огоньки и читает заклинание. Когда рядом с Павусом материализуется серебристый полупрозрачный силуэт духа, Резерфорд обнажает меч, в любой момент ожидая, что дух попытается навредить его альтусу. Но тот лишь отвечает на вопросы тихим, шелестящим голосом, а затем исчезает. Храмовник всё ещё считает, что вызов духа был рискованной идеей, но зато теперь они знают, где находится нужный им амулет.
Они отправляются в Башню за час до полудня. Каллен сам выбрал это время суток. Оно самое удобное для нападения: ночной караул более бдительный, при свете дня никто не ждёт беды. Тем более что так они могут смешаться с толпой пришедших просить подачек дворян. Они проходят к Башне через неприметную калитку в саду, которая так сильно покрыта магической защитой, что у Резерфорда мурашки бегут по коже. Но Дориан касается её перстнем и калитка открывается. Это так легко, что у Каллена сердце сжимается от дурного предчувствия. Ему не терпится обнажить обмотанный в ткань меч, спрятанный под плащом, но они не просто так переоделись в лорда и прислугу. Поэтому ему остаётся лишь бессильно сжимать кулаки, сохраняя маскировку. Он опускает взгляд в пол, выказывая ложное смирение, когда они попадаются на глаза храмовникам. Пара из них — в лейтенантских доспехах — явно хотят развлечений. Один хватает Максвелла за косу, но второй отрицательно качает головой и восторженно присвистывает, снимая с Дориана маску.
— Я четвёртый сын тейна Марлиуса. И приехал сюда вместе со слугами, как почётный гость, — Павус пренебрежительно морщится, не выходя из роли. Маг явно пытается сохранить их инкогнито как можно дольше, ведь они не прошли и треть пути до Хранилища.
— Ты чище первого снега, сын тейна… Какая у твоего отца просьба к Совету? Я могу замолвить за тебя словечко, если ты будешь сговорчивым, — храмовник стягивает с руки латную перчатку, чтобы дотронуться до щеки Дориана. — Ты ведь понимаешь, о чём я?
— Лари, — второй рыцарь тянет друга в сторону.
— Квентин, от него же совсем не пахнет лириумом.… Не смей врать, что тебе это не нравится.
— И много ты знаешь людей с такой чистой кровью? — храмовник понижает голос, но Каллен всё равно его слышит. — У него серые глаза как у тех детей, что живут в Башне. Развлечения со слугами или мелкими лордами это одно, но если мы тронем одного из возможных «отцов», то наша смерть будет очень медленной. Помнишь, что случилось с Георгом, когда он попытался распустить руки с женщиной, которую Старший включил в список «матерей»?
Храмовник оглядывается на Павуса, и в его рубиново-красных глазах отчётливо видна борьба осторожности с похотью. Однако лейтенантами, даже в этом загнивающем мире, не назначают совсем уж идиотов. Поэтому осторожность побеждает, и храмовники не трогают Дориана. Они даже отпускают Максвелла, хотя одному из них явно понравились его рыжие волосы.
— Если в своём времени встречу этих идиотов, то поломаю им руки, — рычит Максвелл, перебрасывая косу через плечо. — А потом выбью зубы и заставлю…
— Тише. Нас могут услышать, — Дориан снова скрывает маской лицо и оставшийся путь до огромных двухстворчатых дверей, возле которых стоят магические стражи в виде каменных грифонов, готовых убить любого воришку, они доходят без происшествий. Павус мимоходом хлопает одну из оживших статуй по носу, и те лишь поворачивают каменные головы, пропуская их.
— Я думал, что в Хранилище никого не будет, — Каллен невольно хмурится, замечая возле одного из стеллажей женщину в чёрном платье с красными узорами.
— Оно не закрыто от посещений. Старший считает, что избранные должны иметь свободный доступ к научным исследованиям. Это нам на руку. В противном случае амулет был бы под такой защитой и охраной, что нам бы и армия не смогла помочь до него добраться.
Они проходят несколько залов, заполненных стеллажами с артефактами и книгами, пока не находят тот, на который указывал вызванный Дорианом дух. Павус берёт амулет и внимательно рассматривает его. По тому, как напрягаются его плечи, храмовник понимает, что что-то не так.
— Дориан?
— На нём сигнальные чары. Они ждали, что я приду за ним, — маг сжимает амулет в ладони. — Мне нужно время, чтобы отправить нас обратно.
— Значит, будем отбиваться или прятаться, — Каллен хватает Павуса под локоть и практически тащит за собой. — Колдуй.
В прорезях маски серые глаза кажутся более насыщенного цвета. Резерфорд вглядывается в зрачки мага, ища признаки паники, но Дориан спокоен. Он начинает творить заклинание, а Каллен и Максвелл достают мечи, потому что слышат приближающие шаги закованных в броню войнов.
— Дориан! — впереди красных храмовников выступает пожилой мужчина в тёмной мантии и с магическим посохом с рубином на вершине. Павус раздражённо дёргает плечом, продолжая скороговоркой произносить заклинание.
— Тебе не нужно возвращаться назад, сын мой. Старший, в милости своей, не винит тебя в побеге. Он даже согласен помиловать этих храмовников.… Не делай глупостей, сын.
Каллен кидает «иссушение» и заклинание мужчины рассеивается, так и не достигнув Дориана.
— Капитан Резерфорд, не так ли? Вы же понимаете, что вам незачем возвращаться. Вас не объявят дезертиром. Вам даже дадут повышение за возвращение Родоначальника, — мужчина улыбается, но взгляд у него такой, что можно порезаться.
— Я привык не доверять магистрам.
— Но моему сыну вы же поверили.
— А он не магистр, — Каллен улыбнулся. — Он альтус.
— Что ж, я давал вам шанс.… Не вини меня потом в их смерти, Дориан, — мужчина машет рукой, и храмовники обступают их полукругом, тесня к стене. Они не особо спешат нападать, уверенные, что добыча не скроется.
— Ты не сможешь завершить заклинание, сын.
— Ты всегда меня недооценивал, отец, — Дориан бросает амулет, но тот не падает, а зависает в воздухе. Свечение вокруг него усиливается, превращаясь в зелёный вихрь временного портала.
— Что? Как? — пожилой маг подаётся вперёд. — Я лично испортил амулет. Он не должен был сработать! Остановите их! Сейчас же!
Каллен скрещивает клинки с ближайшим храмовником, отступая. Лишь увидев, что Дориан шагнул внутрь, капитан полоснул клинком по лицу одного из особо настырных войнов и бросился к порталу. Толчок.… Перед глазами начинает темнеть. Краем ускользающего сознания он уловил боль в спине. Кто-то напоследок сумел его достать.